Яблочный аромат прошлого...

      - Сейчас, на ком-то из этих двоих, образуется дыра. - Джо встрепенулась, как будто ее застали за чем-то не совсем приличным и повернулась к Ландерсу, который с разбега плюхнулся рядом с ней на низкий диванчик, хитро улыбаясь и щуря один глаз.       - Что? Прости, я немного задумалась. - Улыбка стала ещё шире, от глаз побежали тонкие лучики морщинок, делая взгляд добрым и лукавым.       - Я заметил. Ты сверлишь их взглядом уже минут двадцать, так и дыру прожечь можно. У вас что-то произошло? - Взгляд мгновенно изменился, стал серьезным и внимательным, хоть на тонких губах продолжала блуждать лёгкая улыбка. Джо отвела взгляд от Тилля и Рихарда, беседующих на диване, и внимательно посмотрела на Пауля.       - У нас - это у кого? - Ландерс стойко выдержал ее взгляд и опять улыбнулся.       - У тебя и Рихарда, у тебя и Тилля - выбирай сама. Я знаю, что опять лезу не в свое дело, можешь не напоминать. - Злиться на этого человека было совершенно невозможно, его улыбка была абсолютно обезоруживающей.       - Все в абсолютном порядке. Я действительно задумалась. И случайно засмотрелась.       - И на кого же? - Лукавый прищур стал хитрющим, как у лисы, что учуяла добычу. Джо рассмеялась и щелкнула Пауля по носу.       - А это уже вопрос из категории "Не ваше дело", герр Ландерс.       - А может я завидую?       - Вот и завидуй молча.       Разговор и шуточный настрой Пауля немного отвлекли от навязчивых мыслей, но не смогли помочь выкинуть из головы недавнее откровение Рихарда.       Теперь она знала правду, но что делать с этой правдой не понимала. Сегодня она залипла на Тилля и Рихарда, пытаясь понять, что она чувствует к Линдеманну и как к нему относится. Эмоции были странными и противоречивыми.       Она смотрела на двух мужчин, которые так много для нее значили, и никак не могла понять, как выйти из сложившейся ситуации с наименьшими потерями, а лучше вообще без потерь. Ещё и вездесущий Ландерс со своей проницательностью и привычкой сунуть нос куда просят и не просят.       В затылке разгорался очажок боли. Пока он был маленьким, но уже доставлял дискомфорт, катаясь крошечным горячим шариком внутри головы, с каждой минутой увеличиваясь в размерах, набирая силу и нагреваясь все сильнее. Левый висок внезапно прострелило резкой болью, перед глазами заплясали разноцветные вспышки, и Джо поморщилась.       - Что с тобой? - Она уже почти ничего не видела от боли, но этот голос узнала бы в любом состоянии. Тихий баритон с характерным гортанным выговором, трудно было спутать с чьим-то еще.       - Все нормально. Просто внезапный приступ. Можешь принести мне воды?       - Приступ?       - Мигрень. Мне нужно принять лекарство и все нормализуется. - Линдеманн отошёл к бару, а Джо поискала глазами Рихарда. Не найдя Круспе в пределах видимости, впервые порадовалась его привычке не выпускать из рук сигарету и запрету курения в аэропортах.       - Держи. - От внимательного, пронзающего насквозь взгляда хотелось спрятаться, но девушка только кивнула в знак благодарности и достала из сумочки баночку с таблетками. Ей просто нужно успокоиться и привести в порядок расшатанные нервы. Скоро она будет дома, где сделать это проще всего. Берлин точно не способствовал ее душевному равновесию.       - Что ты принимаешь? - Тилль внимательно наблюдал, как она вытряхнула из баночки две капсулы и запила водой, а потом прижала холодную бутылку к виску, блаженно прикрыв глаза.       - Обычное сосудорасширяющее, никаких проблем при прохождении контроля, не волнуйся.       - Нам лететь десять часов. Ты точно в порядке? Может стоит обратиться к врачу, раз уж наш рейс все равно задерживают.       - Я точно в порядке, не нужно никаких врачей. И Рихарду ничего не говори, пожалуйста. - В голосе звенел металл, но встретившись взглядом с темными глазами, Тилль вздрогнул. "У меня болит голова. Вот здесь" - И умоляющий взгляд таких же темных глаз, в котором сквозила боль вперемешку с ураганом других эмоций. Он вытащил бутылку из рук Джо и сделал глоток обжигающе-холодной воды, пытаясь прогнать странное наваждение.       Весь перелет он не сводил с нее глаз, борясь с желанием взять в руки маленькую ладошку и согреть ее своим теплом, злясь на себя за это. Ей и правда стало лучше, но странный приступ будто бы высосал из нее все силы. Она куталась в плед и объятия Рихарда, и к желанию подержать ее за руку добавилось ещё одно, абсолютно абсурдное - пересадить Круспе в другой ряд, или другой салон, а лучше на другой самолет.       Он не может, он не имеет права бороться за ее внимание с лучшим другом, которого чуть не потерял однажды. Между ними не может быть никаких недомолвок, между ними не может больше встать ничего: ни деньги, ни популярность, ни борьба за лидерство, ни, тем более, женщина.       Она пробуждала в нем странные чувства. Эмоции, которые он много лет прятал внутри себя, не давая им ни единого шанса на существование. Эти чувства были подобны семенам, что долгое время пролежали в бумажном конверте и высохли настолько, что вряд ли имели возможность прорасти. Но сила жизни, заключённая внутри, оказалась мощнее человеческих усилий, направленных на уничтожение. Тонкая ладонь вытряхнула семена и щедро полив живительной влагой, направила их под теплые солнечные лучи. Это было удивительно, но абсолютно высохшая и безжизненная оболочка внезапно треснула, явив взору хрупкий росток. Он был еле заметным и очень слабым, он мог погибнуть от любого неосторожного движения, но изящные ладони прикрывали его собой, давая шанс на жизнь.       Линдеманн повернул голову, наблюдая, как Рихард плотнее укутывает Джо в плед и удобнее устраивает ее голову на своем плече, откидывая от лица вьющуюся прядь волос, и осторожно целует в висок. Поморщившись, как от зубной боли, Тилль достал из рюкзака блокнот и карандаш. Он бездумно листал страницы, пока взгляд не зацепился за недописанную песню.       Текст состоял из обрывков, которые ещё предстояло собрать в цельное полотно, но уже нравился ему, хоть для цельности явно чего-то не хватало. Он несколько раз перечитал строки, произнося их про себя, пропуская сквозь сознание и пытаясь считать собственные эмоции.       Liebe ist für alle da...       Линдеманн вспомнил ночь, когда они с Джо оказались изолированные в доме из-за нешуточно разыгравшейся грозы. Ее чем-то зацепил этот текст, хоть она и видела смысл немного иначе, чем он.       Liebe ist für alle da...       Когда он начинал писать, ему казалось, что он точно знает, о чем будет новая песня, а потом засомневался и сомневался до сих пор. Чего-то точно не хватает.       Liebe ist für alle da...       Не хватает его сущности, чего-то очень правдивого и личного. Искренности на грани откровения. Линдеманн ещё раз посмотрел на Джо, что крепко спала, пригревшись в объятиях Рихарда. И на Круспе, что тихо переговаривался с Паулем, не выпуская из рук хрупкую женскую ладонь.       Liebe ist für alle da...       Строчки, будто сами по себе начали выстраиваться в стройные столбики, образуя цельный текст, раскрывая смысл и окрашиваясь эмоциями. Боясь потерять тонкую нить понимания, Тилль быстро переписал на чистый листок то, что подкинули ему подсознание. Перечитал и довольно улыбнулся. Именно так. Это было то, что нужно. Не хватало только финального аккорда. Он бросил беглый взгляд на спящую девушку и дописал последнюю строку в припев.       Liebe ist für alle da       Nicht für mich...       Джо закрыла окно, из которого ее обдувало холодным ветром и поставила на подоконник цветочный горшок. Растение представляло собой печальное зрелище: из грунта торчало два одеревеневших и абсолютно высохших ростка без единого листочка. Когда-то это была пальма, которую очень любил Джон, но после его смерти растение засохло и много лет не подавало признаков жизни. Было понятно, что вряд ли вазон порадует когда-нибудь сочной зеленью, но выбросить его на помойку просто не поднималась рука. Джо исправно поливала пальму, просто по привычке.       Вернувшись на свое рабочее место, накинула на плечи куртку. Начало лета ознаменовалось резким похолоданием и затяжными дождями. Такие перепады погоды всегда означали ухудшение самочувствия, головные боли и слабость. А ещё желание закрыться в доме, разжечь камин и отключить телефон, что было для нее непозволительной роскошью, особенно теперь.       Разозлившись на себя за то, что добавила себе же проблем, в виде двух незапланированных концертов, Джо открыла ноутбук и найдя нужное хранилище файлов, ввела пароль. За доступ к этому сайту, любой фанат Раммштайн продал бы душу дьяволу.       Линдеманн был человеком слова и после sold out в Мэдисон, менеджмент группы предоставил ей доступ ко всем архивным записям и фото. Информации была просто прорва, а вот со структурностью хранения наблюдались проблемы. Чтобы нарыть нужное, приходилось перелопачивать тысячи гигабайтов. Некоторые записи были совсем старыми, их ещё предстояло привести в нормальное состояние, но этим уже будут заниматься другие люди. Ее задача, вычленить из вороха файлов записи о первом туре Раммштайн в Америке.       Джо просиживала над ноутбуком ночи напролет, посвящая этому занятию каждую свободную минуту, но эта работа нисколько не утомляла и не напрягала, хоть музыканты уже начали ей сниться в короткие мгновения отдыха.       Смотреть старые записи и не улыбаться, было просто невозможно. Ещё совсем юные, но уже уверенные в том, что делают. Где-то испуганные, где-то немного нелепые, для современного взгляда, но в каждом из них скользила нерушимая уверенность - у них все получится. И у них получилось. Хотя, чем пришлось пожертвовать и насколько тернистым был этот путь, знали только они сами.       Подумав о жертвах, положенных на алтарь славы, Джо поморщилась, чувствуя в затылке разгоняющуюся тупую боль. Она открыла ящик стола и достала пузырек с таблетками.       - Опять мигрень?       - Опять мигрень. Тебя стучаться не учили? - Тилль постучал костяшками о створку двери и без приглашения зашёл в кабинет.       - Так лучше? - Ощущение было такое, что он постучал ей по голове. Проглотив таблетки, она подняла глаза, пытаясь угадать, что ждать от такого неожиданного визита. Линдеманн не обременял себя объяснениями, прошёлся по кабинету и выглянул в окно, а потом посмотрел на нее, устроившись на широком подоконнике.       - Чем обязана?       - Ты невероятно гостеприимна, но я спишу твое настроение на головную боль. Вообще-то, я по делу. Техники сейчас осмотрят зал и вынесут вердикт, а я решил пока тебя проведать.       - Какие техники? Какой зал? - Тилль потянул на себя оконную створку, впуская в помещение прохладный воздух и шум машин.       - Недостаток кислорода негативно сказывается на мозговой деятельности. Наши техники осмотрят зал твоего клуба. Мы должны тебе концерт. Забыла? Мне нужно понимать, сколько и какой техники мы сможем установить. Делать из твоего клуба пылающий факел мне не хотелось бы. Место хорошее, если не брать во внимание гостеприимство хозяйки.       "Я хочу, чтобы когда-нибудь здесь отгремело огненное шоу Раммштайн" - пронеслось в голове. Оказывается, мечты сбываются, даже самые смелые и невероятные. В груди внезапно защемило, висок опять прострелило резкой болью, а глаза предательски защипало. Джо откинула голову на подголовник кресла, пытаясь совладать с эмоциями и не выпустить рвущиеся наружу слезы. Почему-то, осознание реальности происходящего пришло к ней только теперь.       - Ты хочешь установить здесь пиротехнику? - Голос дрогнул, она задала вопрос, продолжая любоваться потолком своего кабинета, боясь посмотреть на Линдеманна, который застыл у окна, не понимая, что происходит.       - А ты хочешь, чтобы я спел три песни под гитару, сидя на стульчике? Извини, формат не наш. А что это за чудо ботаники у тебя? - Джо отвлеклась от созерцания потолка и наконец посмотрела на Тилля, который рассматривал засохшую пальму.       - Осталась от предыдущего хозяина. Я думала, что ее можно спасти, но, судя по всему, придется нести на помойку.       - Не торопись с помойкой. Кажется, тут пробивается листок.       - Не может быть.       - Посмотри сама. - Она подошла к окну и взяла в руки горшок. Тилль был прав. На одном из задеревеневших ростков, у самого основания, проклюнулась небольшая почка, что уже дала микроскопическую трещинку, обозначив светло-салатовым оттенком будущую жизнь.       В это трудно было поверить. Очевидно, растение не умерло, а дремало все это время, находясь в каком-то застывшем состоянии. "Он будто застыл тогда. А сейчас, познакомившись с тобой, словно опять разрешил себе чувствовать" - Голос Рихарда так ясно прозвучал в голове, будто он находился в этом кабинете. Головная боль прошла так же внезапно, как и появилась, а вот чувство дезориентации усилилось в разы.       - У меня есть для тебя сюрприз. - Тилль порылся в кармане и протянул ключи на автомобильном брелоке. - Твой конь исцелен и вполне готов к поездкам. Прокатишь меня по Нью Йорку?       Когда они закончили с техниками и смогли покинуть клуб, солнце давно скрылось за океаном. Было прохладно, но чистое небо усеянное яркими звёздами и потеплевший ветер обещали очередное изменение погоды, в этот раз в лучшую сторону. Джо погладила крыло Мустанга, все ещё не веря, что машину смогли восстановить, после таких значительных повреждений.       - Ну привет...       Тилль стоял в стороне, давая ей возможность выдохнуть и откровенно любуясь ею. За такую улыбку, он готов был сам работать в мастерской, собирая по винтикам ее машину.       Город сверкал миллионами огней, открывая двери в ночную жизнь. Они проехали центр почти беспрепятственно, в это время суток магистрали были относительно свободными. Минуя Манхэттен, Джо вырулила к Бруклинскому мосту и припарковалась.       - Прогуляемся?       - Почему здесь?       - Мне нравится это место и отсюда отличный вид. - Тиллю было плевать на все мосты и виды, что с них открываются. Ему было просто интересно, куда она его повезет. Обычно, люди хотели показать то место, которое было дорого им самим, по той, или иной причине. Какое значение имел Бруклинский мост для Джо, он пока не понимал, но она привезла его именно сюда.       Вообще, она совсем не подходила этому городу и казалась в нем инородным телом. Как растение, что пересадили в неподходящее место, от чего оно начало медленно, но верно чахнуть и сохнуть, совсем как то недоразумение в горшке в ее кабинете.       В Берлине она становилась совсем другой. Иногда хмурой, задумчивой и меланхоличной, но при этом очень гармоничной, как будто была немкой от рождения. Она красиво и правильно вписывалась в городской пейзаж, как будто именно там ее место, как будто она вынужденно покинула его, а теперь никак не может вернуться.       - Ты всегда жила здесь? - Они остановились на смотровой площадке. Джо закурила, задумчиво глядя в темную воду, где отражались огни города. Она всегда приходила сюда, когда чувствовала себя потеряно или одиноко. Она всегда ощущала здесь присутствие Джона и его поддержку. Могла мысленно разговаривать с ним или просто молчать, высматривая среди ярких огней хитрый прищур чуть раскосых глаз. А сегодня ей захотелось привезти сюда Тилля. И она сама не понимала почему.       - Не всегда, я живу здесь последние десять лет. - Она могла соврать, он все равно не узнал бы правду. Даже Рихард никогда не заморачивался вопросом - американка она или нет. Она могла соврать, но не стала этого делать, вдруг устав от бесконечной паутины лжи, которая оплетала ее мощным коконом. Если Тилль начнет расспрашивать, она просто свернёт с темы, но врать не станет. Но Тилль не стал расспрашивать. Он подошёл совсем близко и стал рядом, касаясь своим плечом ее плеча.       - Ты не любишь этот город. - Он не спросил, а просто констатировал факт. Тиллю Линдеманну сложно было отказать в проницательности. - Почему ты не уедешь?       - Куда? - Последняя фраза выбила не только землю из-под ног, но и остатки воздуха из легких.       - Не знаю. Туда, где тебе будет хорошо.       - С чего ты взял, что мне здесь плохо? Здесь мой дом, о котором я долго мечтала, работа, которая мне очень нравится, клуб, за существование которого я боролась и победила...       - И все равно ты его не любишь. В этом городе нет твоей души, а в тебе нет его. Нельзя жить с нелюбимым, будь то город или человек. Рано или поздно это высосет тебя до капли и прожжет огромную дыру, вот здесь. - Он мягко прикоснулся к левой стороне ее груди, где отчаянно трепыхалось сердце, будто напуганное такой перспективой, пыталось вырваться на свободу. Он едва прикоснулся и тут же убрал руку, опять обращая свой взгляд на мерцающий огнями город.       - По себе знаешь?       - Конечно. Разве можно всерьез говорить о том, чего не испытал сам? - Ее сердце на мгновение остановилось, а потом ухнуло вниз, перекрывая доступ к кислороду и стуча тупой болью в висок.       Джо опять закурила, пытаясь собрать мысли воедино. Она не может его жалеть. Жалость - это последняя эмоция, которую может вызывать такой мужчина, как Тилль Линдеманн. Но жалость, а точнее сожаление и острое чувство вины уже поселилось в ней. Найдя благодатную почву, оно разросталось внутри, как паразитирующий сорняк, попавший в плодородный грунт.       Нельзя. Нужно было срочно избавляться от этого чувства, но она не знала как. За ее спиной будто стоял призрак, мертвец из прошлого, который обдавал ее холодным смрадным дыханием и нашептывал, что это ее вина. Что это она виновата в том, что он жил с нелюбимыми женщинами, в нелюбимых городах и странах. И в конце концов в его груди образовалась та выжженная дыра, о которой он говорит. Голос призрака становился все громче и громче, заглушая голос разума и здравого смысла.       - А может так лучше? Ты не думал о том, что так проще жить? Это случится один раз, но принесет облегчение на всю оставшуюся жизнь. Тилль, город - это просто город, место жительства. Тут не может быть души, сердца или чего-то подобного. Ты сам живёшь везде и нигде. Разве это имеет какое-то значение? - Она отчаянно хваталась за эту мысль, как за спасительную соломинку, чтобы окончательно не погрязнуть в своей жалости и не вывалить на него правду. Тилль закурил и посмотрел на нее с таким сожалением, что хотелось заплакать, спрятавшись у него на груди. Когда-нибудь ее убьет не то, о чем он говорит, ее убьет от противоречий, которые он вызывает в ней.       - Проще - не всегда лучше.       - Кому как. Иногда лучше не усложнять.       - Почему этот мост? Почему ты привезла меня именно сюда? - Она смогла. Она выбралась из трясины глупой жалости на относительно безопасную поверхность. Она смогла заменить чувство сожаления на привычное раздражение от того, что он насильно вторгается в ее личное пространство, которое она много лет оберегала от чужаков.       - Это важное место для меня. Может здесь нет моей души, но здесь я попрощалась навсегда с очень близким человеком. Ты видел множество городов и стран, тебя трудно чем-то удивить. Поэтому я привезла тебя в то место, которое дорого для меня. Таких мест не много, на самом деле. Только конкретный город не имеет к этому никакого значения.       - Прости. Я не хотел тебя задеть.       - Да ладно.       - Не сейчас. И не этим. То, что я говорил, я говорил серьезно, правда. - Вдруг стало легко. Закончился сложный день, отпуская напряжённость и усталость. Хорошо вот так просто стоять на мосту с другим человеком, рассматривая мерцающие на водной глади огоньки. Чувствовать его тепло и прикосновение его плеча.       - Я так и не поблагодарила тебя за машину. Спасибо, что спас то, что дорого для меня.       - Ты тоже спасла то, что дорого для меня и я сейчас не только о грешной тушке Рихарда.       - О чем ты...       - Я дописал ту песню.       - Дашь посмотреть? - Она вдруг забыла все их тяжёлые и сложные разговоры. Его лирика всегда занимала особое место в ее жизни, даже после всего, даже сейчас. А эта песня стояла обособленно и в последнее время прочно поселилась в ее голове. Тилль достал из сумки блокнот и пролистнув до нужной страницы, протянул ей.       Он видел, как ее глаза бегают по строчкам, будто пытаясь впитать текст и таким образом понять смысл, но не тот, что выдавал ее мозг, а тот который закладывал в слова он. Он наблюдал, как она то хмурится, то улыбается, то покусывает нижнюю губу, в очередной раз перечитывая его стихи. В конце концов она выдохнула и посмотрела на него.       - Не нравится? - Внутри вдруг кольнуло. Впервые за долгое время, ему было важно мнение о его лирике постороннего человека. Причем важно настолько, что он затаил дыхание, ожидая ее вердикта. Она отрицательно покачала головой, и его сердце почему-то ухнуло вниз.       - Нравится, не нравится - это совсем не то. Ты умеешь проникать словами под кожу. - Он понимал, о чем она говорит. Он думал примерно так же. Сердце - чересчур маленький орган для чего-то глобального. Душа - вообще абстрактное понятие. Именно кожа наиболее чувствительный человеческий орган и самый большой, насколько он помнил из уроков биологии. Именно определение "проникать под кожу", означало наивысшую степень близости. - Но здесь... Тилль, это неправильно, ты ошибаешься.       - Ошибаюсь?       - У тебя есть ручка? - Он протянул ей карандаш и спокойно закурил, наблюдая, как Джо, морща лоб, что-то черкает в его блокноте. Любой другой человек, за такие штучки, уже был бы подвергнут долгой и мучительной казни. А она вызывала только волну восхищения и совсем немножко умиления.       - Решать тебе, конечно. Но я думаю, так будет правильнее. - Она отдала ему блокнот, сжимая его ладонь своими ладонями и не отводя внимательного взгляда.       - Я посмотрю? - Она кивнула и отвернулась к перилам, напустив на себя видимость абсолютного безразличия. Тилль открыл блокнот. Она изменила только одну строчку. Точнее, даже не строчку. Она изменила всего одно слово, поменяв при этом весь смысл. Так будет правильно. Линдеманн посмотрел в узкую спину, обтянутую кожаной курткой, и опять перевел взгляд на открытую страницу.       Она изменила последнюю строчку припева, над которой он так долго мучился. Она зачеркнула фразу "Nicht für mich" и красивым ровным почерком написала вместо нее "Auch für mich"...