На снимках в движении

. Нога в сеточном чулке появляется в номере неожиданно. Сначала кто-то открывает дверь картой — заранее стыренной, судя по всему — затем дверь приоткрывается, и в узкий проём заглядывает нога — длинная и стройная, обтянутая маняще сеткой и завлекающе изогнутая. — Да это я, пацаны, не ссыте, — успокаивает Арсений, появившись в дверях следом за ногой. Он проходит в номер, встаёт на ковролин посреди комнаты — на правой ноге штанина закатана до упора, являя миру сеточное бесстыдство. Левая остаётся в приличии, прикрытая и в белом тапочке. — Ну чё, как вам? Только честно скажите, по-братски, по-мужски. Дима интеллигентно отпивает из чашки кофе. Шаст, так и застывший с печеньем у рта, этот самый рот никак не может закрыть. Немая сцена с излюбленным сюжетом — Арсений выдал фееричный перфоманс, а ребята внемлют и мысленно вызывают скорую. — Каков хохмач, — Дима подаёт голос первый и отставляет чашку на стол. — Чего только ни придумается в твоей удивительной голове. Арсению, видимо, не по душе такая сдержанность. Он требует больше внимания, оваций и вожделения, а потому подходит ближе и резким выпадом ставит ногу на столик, прям среди блюдец и корзинки с чайными пакетиками, заставив Шаста испуганно вздрогнуть. — Ну что это за выкрутасы, мы же чай тут пьём, — с досадой причитает Дима, отодвигая от дерзкой ноги посуду и кулёк с печеньем. Антон смотрит на ногу так, будто она перетянута проводами и на дисплее выдаёт обратный отсчёт до взрыва. — Скажите, что вы оба думаете, — просит Арс настойчиво, и он, конечно, бесподобен и восхитителен до головокружения, но дразнить его нравится до задорной щекотки в рёбрах. Дима вступает в игру первый — Антон обалдело наблюдает, прикрыв наконец-то рот. — Арсюх, ну ножку в сеточку любой дурак может сунуть, — Дима кладёт на скандальную ногу руку, оглаживает лодыжку и обводит пальцем переплетение нитей. — А слабо вот в весь наряд такой задорный облачиться? Прям чтобы все положенные приблуды присутствовали? Антон нервно сглатывает и таращится на Поза в немом ужасе. Арс надменно усмехается. — Брать на слабо? Кого, Дим, меня? — он убирает ногу со стола и с вызовом ставит её на Димино колено. — Ты серьёзно? — Ну откуда вообще нам знать, как оно всё на тебе будет смотреться? — Дима сохраняет невозмутимость и ведёт рукой вдоль бедра, заставляя Арса чуть прогнуться в спине. — Может, оно и не пойдёт тебе, будем с Шастом смотреть на тебя в кружевных трусиках и помирать со смеху. Антон хрюкает, поддерживая Димины слова и готовность погибать хохоча. Арсений оглядывает их обоих с подозрительным прищуром, с хмыканьем опускает ногу на пол и отступает назад с загадочной и не предвещающей ничего святого ухмылкой. — Я наряжусь, — обещает он грозно, натягивая штанину обратно. — И мне охуеть как это всё пойдёт. Дима одобрительно кивает, мол, как скажешь, удачи тебе, заходи к нам ещё. Арсений поправляет рваным жестом разлохмаченную чёлку, оставляет на тумбочке спизженную карточку и с важным видом выходит из номера, драматично стукнув дверью. В повисшей тишине судорожный выдох выходит особенно громким. — Пиздец, — Антон вновь обретает способность складывать слова и с хрустом кусает печенье. — У меня как будто что-то лопнуло в голове сейчас. Арс вообще был здесь, или мне померещилось? — Тебе прям зашло, да? — Дима довольно улыбается и откидывается на спинку кресла, сложив на затылке руки. — Ты ебанулся его провоцировать? Он же пизданутый и реально ведь вырядится в кружева и корсет, ты соображаешь? — Не очень, если честно, — Дима мотает головой, глядя на расползающиеся по потолку тени. — Я в ахуе, просто мастерски это скрываю. — Пиздец, — повторяет Антон, прячет горячее лицо и выдыхает в ладони. Расставляет пальцы, смотря на Диму сквозь них. — И что мы с ним будем делать? Дима затейливо смеётся и постукивает пальцами по подлокотнику. Смотрит на Шаста искоса — хитро и заговорщицки. — Ну я пару сценариев могу тебе накинуть, но тебе сейчас и без этого тяжело. Шаст фыркает что-то ругательное, лыбится и шарит в карманах в поисках зажигалки — курить, срочно, курить и вздыхать обречённо в небеса. Вечер заканчивается томно и без происшествий. Они сменяют города, отыгрывают концерты и вид, что нога в сеточном чулке никогда не случалась. Дима с Антоном не вспоминают это между собой и не подцепляют Арса, живут себе и хохочут, гастроли проходят без неловкостей и постоянного нервного ожидания провокационной ноги, выглядывающей из-за угла. В конце концов, они занятые и творческие люди, оно или вообще не случится до приезда в Москву, или же Арс решит устроить им незабываемую поездку в поезде — Дима лишь раз невзначай представляет обтянутую чулком ногу, дерзко поставленную на заваленный колбасой и дошираком стол, тихо смеётся и затягивается сигаретой, не объясняя ничего озадаченному Шасту. Одно можно сказать с уверенностью — Арс точно не сольётся с темы, не забудет об обещании и не даст никому спокойно жить. Гром грянул ночью — в гостинице последнего города из их гастрольного списка. Дверь распахнулась театрально, и в номер вошёл Арсений в белом банном халате. Заперся, прошёлся как по подиуму и встал в центре комнаты в интригующей тишине. Сцена вырисовалась загадочная: Дима и Антон откладывают свои телефоны в сторону, вежливо молчат и смотрят в предвкушении на белоснежную махровость. Арс обходится без вступительной речи, развязывает рывком пояс и распахивает халат, скидывает его с себя без малейшего стеснения и пинает за ненадобностью в сторону. Встаёт в модельную стойку — нога за ногу, рука на бедре, вздёрнутый в гордом самолюбовании подбородок — вдыхает шумно через нос и ждёт. Гадёныш не врал, когда говорил, что наряд ему пойдёт: и натянутые до бедра сетчатые чулки с кружевной каймой, ремешками с зажимами подцепленные к такому же ажурному поясу, и паутинные узоры чёрного белья, и едва прикрывающий грудь корсет с задорными бантиками и оборками, над которыми созвездиями рассыпаются родинки, и изящный чокер, тончайшими цепочками спускающийся к ключицам. Одуряющий контраст чёрного кружева и фарфоровой кожи, распаляющее молчание и то, как Арс себя подаёт — непристойно и величественно одновременно. Крышесносный, роскошный, невыносимый. — Можете не пытаться ёрничать, я по вашим лицам, — Арс усмехается, поддевая пальцем ремешок, — и не только лицам пойму, что вам нравится. Дима вжимает пальцы в подлокотник, невольно облизав губы. Шаст свои уже все искусал, въедаясь взглядом в ажур и расставляя шире ноги в мешковатых штанах. Много матерных вещей хочется рассказать Арсению, а ещё хочется прижать его к стене и заценить, как высоко он задерёт ногу, выгибаясь и подставляясь под беспорядочные касания. Пиздец, сигналит в их головах одновременно, неслыханный и беспощадный пиздец. Арс, не дожидаясь их комментариев, садится на кровать, кладёт ногу на ногу и откидывается призывно назад, красуясь и завлекая. Каждое его движение рисуется под непрерывным прицелом двух пар темнеющих глаз. — Мысли? — спрашивает он, выжидающе покачивая задранной ногой. Дима и Антон секундно переглядываются. Встают одновременно с кресел, подходят к кровати и, пресекая ужимки и возможные акробатические трюки, валят Арса на матрас, синхронно над ним нависая. — Арс, ты пиздец, — выдыхает Антон ему в шею, подхватывая под колено и прижимая к себе обтянутую чулком ногу. — Ты разъёб, Арсюш, — вторит ему Дима, пробираясь рукой под кружевной пояс и оглаживая раскалившуюся кожу. — Не щадишь нас совсем, чертёнка ты кусок. Арс хочет прицепиться и выяснить, вежливое или грубое это обращение, чертёнок ли он всё-таки или кусок, но Дима обрывает его на полуслове и затыкает рот поцелуем, спуская руку на внутреннюю сторону бедра и разводя шире ноги. Антон соскальзывает ладонью под корсет и прихватывает зубами чокер — не оставил без внимания цацку с висюльками, кто бы сомневался. — Мужики, вы только аккуратнее, — просит их между поцелуями Арс — смотрит на обоих укоризненно своей сумасшедшей синевой. — Трусы красивущие, не порвите. — Не обещаем, — хором отвечают Антон и Дима, разгоняя мурашки синхроном и безостановочностью прикосновений. Арс с хохотком откидывает голову на подушки и закрывает глаза. Изгибается нетерпеливо и ловит в раскрытый рот язык, стонет приглушённо, плавясь в жаре двух тел и срывая с ладоней ожоги везде и сразу. Ночь начинается со всполоха — а за ней срыв за край без тормозов. .