На снимках в движении

Арс бросает случайный взгляд в окно. Застывает, заметив движение, моргает и ахает в неверии. — Охренеть. Дима, замерший напротив, вопросительно вскидывает бровь. Арсений многозначительно поднимает указательный палец и мчит в прихожую. — Побудь здесь, а я быстро проверю, не сошёл ли я с ума. Дима всё ещё заинтригованно молчит. Арсений спешно натягивает шлёпки и вылетает из номера. Бежать недолго — первый этаж, шаги эхом по сине-белому кафельному полу, цветущие клумбы у ступенек — и вот Арс уже стоит перед утопающим в зелени корпусом отеля. Дима в восторге с этих домиков: белоснежные двухэтажные коттеджики разбросаны по территории и обрастают плющом, тихие и уютные, в тенистых двориках заливаются птицы, на маленьких скамейках для двоих постоянно валяются упавшие шишки, и каждый вдох пьянит — цветами и морем. Арс оглядывается и довольно хмыкает, заприметив в траве застывший клетчатый панцирь. Подходит ближе, нагибается и оглаживает шершавый панцирь приветственно, берёт в руки и осторожно приподнимает моментально спрятавшую голову и конечности черепаху над землёй. Дима выходит на балкон — в своей полурасстёгнутой белой рубашке на фоне белой штукатурки, опирается сложенными руками на шоколадные перила и наблюдает за чудом природы — черепашку разглядывает тоже. — Ну и как, ты сошёл с ума? — Ну ты же её тоже видишь? — Арсу очень хочется потрогать черепашье пузо, но он боится не удержать её одной рукой. Черепаха сменяет ступор на ленивое негодование — высовывает из-под панциря лапы и шевелит ими в стороны, будто пытается плыть по воздуху. Или ворчливо толкнуться. — Стрессует, — вздыхает Арсений сочувственно. — Думает, что её схватила какая-то птица и сейчас унесёт к себе в гнездо. — Или мартышка, — улыбается Дима, закуривая. Выдыхает дым — изящный шлейф, тянущийся на фоне сиреневых цветков вьюнка, рисуется в особый вид эстетики. — Которая ускачет на дерево и будет долбить панцирь об ствол, как кокос. Арс никуда ускакивать не собирается. Наоборот так и стоит неподвижно, согнувшись с черепашкой в руках, восхищённый тем, что ему вновь просто так попалась какая-то животинка — просто глянул человек под разговор в окошко, а там черепашка ползёт по своим делам. — Как назовём её? — спрашивает Дима. Арс наклоняется и задумчиво заглядывает в черепашью морду. — Валентин. — А если это дама? Арс хмурится и оглядывает черепаху с другой стороны. Естественно, ему совершенно ни о чём не говорят дёрнувшиеся ноги и заострённый хвост. — Тогда пусть будет Валюха, кто бы это ни был, — решает он. — Нейтрально, чтобы без обид, — он улыбается, когда когтистая лапка мажет по воздуху, будто отмахиваясь в небрежном согласии. — Валю-ю-юха, на корпорат приползёшь сегодня? Черепаха вновь прячет голову в панцирь. У неё, судя по всему, планы совсем противоположные — скроется от шума и песен в кусты и будет дремать подальше от всяких любопытных Арсюш. — Ну всё, верни Валюху на бренную землю, — велит Дима, который, не дождавшись просьбы Арса, нащёлкал фоток на телефон. Арс опускает черепаху на траву. Достаёт теперь свой телефон из кармана шорт, фотографирует черепаху со всех сторон, играется и трогает пальцем лапы, чтобы та втягивала их под панцирь. Подставляет ей под рот листочек — черепаха листочек не ест и ползёт от него прочь, и если бы она умела устало вздыхать, она сделала бы это оглушительно. Это всё череда удивительного — черепашка, гнездо с взъерошенными и писклявыми птенцами по дороге к корпусу, их поездка в Турцию в целом. Арсения с Димой, уже не раз блиставших в качестве ведущих на различных мероприятиях, позвали провести корпоратив фирмы, всем составом прилетевшей праздновать своё десятилетие у моря среди пальм. Даты через менеджера утверждались ночью на перроне перед поездом — как раз застали их в дороге — и вот они вдвоём накидали в толком не разобранные чемоданы маек и шорт и сорвались прямиком из дождливой Москвы, едва они своей четвёркой откатали гастрольный тур. Есть один важный момент, который Арсений постоянно крутит в голове — перед поездкой они с Позовым поцеловались. Вышло случайно — на самом деле ни черта подобного, всё к этому зрело, катилось и мчалось — и в одном из гастрольных городов накрыло обоих, в вечер, когда в гостинице не сиделось, а в безлюдном сквере горели ажурные фонари, в чёрном небе проглядывались звёзды, и хотелось как шпана сидеть на спинке скамейки. Разговорились, расхохотались, нахохлись в капюшонах, как жмущиеся друг к другу воробьи на жёрдочке, и Арс вроде улёгся головой на плечо, но что-то ему не лежалось, что-то его потянуло вверх, под фонари и звёзды, и целоваться захотелось обоим — причём от души, а не просто клюнуть в губы и свести всё к дурацкой шутке. В общем, самозабвенно сосались, как сказал бы кто-то из них в “Следователе” на загаданную букву “с”, что аж едва не наебнулись со скамейки. После случившегося вроде как напрашивался разговор, и склеился он во что-то вроде: — Я от тебя шалею, — честное полушёпотом от Димы — горячим выдохом в холодную шею. — А я вот очень хочу, чтобы ты от меня шалел, — сакральное шатким смешком от Арса — судорожным вдохом чужих сигарет. — Здорово совпало. — Тоже так считаю. На том и сошлись. Чувство с тех пор загадочное — вроде и не поменялось ничего кардинально, потому что у них и так всё было на грани, а вроде и рванула сверхновая обоим в башку. Конечно, между ними нет режущей неловкости, они не шарахаются друг от друга по углам и не пыхтят в повседневных беседах, мучительно подбирая слова. Просто над ними будто повисла надпись to be continued, неоновая такая и мигающая, и ею бы поманиться и забыть про мир вокруг, но как-то всё не выходило — работа, работа и ещё раз работа. Вот и получается, что в Москве остались неоконченные дела. Недосказанность прилетела с каждым в чемодане, и развеять её как будто можно здесь, в тиши и зелени дивной Текировы, вдали от слякотных будней и серости неба, забитых графиков и привычности пейзажа — если получится сдуреть. А сдуреть хочется очень. Арсений возвращается в корпус — со ступенек под аркой без дверей сразу проходит в коридор — здесь всего четыре двери, столько же на втором этаже, прохлада в улёгшихся тенях, натёртый до блеска кафельный пол, ползущий по стене вездесущий плющ. И большая саранча над дверью его номера. — Дима-а-а, — зовёт Арс, глядя на внушительные пружинистые ноги. Если эта зараза прыгнет ему на волосы, он свалится с приступом прямо в коридоре. Позов выглядывает из своего номера, поднимает голову и, увидев угрозу, на всякий случай прикрывает дверь, оставляя узкую щель. Саранча сидит на стене неподвижно и устрашающе. Естественно, Арсений тянет к ней палец. — Ради бога, не трогай его, — морщится Дима. — Он полетит, — настороженно делится Арсений. — Непременно полетит, поэтому не трогай. Арс щурится на саранчу, мол, я слежу за тобой. Выжидает момент для накала, срывается с места и убегает из-под нависшей беды, шмыгнув в Димин номер. Да, он так-то вроде собирался в свой, но какая разница — двери-то напротив. При этом над дверью Арса сидит пугающая непредсказуемая козявка, а над Диминой — нет. Арс заваливается на кровать. Разморённый жарой и дорогой, врастает моментально в мягкий матрас и задирает к изголовью руки, потягиваясь и давя звучный зевок. — А что это мы до своей кроватки не дошли? — удивляется Дима — притом совершенно беззлобно. — М, Арсений Сергеевич? Арс мычит в потолок, сонно прикрыв глаза и шебурша сложенным в ногах покрывалом. — Над моим номером засела страшная саранча. — Ты же только что собирался бесстрашно потрогать её пальцем. Арс уходит от ответа — укатывается на бок и отворачивается, уткнувшись лицом в подушку, всем видом демонстрирует, как ему томно и бессовестно. Дима его не прогоняет, тихо шебуршит за спиной, копаясь в дорожной сумке, ходит из комнаты в ванную и обратно, шелестит с минуту каким-то кульком и быстро его куда-то убирает, видимо, сам же недовольный наделанным шумом. В другом настроении, с другим человеком возня на фоне наверняка бы раздражала, но Арса наоборот — укрывает уютом и манящей дремотой. На стене неспешно покачивается резная тень заглядывающей в окно пальмы. Арсений наблюдает за ней, пока тяжелеют его веки, всё порывается сказать Диме, что там в коридоре сидит именно саранча, а не кузнечик, хочет поведать о различиях в тельце, глазках и усиках — в общем, желает поделиться мудростью, но ему вдруг кошмарно лень говорить и шевелиться, ему как будто нагладили лоб и нашептали на ухо колыбельных, и сопротивляться этому мареву не хочется совершенно. Матрас рядом продавливается — Дима ложится на свободную половину кровати, ведёт себя тихо и не тревожит своего умаявшегося гостя. Картина бытия дополняется важнейшей деталью и превращается в идиллическую — и Арсений наконец-то проваливается в сон. — Пусть фирма будет полной чашей, пусть будут радостными дни, с годами становитесь краше, удачи, радости, любви! — надрывно кричит Арсений под ликование публики и, отведя микрофон, чтобы отсмеяться, машет диджею, чтобы включал музыку. Да, он из ведущего корпоратива в какой-то момент превратился в свадебного тамаду. Да, он только что почти поженил солидного директора фирмы и его зама. Да, они оба не против, хохочут в бокалы и целуются в щёки под аплодисменты коллег. Вот в таком мире Арсению и хочется жить — в котором никто не кривится с подобных тем, в котором мужчины галантно и без злых усмешек приглашают друг друга на танец, в котором юмор и любовь побеждают всё плохое. У него почти получается выстраивать подобное вокруг себя, он будто в саму вселенную, играючи и смеясь, вплетает свои цветные нити, чтобы любоваться яркими стежками, чтобы затягивать потуже узлы — и чтобы самому кромсать их ножницами, когда улыбки не спасают, а времена требуют ощетиниться и обнажить когти даже самых солнечных. Директор фирмы тем временем увлечённо беседует с Димой — они оба оказались из Воронежа, а директор, видимо, сейчас в том самом состоянии, когда очень хочется тонуть в обожании к земляку. Или просто тонуть в обожании к Диме Позову, но кто ж его за это осудит. Дима, кивнув на реплику, ловит взгляд Арсения, не отводит глаза и, ловко крутанув микрофон, подмигивает — да, тот самый мир, в лучах которого Арсению хочется кружиться всегда. Корпоратив движется к завершению, им осталась финальная часть программы и закрывающие мероприятие пляски. Арсений записывает видео, в котором он в тёмном углу возле колонки грациозно выгибает запястье под нравящуюся ему турецкую песню. До этого ему запомнился ещё какой-то быстрый трек, у которого он зацепил только начало и отвлёкся на разговор с менеджером, но краем уха уловил, что песня хороша и выманивает на разнузданное поведение — а это значит, что к ней непременно нужно будет вернуться. Он подходит к диджею — к турку лет сорока с длинными волосами и осветленными кончиками — достаёт из кармана шорт оставшиеся с конкурса листочек с карандашом и с обаятельной улыбкой просит записать в него названия песен, пояснив, какие именно ему нужны. Диджей загадочно ухмыляется, опускает взгляд на аппаратуру, что-то там перебирает-роется и протягивает Арсу чёрно-белую флешку с потрёпанным ремешком. — Третья и седьмая в списке, — говорит он низким голосом с акцентом. — Как, всю флешку? — Арс таращит свои и без того огромные глаза-блюдца. — Мне же нужны всего две песни! — Бери, — улыбается диджей, глядя неотрывно в эти самые блюдца. — Для тебя не жалко. Он кладёт флешку в подставленную ладонь и, прежде чем убрать руку, успевает мимолётно огладить пальцами запястье. Арсений данный жест оставляет без внимания и вежливо улыбается — изящно даёт понять, что сам факт флирта его не ужаснул, но и отвечать на него он не заинтересован — благодарит за песни и под скачущими цветными всполохами направляется к бару. Там перекидывается парой фраз с барменом и, подцепив бокал с лаймовой долькой, ищет взглядом Диму. Дима к этому моменту уже стоит один, уткнувшись в телефон и вертя в свободной руке микрофон. Он весь в чёрном — в тонкой рубашке, за вечер успевшей оголить грудь на пару пуговиц, и в широких штанах с принтами красно-розовых пальм. Дима этими штанами бесконечно гордится — нахваливает, как они продуваются, смешит, уверяя, что “ощущает на своих ляжках дыхание бога”, считает их потешными и притом жутко стильными. Арсений встаёт с Димой рядом, наклоняется и оттягивает ткань его штанины, тем самым выражая божественным штанам своё почтение, поглядывает на пляшущих гостей, попивая из трубочки фруктовый коктейль, пританцовывает бедром и крутит на пальце ремешок подаренной флешки — как же обновится репертуар в его машине, когда он вернётся домой. Дима смотрит на флешку с любопытством. — Ты это у кого-то стащил? — Нет, это я попросил у диджея названия двух песен, а мне в итоге отдали весь плейлист. — О-о-о. Какой щедрый диджей. — Да. К тому же с хорошим вкусом на мужчин. Дима задумчиво хмыкает. Арсений пожимает плечом — ну очаровал, ну свёл с ума, ну вот так вот я живу. Позов, к слову, тоже далеко не обделён вниманием — взглядов приковал к себе достаточно, уж Арс такие вещи умеет подмечать. К тому же он вписывается первым в этот список, потому что на Диму ему хочется смотреть постоянно, осязать касаниями и ловить за плечо без повода, наклоняться близко-близко и пьянеть от круговерти мира вокруг — запах цветения, моря, Диминых сигарет и одеколона — различать в затишье между песнями, как совсем рядом шумит прибой, сгрызать трубочку от холодного коктейля, класть лёд на язык и таять-таять-таять вместе с ним. Очень, очень хочется сдуреть. — Как думаешь, никто ж не посмотрит на меня косо, если я утащу с собой те самые заварные пирожные? — спрашивает очень неравнодушный к десертам Дима. — А что тебя останавливает? То, что мы статусные люди из Москвы и Питера, которые не тырят еду с мероприятий? — Нет, я как раз думаю, что мы пиздюки из Воронежа и Омска, так что я утащу эти пирожные и буду очень собой горд, — решает Дима свою дилемму, и Арсений одобрительно похлопывает его по плечу. Когда празднество в пляжном баре заканчивается, Арсений тащит Диму к морю — плюхается у самой воды, гладит пальцами шипящую пену и позирует для “абсолютно случайных” кадров. Так-то он нафоткался ещё ранним вечером, ловил в растрёпанные волосы бриз и закат на ладонь, но много красоты не бывает, правильно? — Люди там разошлись, нет? — Дима нацеливает камеру и оборачивается. — У нас тут приватная фотосессия, между прочим, а они подглядывают. — Пусть смотрят, — Арс выгибается для позы и облокачивается на отставленную руку, замечает, что ему восторженно машут звонко хохочущие дамы, и машет им в ответ. — Спокойной ночи! Димка, не отвлекайся. Куда уж там — Дима крайне сосредоточен. Он берёт в кадр усыпанную галькой и ракушками ляжку — аппликация, Дим, я старался пиздец — затем фотографирует Арсения целиком, как он вытягивает ноги и приманивает море ластиться у его колен, опирается на локти и запрокидывает голову, чтобы смотреть в камеру и на перевёрнутого Диму, в красочных эпитетах восхваляющего его гибкость. Дима исправно запечатлевает каждую его позу, причём делает это не с кислым лицом, мол, пошли спать, заебал, а увлечённо подбирает ракурсы, не забывает о комплиментах и улыбается — ему это нравится, господи, а Арсу нравится ему нравиться — бессовестно и головокружительно. Арс смотрит в экран протянутого телефона, оценивая получившиеся снимки, и одобрительно кивает. Подытоживает фотосессию хлопком в ладоши и поднимается на ноги, отряхивает от гальки колени, подхватывает в руку шлёпки и уносится вперёд, вытанцовывая под прицепившийся мотив между пустыми шезлонгами. До корпуса они идут в настроении отгремевшего карнавала — громко смеются и напевают невпопад, шикают друг на друга и тут же оглушительно ржут, осиянные звёздами и усыпанные невидимым конфетти. — Кошмар, нас выгонят из отеля! — Арсений встревоженно подносит ладонь ко рту. — Я вообще иду молчу, это ты орёшь на всю деревню! — возмущается Дима, смеясь. — Но выгонят всё равно нас двоих, потому что я без тебя никуда, — Арсений вышагивает вперёд и подцепляет Диму за запястье, чтобы не отставал. Пританцовывает на ходу, выписывает рукой волну от плеча, подбивает Диму повторять — Дима подхватывает порыв и трясёт по-цыгански грудью. Арс запрокидывает голову и смеётся — несдержанно и искренне, не стесняясь быть громким и не боясь упасть, потому что Дима, вторя его смеху, поддерживает его рукой под выгнутую спину. В корпус они заходят в вежливом молчании, чтобы не тревожить отдыхающих в соседних номерах — ложь, всё равно грохочут и прыскают, едва не опрокинув горшок с какой-то причудливой корягой в углу, — подходят каждый к своей двери и оглядывают стены, проверяя на наличие прыгучих и летучих живностей. — Ну что ж… — Арс подносит карточку к щёлкнувшему замку и открывает дверь. — Так это… — Дима интригующе выставляет руку, будто сейчас покажет на ней удивительный фокус. — Хочешь, я ноутбук принесу, послушаем у тебя песни с флешки? Арсений заинтересованно поднимает бровь. Переступает порог номера и медленно разворачивается к Диме, тут же накинув на себя вуаль таинственности. — Хочу. Никогда не думал, что скажу подобное, но, — Арсений игриво оглаживает дверь и слегка её прикрывает, чтобы загадочно из-за неё выглядывать и улыбаться. — Приходи ко мне ночью слушать Таркана. Жестом, полным таинства и заговора, он отдаёт карточку от номера Позу. Дима зажимает её между пальцев, подмигивает и разворачивается, уходя к себе. Арс закрывает дверь и тяжело выдыхает, обмахивается подцепленным воротом футболки, спешно её стягивает и кидает на спинку и без того увешенного стула. Переодевается в майку и плюхается на кровать, тянет руки к потолку и щурится на люстру — тусклая лампочка мажет отсветами по желтоватым стенам и заостряет по углам тени — задумчиво мычит и вертит запястьями, всё ещё ловя отголоски музыки. Спустя минут пять щёлкает замок, и на пороге появляется Дима с ноутбуком. — Добрый вечер, — приветствует он, запирая за собой дверь. Из-за игры света и тени кажется, что его глазами смотрит сама тьма. Арс в странном порыве раздвигает ноги — ну Арсюнь, ну ей-богу, ну есть же в нас ещё воспитание и манеры, ну что это такое. Сводит колени обратно и пружинисто садится на край кровати — Дима устраивается рядом, кладёт раскрытый ноутбук между собой и Арсом и подключает диджейскую флешку. — Ого, сколько тут песен, — Арс листает треки в озорном предвкушении. — И тут реально дохера Таркана. — Вот это вечерок. — Я провёл наблюдения и заметил тенденцию, что турецкие песни делятся на такие, под которые хочется плясать, и такие, под которые хочется раздеваться, — Арсений смотрит на Диму серьёзно, будто поделился важным научным открытием. — М-м, — Дима щурит глаза, подхватывая настроение. — А есть такие, под которые хочется и то, и другое? — Это как раз Таркан. — Понял. — Думаю, я мог бы написать диссертацию на тему влияния турецкой попсы на внутреннюю разнузданность. — Я поддержу любые твои начинания. — Только у меня нет опыта в написании диссертации, ты же мне поможешь? — Но у меня тоже нет опыта, — с сожалением замечает Дима. — В написании диссертации по хуете. Арс цокает языком и с хрюком пихает Диму в плечо. Разворачивается обратно к ноутбуку и возвращается к списку треков. — Итак, выбираем песню, под которую хочется раздеться. — Тебе под любую хочется. — Тихо, — Арс подносит к губам Димы палец. Вслушивается в первые аккорды и вливается во вступительный проигрыш, ведя плечами в ритм. — Та-а-ак, пошёл, пошёл задор. — Это ж песня Киркорова, — хмурится Поз, узнав в мотиве известную “ой, мама, шика дам”. — Он её спиздил, получается? — Воровство, — Арс кивает и осуждающе качает головой. — Он так-то много чего украл, на самом деле. — В том числе наши лучшие годы. Арсений жмурится в беззвучном смехе. Прикрывает глаза, чтобы лучше раствориться в припеве, пританцовывает и перебирает пальцами воздух. — Под эту не могу раздеваться, потому что постоянно думаю о воровстве Киркорова. — Сбивает настрой, да? — Именно, — Арс кивает с серьёзным лицом. Не выдерживает и прыскает, качнувшись к Диминому плечу. — Весело тебе со мной? — Не то слово, — Дима чуть наклоняется вперёд и пристально смотрит Арсу в глаза. — Вы какой-то известный юморист? — Раскусили! — Арс улыбается до ушей. — Не хотелось хвастаться, но от вас ничего не утаишь! — Просто я, не сочтите за бахвальство, тоже творю в сфере юмора. — Что-о-о вы говорите, — Арс прижимает руки к груди, будто жутко изумлён. — Так мы с вами коллеги? — Скажите, а вы случайно не из “Кривого зеркала”? — Да-да-да, я в дуэте бабок играл ту, которая в синей кофте. — Какое совпадение! Ведь я всё это время был бабкой в красном. Арс смеётся и прячет в лицо ладони — веселье бьётся о рёбра, как накатывающие на берег раскалывающиеся волны. — Так а где песни, ради которых тебе флешку дали? — Третья и седьмая в списке, мне сказали, — Арсений закидывает ногу на ногу и покачивается взад-вперёд, готовясь ловить очередной мотив. Поз выделяет оба трека, чтобы воспроизвести. Первая песня начинается плавно — Арсений довольно щёлкает пальцами, узнав проигрыш, под который пританцовывал в темноте у колонки. Куплет покачивает на нарастающих волнах и несёт к припеву, под который тело уже вовсю извивается и просит на запястья звенящие браслеты — всю коллекцию Шаста разом — разрез на бедре и узоры хны тонкой кистью по коже. — Ну вот, уже другое дело, — одобрительно кивает Дима, двигая пластично торсом. — Хочется раздеться? — О да, — признаётся Арс, не отрывая от Димы взгляд. — Ну так раздевайся, — Дима добродушно машет рукой в приглашающем жесте. Арс смеётся и скромно приспускает с плеча лямку майки. — Ди-и-имка, ну ты прям романтик, — качается вбок и тюкает Димино колено своим, улыбаясь. — Получается, ты под покровом ночи пришёл творить со мной непотребства под музыкальное сопровождение? — Да, — совершенно серьёзно отвечает Дима — без хохм этих вот, без смешинок искристых. Арс так с улыбкой и застывает. Медленно натягивает лямку обратно, облизывает губы и осторожно убирает ноутбук с проигрывающейся песней на прикроватную тумбочку. Разворачивается к Диме, перекидывает ногу и седлает его колени. — Да, всё-таки что-то в этой песне есть, — заключает он, вжимая пальцы в чужие плечи. — Да неужели? — Дима с готовностью кладёт руку на его талию, другой оглаживает бедро. — А то я уже думал, мы так и будем всю ночь бабок обсуждать. Арс фыркает, картинно медленно стягивает с себя майку и впивается в Диму поцелуем — нетерпеливым и жарким, будто пытается выглодать до единого выдоха и вжечься клеймом. Жмётся и потирается всем телом, ловко расправляется с чужими пуговицами и шарит рукой по горячей коже, будто сойдёт с ума здесь и сейчас, если не убедится, что это всё осязаемо и реально. Попутно интересуется: — Ты от меня шалеешь? — Блять, да, — Дима придерживает его за бок и отставляет руку назад, чтобы не свалиться. — Из последних сил сдерживаюсь. — Так а нахрена сдерживаешься? — А хуй его знает, — Дима смешно морщится, будто со сказанной кем-то ереси, и валит Арса на кровать. Арс сдувает со лба разлохмаченную чёлку, трётся затылком о подушку и деловито расстёгивает на себе шорты. Дима тем временем стягивает с себя рубашку — зрелище то ещё, зациклить и пересматривать на повторе, не щадя себя. Раздевающийся Дима — это пиздец. Дима, оставляющий на шее парную цепочку, нависающий сверху и вдавливающий руку в плечо, веля не брыкаться, — полный пиздец. Но Арсу так просто валяться не хочется — Арсу хочется повыделывать хуйню. Он резко цепляет Диму за плечи, толкает в сторону и перекатывает его на спину, тут же наваливаясь сверху. Дима обхватывает его руками, тянет на себя и укладывает обратно на кровать. Арс, никак не угомонившись, снова рвётся наверх, только слегка перебарщивает и почти перелетает за край. — Да куда ты, блять, — Дима успевает его перехватить до того, как он свалится с кровати, и утягивает обратно на себя. — Куда ты покатился? Арс глушит смешок в изгибе горячей шеи, припадает к ней чередой хаотичных поцелуев. Песня тем временем переключается на следующую — резкий порез по секундной тишине, быстрый и агрессивный ритм, ядовитая мелодичность и въедающийся бит, оно всё и на корпоративе покружило голову, но здесь, в накале двух тел и в подлёте пульса, пробирает особенно. Витиеватый мотив выдаёт коварный перелив этих самых немыслимых струнных — совпадает с моментом, когда ладонь оглаживает прогиб спины и прошивает дрожью сведённые лопатки, током по позвонкам, стежок за стежком. Арс упирается руками в матрас и привстаёт — отдышаться, поймать ритм мурашками с кожи, сойти с ума с лежащего под ним Димы, у которого радужка и зрачки слились в совершенный чёрный. — Пиздец. — Хочешь надеть майку, чтобы снова с себя её снять? — Не-е-ет, под эту песню хочется, не знаю, выжимать из граната сок себе на ключицы и садиться… Скажем так, не на стул, — Арс смазывает недосказанность хохотком и резко наклоняется к Диминому лицу, будто делится страшным секретом. — В этой песне закодирован разврат. — Разврат закодирован в тебе, хватит всё сваливать на турецких певцов, — усмехается Дима и порывисто тянет Арса за затылок, увлекая в очередной поцелуй. Арс сдавленно мычит, послушно прогибаясь, теряет бдительность и после резкого переворота вновь оказывается на спине. Успевает мазнуть взглядом по потолку, пока его не загораживает собой Дима, подставляет шею для отметин — плевать совершенно, как эти следы будут смотреться на нём завтра — жмётся телом к телу и жжёт о раскалённую спину ладони. Дима затейлив и музыкален — дожидается в песне резкий подскок ритма и под него сдёргивает с Арса шорты и следом бельё, чтобы вышло эффектно. Арс фокусом впечатлён, а ещё сильнее он восхищается, когда рука, очертившая впадины рёбер, медленно спускается ниже, к напрягшимся мышцам живота и разведённым ногам. Только зачем-то именно сейчас вспоминает — и как только умудряется зародиться мысль в туманящейся с каждой секундой голове — что там за окном в траве может шебуршать тайная ночная жизнь. — Блин, я забыл, я вернулся и не проверил, где там Валюха, — спохватывается он, выгибаясь под касаниями. — Ну вот и чего ты отвлекаешься? — строгая хрипотца жалит шею и гонит мурашки через всё тело вниз — к щекотке пальцев, оглаживающих под коленом. — Тебе тут так неинтересно, что ты отвлекаешься? — Нет, я просто… — Арс закусывает стон и не глядя машет в сторону окна. — Потом схожу посмотрю. — М-м, — Димин голос отдаёт вибрацией в горле и соскальзывает дрожью за спину, к ёрзающим по простыне лопаткам. — В любом случае, до утра я тебя никуда не выпущу. Арс шипит от укуса над ключицей, ловит цветастые круги под веки и по шороху различает, что Дима снял свои божественные штаны. — Бог покинул это место, — говорит Дима со смешной обречённостью. Арсения пробирает абсолютно идиотский смех. Да, видимо, так ему и было суждено — сойти с ума, лёжа голышом под Димой Позовым. Весело и жутко, пускай там Валюха под балконом сжуёт листочек в его честь. Конечно, позже ему становится не до смеха, но это же Димка — сначала с ним хрюкаешь с приколов и поцелуями в щёки проверяешь границы, а потом срываешь под ним голос, не севший после отведённого корпоратива. Жар взлетает под потолок, пока за закрытым окном остывает ночь, в темноте которой различимы только вшитые в небо созвездия — и вдребезги раскалывается море о берег. Арсений проверяет Валюху утром — пока Дима ещё спит, и сон его не тревожится ни пением птиц, ни улёгшимся на мерно вздымающуюся грудь веером лучей. Арс выскальзывает из кровати, накидывает и подвязывает белый халат, придирчиво себя оглядывает и сбрасывает рукава, чтобы халат болтался на бёдрах, крадётся таинственно и обнажённый по пояс выглядывает за приоткрытую балконную дверь. Валюха обнаруживается сразу, чуть поодаль от балкона — отлёживается в тени, чтобы позже выползти на открытую траву и подставить панцирь под полуденное солнце. Арс черепахе радуется — значит, зла она не держит, либо ей просто лениво и плевать. В любом случае, из всей отельной территории она выбрала остаться именно здесь, из чего можно смело сделать вывод, что с Арсением они породнились. За спиной слышится шуршание. Дима просыпается безмятежно, будто погрелся под лучами довольный кот, отрицающий спешку и не признающий ранние подъёмы. — Красота, — хрипит он спросонья, узрев вышитый утренними лучами силуэт у окна. Арсений оборачивается через плечо, тут же растягивая рот до ушей. — Тут Валюха, — шёпотом говорит он. Дима тихо усмехается, переваливается на бок и вытягивает над соседней подушкой руку — так и ждущую, чтобы в неё уткнулись растрёпанной макушкой. — Лучшее утро. Арс наблюдает за ним, любуясь и запоминая до мелочей. Цепляется за дверь и вытягивается наружу, вдыхая запах цветов и моря, задирает голову, чтобы сонно пожмуриться на россыпь солнечных бликов на стене — и застывает. Да, саранча тоже здесь — прилетела разделить с Арсением томность и неспешность утра по старой дружбе. Все в сборе, можно даже сказать, что у Арсения все дома, и всегда важно подтвердить этот факт, чтобы с него начать новый день. Арс нервно сглатывает, медленно втягивает голову обратно в номер и закрывает за собой балконную дверь — чтобы вернуться в постель и продолжить лучшее утро в лучших объятьях.