На снимках в движении

. Отсвет от завешенного окна тянется над карнизом белой размытой полосой — Антон смотрит неотрывно, чтобы деть хоть куда-то глаза, то ли фокусируется, то ли сильнее отплывает, пока внутри расползается и цветёт нелепое оцепенение. Арсений лежит рядом — расслабленный и полностью обнажённый, своей наготы не стесняется нисколько, листает что-то в телефоне, корча задумчивые рожицы в экран и покачивая согнутым коленом. Димин голос доносится из гостиной — тоже на телефоне, до этого три звонка благополучно улетели в пропущенные, потому что у Димы были дела поважнее. Слов не разобрать, спокойный мягкий тембр решает за стенкой деловые вопросы — так звучит дом, вечер без тревог, мгновение комнатной идиллии. У них идиллия, только Антон лежит в постели неподвижным и чужим, как будто магазинного манекена подложили на смятые простыни ради концептуальности или странной шутки. У них идиллия, а собственное голое тело в полумраке кажется неуместным и дурацким. Антон медленно поднимается и садится на кровать, горбится и наклоняется к полу, кривясь от того, какими скованными выходят собственные движения. Сзади раздаётся шорох, матрас рядом продавливается, тело накрывает тело инородным пластом. — У тебя всё хорошо? — Арс кладёт голову Антону на плечо, выглядывает из-за спины с любопытством. Горячий, льнёт кожей к коже, хочется дёрнуть плечом, чтобы отцепился, но выйдет как-то грубо. Антон коротко кивает и сосредоточенно суёт в бельё ногу. Арс прирастает пиявкой и наблюдает, будто перед ним разворачивается нечто неслыханное и загадочное. — Ты такой смешной, когда пытаешься суетливо надеть трусы. — Блин, Арс, отстань, — Антон морщится и выворачивается вбок, спасая плечо от чужого подбородка, закусывает щёку и тянется за скомканной футболкой. Арсений молча откатывается на другую половину кровати — взгляд в сторону и скептичный излом брови, мол, не очень-то и хотелось. Снова утыкается в телефон и хранит гнетущую тишину, пока Антон натягивает на себя футболку — до ломоты хотелось прикрыться, мерзкое ощущение уязвимости наползло на кожу едкой липкостью, тошнотой разлилось в горле. Антон неприкаянно подвисает посреди комнаты, дёргается то к балкону, то к двери. — Ты чего? — Арсений подозрительно хмурится. — Покурить схожу, — Антон кашлем сгоняет с голоса хрипотцу. — Или пройдусь, не знаю. Он вертит головой по сторонам, ища то ли сигареты, то ли штаны, не замечает и врезается в вернувшегося в спальню Диму. — Воу-воу, куда рванул? — Дима ловит его и осторожно разворачивает, придерживая распахивающийся чёрный халат. Заглядывает в лицо обеспокоенно, берёт под локоть на всякий случай. — У вас всё нормально? Что вы тут уже успели натворить в темноте? — Я вообще ни при чём, — Арсений спешно поднимает руки, демонстрируя, что он сам удивлён не меньше. — Ну-ка сядь, успокойся, — Дима ведёт Антона обратно к кровати, попутно включив светильник на тумбочке. — Помнишь, мы как-то из Воронежа в Москву ехали, и нам дорогу перебегал перепуганный лосёнок? Вот ты сейчас на него похож. Антону с самого себя хочется глаза закатывать — разыграл драму на пустом месте, попался проницательному Позу под руку и нарвался на разбор полётов. Не упирается, потому что теперь уже бесполезно, садится у изголовья кровати и кладёт себе на колени подушку, чтобы что-то мять в руках и отвлекаться. — Так, — Дима садится у изножья, оставляя Антону пространство. — Теперь рассказывай. И вот только не начинай пиздеть, что всё хорошо, — он поворачивает голову, строго оглядев прилёгшего рядом Арсения. — Прикройся чем-нибудь, у нас тут деловое совещание. Арсений оскорблённо вздыхает и стягивает с кровати пустой пододеяльник, подворачивается им, как полотенцем в бане. Придерживает рукой стык, прикрывая грудь, и вальяжно закидывает ногу на ногу. Дима оглядывает его, Антона, себя между ними, оценивая рассадку и таинственность атмосферы. Хмыкает и не удерживается от комментария: — Мы как будто в КВНовском стэме. Антон чуть слышно фыркает нервным смешком. Арсений прикусывает губу, но удержать лицо серьёзным не получается. — Родители выясняют у сына, почему он пришёл домой без штанов, — лыбится он, отставив назад руку и устраиваясь поудобнее. От светильника по комнате расползаются рыжие мазки, уютно клубятся тени по углам. У Антона дурацкий ступор и скачками пульс, как будто у него принимают экзамен, а он ни черта не учил и вообще без штанов. Или как будто ему объявляют об отчислении, а он стоит сиротливо перед кафедрой с потёртой зачёткой в руках. Без штанов. — Антош, расскажи нам, что случилось. — Отвечай, где Фунтик, — сурово хмурится Арс, заставив Антона вновь улыбнуться с ерунды. Господи, лучше бы они играли в слова. Или в карты на одевание. Или в лото, прости господи. С Арсом очень весело играть в лото, как будто злобного вокзального деда на дуэль вызвал, вот бы однажды снять шоу про это. Антон никак не решится: — Это глупо, стыдно и позорно. — Так и живём, — разводит руками Дима. — Ты знаешь наш девиз — с нами стыдно, но весело. А если серьёзно, то мы не поймём, насколько всё плохо, пока ты не объяснишь. Антон с шумом выдыхает — господи, как же тяжело говорить о себе. Все слова кажутся мутью болотной, озвученные проблемы режут слух нелепостью и стыдом, себя самого хочется сложить вчетверо и убрать в ящик тумбочки, чтобы никогда больше не вляпываться в неловкие разговоры. — Это связано с нами тремя. С нашими отношениями и тем, как я себя в них ощущаю. Ну вот, он всё-таки это сказал. Теперь он не сбежит ни на перекур, ни в туалет, ни на выдуманный срочный поезд из Питера в Москву. Страшно, поэтому сам же спешит сбросить накал: — Сразу говорю, это всё надуманное в моей башке, оно того не стоит, чтобы прям обсуждать. — В смысле “оно того не стоит”? Какая разница, что оно в твоей башке, оно же в любом случае тебе покоя не даёт, правильно? Как такое можно замалчивать? — Дима мрачнеет и скрещивает на груди руки. — Что-то не так с тем, что нас трое? Ну всё, сейчас они Антона выпрут за дверь с такими предъявами — и даже штаны не дадут найти. — Когда нас трое в постели, да. Арс губами издаёт дурацкий звук изумления. Антон под этот идиотский аккомпанемент моментально жалеет о том, что вообще раскрыл рот в этот вечер. — Это пиздец как стрёмно обсуждать. — Антон, а мне пиздец как стрёмно, что была проблема, а ты её скрывал, — Димин упрёк звучит резко, и Антону хочется стушеваться и зажаться в угол, будто он снова школьник-пиздюк, отчитываемый за снятые на школьном празднике брюки. — Ей-богу, мы же не насилуем тут тебя, не принуждаем к чему-то, а ты, оказывается, все эти разы терпел? Отмалчивался, отворачивался на бочок к стеночке и грустно сопел? Ты даже сейчас хочешь отмазаться, я же вижу. Мы, блять, пытаемся понять причину твоих беспокойств, никто не собирается тебя стебать, — Дима бросает на притихшего Арса предупредительный зырк. — Ну или я по лбу дам, если кто-то попробует. Так что если у тебя что-то накопилось, то вываливай. Мы договаривались любую мелочь обсуждать, когда всё это начинали. О да, занятный тогда выдался вечер. Если бы не рассудительность Поза, они бы точно отлетели головой под все эти непростые разговоры, пошвыряли бы пару стульев из окна, разбили бы об пол расписную вазу для драматичности. Арсений — пугающе серьёзный — вдруг кладёт руку на запястье Антона. — Послушай, мне тоже приходилось в постели делать то, чего я делать не хотел. И сейчас я не хочу, чтобы через что-то подобное проходил ты. Антон настороженно молчит. Переглядывается с Позом, тактично держа скорбную паузу. — Откровенное интервью Арсения Попова, не пропустите, — шепчет Дима таинственно, бессовестно давя смешки. — Эксклюзивно для нашего журнала “Порочные тайны богемного Петербурга”. — Козёл, — шипит Арсений, ткнув Диму в бок. Боже, храни Диму Позова за его репризы посреди конца света — Антон бы сейчас буквально свихнулся без этих смешливых перебивок. И Дима однажды уточнял, уместны ли его шутки в серьёзных разговорах, не мудак ли он, и Антон вис на его шее пьяным раздраем, уверяя, что это спасает, шепча сбивчиво и горячо ты, блять, заставляешь меня улыбаться, даже когда по ощущениям в меня летит товарняк. — Всё не так серьёзно, как ты обрисовал, Поз, честно, — Антон мнёт подушку на коленях, разглаживает складки на наволочке, гнёт уголки. — Я не терплю и не заставляю себя спать с вами двумя, господи. Естественно, мне всё это нравится, всё охуенно. Я просто уже сам додумываю штуки, из-за которых загоняюсь. — Пиздец, нашёл время рефлексировать, — фыркает Арсений, потуже подтягивая на груди покрывало. — Лежи и кайфуй, дуралей. Антон тяжело молчит. Зреет идея выставить Арса прям вот так в одной простынке на лестничную площадку, чтобы занял себя там чем-нибудь полезным. Побродил по этажам и позвякал велосипедными звонками, снял показатели со счётчиков, протёр пыль с перил. — Не прям в процессе, а уже после. Вот как Поз сказал, поворачиваюсь на бочок и начинаю сопеть. — Так а из-за чего именно ты сопишь, ты же так и не объясняешь, — терпеливо докапывается Дима. — Из-за того, что я не чувствую себя достаточно раскованным, когда мы делаем что-то втроём. Дима и Арсений молча переглядываются. Дима подмечает осторожно: — Ты был весьма раскован, когда запинывал снятые шорты на люстру. — Это другое. — И когда мы с тобой вдвоём, то я тоже не замечаю, чтобы ты как-то скованно себя чувствовал. Скажу даже, что ведёшь ты себя весьма разнузданно. — Ну так да. Когда мы вдвоём, то вообще всё прекрасно. Дима понимающе кивает, мол, мальчик мой, со мной по-другому не бывает. Арс комично круглит глаза. Указывает на себя вопросительно пальцем и моргает в молчаливом недоумении. — А, то есть проблема во мне, я правильно понимаю? Окей, — Арсений медленно встаёт с кровати, подоткнув на груди распадающееся покрывало. — Так мне уйти? Если тут из-за меня какой-то дискомфорт случается. Антон с Димой вежливо молчат. Арсений ждёт пробуждения их совести ещё пару секунд, фыркает и выходит из комнаты — надменно и грациозно, проволочив за собой по полу простыню и оставив после себя шлейф лёгкой печали. Возмущается уже в коридоре: — И что, никто даже не попытается меня вернуть? — Арсюш, нам лень вставать, вернись сам, — отвечает Дима устало. — Арс, ну серьёзно, — вяло окликает Антон, тоже не горя желанием устраивать драматичные догонялки по всему дому. — Да и куда ты собрался? Это ж твоя квартира, ты ебанутый? Арсений чем-то недовольно шуршит в прихожей, цокает и возвращается в спальню, картинно прошагав до кровати. Садится опять за Диму — нога на ногу, вздёрнутый подбородок и демонстративная невозмутимость. Нужно быть совсем идиотом, чтобы не понять, что его задело. Антон трагично шмыгает носом и тянется к Арсу ткнуть пальцем в его колено. — Прости, если мои слова прозвучали как-то грубо и обидели тебя. Я объяснюсь по-человечески, а не как придурок, обещаю. Арсений щурит глаза — ворох мыслей в его голове страшно даже вообразить. Только бы не ляпнул ничего едкого, потому что он ведь умеет — сказать так, чтобы не полоснуло в моменте, а поболело позже, как кошачья царапка. — Ты прости, что не даю нормально выговориться, — отмахивает он почти благодушно. — Но я в ахуе, если честно. Дима тоже ловит заинтересованность в Арсовой коленке — задумчиво водит по ней пальцем, вырисовывая незримые улыбчивые рожицы. Тихий примирительный момент, и вот уже как будто не так страшны острые углы. — Итак, мы посмотрели восхитительную сценку в исполнении Арсения, теперь возвращаемся к насущному, — Дима хлопает в ладоши, возвращая к себе всё внимание. — Антон. Можешь конкретнее объяснить, в чём именно проблема Арса? — Ну это длинный список так-то, — хрюкает Антон, заставив Диму усмехнуться. Арс рядом обречённо вздыхает. — Ладно. Проблема не в нём и не в его присутствии, а в том, что я… Сравниваю себя с ним? Знаю, ублюдочно звучит, сам этому не рад. — Ты же понимаешь, что это абсолютно дурацкая затея? — Потому что я несравненный, — влезает Арс, который не может не влезть, и тут же попадает под прицел осуждающих взглядов. — Что? Антон мысленно уговаривает себя не отвешивать Арсению подзатыльник. Идея отправить его на лестничную площадку всё ещё выглядит заманчивой. — Да, я сравниваю себя с ним. И делаю это не по своей воле, очевидно. Оно само так выходит, как навязчивая идея. — Антош, но это же не… — Дима морщится и поднимает указательный палец, за которым Антон следит, как за гипнотизирующим маятником. — Так, во-первых, я сказал хуйню — нет ничего дурацкого в твоих затеях, проблемах и загонах. Это всё серьёзно, и именно поэтому мы о них говорим. Во-вторых, сравнивать себя с Арсением… — Дима подбирает слова, на лице рисуется смесь недоумения и сочувствия. — Получается, ты хочешь быть на него похожим? Я извиняюсь, а в чём именно? — Да ты посмотри на него, ему даже сейчас похуй! — Антон резко вскидывается и тычет в Арсения пальцем — тот встревоженно подтягивает съехавшее покрывало, пряча сосок. — Чудище блядское, вот кто он! Бог дал человеку и гибкость, и отсутствие всякого стеснения, он, блять, шпагаты с сальтухами на тебе выделывает, а я, хуй знает, бьюсь затылком о спинку кровати и не понимаю, как работают локти. — Ужас какой, ты почему так к себе суров? — Арс чуть отодвигается в сторону, дёрнув покрывало на оголившееся бедро. — Пиздец, и ты вот такое скрывал? Копил столько злости по отношению ко мне, да как ты ещё не придушил меня? — Можем попробовать, если хочешь, — огрызается Антон, на что Арс, дрянь такая, лишь игриво вскидывает бровь. Антон с тяжёлым выдохом прячет лицо в ладонях. Дима молчит, оценивая запущенность проблемы. Арс пододвигается к Антону ближе, наклоняется и тихо уточняет: — Ты реально комплексуешь на моём фоне? — Я такого не говорил. — Ты мямлил, а я сказал, как оно есть. — Блять, хорошо, я комплексую, доволен? — Антон отдёргивает руки от лица, чувствуя в ладонях жгучее желание что-нибудь ударить. Замечательно, вот теперь его ещё сильнее от себя воротит. Наверное, уйти на лестницу нужно было именно ему — слоняться по ступенькам вдоль стены, жать кнопку зависшего между этажами лифта, разглядывать в оконных рамах сухих мух. И Димины опасения понятны, но Антону незачем врать — он не переступал через себя, соглашаясь на отношения втроём, не треснул пополам и не рухнул на бетон, когда однажды в ноябре услышал Димино я люблю и его тоже. Их история обоюдна, обговорена при свечах из-за перегоревших пробок — в тот вечер как будто весь мир сходил с ума с ними за компанию — и Антон нуждается в обоих одинаково, честно не ревнует Диму и не проклинает тайно Арса, влетевшего к ним двоим вспышкой шаровой молнии. Просто иногда он смотрит на них как в мареве — шальных и поглощённых друг другом, горящих в спаянном на двоих безумстве — дышит с перебоями и старается не слушать настойчивый ржавый скрежет внутри, глушит гадкий голос, зажёванной плёнкой повторяющий ты правда не видишь, что ты им мешаешь? Уйди. — Как я уже сказал, мы здесь сейчас сидим не для того, чтобы стебать тебя и заставлять ещё сильнее загоняться, — Дима смотрит строго на Арсения, намекая ему притихнуть. — Это во-первых. А во-вторых, Антош, серьёзно, ты вот настолько херово о себе думаешь? Что ты, прости господи, недостаточно для меня хорош? Что ты себя оценивать должен по шкале Арсения, потому что он у нас тут эталон раскрепощённости и разврата? Что ещё ты о себе надумал? Что ты недостаточно привлекателен, что ты некрасив? Охуел? Антон испуганно моргает, невольно отодвигаясь ближе к спинке кровати. К слову, Дима такое часто выдаёт — агрессивно осыпает комплиментами, злобно заботится. Негодует, когда Антон не бережётся и как будто забывает себя любить. Как однажды вечером, в очень душном и до одури цветущем мае, когда Дима стоял в дверях ванной, ругаясь в очередной раз на то, как много гадостей думает о себе Антон. Сам Антон тогда кивал без возражений над тазиком и испуганно застирывал запачканные соусом шорты. И млел, конечно же — от мая, от цветов, от Димкиной ворчливой любви. — Антош, пожалуйста, вот эту вещь ты прям должен уяснить сегодня — не нужно уподобляться Арсению, ради всего святого. — Я сейчас снова уйду, вы допиздитесь, — грозится Арс. Ещё немного вот таких шажков по краю, и он достанет свою биту из шкафа. Дима не глядя ловит руку Арсения, поглаживает в утихомиривающем жесте, целует галантно холодные пальцы. Срабатывает, вроде как, потому что Арсений смиренно молчит. — Я к тому, что Арс — это Арс, а ты — это ты, Антон. Я вас не сравниваю между собой и люблю каждого именно такими, какими вы являетесь — в этом и прикол, понимаешь? И если уж говорить о твоей неуклюжести, то ты, если честно, на себя наговариваешь, и в кровати ты не только об углы бьёшься или не знаешь, куда деть коленки. Но если для тебя это прям комплекс, если тебе важно это услышать, то вот слушай, — Дима придвигается чуть ближе, обрамлённый светом и тьмой, смотрит пристально под поцелуями прирученных теней. — Арсений действительно может вытворять что-то безбожное, раздеваться там соблазнительно и изгибаться, крутя ногами мельницу. И рядом будешь ты — сопящий, спотыкающийся и смешно запутавшийся в свитере. И я буду смотреть на это всё, обожать и хотеть вас обоих. Понимаешь? Вот такие дела. Замученная подушка съезжает с колен и падает на пол, но Антон даже за ней не тянется. Пережидает сентиментальный ком в горле и елозит ладонями по ногам, сгоняя непрошенный озноб. Арс осторожно кладёт голову на Димино плечо — вот они, паззлы идиллии, все детальки на месте. Две пары глаз смотрят на Антона долгим и щемящим обожанием. И никого чужого, никого неправильного нет сейчас в этой комнате. — Ты красивый, кстати, — говорит Арс будто невзначай. Трогательно растрёпанный, до этого даже как-то и не бросалось в глаза. — Решил, что тебе это тоже важно услышать. — Пиздец, а он ведь по-любому сомневался ещё, — Дима горько усмехается. — Ты охуенный, Антон. Доброе утро, если для тебя это новости. Антон прикусывает губу и кивает. Отводит взгляд, с наигранным интересом изучает угол тумбочки и царапину на обоях за лампой. — Спасибо, мужики. От души. — И ноги у тебя вон какие длинные, как у модели, — Арс тычет пальцем в голые ноги Антона, заставив того неловко сомкнуть колени. — Вот-вот, это Арсению нужно завидовать на твоём фоне, у него-то ноги короче, чем у тебя, — подхватывает Дима, активно кивая. Он тут же кладёт ладонь Арсу на бедро, поглаживает успокаивающе. — Я возмущён тем, что мы, воспевая Шаста, бессовестно при этом обижаем меня, но я стойко терплю эту неслыханную дерзость, чтобы не переводить фокус на себя, — Арс вдруг резко поднимает палец, нагнетает театрально и усмехается чем-то нехорошим. — А вообще знаете что? Мне тоже хочется кое-что сказать. Про третьего лишнего. Антон настороженно поднимает с пола подушку. Холодок только сполз со спины и вновь налип неприятно, как будто в дом пробрались простудные сквозняки. — У меня тоже бывают моменты, когда я смотрю на вас и ловлю себя на мысли, что вам лучше без меня, — Арсений опускает глаза, вертит красную ниточку на запястье. — Не кидайтесь меня переубеждать, я сам знаю, что это глупо и жалко звучит, я просто рассказываю вам, как иногда себя чувствую. В этом нет какой-то вашей вины, серьёзно, я тут не к совести вас призываю, весь такой обиженный, просто… У вас же связь нереальная, что-то на уровне чтения мыслей, я в это пытаюсь иногда влезть и сучусь, когда не получается. Но это идиотство, реально, это как пытаться перепрыгнуть через эту яму между нами — года, когда вы друг у друга уже были, а я вас ещё даже не знал. Опять же, это не какая-то там проблема или то, что не даёт мне спать по ночам, это просто мысли в моменте, которые я не контролирую. Просто рассказываю вам, что тоже много думаю о наших отношениях, потому что дорожу ими. Что я не просто рядом с присвистыванием кручу трусы над головой и сажусь на шпагат, будто я в цирке и мне на всё похуй. Вот и допизделись, ей-богу — развели Арсения на полуночные откровения. Его пробивает обычно в поездах под пиво, но там и атмосфера особенная, под стук колёс его даже на метафоры особые тянет, как будто на всех станциях помимо комаров его покусали трагичные поэты. Антон чувствует, что этот хрупкий момент нельзя упускать, но внутренняя язва опережает и решает фыркнуть упрёком: — То есть ты тоже копил хуйню и молчал? — Потому что это реально хуйня, Антох. Я знаю, что это бред, я эти мысли сам же от себя гоню. Оно просто само по себе в голове возникает, я не могу ничего с собой поделать. Потом, конечно, одёргиваю себя, что это надуманное всё, чтобы не зацикливаться. Надуманное же? Он смеётся, ведь именно так он всегда и делает — хохочет и бежит от самого себя, потому что в зеркале скалятся демоны из тёмных вод. Антон смотрит на Диму, чтобы срочно сказал что-то мудрое, но тот как будто подвисает сам, осмысляя что-то и кругля в изумлении глаза. — Погодите, вы вдвоём прям… Делите меня? Серьёзно? Ну как сказать. Под эту тему явно нужен отдельный вечер, в котором и из Антона, и из Арса повылазит много чего любопытного. Похмыкают горделиво, пособачатся между собой, а потом сойдутся на ворчливом бубнеже и уткнутся хныканьем в Димины плечи. Дима комично разводит руками. — Так это мне уйти надо, получается. Раз это я оказался главной причиной раздора и ваших загонов. Дима поднимается с кровати, запахивая и подвязывая халат. Выдерживает театральную паузу, пользуясь замешательством главных зрителей, горестно вздыхает и уходит из комнаты. Антон и Арс встревоженно переглядываются, будто нашкодившие коты посреди бардака. — Поз! — орут они в один голос, подскочив с кровати и сорвавшись следом. Они ловят Диму в коридоре — наваливаются со спины и виснут с обеих сторон, утяжеляя шаг. Антон с шипением бьётся локтем об стену — Арс спотыкается об покрывало, в погоне съехавшее ему на бёдра. — Ты-то куда попёрся, блять! — Только мы с Шастом можем быть ебанутыми в этом доме! — Что за несправедливость, я тоже хочу, — Дима упрямо продвигается в прихожую — и лыбится, естественно. — Ты не сеешь между нами раздор, ты наоборот нас объединяешь, дурак! — И даёшь пизды нашим загонам, между прочим! — Если кто-то и уйдёт отсюда, то только мы втроём! — Стоп, а где башмаки все наши? — Дима недоумённо застывает посреди прихожей, пялясь на пустующий угол между дверью и гардеробной. Антон тоже таращится бестолково в пол, не понимая, куда могли исчезнуть его и Димины кроссовки. Вопросительные взгляды ожидаемо упираются в хозяина квартиры. Арсений тихо отвечает: — Я их убрал. — Куда ты их убрал, придурок? — закипает Антон. — С балкона выкинул, я же ебанутый, — язвит Арс, подхватывая сползающее покрывало. — Просто спрятал, чтобы вы не ушли. — Пиздец, то есть ты нас обокрал? — негодует Дима. — Да, потому что я вас люблю! Антон и Дима синхронно кривятся — фу, вот это ты глупый и сопливый. С Арсения падает занавесом простыня — он с шипящими ругательствами нагибается за ней, прикрывается суетливо. Молчат всей троицей, смотрят на мигающие огоньки подвешенного над плинтусом роутера. — Предлагаю на этой ноте вернуться в кровать, — подытоживает Дима, не слышит возражений и уходит со своим выездным цирком обратно в спальню. Антон глушит тяжесть вздоха в ладонях, смотрит сквозь пальцы на стену, мягко выкрашенную в искусственное солнечное зарево. На неразрывность силуэтов, ступающих вслед за его тенью. Арсений оборачивает вокруг себя многострадальную тряпку в подобие русалочьего хвоста, разглядывает себя придирчиво в зеркальную дверь шкафа и откидывает со лба непослушную чёлку. — Ну и какой вывод мы из всего этого можем сделать? — спрашивает он, ложась на бок и подпирая рукой голову. — У Антона спроси, — Дима наводит порядок, расправляет простынь и подтыкает края. — Антон, если тебе некомфортно, мы можем пока… Не делать ничего втроём. — Я хочу делать что-то втроём, — Антон падает затылком в подушку, сонно расплываясь от мягкости матраса. — Раз мы об этом поговорили, то мне гораздо легче теперь избавиться от всей этой хуйни в моей голове. — Точно? Смотри не пизди нам. — Да точно, точно. — А то опять скажешь, что всё классно, а потом окажется, что ты грустил и сопел. — Я не буду грустно сопеть, обещаю. — Я буду прислушиваться, — Дима ставит колено на кровать и грозно нависает над Антоном. — Если вдруг замечу вместо стонов грустные сопенья, то устрою разборки. — Дим, — Антон сглатывает и на пару секунд прикрывает глаза — господи, дай нам сил. — С тобой я буду только стонать. Заметь, кстати, что к тебе у меня вообще нет никаких претензий. — Ну так ещё бы, — Дима довольно улыбается, укладываясь рядом. — Мы тебя раскрепостим, — подключается Арс, щипнув разморённого Антона за бок. — Выудим из тебя наружу твою внутреннюю чертовку. — Или просто запрём Арса на балконе и охуенно проведём время вдвоём, правильно? — предлагает Дима, добродушно жамкнув Антона за бедро. Антон смеётся тихим свистом. Арсений злобно пинается в своём пододеяльном коконе — Дима тянется через Антона поцеловать его в щёку, чтобы утихомирить. Усмиряет и укладывается обратно, вжимаясь плечом в плечо. Наверное, одним вечером не чинится то, что выгладывало из ночи в ночь, вилось роем над головой в предрассветные часы, пока с раскрытого балкона доносился шелест чьих-то шин по асфальту. Наверное, они проговорят ещё не раз и о многом другом, чтобы в очередной раз легче дался вдох, чтобы утихло и отступило — как выгорает тьма к утру, и нежным алым светятся крыши в сонной тишине. — Блин, в смысле у Шаста ноги длиннее? — Арсений, неугомонный, задирает голую конечность грациозно и возмущённо. — Одинаково же? — Да нихуя, вон, сам посмотри, — Антон тоже поднимает ногу, отпихивает ею ногу Арса и тянет струной к потолку. Прищуривается задумчиво, подтыкает локтем Диму. — Что думаешь? Дима улыбается, подложив под затылок руку, любуясь бессовестно. Довольный кот, который никак не хотел мурлыкать и гладиться, но позволил себя приручить. — Лучший вечер, — отвечает он. И споры излишни, и ехидные смешки не таят в себе осколочных обид. Однажды они словят порыв — совершенно беспричинный, прекрасный в своей дурости — замотаются все трое в простынки и пойдут среди белой ночи прогулочным шагом по дворовым тропинкам — пугать котов в окнах, стряхивать с травинок росу и воображать себя мыслителями античности, раскрывшими, пока город спит, все тайны бытия. Но это будет совсем другая ночь — и тоже лучшая, без сомнения. Дима гасит свет, и Антон закрывает глаза — две пары рук обнимают его в темноте почти одновременно. .