С приветом с того света

В баре, который предлагает Ян, оказывается пусто, как в вестерне, где ковбой пинает с ноги двустворчатую дверь, а в помещении — лишь одноглазый старик, который протирает пыльный бокал, предварительно смачно плюнув на тряпку, да сомнительная личность в плаще и низко надвинутой шляпе за столиком в темном углу. Только вместо одноглазого старика нас встречает симпатичная девушка за барной стойкой, а вместо сомнительной личности в плаще — офисный работник с ноутбуком, судя по тарелке с колбаской и пюрешкой, забежавший на ланч. Оно и неудивительно. В это время в четверг по барам шляются разве что фрилансеры вроде нас. Ян плюхается за первый попавшийся столик и прежде, чем я успеваю снять и нормально повесить пальто на плечики и зацепить на вешалку, начинает озвучивать подошедшей девушке заказ: — Два чизбургера с двойной котлетой, две больших порции фри, два салата деревенских со сметаной — и сметаны побольше… — не успеваю я возмутиться, что не хочу никаких чизбургеров, Ян поднимает глаза и, окинув меня слегка обалдевшим взглядом, спрашивает: — А вы что будете, сэр? Буйабес, ножку дрозда в собственном соку или сразу кровь девственницы? — П-пинту, — запинаясь, произношу, пропуская мимо явный ядовитый намек на мой гардероб и попутно прикидывая, не заставит ли меня Ян платить за пир. Он собрался съесть все перечисленное? Как это вообще в нем уместится? — Светлого. И сырные палочки. — О, мне тоже. — Ян дружелюбно улыбается девушке, отвлекая ее от разглядывания жабо на моей рубашке. Надо же, а когда хочет, он умеет быть милым. — Пиво на отдельный счет, пожалуйста. Девушка, расплывшись в ответной улыбке, уходит. Слава яйцам дрозда, Ян не собирается записывать на меня весь обед. Или это у него перекус такой? — Как там Чёртик? — присаживаясь напротив, торопливо спрашиваю, пока Ян, у которого явно свербит проехаться по моему внешнему виду — хотя посмотрел бы он на свой для начала, — не открыл рот первее. — Ты же в курсе, что я его не вижу? — полуиронично уточняет Ян, но в его беспокойном ерзании на стуле хорошо читается, что любое упоминание Чёртика задевает те струны его души, которые он предпочитает лишний раз не показывать посторонним. Может, зря я про Чёртика? — Но я в курсе, что коты видят духов, — замечаю осторожно, раз все-таки начал. — Он остался? — Да, — откликается Ян, задумчиво пялясь в пространство. — Кажется, отжал у Орешка лежанку. Орешек теперь спит на верхнем ярусе… — Ян ловит мой взгляд и поясняет: — Сфинкс. — Выходит, их у тебя пятеро? — заинтересованно спрашиваю дальше, чувствуя, что тема котов, пусть и вызывает у Яна много попутных эмоций, лучше всего располагает его к беседе. Было бы стремно ждать заказ в абсолютном молчании. Я вообще жуть как нервничаю, когда разговор перебивает неловкая тишина. Сразу хочется разрядить обстановку занимательным фактом про покойников. И голос папы в голове звучит с усталой обреченностью: «Ген, если невмоготу, уж лучше анекдот про повесившегося колобка». — Ага. — Ян вальяжно закидывает руку на спинку стула. — Чёртик, Орешек, Зелёнка — рыжий, ты с ним знаком, Герцог — сиам. Ну а Чача считает, что это я у нее, а не она у меня… Но так да, пятеро. — Почему Зелёнка, если рыжий? — задаюсь невольно вопросом. Ян фыркает: — Чёртик научил его плохому. Как забрало упало — сразу лезет в драку. Мажу его боевые ранения зеленкой… — Ян косится на меня, покачиваясь на стуле, как гиперактивный школьник, который только записал число-классная-работа, а уже заебался слушать эту вашу математику. — Ты на Зелёнку не обижайся, если чё. Он решил по пальто, что ты мажорчик. Щас у нас туго просто. — Между бровей Яна появляется хмурая морщинка. — Приходится и на такое идти. — В смысле туго? — уточняю тихо, когда официантка приносит нам два салата, сырные палочки и два пива и, не дождавшись от Яна очередной улыбки — а, кажется, ей бы хотелось, — чуть разочарованно удаляется. — Финансирование у приюта хуевое, мы на грани ебучего фола — снова влезем в долги по оплате, нас прикроют, а котов… — Ян запинается, тяжело вздыхая. — Забей. Разберусь. Чтобы не продолжать разгонять мрачные прогнозы, он набрасывается на еду. Сырные палочки и первый салат залетают в него, как их не было. Я только одну палочку успеваю дожевать до конца, а Ян уже точит, бодро орудуя вилкой, вторую порцию салата. — Приют — твоя единственная работа? — продолжаю светскую беседу, нервничая, что Яну может в моей компании резко стать неинтересно. Не то чтобы я жажду общения с кем-то, кто одевается как ходячий пикет против нормальной одежды, но да, бесполезно отнекиваться, я… жажду общения как такового. У меня нет живых друзей. Мы расстались с бывшим осенью. Мама и папа — не в счет, они меня при любом раскладе будут называть самым классным и лучшим на свете и даже устроят для меня показательную драку на тему, с кем из них я больше дружу. Но не могу же я, блин, всю жизнь дружить только с мамой и папой! — Неа, — прожевав как следует овощи и слизнув сметану с губ, отвечает Ян. — Я консультирую еще. — В смысле? — нет, меня не вымораживает его манера ответов, при которой подробности приходится тащить клещами. Психолог из меня никакущий. Но чудится, что Ян тоже слишком давно ни с кем не разговаривал. И то ли ему неловко так много болтать о себе, то ли ему не совсем понятно, нужна ли мне конкретика, пока не задам наводящие вопросы. — Люди приносят своих любимцев. Я рассказываю, у кого что не так. — Ян присасывается к бокалу с пивом и нет-нет да поглядывает вожделенно на мои сырные палочки, которые приходится рывком подтянуть ближе к себе — хрен тебе, я еще пирожок не забыл. Ян безразлично дергает плечами, мол, не так уж и надо, и добивает пиво в несколько глотков. Походу, пиво тотчас бьет ему в голову, потому что язык у него развязывается все сильнее. — Коты не скажут на человечьем, что болит. А люди не всегда доверяют ветеринарам. Еще… приходят клиентки, которые хотят расспросить кота, скажем, не приводил ли муж любовницу. Разные случаи бывают. Одна богатенькая мадам, хозяйка этого бара, с ее британочкой уже пару месяцев компромат на альфонса собирают. Бабок мадам мне не платит. Зато кормит тут иногда бесплатно. Киваю, подвиснув, и понимаю, почему Ян настаивал, чтобы мы не до центра доехали, что было бы быстрее, а забурились в конкретный бар в родном спальнике. Понимаю тут же еще кое-что. — То есть, воруешь ты только для приюта? — знаю, вопрос звучит бестактно. Но моя совесть заметно расслабляется при осознании, что подрезанное на улице отправляется не Яну в карман, а продлевает жизнь доброго начинания. — Ну да… — Ян нервно ерзает снова и недовольно морщит нос. — Бля, эт чё, интервью? Почему мы только обо мне? — Он машет рукой в мою сторону неопределенно. — О себе что-нибудь расскажи. Что новенького на кладбище? — Пиздец ты противный, — огрызаюсь, стоит Яну гаденько усмехнуться. — Не верьте ему, вы очень милый, — заигрывающе мурлычет подоспевшая девушка. К счастью, Яна больше интересуют бургеры и картошка, которые она принесла, потому что я, сука, не могу нормально разговаривать, когда у меня отжимают собеседника! Это вообще законно — флиртовать с тем, кто одевается хуже бомжа и начинает жевать бургер, выхватывая из-под твоей руки, раньше, чем ты сообразишь поставить еду на столик? — Фпафибо, — бубнит Ян и так довольно мычит с набитым ртом, что мне хочется зашипеть «Тише, тут же люди». Я покашливаю, потому что девушка все еще торчит у столика и умильно наблюдает, как монстр-пожиратель уничтожает двойной чизбургер вприкуску с картошкой фри. Мне приходится подвинуть к Яну свое пиво, чтобы он не подавился. — Мне хватает знакомых покойников, — цежу сквозь зубы. — Ха-ха-ха! — гогочет Ян, показывая оттопыренный большой палец, и громадным усилием воли проглатывает пережеванное, заливая половиной моего бокала. — Неплохо! Девушка, не дождавшись от Яна ничего сверх «фпафибо», кидает на меня обиженный взгляд, будто я виноват в недостатках воспитания Яна, и так резко двигается к офисному работнику в другой конец зала, чтобы забрать у него пустую тарелку, что бедняга испуганно вздрагивает. — Ну так чё? — допытывает Ян. — Где занимательные факты? Нервничаю. Не знаю, с чего начать. Не знаю, как говорить о себе. Обычно я чешу языком о чужих. Спрашиваю, передаю их слова другим. Я даже бабушке о жизни рассказываю нуднейшие сводки вроде «Встал. Умылся. Позавтракал. Работал. Лег спать». Занимательные факты вот могу, раз спросили. Выпив остатки пива в несколько глотков, набираю в легкие воздуха и говорю: — А ты знал, что Фред Бор, который придумал банку для «Принглс», так гордился своим изобретением, что завещал похоронить в нем часть своего праха? Ян таращится на меня долгие пять секунд. Между моими лопатками стекает вовсе не метафорическая капля холодного пота. Такого звука сверчков я еще не слышал. Папа бы аплодировал стоя произведенному эффекту. — Знаешь чё? — спрашивает Ян глухо. — Тебе явно нужно что-то покрепче. И что бы вы думали? Гена не будет пить днем четверга, Гена не попрется второй раз в ту хату, где его обделили пирожком, Гена не такой, Гена бабушке говорил, что в рот не берет. Спиртного, разумеется. Если бы бабушка знала о… да неважно. Главное, что все это пиздеж. Гена, видно, в школьные времена по впискам не находился, потому что все они, по закону подлости, залезали на мертвый час. И Гена хочет наверстать. Орешек, Чёртик и Зелёнка в восторге от кипиша. Наматывают круги по Яновой однушке, бесятся, друг друга подгоняя, то тыгдыкают по коридору, то носятся по сетке, натянутой под потолком. Только Герцог, презрительным взглядом смерив бутылку джина и двухлитровую сладкую газировку на запивку, еще в самом начале залезает на полочку на стене и поворачивается к нам жопой. Его хвост лениво покачивается из стороны в сторону, будто в качестве демонстрации, что он не спит, а все слышит. — Да понимаешь, — говорит Ян заплетающимся языком после пятого стаканчика с джином, положив ладонь мне на плечо и подергав пальцами за жабо. — Теста было на десять пирожков. Вот хоть усрись. — Да я все понимаю, братан, — выговариваю, проникаясь историей с пирожками так, что чуть не пускаю слезу. — Пять котов! Сколько энергии. Жрать тебе надо… много… А ты знал, что падающие кокосы убивают ежегодно больше людей, чем акулы? — Да? Жесть, — бормочет Ян, покусывая край пластикового стаканчика, который не с первого раза подносит к губам. — Как думаешь, что лучше — кокос или акула? — Однозначно кокос, — отвечаю твердо, еле ловя его в фокус зрения. — Однозначно кокос, — соглашается Ян, и его пальцы вздрагивают, будто от фантомного ощущения, когда пробежавший мимо Чёртик задевает его хвостом. — У кокоса хотя бы нет зубов. Бам — и все… — Я шмыгаю носом, тихонечко оплакивая всех убитых кокосами, а Ян погружается в пучину меланхолии окончательно: — Так и в жизни у меня обычно. Бам — и все… Я все порчу. С котами проще. Они понятные. Чё на уме у людей — вообще хуй разберешь. Ты вот с живыми базарить не умеешь толком. А я — тупо с людьми. Чача говорит, я драматизирую, и надо просто попытаться. Но даже если кто-то, сука, понравится… мне проще все сразу испортить, чтобы в ответ не понравиться, и не испортить все потом, когда будет очень больно оказаться для человека хуевым — а я хуевы-ы-ый, Гена, ты бы знал. — Хочешь, я сразу буду знать? Чтобы не больно было? — спрашиваю уже чуть ли не навзрыд и даже нахожу в себе силы прикоснуться к его жуткой бледно-желтой толстовке, когда сочувственно треплю Яна за костлявый локоть. Слезы градом катятся по щекам. Мне так жалко всех в мире, себя и Яна жалко, что я готов сейчас целое море наплакать. — Я вот каждый день с покойниками. Я люблю эту работу. Мне нравится… что-то хорошее делать, что у меня получается. Но так хочется банально научиться жить и для себя. Понимаешь? По правилам этого мира, не того. Общаться. Дружить. Чтобы парни от меня не сбегали, потому что я как горячая линия для загробного мира, а ты попробуй это вытерпи. Сука, я бы сам не вытерпел. Понимаешь?.. — Понимаю, — хрипло говорит Ян, и мне кажется, что его большие зеленые глаза тоже наполняются слезами. — Любви хочу. — Окей. — Понимания ебучего. — Хорошо, Ген. — Заботы! — Правильно. — И секса много. — Ого. — Жрать хочу. — Нечего, сорян. — Вот блин. Как отключаюсь, не чувствую. Зато очень хорошо чувствую похмельные вертолеты, когда просыпаюсь. Вот и сходил на вписку, блядь! Прорыдался, как сука, заснул на чужом полу, в чужой хате — уже второй раз подряд! Только это не от похмелья меня колбасит — хотя и от него, конечно же, тоже, — а Ян тормошит меня за плечи. И это не звон в ушах — а трель будильника в его телефоне. — Але! Просыпайся! — Ян похлопывает меня по щекам, заставляя открыть глаза. Мне в лицо тотчас тычется мордой Герцог, но Ян его деликатно отпихивает под недовольное «Фр-р-р». Длинные светлые волосы падают Яну на лоб. На щеке — зигзагообразный отпечаток от края пачки из-под чипсов, на которой он, похоже, уснул. Губы недовольно поджаты, взгляд злющий. Кому-то, погляжу, еще хуже, чем мне, а я, на секундочку, своего опухшего от джина и слез лица не чувствую. Ощущения, словно меня рой пчел искусал. — Проснулся? Давай проваливай, мертвый час скоро. — Сколько времени? — еле разлепив пересохшие губы, еле ворочаю во рту непослушным языком. — Одиннадцать. — Ян, сидя на корточках, тянет меня за руку, пытаясь усадить хотя бы на жопу. — Что я там говорил, пока пил?.. — спрашиваю, бросив попытки разобраться с этим вопросом самостоятельно. Помню, что рыдал и ныл — о чем, хоть убейте, не помню. Надеюсь, я не делился позорными фактами из детства. Я тут подружиться пытался, а не сгореть со стыда. — Я чё, записывал? — огрызается Ян, все-таки усаживая меня и грубовато поправляя на мне жабо, хотя поправлять что-то после сна на полу бесполезно. Вывод один — мне лучше не пить. Яну, судя по тому, что он кипит с похмелья, как чайник, тоже. Он нервно оглядывается на телефон. — Булками шевели, тебе пора домой. — Откуда ты знаешь про мертвый час? — вовремя я, конечно, решился на допрос. Меня Ян, судя по взгляду, сейчас придушит. — От сестры, — отрезает он, явно переступив через желание сказать «Не твое дело». Не понимаю, чем заслужил приподнятую завесу тайны, но не жалуюсь. — Ух ты. А вы с ней часто видитесь? — оживляюсь невольно, подумывая, что было бы неплохо поболтать с ведьмой-спецом по загробному, учитывая, что нас таких по пальцам пересчитать. — Для меня это нереально, знаешь ли, — тихо произносит Ян, пряча взгляд, и мне сквозь землю хочется провалиться. Только-только почувствовав, что могу поддерживать нормальный диалог, я все-таки облажался. Ян, пожевав нижнюю губу, еще тише и недовольнее сообщает: — Я похож на суперского брата? Поссорились. Месяц уже не общаемся. — Блядь! — выдаю такое бессовестно облегченное, что Ян меня смеривает крайне подозрительным взглядом. — Ты чего? О чем ты таком подумал, епт? — Ни о чем, — вру сконфуженно. Ладно, уж простите, но профдеформацию так просто не отключишь. Добавляю, чтобы сгладить: — Вы еще помиритесь, не переживай. — Вали уже, — рычит Ян, вскакивая на ноги. Герцог тычется лбом мне в бедро, явно повторяя команду хозяина. Делать нечего, приходится встать, переборов головокружение и тошноту. Плетусь на ватных ногах в прихожую, надеваю пальто и с трудом шнурую берцы. Ян, копавшийся на кухне, присоединяется спустя пять минут, когда я уже прощаюсь по очереди с Орешком, Зелёнкой, Герцогом и Чёртиком, вышедшими меня провожать. Ян хмуро завязывает ручки черного пакета в два узла и бросает на тумбочку. Накидывает куртку и влезает в расхлябанные ботинки, стягивает волосы в неряшливый хвост. — Тебе тоже на улицу? — уточняю робко. — Ага, — лаконично отвечает Ян, хватая пакет. Мы выходим из дома. Я чапаю на автомате к себе пустыми дворами, а Ян идет рядом, закуривая вторую сразу за первой. Меня сейчас от одного запаха тошнит, не понимаю, как он дымить умудряется. Но пожаловаться мешает опасение, что Ян развернется и так же молча свалит в противоположную сторону. А мне в темноте то и дело мерещатся неупокоенные души. — Так тебе куда надо? — спрашиваю, когда мы уже подходим к моему подъезду. — Туда. — Ян машет рукой не глядя. В той стороне тупик, вообще-то, но хватит на сегодня, пожалуй, вопросов. Только один напоследок: — Мы еще зависнем как-нибудь? — хмыкаю неловко: — Без спиртного только. Перебрал я что-то. — Я заметил, — говорит Ян так ехидно, будто он-то вообще ни капли в рот не брал. И игнорируя вопрос, между прочим. Он сует мне в руки пакет. Ледяной, как… морозилка. Для разнообразия. — Это что? — вот и второй вопрос подкрался незаметно. — Пельмени самолепные. — Ян бросает бычок в урну. — Вкусные, отвечаю. С этими словами он разворачивается и молча шурует в обратную сторону. Я вижу, как на углу дома из кустов выныривает Чача и догоняет Яна в три быстрых длинных прыжка.