С приветом с того света

— Ты Кристина, да? — спрашивает Ян, поднимаясь на ноги, и пытается заглянуть в щель между створками. Судя по тому, что почти сразу отступает на шаг, безрезультатно. — Так я тебе и сказала! — огрызается девушка. — Это Кристина, — говорит Ян убежденно, оборачиваясь на меня через плечо. — Наша потеряшка. — Кто тебе такое сказал? — вскидывается Кристина из-за двери. Судя по шорохам костюмчика, она держит Орешка на руках. — Мой кот, — отвечает Ян спокойно. Ну конечно. Я и сам мог бы догадаться, что Орешек учуял Кристину, когда она подошла к двери, услышав наши голоса. — Ты что… — спрашивает Кристина с подозрением, — тоже… живой? — Живее некуда, — отзывается Ян со смешком. — Докажи. Ты и твой кореш в пальтишке, — звучит из-за двери немедленно таким тоном, что у меня по спине прокатывается мерзкий холодок. Кристина явно не ужастиков насмотрелась перед походом в парк, а столкнулась здесь с покойниками лицом к лицу. Другой вопрос — как они умудрились настолько ее напугать, загнав в часовню, что она носа отсюда пару дней не показывала? Духи не властны над людьми. За исключением экземпляров вроде меня, которые всегда одной ногой в потустороннем. — Как? Сказать что-нибудь на живом? — язвительно уточняет Ян. Он разводит руками, услышав в ответ упрямую тишину, и говорит: — Нас с моим коллегой Геннадием, — ух ты, как солидно звучит, — подключил к поискам твой отец. Антон. Крутой дядька. В полиции пока зацепок не нашли, да и посоветовали подождать — может, у тебя типа бунт, вернешься сама. А мы вот решили проверить по горячим следам. — Пока они не стали холодными, — добавляю шепотом, на что Ян, оборачиваясь, делает мне страшные глаза, одними губами проговаривая «Решил окончательно ее напугать?». Пристыженно прикусываю язык. Но Кристине бы поторопиться. Сейчас нам ничего не стоит вывести ее из парка, но если проболтаем до мертвого часа, жди беды. Да и Кристина, небось, совсем там окоченела и проголодалась. Как она вообще продержалась одна столько времени в ледяной часовне? — Не аргумент, — цедит Кристина мрачно из-за двери. — Она и полицейского ко мне присылала. Якобы. Выходи, говорит, тут нельзя после полуночи сидеть. Чуть не вышла, ага. Говорю, помогите аппаратуру вытащить. А он стоит на пороге столбом… Сама типа тащи, как-то же сюда внесла. — Мы с Яном переглядываемся хмуро. — Я не стала, думаю, что за стремные отговорки? Говорю — подойдите помогите. Он шагнул вперед… Фу, блин! Он запузырился, как от ожогов! И даже не заорал от боли! Пошел ко мне… и… и пуф! Растаял! Как мыльная пена!.. — Неупокоенным за порог часовни путь заказан, — произношу задумчиво. — Я и сама догадалась, спасибо, — фыркает Кристина и добавляет саркастично: — Нет, блин, я просто так тут сижу, мне по кайфу. Архитектура — во! — Хы. А она мне нравится, — говорит Ян, усмехаясь. Награждаю его тяжелым взглядом. Не понимаю, как такое возможно. Как Александра — а ее Кристина, кажется, и имеет в виду, когда говорит «она», — умудрилась сохранить столько энергии с лохматых времен, чтобы вызывать реалистичные миражи? У неупокоенных, несмотря на то, что их держит на земле что-то незавершенное, обычно нет цели, а, как у самураев, только путь. Шатание туда-сюда по бренной земле и стоны о несбывшемся. Тут же мы имеем дело с на удивление продуманной неупокоенной душой. У нее есть какой-то план, и она его придерживается. Сталкиваюсь с подобным впервые. И это жуть как меня пугает, но не расписываться же в собственном страхе при Яне и Кристине. У нас именно я по мертвецам. Это как если бы спасатель в открытом море признался утопающим: «Пацаны, я умею только по-лягушачьи, и то с нарукавниками». — Короче, — говорю, поднимаюсь по ступеням и оттесняю Яна плечом, — сейчас докажу, что живой. Я наклоняюсь и сую руку в брешь, в которую не так давно сиганул Орешек. Знаю, что сейчас произойдет, но все равно вскрикиваю, когда Кристина, завизжав, заезжает мне ботинком по пальцам. Ян меняется в лице и орет: — Сдурела совсем?! — Тише ты, — шиплю, морщась от боли. Сжимаю и разжимаю пальцы, но руку не убираю и вырываюсь, когда Ян пытается сцапать меня за воротник пальто и оттащить от двери. — Пусть посмотрит! — Смотрю, — говорит Кристина глухо. — Блин, прости… — Проехали, — говорю, еще немного пошевелив пальцами, которые, очевидно, на глазах у Кристины не пузырятся. — Теперь убедилась? — Ага. — Пустишь? — Сейчас. Гвоздодер принесу только. Без понятия, откуда у Кристины гвоздодер. Я вытаскиваю руку, которую Орешек успевает лизнуть, из бреши и баюкаю ладонь, прижав к груди. — Дай посмотрю, — требует Ян, наступая на меня с таким лицом, будто у меня пулевое ранение. — Да все нормально, — ворчу, но руку ему протягиваю. Ян осторожно растирает мои ушибленные пальцы. Из кармана его куртки появляется мелкий пузырек с прозрачной субстанцией — у него там что, бездонная сумочка Гермионы вместо карманов? — и он стряхивает несколько капель мне на фаланги. Боль зелье не снимает, но приятно холодит. — Еще один секрет северных ведьм? — интересуюсь с улыбкой. — Мирамистин, — отвечает Ян с каменным ебалом, отпуская мою руку. Кристина отдирает доски, которыми заколотила входные двери, и пускает нас внутрь часовни. У меня чуть челюсть на пол не падает от удивления. Здесь теплее, чем на улице, потому что на полу по центру небольшого помещения, примыкающего к основному залу, стоит здоровая кубышка портативного аккумулятора, к которому подключены маленький переносной обогреватель и горящая лампа на длинном штативе, используемая при фотосъемке. На полу валяется разобранный спальник, рядом — термосумка. Судя по тому, что открытая, Кристина недавно доела свои запасы. — А ты тут неплохо устроилась, — произношу восхищенно, потому что Ян, хватая Орешка и упаковывая себе под куртку, предпочитает на Кристину неодобрительно коситься и молчать. Минуту назад она ему нравилась, но я не удивлен. Это же Ян. — Собиралась ночью поснимать. — Кристина, миниатюрная белокурая девушка, пожимает плечами. Аппаратура, которую она притащила с собой, спасла ее не только с подставным полицейским, но и от холода двух проведенных в парке ночей. Кристина рассказывает: — Выбрала место, отфоткала. Унесла аппаратуру сюда. Решила пару снимков сделать так, на телефон, чисто для профиля. Пошла к руинам, а там… она. — Александра, — подсказываю понимающе. — Откуда ты знаешь?.. — спрашивает Кристина, потирая ладонь о ладонь с натянутыми на них рукавами бледно-розовой зимней куртки. — Да как тебе сказать, — ядовито подключается Ян, — в феврале тут бродит по ночам ее неупокоенный дух, а мой коллега Геннадий, — все еще ваушно и с апломбом звучит, — спец по мертвецам, он об этом узнал от ее призраков-сестер. Но днем тебе ничего не грозит, так что самое время собираться и драть когти отсюда. — Она приходила не только ночью, — произносит Кристина удрученно. — Я видела ее утром… Стояла за дверьми и смотрела на меня. — Кристина ежится неуютно, а у меня сердце камнем ухает вниз и бьется, кажется, прямо в носках с засунутыми в них ведьмиными грелками. — Ждала, когда я выйду… Я бы давно кому-то позвонила и позвала на помощь, только выронила телефон той ночью, когда она напала на меня в первый раз. Кристина задирает рукав, и я вижу застывшие корочки крови от трех длинных царапин на ее предплечье. — Рванула в часовню, думала, спрячусь тут, заколотив дверь, тут вон и старые инструменты остались с тех пор, как здание опечатывали, — продолжает Кристина, — а она догнала, но не смогла зайти внутрь. Так я и поняла, что в часовне безопасно. Но дверь после ее липового полицейского все равно заколотила… — Кристина зажмуривается и с чувством произносит: — Как хорошо, что вы пришли! — Она сказала, — я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос не дрожал и не выдавал волнения, потому что Кристина, очевидно, и так напугана хуже некуда, — что ей от тебя нужно? — Ей нужно тело, — говорит Кристина слабо, — так она сказала. Что она так долго ждала, когда сюда явится кто-то по крови, что подождет еще немного, пока я не ослабну или пока меня не найдут и не вытащат из часовни, и тогда… Мы переглядываемся с Яном. В глубине его зеленых глаз светится та же догадка. Теперь нам обоим понятен интерес Кристины именно к этим архитектурным памятникам. А мне понятно и того больше. — Папа сказал, что я зря на него наезжаю, что не отстаивает здешнюю землю. Типа старье и дело минувших поколений, пусть достается городу… — Кристина неопределенно машет рукой. — Но мне всегда было интересно… — Она издает горький смешок. — Какая же я дура. Графская кровь, какая крутота! Ага! Лучше бы дома сидела и ужастики смотрела только в интернете. — У меня для тебя три новости, — говорю, собираясь с соображениями и пытаясь мыслить максимально трезво. — Первая — ты, кажется, ведьма первого поколения с запоздалым созреванием. Такое бывает, когда в роду до тебя не было ведьм… не было никого, кто бы подтолкнул твои силы к пробуждению. Ведьмы второго, как мы с Яном, получают дар раньше. Вторая новость — даже нескольких капель твоей сильной крови, которые Александра получила от тебя в мертвый час, — я киваю на царапины на предплечье Кристины, — хватило, чтобы напитать ее энергией. Поэтому она может вызывать миражи. Поэтому, видимо, она сумела замести твои следы. Поэтому притащила за собой призраки сестер… — Ведьма… — повторяет Кристина, смакуя слово на языке, и пялится на меня, будто я отрастил рог посреди лба, хотя после двух ночей в часовне в окружении враждебно настроенных миражей и призрака Александры новость о собственной причастности к магии меньшее, что должно бы ее беспокоить. — Кровь… — Кристина спохватывается: — А третья новость? — За пределы этого парка без твоего тела Александра не выйдет, — отвечаю уверенно, оперируя теми знаниями, которые вспоминаю из книг, подаренных на одиннадцатый день рождения папой. Он еще убеждал меня, что приставка пизже, но я ни о чем не жалею. Сейчас зато, понемногу складывая детали пазла, догадываюсь, в чем дело. — Без плоти ее дух накрепко связан с этой землей. Как только ты выйдешь за ворота, твоя кровь упокоит ее. «И возможно, ей будет лучше в лимбе, куда она отправится, — думаю обреченно. — В вечном небытии без боли, которую она пронесла сквозь века. Единственное ее упокоение». — Кристина не пахнет, — вклинивается Ян, до сих пор молчавший, — как спец по мертвецам. — Она и не спец, — качаю головой медленно, соглашаясь с ним. Обращаюсь к Кристине, пребывающей в легком ступоре: — Как ты увидела меня сквозь двери? — Что? — переспрашивает Кристина отрешенно. — Ты сказала «и твой кореш в пальтишке», — припоминаю ей и замечаю улыбку, скользнувшую по губам Яна. — И ты сказала, что видела Александру отсюда. Но Ян сквозь эту щель нифига не смог рассмотреть, хотя у тебя тут горит лампа. А ты смогла. — Не знаю, — теряется Кристина. Похоже, многовато я на нее информации вывалил. И чую, наши разговоры посреди часовни, учитывая, что мы наорались на всю округу втроем, нам дорого обойдутся. Кристина хмурится. — Не знаю… оно как-то само… — Это дар Ока, — заключаю, довольный разгадкой. — Ты видишь… сквозь. Но порой даже не замечаешь, потому что теперь это так же естественно и автоматически для тебя, как дышать. Как я понимаю, это «сквозь» шире привычных нам представлений. Ты даже можешь заглядывать сквозь такие абстракции, как… завеса, отделяющая реальный мир от призрачного — потому и увидела Александру. Утром и в мертвый час. Это тонкая материя и не до конца изученный вопрос. Но по тому, что имеем, смею предположить, что дотрагиваясь до завесы, ты становишься осязаемой для тех, кто приходит из-за нее. Поэтому Александра сумела тебя ранить. Это мои догадки. — Я заканчиваю, переводя дыхание после продолжительного монолога, и поворачиваюсь к Яну. — Что думаешь? — Думаю, что это потрясающе, Ватсон, — продолжая улыбаться, мягко произносит Ян. Впрочем, улыбка стремительно тает, и он спрашивает кисло: — Но как мы отсюда сбежим, если Александра только и ждет, как Кристина выйдет из часовни, чтобы отжать ее тело? — Я… могу помочь, наверное? — Кристина встряхивает головой, приходя в себя. Ладно. Нельзя недооценивать девчонку, которая поперлась одна на ночь глядя в парк с тяжеленной аппаратурой, чтобы сделать снимки жутких руин, и прожила тут два дня без связи и, прямо скажем, великих надежд на спасение. — Если у меня теперь есть Око, я могу проверить, нет ли какого-то подземного прохода под часовней? — Она смотрит по очереди на нас с Яном, открывших рты. — Что? — Кристина смущенно разводит руками. — В фильмах такое срабатывает. Что удивительно, срабатывает не только в фильмах. Сосредоточившись, Кристина заглядывает прямо под пол и сообщает, к нашему облегчению, что от часовни далеко вперед, по направлению к графской усадьбе, идет подземный ход, когда-то, видимо, обустроенный для прислуги. Если повезет, он простирается дальше усадьбы. Если нет… что же, мы все равно не богаты в выборе. Мы заколачиваем двери часовни досками изнутри. Подумав немного, я достаю телефон с зарядкой и, подключив к аккумулятору, ставлю на проигрыш на громкости обычного разговора интервью с искусствоведом о костюме девятнадцатого века. — Потом приду сюда, заберу. А сейчас прикроет нас, — объясняю в ответ на обалделый взгляд Яна, когда мы отодвигаем старые коробки от крышки люка в полу. — Типа, мы тут развлекаемся. — Ага, — фыркает Ян. — По-моему, даже Александра решит, что у нас шарики за ролики — можно сразу три тела брать полуживьем… Мы спускаемся в подземный ход и идем, подсвечивая себе путь фонариком Кристины, направляемые ее даром, по разветвленной подземной сети, которая, признаюсь, меня восхищает. И ведь кому-то в девятнадцатом веке, а то и раньше, такой способ перемещения от здания к зданию показался достаточно удобным, чтобы заморочиться с обустройством подземного лабиринта — без современной-то техники, руками и простейшими инструментами. Правда, следом приходят мысли о рабском труде, силами которого происходила постройка, и восторг гаснет, как фитиль зажатой между пальцев свечи. Все-таки в эту землю пролилось немало слез — и знати, и простых людей. Она насквозь горькая от лишений и безутешных бед. Может, отец Кристины прав, и ее стоит отпустить, не жалея. Судя по хмурому лицу Кристины в серебристом свете фонарика, теперь она думает о том же. Мы проходим мимо усадьбы туда, где подземный ход ныряет влево, упираясь в люк. — Там просто труба, — говорит Кристина. — Пустая, но неширокая. Есть… — Кристина запинается и прищуривается. Не могу сказать наверняка, но кажется, ее сила только раскачивается. Очень скоро, учитывая, что Кристина — первого поколения, ее будет ждать ведьмин триггер. Событие, после которого сила достигнет критического рубежа, за который нельзя будет переступать. Но пока ее крепнущий от минуты к минуте дар играет нам на руку. — Там где-то дальше есть съемная решетка на поверхность. По трубе… придется ползти. — Наверное, это уже из новых построек, — догадываюсь, когда Ян открывает люк, прокрутив ручку по кругу, и мы принюхиваемся к застоялому запаху тины. — Для подачи воды в пруд летом из речки, когда он пересыхает. И доступы из подземки, чтобы можно было менять загнившие участки. Круто! — Еще бы этим пользовались, — сдавленно бубнит Ян. Судя по еле сдерживаемым рвотным позывам, его капец как мутит от запаха. Я достаю из кармана шелковый шарфик и предлагаю Яну: — Повяжи вокруг носа. Ян с благодарностью выхватывает шарфик. Мы по очереди лезем в трубу. Сперва Кристина с ее фонариком, потом Орешек, потом я, и замыкает процессию Ян. Уже даже не представляю, во что превратится пальто, когда мы выберемся. И какой водитель маршрутки в своем уме впустит трех оборвышей, воняющих тиной, с воняющим тиной сфинксом на руках. Но сейчас главное не задохнуться и выбраться незамеченными. Сейчас главное спасти Кристину от ее обезумевшего предка. Мне кажется, мы ползем целую вечность. Ян пыхтит позади как паровоз, и вряд ли его спасает мой тонкий шелковый шарф. Я весь потный, руки и ноги немеют, а стенки трубы, что мерещится в пляшущем по следам коррозии свете фонарика, только сужаются и вот-вот сомкнутся на нас. Было бы охуенно иронично — застрять под землей. Кто нас отсюда вытащит? Сюда максимум явится моя бабушка, почуяв сердцем неладное, и спросит: «Гена, ты в кого такой дурачок?» Но труба кончается. Более того — она становится шире ближе к решетке, ведущей на поверхность. Кристина доползает до небольшого полого резервуара и уже может сесть на корточки. Лицо у нее все в крошеве коррозии и зеленоватых потеках, глаза большие и испуганные. Ян так резво бросается снять решетку, чтобы глотнуть свежего воздуха, что вышибает ее с первого же удара ладонями о край и сдвигает в сторону. Мы вылезаем на поверхность. — Быстрее, — хриплю, хватая обоих за руки. Орешек уже скачет вперед нас по лужайке к знакомой главной аллее, и я с ним согласен — нет времени радоваться открытому пространству, нам надо во что бы то ни стало выбежать за пределы парка. Мы поднимаемся, несемся на подгибающихся ногах к аллее и, вырвавшись на нее, — прямиком к воротам. С упавшим сердцем, то хватая воздух ртом, то втягивая носом, я чую сгущающийся запах мертвого. — Стой! — раздается истошный вопль за нашими спинами. Кристина визжит, не удерживаясь и обернувшись через плечо. Чуть не оступается, споткнувшись о неровность в асфальте, но ее цепко хватает под локоть Ян, гаркая: — Не останавливайся! — и тащит вперед, заставляя перебирать ногами. — Стой, девчонка! Стой! — хрипло кричит Александра нам в спину. Я чувствую ее приближение в потрескивающемся энергией воздухе. Чувствую, что она вот-вот окажется так близко, что нас накроет ударной волной призрачной энергии, пропитанной кровью ведьмы первого поколения. Нам остается всего десять шагов. Всего через пару нас нагонит она. Сердце сжимается. Мне хочется окликнуть Яна. И тут из тумана, сквозь который мы пролетаем на полном ходу, вырастают две жемчужно-белые фигуры — я вижу их, обернувшись и замедлившись невольно. Вижу, как сестры Александры хватают ее под локти, не давая вырваться. Как все трое сцепляются в бешеном танце посреди пустой смрадной аллеи. Воздух трещит по швам от буйства призрачной энергии. — Гена! — орет Ян, и я только тогда понимаю, что замер, завороженный их отчаянной борьбой. Борьбой тоски и смирения с яростью неупокоенной боли. Теплые пальцы Яна смыкаются на моем запястье. Он протаскивает меня еще несколько шагов и буквально выкидывает за створки покосившихся парковых ворот, тяжело дыша. Я падаю на задницу, но не чувствую боли. Я не чувствую ничего, кроме пульсации в барабанных перепонках от крика Александры. Одна из сестер оборачивается на нас, прежде чем все три призрака начинают таять в поднимающемся тумане. Она смотрит прямо на Кристину и грустно улыбается. По ее губам я читаю единственное «Прощай».