С приветом с того света

Договариваемся выйти на дело утром, чтобы у меня в запасе оставалось как можно больше времени до наступления мертвого часа. Со стороны посмотреть, так мои ограничения тормозят нам процесс, но Кристина утверждает, что ради спокойствия отца все равно бы не пошла никуда ночью, поэтому вечером я с чистой совестью отправляюсь к Яну на чай. Бабушка бы непременно придралась к рюкзаку, в который я складываю с собой пижаму, щетку и флакон с ведьминой смирной. И уж точно проехалась бы по сменному белью, отвечающему моим представлениям о прекрасном. Но во второй раз я не лягу спать как попало. Мало ли меня развезет от мятного чая, и я не дойду до дома? О таком нужно думать наперед. Иду к дому Яна под рыжим светом уличных фонарей, избегая темных закоулков. На полпути ко мне прибивается Чача и провожает до подъезда. — Пойдешь со мной? — спрашиваю, набирая домофонный код. — Мяу! — отказывается Чача коротко и тенью ныряет в кусты. — Как хочешь, — произношу ей вслед и поднимаюсь к Яну. Ян встречает меня на пороге в одних трусах. Признаться, я немного смущен. Не успеваю уточнить, что послужило причиной внезапного оголения, как Ян говорит сам: — Жарко — звиздец! Давно духовкой не пользовался. — Он машет рукой нетерпеливо. — Заходи, че застыл? Покорно делаю шаг через порог. Ян делает шаг навстречу, и я деревенею, таращась в его зеленые глаза, не сразу понимая, что рука Яна поднялась не схватить меня за талию, а провернуть ключ в замке за моей спиной. Но коленки все равно подкашиваются. День какой-то странный. С самого утра и пробуждения от кошмара все идет кувырком, не так, как я привык. Ян поверхностно клюет меня в щеку и тянет за лямку рюкзака на коврик, с которого я нечаянно сошел. — Разувайся, — командует, шаркая на кухню, — руки мой, пирог почти готов. — Пирог?! — вырывается из меня приятно удивленное. Как Ян все успевает? Он же только недавно вернулся с работы. Не то что я. Из полезного сегодня разве что одно сделал — привел в божеский вид винтажный пиджак и пришил на него новые пуговицы. Спасибо еще, у меня есть постоянная клиентка Ниночка, а завтра у нас намечается дело — крыша бы от безделья поехала. Глядишь, и не такое бы приснилось. Снимаю пальто, разуваюсь и мою руки в компании Орешка, который сидит на краю раковины и играет со своим отражением в гляделки. Потом тащусь на кухню и понимаю, что Ян не преувеличивал. Жар от работающей на полную духовки стоит как в финской сауне. Даже открытая форточка и распахнутая дверь не помогают. Хорошо, рубашка с коротким рукавом не даст мне спечься заживо. А вот брюки я бы снял, будь на мне что-то попроще черного кружева. Придется терпеть. На кухне громко играет радио. Ян гремит ящиками, колдует над пузатым заварочным чайником, насыпая в него понемногу из трех разных безымянных пакетиков, и вполголоса подпевает: — Разложился на плесень и на ли-и-иповый мё-о-од, а перестройка все идё-о-от и идё-о-от по пла-а-ану… — Ми-а-а-у! — подвывает ему Зеленка, забравшийся на холодильник. Наконец заварочный чайник заправлен и залит кипятком. Ян ставит его на стол, вырубает радио и выключает духовку. На свет в клубах ароматного пара является его величество грушевый пирог. Ян в хорошем расположении духа. Я бы даже сказал, что в отличном. Под первую чашку душистого мятного чая я интересуюсь, как дела на работе, и Ян, будто только ждал приглашения, вываливает на меня подробный рассказ о трех вылеченных лапках, новой закупке игрушек, талантах ориентальной кошки Джессики и звонке с местного телеканала, предложившего участие в репортаже о городских приютах для животных. — Это же круто! — поддерживаю его восторг, откусывая от вкуснейшего грушевого пирога. — Считай, что бесплатная реклама. Может, у вас появятся спонсоры. На будущее. — Я тоже так подумал, — кивая, соглашается Ян и отправляет половину четвертого куска в рот. По темпу, с которым Ян, и обычно далекий от понятий о столовом этикете, уминает выпечку, я отдаленно догадываюсь, что все три лапки двух разных котов штатный ветеринар лечил не без помощи ведьминых сил Яна. Знаю, что анималисты умеют забирать на себя боль животных. Наверное, Ян посчитал это надежнее местной анестезии. Нога у него периодически подергивается, будто от прошибающей судороги. Замечаю под краем стола, как Ян трет пальцами поверх татуировки с тигром на бедре, старательно при этом сохраняя бесстрастное лицо. После ужина, потупив в телефоны и еще немного попиздев про дела приюта, решаем, что лечь перед завтрашним делом нужно пораньше. Вопрос о том, остаюсь ли я, кажется, не стоит вовсе. Да и зная, что Ян поперся бы меня провожать, я даже не думаю на это намекать: Ян еле ковыляет, прихрамывая и морщась, до ванной, а потом сразу двигается к дивану. Мою посуду, переодеваюсь в ванной в легкую шелковую пижаму и присоединяюсь к нему. Коты уже каждый на своем месте, свет в комнате не горит. Слышно только, как Ян напряженно пыхтит на диване, закутавшись в одеяло и уткнувшись в стенку, и как тихо порыкивает с лежанки Герцог. Не могу сказать наверняка, но кажется, Ян запретил Герцогу помогать. Неужели собрался всю ночь терпеть, пока не отпустит чужая боль? Повезло, что после первой вылазки я предусмотрительно собрал маленькую походную аптечку и кое-чему научился в детстве от мамы. Достав по-тихому из рюкзака склянку с универсальным зельем, крадусь к дивану, ложусь, подползая ближе к Яну, и осторожно приподнимаю его одеяло. — Ты чег… ауч, блядь, холодно! — жалуется Ян, вздрогнув, когда я наугад в темноте переворачиваю склянку над его бедром, половину проливая на простыню. — Это еще что? — Секреты южных ведьм, — отвечаю шепотом, закупориваю склянку и бережно растираю зелье по его ноге. На ощупь мажу под коленкой и вверх по горячему бедру, бормоча заговор. Прерываюсь и прошу недовольно, потому что Ян вьется, как уж на сковородке: — Не дергайся, а? — Пальцы ледяные, как у… ну ты понял, — тихо шипит Ян, уткнувшись лицом в подушку. — Щекотно... Эй… бля, Ген, ай… пф-ф… ля-а-ать… Он ругается еле слышно и наконец послушно замирает. Может, потому что я припер его к стенке, и дальше отползать ему некуда. Хорошенько растираю зелье, игнорируя недовольное сопение обездвиженного пациента. Зелье и заговор начинают действовать, облегчая боль, и Ян с показательным вздохом, будто делает мне огромное одолжение, переворачивается на спину, а потом закидывает на меня ногу, милостиво позволяя массировать и дальше. — На, — говорю, спустя пять минут массажа тыкая склянкой ему в руку, порядком поплывший от его дыхания в шею и вообще от него, чуть ли на меня не забравшегося. Он жаркий. И мне жуть как жарко под ним. Шелковая кофта уже немного ко мне липнет, в висках долбит разогнавшийся пульс. Я не заболел? Может, с заговором напутал? Вкладываю склянку настойчивее Яну в ладонь. — Помажь там. — Че? — спрашивает Ян полусонно. — Где? — Ну там, — тяну неуверенно. Чего непонятного? Под трусами. Или мне и туда лезть прикажете? — Сам помажь, если надо, — огрызается Ян, не поднимая головы с моего плеча. Так, не понял. Он что, спать вот тут собрался? Мы так не договаривались! Мне опять будет горячо. — Давай ты, — настаиваю, нервничая. — Не хочу, — и хуй я теперь что сделаю с этим ленивым «Не хочу». — Резинку хоть приподними, — прошу жалобно, не теряя надежды. — Лять, сам давай, Ген, — буркает Ян, широко зевая мне в плечо. — Сам-сам как-нибудь. Ручками… Делать нечего. Скриплю зубами и вожусь, откупоривая склянку заново. Выливаю на ладонь немного зелья и, уговорив себя, что врачу нечего стесняться — раз уж я сегодня медсестричка — поддеваю резинку его трусов. Зажмуриваюсь и быстро-быстро растираю зелье по жесткой ягодице. Ладно. От боли теперь не загнется. Пусть спасибо вообще скажет! Хотя Ян, судя по размеренному дыханию, уже в глубокой отключке, и ему глубоко похер, что я тут делаю с его задом и как страдает мое целомудрие. Герцог перестает шипеть. Я закрываю склянку, отбрасывая к подлокотнику. Не с первой попытки опрокидываю Яна обратно на лопатки и, обессилевший от жары, падаю сверху, отбрыкавшись от одеяла. Все. Теперь-то можно забыться от всех странностей этого дня. Мятный чай действительно чудесный. Сплю крепко, и видится мне не кошмар, как прошлой ночью, а что-то ненавязчиво приятное. Никаких оформленных образов. Лишь мягкие прикосновения и невесомое тепло, как будто солнечные лучи сквозь густую летнюю листву пробегают по лицу. Разлепляю глаза еле-еле, сквозь ресницы встречаясь с сонным взглядом зеленых глаз совсем близко. Моя ладонь, кажущаяся неподъемной, лежит у Яна на голове, пальцы запутались в его длинных волосах. Колено зажато между его бедер. Его рука у меня под кофтой, тяжело устроилась между лопаток. Прижимаюсь щекой к его щеке, не в состоянии не то что отлипнуть — лишний раз пошевелиться. В сон тянет обратно. Судя по тусклому сизому свету, еще раннее утро. И хочется спросить, который час, и не можется. Ян медленно моргает. Тоже не может заставить себя произнести хоть слово. Но мне слышится «Спи» смутным шепотом. Собираюсь кивнуть. Вместо кивка нечаянно мажу губами по его подбородку и задеваю нижнюю губу. В солнечном сплетении мимолетно жжется, и пусть глаза закрываются и желание заснуть становится лишь гуще, желание повторить оказывается на несколько граммов весомее. Не понимаю, мне ли хватает сил наклонить голову или Ян навстречу тянется. Наши губы соприкасаются уже по-настоящему, без полумер. Чувствую, как его язык лениво сталкивается с моим, и шумно вдыхаю его раскаленный выдох. Ощущения ебические. Так я еще не целовался. Буквально засыпая в процессе, но вроде бы понимая, что это его язык сейчас у меня во рту, это его губы прижимаются плотно к моим, а его пальцы чертят узоры по моей спине, убаюкивая и уговаривая забрать впечатления в долгий сладкий сон. Просыпаюсь в следующий раз бодрым и отдохнувшим достаточно, чтобы открыть глаза сразу же. За окном светло. Валяюсь на диване один, пялясь в потолок, и воспоминания о том, что случилось, бойко накатывают на меня из глубин затуманенной памяти, как прибойные волны, с шумом разбиваясь об острые скалы сознания. Сердце начинает колотиться в груди как бешеное. Мне ведь это не приснилось. Это мы на самом деле. Это мы вот здесь лежали с Яном в обнимку и спросонья целовались прямо в губы. Вздрагиваю и резко сажусь, услышав вдруг громкий звон с кухни, а следом шипящее: — Бля-а-тс-с-сь… Ебучий случай. Подрываюсь и несусь, чуть не спотыкаясь о вынырнувшего как из ниоткуда Чёртика, на кухню. Ян сидит на корточках на полу и собирает крупные осколки чашки. Вскинув голову и заметив меня на пороге, он коротко просит: — Веник принеси из ванной. Иду за веником, прихватив и совок. Возвращаюсь. На автомате собираю вместе с Яном осколки и протираю пол мокрыми бумажными полотенцами, все ожидая с замиранием сердца вопроса, что же это такое ночью, ближе к утру, у нас случилось? Но Ян явно не настроен на задушевные разговоры. Злой, как тысяча чертей, он рассыпает проклятия в адрес почившей кружки и всего рода фарфоровой посуды от древности до наших дней. Завтракаем мы после скорой уборки остатками грушевого пирога и кофе в молчании. Вопросов от Яна, увлеченно собирающего крошки с блюдца, по-прежнему не поступает, и я уж было собираюсь с духом под последний глоток кофе, чтобы не зассать и спросить первым, но тут мне звонит Кристина. Спрашивает возмущенно, где носит наши нерасторопные жопы, ведь она уже пять минут как ждет нас на остановке. Приходится, бросив посуду в раковину, бежать одеваться. Через десять минут, захватив мой рюкзак и Зеленку, мы уже выскакиваем во двор. Еще через пять добегаем, срезая путь через баскетбольную площадку, до автобусной остановки. — Прости, — говорю, увидев Кристину на лавочке. Плюхаюсь рядом и пытаюсь отдышаться от внепланового спринта по дворам. — Я проспал. — Будильники для кого придумали? — спрашивает Кристина, качая головой, но оттаивает и улыбается, потому что рядом с ней на лавочку запрыгивает Зеленка и заискивающе трется башкой о ее расшитые цветами джинсы. — Пф. Не для Гены, — фыркает Ян, закуривая уже зажатую в зубах сигарету. — Он все семь штук проспал. Смотрю на него с нескрываемым осуждением. Мог бы и разбудить, раз проснулся раньше. Ян усмехается мне краем губ и отворачивается, выпуская дым через ноздри. Это еще что значит? Нет, не его ухмылка. А моя реакция. Почему у меня сердце так защемило, будто это не молчаливая шутка, над которой он сам с собой мысленно наверняка посмеялся, в духе «Ха-ха, спим крепко, как покойники, Геннадий», а чертово благословение, упавшее на меня прямо с небес? Почему мне хочется разулыбаться, как последнему кретину, потому что он меня подколол? В качестве отвлечения от бури неуместных восторженных эмоций пристально смотрю на жуткие рваные джинсы и страшную линялую красную футболку под распахнутой курткой. Но в голову как назло лезут лишь вчерашние мысли. Как хорошо ему без одежды. И какая у него мягкая и гладкая кожа. Особенно там. Чувствую, что сгорю сейчас, как факел, если не перестану думать в кривом направлении. К счастью, подъезжает нужный автобус, мы заходим внутрь и устраиваемся в пустом заднем ряду. — И куда же мы едем? — интересуюсь, переключаясь на дело. — В заброшенный парк аттракционов, — бодро отвечает Кристина. — О, как мило, наверняка нас ожидает что-то совершенно не стремное, — откликается Ян саркастически, придержав Зеленку на крутом развороте автобуса. — И что мы там забыли? — Сторож утверждает, что аттракционы включаются сами собой, несмотря на то, что подача электричества отсутствует. То один, то другой. На прошлой неделе заработало и сделало полный круг колесо обозрения, которое не включали уже лет десять, — с энтузиазмом рассказывает Кристина, судя по горящим глазам, очень живо представляя себе картинку родом из хоррора. — Начальство ему не верит. Приезжали смотреть — и при них ничегошеньки не происходило. — Кристина делает таинственную паузу и заявляет шепотом: — А решился нам написать этот сторож, потому что слышал детский смех. Из кабины колеса обозрения. Но когда колесо остановилось, внутри никого не было. — Кристина разводит руками в воздухе. — Мистика. — Окей, — произносит Ян нервно, — вот теперь мне стало реально не по себе. — Забей, — говорю, положив руку ему на колено и ободряюще сжав. — Возможно, это мертвые развлекаются. Другой вопрос — как они включают аттракционы? — Ген, честно, — фыркает Ян, — не помогаешь. — Кто-то недолюбливает парки развлечений, — замечает Кристина с ухмылкой, а я, поняв, что уже порядком передержал ладонь на Яновом колене, убираю ее в карман пальто от греха подальше. — Не доверяю им, — соглашается Ян мрачно. — Развлечениям? — Кристина вздергивает брови. — С некоторых пор — паркам, — язвительно отвечает Ян, почесывая млеющего Зеленку между ушей. Кажется, Зеленка чертовски горд, что отправился на этот раз с нами. Кристина хихикает, облокотившись о спинку впереди стоящего кресла. Смотрю на нее задумчиво. Светлые волосы забраны назад солнцезащитными очками, макияж легкий и чертовски ей идущий. Милая розовая курточка, аккуратный маникюр. Эффектная девушка наша Кристина. Парень, стоящий в начале салона, то и дело оглядывается в нашу сторону, надеясь поймать ее взгляд. Кошусь украдкой на Яна, задавшись вопросом, не смотрит ли на Кристину и он? И чуть не вздрагиваю от неожиданности. Ян, увидев, что я оглянулся, быстро отводит глаза и с преувеличенным вниманием пырит в окно. Меня как током прошибает. И я вдруг думаю, какой же я дебил. Ян не смотрел на Кристину. На меня он смотрел. Потому что мы целовались утром. Потому что, быть может, ему немного нравлюсь я. А может, мне немного нравится он?.. — Приехали, — объявляет Кристина, когда автобус останавливается на следующей остановке. — Наш выход. Выбираемся на остановке на большом пустыре. Направо — дорожка, уходящая к виднеющимся вдали домам частного сектора. Прямо — широкая парковка некогда лучшего парка развлечений нашего города. Два года назад сюда еще ездили семьями ради крутых горок, единственных из оставшихся в эксплуатации местных аттракционов. Но в прошлом году наконец достроили и запустили новый, куда более современный, на западе, а этот закрыли с концами. Однажды на его месте точно отгрохают свежий микрорайон, а пока эта груда старого металла и кладбище детских эмоций ждет своего часа — как оказалось, совсем не молча. — Погнали? — кисло спрашивает Ян, с сомнением глядя на потускневшие от времени оградительные ленты на каруселях для малышни. — Погнали, — говорю твердо. — Погнали! — соглашается Кристина.