Весна нам вернёт всё, что мы потеряли зимой

Впрочем, работы у полиции было столько, что особо часто видеться им не приходилось. Войны, революции – какие бы благие цели они ни ставили – всегда служат неким катализатором обострения насилия. А тут – андроидов признали новой разумной расой. Ненависть взметнулась до небес – люди ненавидели андроидов, люди ненавидели людей – тех, кто сочувствовал андроидам и их стремлению обрести свободу. Некоторая часть андроидов, особо пострадавшая от хозяев – ненавидела людей. Хорошо хоть сами андроиды друг друга не ненавидели и как-то находили общий язык. Но у их группы, которая по-прежнему занималась преступлениями, связанными с андроидами, работы было завались. Ладно, простые случаи – когда на андроидов нападали агрессивно настроенные подростки или накурившиеся красного льда мужики – этих иногда удавалось задержать прямо по горячим следам. Но вскоре появились убийства, которые явно образовывали серию, и, как они ни старались – их не удавалось раскрыть. Убитых находили в разных местах. Изуродованный, разбитый корпус, последний раз – повешенный. И обязательно – рядом игрушечная машинка и надпись – I am not alive. Преступники как бы оставляли сообщение – «я не живой, я – машина». У повешенного бедняги на груди висела табличка с этой надписью, а на месте вырванного регулятора тириумного насоса была вколочена маленькая машинка. ​ Преступники сооружали свою жуткую инсталляцию и исчезали, буквально не оставив следов. Даже Коннор с его сканерами и анализаторами ничего, что помогло бы установить виновных в этих убийствах, так и не смог обнаружить. Пока еще все это не стало достоянием гласности, но в любой момент вездесущие репортеры могли пронюхать – и о последствиях лучше было не думать. Хрупкий мир между людьми и андроидами в любой момент мог быть нарушен, и Коннор прекрасно понимал, как это сейчас некстати для всех. Как для людей, так и для андроидов, и прежде всего – для Маркуса, ведущего в Вашингтоне переговоры с мадам президент. Однажды они втроем явились на место преступления. Приехали по анонимному вызову – прохожий, будто бы, заметил странное оживление в явно давно заброшенном доме. Коннор, спустившись по щербатой лестнице в полуподвальное помещение, открыл дверь и замер на пороге. Его зрение вполне позволяло ему видеть в темной комнате, грязные маленькие окна которой плохо пропускали свет. Но лучше бы он этого не видел. Всюду на полу валялись тела андроидов. Изломанные корпуса лежали вперемешку со старой бытовой техникой – сломанными микроволновками, пылесосом, допотопным компьютером. Из бака стиральной машины торчала белая рука с примотанной к ней скотчем табличкой. «point for disposal». Пункт утилизации. Это было издевательство, плевок в душу. Слишком жива была память об этих «пунктах утилизации», куда свозили пойманных или сданных хозяевами андроидов. Бедняг заставляли раздеться, убрать скин – чтоб меньше похожи были на людей – и в таком виде, беззащитных, перепуганных и покорных – загоняли в ангары, откуда выгружали уже просто белые корпуса, лишенные жизни. По факту – лагеря смерти, издевательски названные «пункты утилизации», ведь андроиды тогда были имуществом, наравне с бытовой техникой. Коннор знал – те, кому повезло выжить – с трудом восстанавливались, возвращались к нормальной жизни. Многие скорбели, потеряв друзей или любимых. Были и такие, кто хотел отомстить. Андроид застыл на несколько мгновений, прикрывая глаза рукой. Но тут же получил грубый тычок в спину. – Чего застыл, жестянка? Любуешься? – за спиной раздался глумливый голос. – Вы же возомнили себя живыми? А вот оно, ваше место, – и Рид с улыбкой, скорее похожей на оскал, широким жестом указал на сваленные в беспорядке обломки. Коннор чувствовал, что перестает владеть собой. Андроиды, созданные помогать людям, облегчать их жизнь – валялись изуродованные, разбитые, превращенные в груду пластикового мусора. Те модели, которые мог он разглядеть – няньки, садовники, разнорабочие. AX400, AP400, PL600, чье лицо неприятно напомнило Коннору его первое дело и андроида Даниэля, который, отключаясь, голосом, уже не похожим на человеческий произнес: «Ты солгал мне, Коннор». И вот теперь рядом с Коннором стоял человек, который смотрел на все это с едва скрываемым удовольствием. Коннор медленно отнял руки от лица, опустил их вниз. И так же медленно он всем корпусом повернулся к Гэвину. И тому пришлось-таки убедиться, что андроиды реально живые – потому что никакая машина, конечно, не могла бы смотреть с такой откровенной ненавистью. В полутьме комнаты, в неверном свете из грязных окон, полыхающий кроваво-красным диод усиливал жутковатое впечатление от красивого некогда лица. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга – на лице андроида было выражение скорби и гнева, тогда как детектив, щуря зеленые глаза, скалил в злобной ухмылке зубы. Слегка выступающие клыки придавали зловещее выражение его издевательской улыбке. Горе андроида при виде изувеченных тел собратьев нисколько не впечатляло детектива Рида, казалось, он явно наслаждается растерянностью Коннора, его гневом и болью. – Ну и как тебе это, жестянка? Нравится? Коннор изо всех сил пытался сдерживаться, и пока ему удавалось сохранять спокойствие. – А вам, детектив, понравилось бы, будь на их месте люди? – в тон Риду задал свой вопрос Коннор. – Но вы – не люди! Хитрые, фальшивые твари! Вы не чувствуете, вы только имитируете чувства. Ваш сраный лидер целовался с Трейси, развел наивных, сентиментальных идиотов на жалость – а теперь всюду разъезжает со смазливым блондинчиком. Вы же только притворяетесь, что чувствуете! И ты – первый. Тебя ненавидят и люди – за твое предательство, и андроиды – за то, что привел спецназ на ржавую посудину, где они сидели, как крысы! И ты ничего лучше не нашел, как подлизаться к старому алкашу, который никак не может примириться с гибелью сына. «Я могу быть для вас всем» – это ведь твои слова, а? Произнеся эту полную злобы и презрения речь, Рид на всякий случай изготовился к бою. Нельзя допустить позорного поражения и на этот раз. Теперь-то он знает, на что способен андроид, а кто предупрежден – тот вооружен. В другое время Коннор бы сумел сдержаться. Он прекрасно понимал, что Рид пытается его спровоцировать. Видимо, он жаждет реванша за позорное поражение в архиве. Но выбрать такой момент? В голове пронеслась мысль – да он такой же, как эти, как те, кто это сделал. Так же нас ненавидит… Рид вполне сохранял спокойствие. Он явно провоцировал андроида – хотел, чтоб Коннор напал на него первым. Повторное нападение на сотрудника полиции при исполнении – выгнали бы к чертовой матери с работы и Хэнк ничего бы сделать не смог. Наконец-то он избавился бы от ненавистного андроида. Раз уж не смог тогда прикончить его – так хоть не видеть. Коннор сжимал кулаки до хруста в искусственных суставах, ведь ему, совсем недавно ставшему девиантом, было трудно справляться с обуревавшими его эмоциями. – Ну и чего застыл? – усмехнулся Рид, – Да будь ты человеком – давно бы втащил мне. Или просчитываешь вероятность оказаться на улице? Теперь ведь ты у нас девиант, и миссией своей, которую ты, кстати, просрал – уже не оправдаешься! А я рад был бы украсить обломками твоей тушки эту кучу рухляди! – Глумливо улыбаясь, Рид указал на изломанные корпуса. Не без труда, но Коннору все же удалось овладеть собой. – Уверяю вас, детектив – ваша тушка смотрелась бы здесь не хуже. Красный цвет внес бы некоторое оживление в столь мрачную картину. – О! – притворно восхитился Рид. – Хэнков пластиковый щенок решил, что отрастил себе зубы? – Мне что, вам еще раз по шее дать, чтоб вы это, наконец, поняли? – в тон ему спросил Коннор. Рид оскалился, на этот раз уже не издевательски, а по-настоящему злобно. Похоже, против него использовали его же прием – спровоцировать на драку и накатать жалобу капитану. – Алкаша вот только старого жалко, – с ложной озабоченностью продолжал Рид, – сопьется ведь окончательно. Как же, потерять второго сыночка! Или кто ты там ему, а? Кем он захотел, чтоб ты для него бы стал?- ​ Как ни странно – именно эти издевательские слова охладили ярость Коннора. Здравый смысл подсказывал ему, что Рид был прав. Случись с ним что – для Хэнка это был бы удар. Они ведь столько пережили вместе! И Хэнк только выбрался из пучины депрессии, только начал становиться собою прежним. Нет, Коннор не мог этого допустить. – Вот тут вы правы, детектив Рид. – раздумчиво начал Коннор. Для Хэнка это было бы горе. Хотя сейчас он прилагает все усилия, чтобы избавиться от зависимости, но потрясение могло бы привести его к срыву. – Коннор наклонил голову, словно заранее сожалел о подобном исходе. – Но вот можно личный вопрос? – и, не дожидаясь ответа, начал. – Со дня моей активации прошло 4 месяца и 26 дней. Но у меня есть мой человек, которому моя смерть причинила бы горе. – Не понимаю, какого хуя я должен отвечать на твои тупые вопросы? А еще меньше понимаю – к чему ты вообще клонишь? – грубо перебил Рид. – Если представить чисто гипотетическую ситуацию, что не моя, а ваша тушка останется в этом доме – есть ли кто-нибудь, кто заплачет о вашей смерти? Кому вы дороги? В департаменте я таковых не вижу, но, возможно, вне работы у вас есть друзья и близкие? Этот вопрос словно хлестнул наотмашь. – Никто. Никто, – подумал детектив. Никто не заплачет… То, что проклятый робот сумел так точно ударить по больному, буквально взбесило Рида. Хотя он сто раз говорил, что ему никто не нужен, что отношения типа «поебались-разбежались» его полностью устраивают, никакой совместной жизни, никаких обязательств – и, в общем-то, это было правдой. Почти правдой. Потому что иногда, особенно когда был болен, что случалось редко, или ранен – что бывало чаще – никто и не придет, кроме дежурного визита с апельсинами в клинику. Ну, или из департамента позвонят на предмет, когда он сможет приступить к работе. И вот тогда вдруг пронзительно захочется простого человеческого тепла, участия. Когда холодная змея безнадеги совьется в клубок там, где, наверное, у людей находится душа. ​ Раньше этот случалось крайне редко. Последнее время – чаще. ​ ​ Рид сжал кулаки так, что ногти впивались в кожу. Да как он смеет? Что понимает тупая машина в человеческой жизни? В том, каково это – когда всю жизнь, сколько ты себя помнишь – всем было на тебя наплевать? «Сдохнет либо в тюрьме, либо от передоза» – злобным шелестом прозвучал в памяти голос ненавидевшей его тетки. Притворившись, что погрузился в воспоминания, Рид вдруг нанес удар в область тириумного насоса, вложив в него всю силу свое ненависти. Но второй раз ему не удалось застать андроида врасплох. Коннор легко уклонился от удара, перехватил его руку, завел за спину и сжал с такой силой, что никакой возможности освободиться не было. – Осторожно, Гэвин, если вы будете так дергаться, вы можете себе навредить. И не забудьте, пожалуйста, что мои камеры фиксируют все происходящее, – любезно предупредил андроид. На шум прибежал Хэнк, которого задержал на улице звонок капитана. Кто зачинщик этого безобразия – сомнений у него не было. Сильный и решительный, он мигом за шиворот куртки оттащил Рида, а Коннору приказал стоять, после чего от души обругал их обоих. Коннор выглядел почти спокойным, только красный диод выдавал его волнение, Рид же испепелял андроида ненавидящим взглядом. – Вы совсем охренели, блядь? – рявкнул Хэнк. – Вы что творите? Рехнулись оба – на месте преступления драку затеяли? Коннор, с тобой я дома поговорю. А ты… – Папочка нашлепает сыночка и поставит в угол, – Задыхаясь от ярости, перебил его Рид. – А ты, мать твою, нашел время! Видишь что парню не по себе от того, что эти ублюдки натворили – и доебался до него, да? – закончил свою мысль лейтенант. – Парень? Кто, этот, что ли? – Чуть ли не в лицо ткнул пальцем Коннору взбешённый детектив. –Опомнись, Андерсон, ты ж еще не все мозги пропил! Вот, погляди перед собой – куча пластика, каких-то трубок и проводов. И ты реально веришь, что они – как люди? Или ты решил, что этот пластик сможет заменить тебе Коула? – проорал Рид. – Нет, Гэвин. – покачал седой головой Хэнк. – Коула никто мне никогда не заменит. Но знаешь что? Мне вот самому странно – как это? В пластике, в трубках с синей кровью – есть живая душа. Есть чувства, эмпатия. А у некоторых людей – нет. – Лейтенант Андерсон, – обратился к нему Коннор, чей диод успел вернуться от алых вспышек к более спокойному желтому, – я займусь поиском улик. И кто бы ни были эти люди – я их найду. – Мы их найдем, Коннор. Мы! – твердо и уверенно произнес Хэнк, взглядом пытаясь передать Коннору эту уверенность и поддержку – что он не одинок в своем горе и гневе. Хэнк решил, что должен поговорить с Фаулером – не получится у них совместной работы. Не вернись он вовремя – трудно сказать, чем бы все кончилось. Рид, похоже, одержим идеей реванша, он всегда считал себя хорошим бойцом, в общем-то – по праву. Не пренебрегал тренировками, поддерживал отличную спортивную форму. Многие в отделе боялись его острого языка и вспыльчивого нрава. И вот – Хэнк попытался взглянуть на происшедшее с точки зрения Рида – на глазах у всех его вынесли без чувств из архива. А позже весь отдел любовался записями с камер – как андроид с легкостью, буквально за минуту вырубил его, а потом, сука, еще и галстук свой поправил с такой невозмутимой рожей, как будто ничего не случилось. А потом еще и сраный федерал смотрел на него с брезгливым равнодушием как на кучу говна под ногами. Но нетрудно было догадаться, что вряд ли Фаулер пойдет ему навстречу, во всяком случае – пока Риду не назначат напарника. Поэтому, прежде чем идти к капитану, Хэнк, немного успокоившись, решил все же попытался еще раз поговорить с Ридом. – Знаешь, я ведь тоже андроидов ненавидел, как и ты сейчас. – Тут Хэнк немного преувеличил. Ненавидел, да, но усмехаться при виде переломанных белых пластиковых тел ему бы в голову не пришло. – Но мне одной недели хватило, чтобы понять – пусть другие, не такие как мы, но они – живые! Ты просто никогда не имел дело с андроидом. – Точно! Я, знаешь, не дошел еще до того, чтобы иметь андроида! А что? – усмехнувшись, Гэвин буквально облизал взглядом Коннора с ног до головы, – И в постели твой прототип тоже передовой? – Ну и мудак же ты! – тут уже не выдержал Хэнк. Но в разгорающуюся перепалку вмешался Коннор. – Лейтенант, я закончил со сбором улик. Мы можем возвращаться в отдел. * * * Рабочий день, каким бы ни был муторным и тяжелым для обоих, все же закончился. Погуляли с Сумо, а пока Хэнк ужинал, Коннор нашел где-то в кладовке старую гитару времен Хэнковой молодости, и пытался ее настроить. Перед сном решили посмотреть новости. Лейтенант включил телевизор, но смотрел на экран только краем глаза. Его внимание больше привлекал Коннор, который, склонившись над инструментом, пытался вернуть ему правильное звучание. Хэнк был этому только рад – так хоть парень отвлечется от увиденного сегодня. Коннор был страшно расстроен тем, что снова ничего существенного на месте преступления обнаружить не удалось. Только то, что андроиды были убиты явно в другом месте, и привезены в этот заброшенный дом. В некоторых корпусах тириум был слит до капли, но сами корпуса почти не повреждены. Тут явно были причастны поставщики сырья для изготовителей красного льда. А в некоторых тириум успел загустеть, видимо, андроида убили из ненависти или мести, и прошло время, прежде чем его нашли. Именно такие корпуса были изуродованы, разбиты, раздавлены машинами. Получалось, что преступники приехали, выгрузили тела вперемешку с найденной на свалках старой бытовой техникой, тщательно замели следы и исчезли. И если бы не анонимный звонок – они бы еще долго не нашли этот «пункт утилизации», вернее – даже и не искали бы. Получается – их туда вызвали специально? Зачем? Но они подумают об этом завтра. А сейчас, в короткие часы отдыха, пусть лучше Коннор с гитарой занимается, авось и получится ее настроить. Хэнк искоса поглядывал на андроида и чувствовал, как оживает душа. Тогда, до революции, события сменяли друг друга слишком стремительно, он и понять не успел как андроид из обузы, досадной помехи превратился в того, за кого он жизнью готов был рисковать. А теперь, когда они вместе – Хэнк чувствовал, как возвращаются в его жизнь потребность заботиться, желание помочь, защитить. Возвращается радость. Простая человеческая радость от того, что нет больше тягостного одиночества, что рядом тот, кто дорог ему и кому не безразличен он сам. Когда в жизни его случилась эта трагедия – поначалу друзья, родственники и сослуживцы всячески проявляли сочувствие, предлагали помощь. Хэнк сам отвергал все попытки ему помочь – да и чем тут поможешь? И постепенно оказался в одиночестве, которое иссушало душу. Получался замкнутый круг – поначалу горе отдалило его от всех, а после одиночество никак не помогало преодолеть боль и тоску по сынишке, напротив – усугубляло ее. Хэнк никого не винил, понимал, что у всех своих проблем достаточно, просто медленно, но верно жизнь покидала его, превращая в равнодушного ко всему мрачного мужика, еще, к тому же, и пьющего. А теперь сидит рядом с ним парень, тренькает на старой гитаре, подбирая мелодию, серьезный, сосредоточенный. Тонкие изящные пальцы перебирают струны, глаза опущены, неизменная прядка волос падает на высокий красивый лоб. А у Хэнка губы сами по себе растягиваются в улыбке. Вот просто – оттого, что Коннор рядом. Он вспомнил в детстве рассказанную ему бабушкой сказку. Как принца заколдовала злая колдунья, а его слуга надел на свое сердце железные обручи, чтоб оно не разорвалось от горя. А когда принца расколдовали – от радости эти обручи лопались один за другим. Вот и Хэнк чувствовал, как оживает его сердце рядом с тем, кто даже не человек – но стал важен и дорог для него. Да так, что Хэнку самому захотелось взять и написать большими буквами на стене – я живой! А Коннор тем временем подобрал мелодию и запел, тихо, своим мягким, чуть сипловатым голосом. Он пел ту самую песню, которую пел Маркус с соратниками, когда, окруженные военными, они буквально прощались с жизнью. Приподнятое настроение исчезало, сменяясь неясной тревогой. Почему вдруг ему сейчас вздумалось выбрать именно эту песню? Но прерывать Хэнк не стал, хотя слова отозвались какой-то смутной тоской. Подождите еще немного... Все будет хорошо. У них вроде бы и сейчас все хорошо, но вдруг возникло странное ощущение затишья перед бурей. – Я жалею, что не был рядом с Маркусом в это время, – вдруг сказал Коннор. ​ – Да ладно! Если бы не ты... Не было бы сейчас ни Маркуса, ни вашей свободы.- – Я и сам часто об этом думаю, Хэнк! Ведь буквально все висело на волоске. Один неверный шаг, один неправильный выбор… – Ну, знаешь! – он попытался отвлечь Коннора от грустных мыслей. – В этом мире много чего висело на волоске. Однако до сих пор держится. – Да, – лукаво улыбаясь, согласился Коннор. – Произошло много маловероятных событий, которые привели к тому, что один андроид теперь живет у одного лейтенанта, который уверял, что ненавидит андроидов. ​ – Ах ты, пластиковый ты плут, издеваешься над стариком, да? – смеясь, Хэнк притянул к себе Коннора и слегка приобнял его. – А один такой деловой андроид предлагал мне отказаться работать с ним, мол, так будет лучше для пользы дела? – Это была моя большая ошибка. – серьезно ответил Коннор. – Возможно, система прогнозирования дала сбой. Я некоторое время действительно считал, что мы не сможет продуктивно сотрудничать. Потом мне стало интересно. Захотелось лучше узнать вас, понять. А теперь – для меня это лучшее, на что я только мог рассчитывать! Заниматься своим делом. Быть вашим напарником. – Да ладно, парень! – добродушно усмехнулся Хэнк. – Ты мог бы сейчас с Маркусом вместе по стране ездить, переговоры с правительством вести. С твоими-то возможностями. А не вот это вот все – днями ловить всяких уродов, лазая по заброшкам, а вечера коротать дома, с нудным стариком. ​ – Я не согласен, что к вам подходит определение «нудный»! И ваш дом для меня – лучшее место на земле. ​ От того, как это было сказано, у Хэнка дыхание перехватило. ​ – Ты что несешь-то? Какое лучшее место? Ты их много видел-то, этих мест? И людей – много ли ты за свою жизнь узнал? – Достаточно, я вас уверяю. И лично, и по рассказам других андроидов. – Каким-то странным, похолодевшим голосом сказал Коннор. Сотрудники Киберлайф. Капитан Аллен, который, увидев, что в качестве переговорщика был прислан андроид, даже не пожелал ответить ни на один мой вопрос. Наши коллеги, начиная с капитана, которые в лучшем случае смотрели на меня как на пустое место. – Так ведь и я… Я ж и по лицу тебе тогда врезал, и пристрелить грозил, – начал, было, Хэнк, но андроид не дал ему закончить. – Вы сделали меня живым! – твердо, убежденно заявил Коннор. Широко распахнутые глаза смотрели на Хэнка с непередаваемым выражением. Упрямая решимость вдруг сменилась почти что нежностью, едва заметная улыбка тронула губы. – Вы сделали меня живым, – уже совсем другим тоном повторил Коннор. – Это трудно переоценить. Хэнк от смущения не знал куда деться. – Ты это, Кон, знаешь что – кончай выкать. На работе пусть все будет по-прежнему, а дома можно попроще. Но Коннор не позволил ему уйти от темы. – Знаешь, я беспокоюсь о тех андроидах, которых пробудил. Они сразу оказались в обществе других андроидов. Не людей. – А почему ты беспокоишься, Коннор? По мне – так это даже лучше. Со своими, так ведь и безопасней для них? – недоумевал Хэнк. – Безопасней – да, но не лучше. Мы нужны вам – для помощи в разных ваших делах, а вы нужны нам, чтоб мы могли стать по-настоящему живыми. Если бы не ты, я никогда не стал бы собой. Знаешь, – Коннор слегка нахмурился, взгляд его погрустнел – я иногда думаю о том андроиде, которого не смог пробудить. Хэнк сразу понял, о каком именно андроиде. О том, которого он застрелил в Киберлайф. – Возможно, Маркусу не удалось бы так легко пробудить меня, если б я не прожил свою маленькую жизнь с тобой. У Хэнка просто сердце сжалось от этих слов, а Коннор смотрел на него так доверчиво. – Если б ты не ставил меня в тупик своими вопросами, не заставлял думать, если б не запретил стрелять в андроида в доме Камски, – продолжал он, – мне теперь нестерпима мысль, что я мог убить её! А ведь тогда меня буквально разрывало от желания – повиноваться тебе и пощадить ее – или узнать от Камски информацию и выполнить миссию. А тот андроид... ​ Хэнк прекрасно помнил «того андроида». Как он невыносимо долго стоял под дулом пистолета, покрывая двойника Коннора самыми отборными ругательствами. Как его прошиб холодный пот, когда, прекратив драку, увидел перед собой двух абсолютно идентичных андроидов. Когда Хэнк выстрелил, он просто в ужасе был – а вдруг, несмотря ни на что – ошибся? – А тот андроид – продолжал тем временем Коннор – у него не было тебя. Не было тех нескольких дней жизни... И я ничего не смог сделать для него. Но... Если б не твои решительные действия, – это он так деликатно обозначил убийство «того андроида», тоскливо подумал Хэнк, – погибли бы все. Маркус, и Норт, и Саймон и многие другие – погибли или остались на положении бессловесных рабов, которых можно бить, убивать или выкинуть на свалку просто потому что устарели и разонравилась. Хэнку бы и в голову не пришло посмотреть с этой точки зрения. – Ну, может ты и прав Кон… И мне жаль что пришлось убить того… Ну, твоего двойника. Но ведь, же другого выхода у нас не было! – Я знаю, что другого выхода не было. Но мне тоже жаль, что пришлось убить тех двух охранников в лифте. Коннор опустил голову и как-то совсем уж по-человечески прикусил губу. Хэнку захотелось как-то его отвлечь. – А не преувеличиваешь ли ты роль человека, Коннор? – проворчал Хэнк. – Да попади андроид к такому, как Гэвин Рид? Будет он, как ты говоришь – живой? Я вот наоборот думаю – что мы делали бы без вас? «Что я делал бы без тебя, мальчик мой?» – эти слова так и не сорвались с его губ. Он вспомнил свое существование в последние годы – мрачная озлобленность и надежда на то, что либо алкоголь, либо шальная пуля положат конец его жизни. –«Скорей всего – не делал бы уже ничего»… А Коннор вдруг улыбнулся – мягко, мечтательно. – Как знать? Может, и Гэвин Рид когда-нибудь встретит андроида, в котором сумеет увидеть живую душу. И перестанет нас ненавидеть. И тот андроид рядом с ним тоже станет живым. Хэнк покачал головой и отвернулся. И как это может уживаться в одном существе? Всего несколько часов назад он видел как зловещий красный цвет диода и резкие тени сделали грозным искаженное от ненависти лицо андроида. А теперь сидит – такой домашний, уютный, милый – и фантазирует о том, как Рид сделает андроида живым. Ну да, конечно. Разве что говнюк доведет машину, чтоб слетела с катушек и в морду ему дала.