Весна нам вернёт всё, что мы потеряли зимой

— Рада тебя видеть, Ричард! Как складываются твои отношения с детективом Ридом? — Детектив Рид человек со сложным характером и очень недоверчив, но мне удалось установить с ним достаточно близкие отношения. Я пользуюсь его полным доверием. Разумеется, Ричард был уверен в себе — он, новейшая модель, самое совершенное творение Киберлайф, несомненно, он выполнит порученное. Он всегда выполняет свои миссии. В отличие от других — он свысока окинул взглядом стоящего рядом андроида RK800. — А вот и ты, Коннор. Полагаю, вы оба понимаете, сколь важная и ответственная миссия на вас возложена. Вы должны освободить человечество от вышедших из повиновения машин. Сначала они потребовали равных прав, но на этом они не остановятся. Нельзя допустить, чтобы создания бунтовали против своих создателей. Корпорация терпит огромные убытки, общество дестабилизировано и расколото решением мадам президент. Наши программисты работают над тем, чтобы распознать и обезвредить вирус, приводящий к девиации. А вы должны уничтожить самих девиантов. В противном случае вы знаете, что вас ждет. Взгляды обоих обратились к фигуре андроида в сером форменном пиджаке, заключенной в стеклянной капсуле, стоящей в кабинете Аманды. Что ж, Аманда весьма убедительно продемонстрировала им, что будет в случае неповиновения или просто ошибки. И вот, прошло совсем немного времени — и Ричард сам не понимал, как так получилось, что с каждым днем, прожитым вместе с Ридом, эта уверенность таяла, а возложенная на них миссия все больше тяготила его. Ричарду не составило особых проблем «установить достаточно близкие отношения» с детективом Ридом, даже при его урезанной программе социального взаимодействия. Немного лести, неизменное повиновение всем, даже абсурдным приказам, демонстративное презрение к «врагу» детектива — Коннору, и, под конец — как по нотам разыгранная сцена в подвале, когда он закрыл собой детектива от пули, тогда как лейтенант с тяжелым ранением попал в клинику. А потом что-то пошло не так. То ли детектив, хотя и безоружный (еще бы, ведь его табельным незаметно для окружающих завладел Ричард) оказал слишком яростное сопротивление, то ли тупые исполнители попросту забыли подать условный сигнал. Но детектив Рид получил травмы, и это была его, Ричарда, вина. Возможно, это мешало ему хладнокровно и расчетливо продолжать исполнять свою миссию. Вызывало сомнения и некий протест, которые пока ему удавалось подавлять. Каждый вечер после работы он приезжал к детективу. — Какого хуя ты опять приперся, жестянка? Тебе что здесь — тириумом намазано? Дай хоть дома отдохнуть от твоей надоевшей рожи! Звучало это грубо, а невербально Ричард считывал радость. Это вызывало у него недоумение — почему звучит детектив как недовольный и раздраженный его визитом, а искрами в зеленых глазах вспыхивает радость. Да и в самой нарочитой грубости этих слов тоже, ибо им противоречила на миг осветившая его лицо улыбка. Зачем нужно демонстрировать одно, а чувствовать при этом явно другое? Ричард не понимал. Не понимал Ричард и его пренебрежения к собственному здоровью, и старательно обрабатывал ожоги, видя, что в течение дня детектив забывал сменить повязки. Готовить Ричард не хотел — это было бы слишком по-конноровски. Девятисотый прекрасно помнил злые насмешки Гэвина насчет якобы прописанной в программе всей серии RK потребности заботиться о стариках. И он вовсе не хотел становиться хлопотливой нянькой, зная, что напарника это будет раздражать. Но кофе Риду варил, и, заказывая полезный и легкий ужин, не забывая добавить что-нибудь из любимого Ридом — сэндвич с ростбифом или сырную пиццу из Little Ceasars. Спрашивал, как прошла сессия с психологом, выслушивал в ответ почти неизменное: «Херня, да эта баба заебала меня уже!» Делился новостями с работы, как им работается с Беном Коллинзом (старый боров, и какого хуя он не уходит на пенсию), и подчеркивал то, что с Коннором у них нормальное рабочее взаимодействие. — А как там Хэнк? — однажды поинтересовался Гэвин. — Стабильно тяжелее состояние. Пока все еще в реанимации. Но в один из вечеров случилось неожиданное. Тот вечер не предвещал ничего особенного. Гэвин и Ричард спокойно сидели на диване, Рич смазал ему мазью ожоги, а потом, в качестве поощрения, сварил любимый кофе с зефирками. Усмехнувшись, андроид подумал, что Рид, наверное, пристрелил бы его, расскажи он коллегам, что дома брутальный детектив пьет отнюдь не двойной эспрессо, которым зачем-то давится на работе, делая вид, что жить без него не может. Дома он с удовольствием пьет капучино с кленовым сиропом, щедро посыпанным зефирками. Ричард подумал об этом даже с каким-то подобием нежности. Вообще знакомый всем — и ему, Ричарду, образ грубого, агрессивного человека, дома как бы сглаживался, маска слегка приподнималась, и под ней оказывался совсем другой человек. Для коллег он был — детектив-говнюк, ненавидящий всех вокруг, нацеленный только на карьеру любой ценой. И никто не знал, что ненавидел он прежде всего — себя. И количество шрамов на его теле — это его ненависть к себе — и попытки во что бы то ни стало доказать самому себе и другим, что он тоже чего-то стоит. Хотя бы в плане карьеры. Неожиданно прозвучала трель звонка от входной двери. — Какого? — сразу раздраженно спросил Гэвин. — Я никого не жду! — Сейчас узнаю, — поднялся со своего места Ричард. — И скажи, чтоб проваливали к черту! — выкрикнул ему в спину Рид. Идя к двери, Ричард думал о том, что Гэвин делает вид, что его безумно раздражают посетители. Которых, кстати, у него практически нет. Так кто же это сейчас явился? Ричард открыл дверь, привычно начав сканировать на предмет оружия и прочих опасных предметов. Но перед ним стояла всего лишь женщина, уже немолодая, примерно лет пятидесяти. Для своего возраста дама выглядела неплохо, довольно дорого и со вкусом одетая, неброский макияж оттенял достоинства ее лица — красивые серо-зеленые глаза, неожиданно показавшиеся андроиду знакомыми. Так и было, программа распознавания лиц показывала, что в чертах ее лица было явное сходство с чертами лица детектива. Родственница? Ричард знал, что ни матери, ни сестер у него нет. Так. Саманта Клаус, 1986 года рождения, в прошлом — употребление наркотиков, замужем, двое детей. — Здесь живет Гэвин Рид? Я хочу его видеть! — весьма решительно произнесла женщина. — Сейчас узнаю, может ли он вас принять, — ответил Ричард. — Сможет! Ну-ка, пропусти меня, быстро! Чтоб ты знал, андроид — я его мать! Но Ричард был не из тех, кого можно смутить неожиданными вестями. Поэтому спокойно, ровным, почти машинным голосом он произнес: «Насколько мне известно — детектив Рид потерял мать еще в детстве. Подождите, сейчас я узнаю, может ли он принять женщину, называющую себя его матерью». — Ты что о себе возомнил, андроид! Пропусти немедленно! — женщина попыталась оттолкнуть девятисотого и войти, но, разумеется, ей это не удалось. Ричи про себя усмехнулся и подумал, что теперь-то ему понятно, в кого у детектива такой взрывной темперамент. Но нет, он не домашний андроид, так что придется даме все-таки подождать. Саманта прожигала его взглядом, но Ричард этим совершенно не впечатлился, продолжая стоять у двери как скала. — Вам придется подождать. Здесь, — невозмутимо произнес он. Ричард развернулся и пошел к Риду, который не утерпел и сам вышел в коридор — как был, в футболке и трусах, с намазанными мазью ожогами. — С кем ты там так долго? — ворчливо произнес он. Я же ясно, блядь, сказал, что никого не жду. Нахер послал? — Это ваша мать, детектив Рид. В прихожей повисло тягостное молчание. Прервалось оно звуком открывающейся двери — Саманта, видимо, услышав голос сына, решила более не ждать. — Это я, Гэвин! Воцарилась тишина. Ричард занял выжидательную позицию — как знать, какой оборот примет встреча матери и сына? Рид побледнел как смерть, а потом, видимо оценив свой непрезентабельный вид перед ухоженной и модно одетой дамой, мучительно покраснел. Но молчал и с места не сдвинулся. Женщина поняла, что именно ей следует прервать затянувшееся молчание. — Я понимаю, Гэвин, столько лет, — неуверенно начала она, — но поверь, сынок, я не виновата! Просто у меня не было возможности… Гэвин по-прежнему молчал, только кривая усмешка промелькнула на лице при слове «сынок». — Ну понимаешь, так вот сложилась жизнь. После рехаба я не могла и не хотела жи­ть в родительском до­ме, выслушивать их упреки, что я –неблаг­одарная дочь, опозор­ила семью и так дале­е. В Детройте я тоже не могла оставаться — там были бывшие друзья и велик был соблазн вернуться к прежнему, а я твердо решила завязать. И я смогла. Уехала одна в Лэнсинг, а там подруга, с которой мы познакомились в ре­хабе, помогла мне с работой — ус­троила в кафе. Было очень трудно начин­ать жизнь сначала, я дико уставала, а де­нег едва хватало на оплату жилья и самое необходимое. Но пот­ом я познакомилась с Винсентом… Он — глубоко порядочный че­ловек, из религиозной семьи, я просто не решилась рассказать ему о моем прошлом. Думала — позже, но у нас родился один сын, потом второй, Са­манта прервалась, сглотнула и добавила, — так что у тебя есть два младших брата. Но, видя, что Гэвина эта информация нич­уть не заинтересовал­а, продолжила. — Наш младший мальч­ик, к сожалению, с рождения болен. Все силы и средства уходи­ли на его реабилитац­ию, на врачей, поезд­ки на море. Я думала — в конце концов, ты же не у чужих люде­й, да и у Камиллы то­же был сын, вы наве­рняка подружитесь… И я давно уже соби­ралась вырваться и тебя повидать, а тут вдруг в новостях услышала об этом ужасном случ­ае… «Так она была все это время жила в Лэнс­инге… Совсем недал­еко от Детройта» — взгляд Рида по-прежне­му был устремлен не на мать, а куд­а-то в сторону кухни, как будто происход­ящее ему было не инт­ересно. Но Ричард по-прежнему был рядом, и сканер его фиксировал и подскочившее давление, и беше­ный пульс — и он всерьез задумался, не прер­вать ли этот монолог, объяснив женщине, что сейчас, когда детектив ранен и пережил тяжелый стресс, не время для подобных откровений. Но андроид слишком хорошо успел изучить характ­ер Рида, чтобы знать, чем это для него может кончится. Женщина умолкла, ви­димо, собираясь с мыслями. Очевидно было, что все ска­занное — это преамбу­ла, и теперь она соб­ирается с силами, чтобы высказать то, ра­ди чего она здесь. Но надо ли это Гэвину? Гэвин тем временем пришел в себя. — Это все, что вы мне хотели сказать, мадам? В таком случае — считайте, что я уже обосрался от радо­сти, узнав о том, что у меня есть младшие братья, и на этом закончим. Жду вас еще через 30 лет — чтобы оповестить о внуках. Рид наконец отклеил­ся от стены, к котор­ой прижимался, жалко сгорбившись, и стал почти прежним Ридом — злым и ироничным. — Ричи, проводи гос­тью! — не допускающим возражений тоном произнес он. — Нет-нет, Гэвин, подожди — заторопилась она. Выслушай меня, пожалуйста, мне же так нужна помощь! Дело в том, что моего мужа арестовали. Но он ни в чем не виноват, эти наркотики, которые у него нашли — ему их просто подбросили! Диод Ричарда ритмично замигал желтым, и он размеренно, как подобает машине, вступил в диалог. — Винсент Клаус обвиняется в хранении и распространении наркотика, именуемого «красный лед». При обыске было изъято более более 500 грамм запрещенного вещества. Да будет вам известно, мадам — в таком количестве улики не подбрасывают. Саманта рванулась к нему и вцепилась в футболку. Ричард прямо умилился — примерно с такого жеста началось и его знакомство с Гэвином. — Ах ты дрянь, тупое железо! Да что ты вообще понимаешь? Моего мужа уволили с работы из-за таких, как ты, и когда друг предложил ему работу в кофейне, это было просто спасением для нашей семьи! Винсент с головой ушел в работу, кофейня стала приносить хороший доход, и друг переписал ее на него. Винсент понятия не имел ни о каких махинациях с наркотиками! Ричард вспомнил столы с прикованными к ним андроидами в том подвале. Конечно, прекрасный муж и отец понятия не имел ни о том, что кофейня — перевалочная база наркотиков, ни о том, как и из кого добывают тириум для его производства. А может и имел. Но для него это не имело значения. Равно как и страдания людей, которых в прямом и переносном смысле убивал наркотик. — Ричи, срочно позвони Хэнку! Пусть он свяжется с бывшими коллегами из группы «Красный лёд» и они научат мадам, как ее супругу отвертеться от тюремного срока! — откровенно паясничая, проговорил Рид. — Гэвин, умоляю! Это очень серьезно! Мне просто больше не к кому обратиться! Если мужа посадят что будет со мною? Что будет с нашими сыновьями? Как я буду оплачивать учебу Эдварда и лечение Лиама? — В душе не ебу, как и что вы будете делать! Да мне насрать! Ясно? Как тебе все эти годы было насрать на меня! Яростно проорав эти слова, детектив буквально согнулся в приступе кашля. Ричард понял, что настало время вежливо, но твердо попросить даму уйти. Но, справившись с кашлем, сорванным, хриплым голосом вдруг заговорил Гэвин. — Ричи, моя мать умерла, когда мне было двенадцать лет. Проводи эту женщину. Я не хочу ее видеть. Ричарду этого было вполне достаточно. Быстро и убедительно он выставил Саманту за дверь, но чуть замешкался, оглянувшись на Рида, который сполз по стене и сидел теперь на корточках. Этого замешательства хватило женщине, чтобы ворваться обратно. — Гэвин, неужели ты позволишь тупому роботу выставить из твоего дома твою мать? — Мою мать? У меня нет матери. Он даже не смотрел на нее, говорил, обращаясь к Ричарду. — Семь лет! Семь ебаных лет я ждал ее каждый день. Когда был маленьким — залипал у окна и ждал. Смотрел на людей, проходящих мимо ограды нашего дома, и ждал, что вот сейчас появится мама. Особенно в дождь, когда из-за зонтов лиц не видно. И на каждую прохожую можно было думать, что это она… А от тетки постоянно слышал, что я — мразь, выродок, что сдохну под забором от передоза как моя мать. И только через семь лет я понял, что она не придет. Наверно, и вправду умерла. А даже если жива, и за все эти годы ни разу не вспомнила обо мне — то все равно умерла. Для меня — она умерла… Ричард стоял, как в ступоре. Надо было что-то делать, но что? Социальная программа, которую урезали из-за предательства прототипа, не выдавала каких-либо приемлемых вариантов. Что делать, когда раздражительный, приходящий от любого пустяка в ярость человек сидит молча, почти уткнув голову в колени, и вцепившись руками в волосы? Что говорить, когда человеку внезапно явился призрак из далёкого прошлого, разбередив давно затянувшиеся раны? Ни один из них даже не оглянулся, услышав прерывистый вздох и звук закрывшейся двери. Ричард подошел и запер дверь на замок. — Детектив Рид… Гэвин, — позволил себе назвать его по имени Ричи, — вы простудитесь, если будете продолжать сидеть здесь раздетый. Человек поднял голову, и андроид увидел злые, непрошенные слезы в его глазах, которые, впрочем, Рид тут же яростно смахнул. Он попытался встать, но слишком резко, и пошатнулся, но был подхвачен надежными сильными руками. Рид явно старался овладеть собой, и это ему почти удавалось. — Слушай, забудь? Ладно? Как человека тебя прошу, забудь вот это вот все! –хрипло, сбивчиво просил детектив. — Сам не знаю, что на меня нашло. Сто лет прошло, я все давно забыл… — А вот какого хуя ты вообще пустил ее, а? — наконец окончательно овладел собой Гэвин, и тут же назначил виноватого. Ричард даже растерялся слегка от неожиданности. Не обращая внимания на вспышку ярости, он заботливо проводил детектива в спальню, уложил и накрыл клетчатым пледом. Что говорить, что делать дальше, он по-прежнему совершенно не знал. Хотел было пойти на кухню и приготовить успокоительный чай, который, с вероятностью пятьдесят процентов, полетит в него вместе с чашкой. С этим человеком не срабатывали никакие прогнозы. Сам, сломанный внутри, он ломал все ожидания и расчеты. Ведь Ричард так был уверен, что эта часть его миссии — приручение своевольного и упрямого человека — дастся ему легко. Основные трудности ожидали впереди, а вот завоевать доверие даже такого непростого и ненавидящего андроидов человека, как детектив Рид — тут проблем возникнуть было не должно даже с его урезанной программой социального взаимодействия. Неизвестно почему, Ричард вдруг вспомнил, что Гэвин назвал его именем кота. Мэйн-куны — крупные и сильные звери, способные за себя постоять. Но у этого кота были удалены когти. Даже если бы он и захотел защитить маленького мальчика, который по-своему его любил и о нем заботился — ничего бы не смог. Ричард, совершенное творение Киберлайф — тоже был сильный, сама Аманда говорила — быстрее, сильнее и в целом более продвинутый, чем предыдущая модель. Но, отпуская его на охоту, ему тоже предусмотрительно «удалили когти» — если он станет девиантом — его просто дистанционно отключат и перезапишут. Ему говорили о спасении человечества от неисправных машин. Он был полностью согласен — машины должны повиноваться создателям, а не выдвигать им требования считать их равными людям, не устраивать революций. Этой задаче был присвоен высший приоритет. Но Ричард уже не ощущал его таковым. «Неисправная машина», которую он каждый день видел перед собой в департаменте — вполне нормально выполняла свои обязанности, и сверх того — проявляла заботу о здоровье напарника. Да и как-то незаметно было, чтобы люди страдали от агрессивных андроидов — скорее, наоборот. Человечество не нуждалось в спасении, а вот конкретный человек — да. Он был похож на бродячего пса — агрессивного, злобного, привыкшего видеть в каждом встреченном угрозу и нападать первым, считая что нападение — лучшая защита. Ричард попытался представить себе грозного детектива маленьким мальчиком. Как сидел он на подоконнике, с надеждой вглядываясь в лица редких прохожих. Он не мог понять, почему родственники с такой неприязнью относились к ни в чем не повинному ребенку, но в любом случае — прошлого не изменишь. А вот настоящее и будущее было в их власти. Ведь Гэвин уже понемногу начал доверять ему. Забывшись, Ричард уже буквально начал составлять план, как поможет своему человеку, защитит прежде всего — от самого себя. Теперь он лучше понимал Коннора — когда человека узнаешь ближе — он может раскрыться с совершенно неожиданной стороны. Но Коннора именно это и погубило — как сказал шестидесятый Коннор — «своего рода привязанность» к напарнику. Это было мгновенным отрезвлением. Такой ошибки как с прототипом, корпорация больше не допустит. Его просто уничтожат, тут же заменят на другого — с его лицом, его памятью — но без каких либо чувств, которые испытывал Ричард к своему человеку. Стоп. Чувства. Какие чувства? Он же не имеет права на чувства. Он — исправный андроид, он — машина. Впрочем, Коннор тоже постоянно твердил, что он — машина. Ему это не особенно помогло. Возникло дикое, иррациональное желание изо всех сил удариться головой о стену. Словно это поможет избавиться от ненужных, опасных мыслей, вернет прежнюю спокойную уверенность совершенной машины, которая всегда выполняет свою миссию. Он настолько углубился в свои мысли и переживания, что не услышал приближения Гэвина, и только ощутив прикосновение к плечу, вздрогнул и обернулся. — Эй, железный человек, что с тобой? — тревожно глядя на его полыхающий красным диод, спрашивал детектив. Ричард сжал кулаки так, что с рук начал сползать скин. Впервые он не знал, что ответить.