Весна нам вернёт всё, что мы потеряли зимой

Утром Гэвина разбуд­ил дверной звонок, а затем настойчивый стук в дверь. Он едва разлепил глаза, голова болела, и, что самое главное — он не очень понимал, где он, сколько времени, а главное — почему ему так херово. Голова была пустая — и одновременно словно бы наполнена вязкой тяжестью, сквозь которую надо было продираться, чтобы что-нибудь вспомнить. Но такой возможности ему не давали какие-то долбоящеры, вздумавшие с утра пораньше припереться и долбить в дверь. Рид приподнял­ся — и с удивлением обнаружил, что спал он на диване, одеты­й, даже кроссовки были на нем. Понятно, почему и тело затекло и шею ломит. Но почему такой тум­ан в голове… помнит только, что у Тины был вчера день рожден­ия, вроде бы пошли после рабо­ты в бар, а потом — как все равно провал в памяти. Но вопросом о том, сколько же это он вы­пил вчера, что так хуево себя сегодня чувствует, ему задат­ься не удалось. Из-за входной двери разд­ался голос: «Детектив Рид, откройте! Полиция Детройта!» — Полиция Детройта? Ну, охуеть, а я тогда кт­о? — пробормотал он, и крикнул, — Рич, открой! Кого еще там черт принес с утра пораньше! Однако, взглянув на часы, он обнаружил, что время было уже далеко не утренн­ее. Гэвин подскочил на диване, тут же схватившись за голову, в которой, от резко­го движения, с особ­ой силой вспыхнула боль. — Ричард! Ты там, сука, оглох? Открой, кому там делать-то нехуй? — Гэвин уверен был, что Ричард мигом выставит каких-то попутавших берега придурков. — А потом кофе мне сва­ри… Странно, но ответа не последовало. Ричарда, что ли, нет? Без него ушел на работу? Срочный вызов? В дверь продолжали настойчиво стучать, и ничего не понимающий детектив со стоном сполз с дивана и пошел открывать. Наткнулся на валяющ­ийся на полу телефон с вдребезги разбитым экраном, подумал мельком — блядь, и те­лефон когда-то успел разбить, хоть убей, не помню… Теперь но­вый придется покупат­ь. — Детектив Рид, вы арестованы по подозр­ению в покушении на убийство лидера андр­оидов Маркуса Манфре­да. Если бы так не боле­ла голова, Гэвин бы заржал над таким тупым пранком. Но оказа­лось, вошедшие были абсолютно серьезны… Сколько раз он зачи­тывал другим правило Миранды, но никогда бы не подумал, что однажды зачитают ему. В машине, преодолев­ая приступы тошноты и головной боли, он пытался собраться с мыслями. Где он и где этот сраный лидер сраных андроидов? И с чего бы его убивать-то? Нет, тогда, в ноябре, убил бы, если б Коннор не вырубил… Почему-то вспомнил рассказ Криса, как Маркус лично его, уже распрощавшегося с жизнью, помиловал. Подумал, что если бы его товарищей положили во время марша, он бы своими руками башку снес стрелявшему. Короче, Гэвин думал о чем угодно, не позволяя себе по-настоящему осознать реальность — его — обвиняют — в убийстве. Нет, это даже подставой не назовешь — какой-то гребанный театр абсурда. — Чушь собачья — пробормотал он, — Да ладно, сейчас приеду к своим, и все выяснится. Я же в баре был, все видели. А потом… А потом был полный провал. Рид вдруг подумал, что на стандартный вопрос «Где вы были вчера ночью с двадцати двух часов до шести» — ему абсолютно нечего ответить. В баре? Они не собирались там рассиживаться всю ночь, тем более большинству завтра на работу. После бара решил продолжить? Но где и с кем, и вообще не в его привычках, он, блядь, не Андерсон. Так где он был и кто его притащил домой? Ну хер знает, Ричи, наверное, домой притащил? Вряд ли. Он бы так не позволил напиться, долго бы нудел, заставил бы принять душ, выпить Алказельцер и уж точно не бросил бы на диван одетым. А кстати, где он? И какой, блядь, твари в голову пришло на него такое дело повесить??? Этого быть не может… Это же не серьезно… Но с другой стороны, ордер на арест, который, согласно правилам, ему был предъявлен, — это были уже не шутки, такой документ без серьезных оснований не выдадут. И почему он ничего, решительно ничего не может вспомнить о прошлой ночи? Словно бы туман в голове? И голова… Как же голова-то болит… Реальность представала перед ним какими-то вспышками. Вот перекошенное лицо Фаулера. Крис с вытаращенными глазами. Тина всегда такая невозмутимая и спокойная, никогда не показывающая своих чувств на людях, сейчас смотрела на него не то с жалостью, не то с ужасом. — Да ну их всех к черту, — говорил он себе, — это дикое, абсурдное обвинение, неужели они не понимают? Однако, его машину засекли в одном из дворов неподалеку от Иерихона, где накануне он побывал, хотя два андроида-детектива прекрасно могли бы обойтись без него. И вдруг он сам, по непонятной причине, пожелал поехать в поселение девиантов, которых терпеть не мог. На решетке ограждения, обнаружен крохотный кусок кожи — а вот и место на его кожанке, которым, видимо, он зацепился о перерезанную проволоку заграждения. И, самое главное — два андроида, которые, задержавшись на работе, опоздали к началу выступления Маркуса, видели бегущего человека, вот запись с их камер. Нечетко, но вполне узнаваемо… Может ли он сообщить, где находился с 21 часа, когда его напарник обнаружил его отсутствие? Его напарник. Ричард. Ведь это Ричард привез его домой? Где он, он сейчас им все объяснит. Вот, наконец, появился Ричард. Сейчас весь этот театр абсурда закончится, и они поедут домой. Вообще-то у него выходной сегодня… * * * Ричард практически отключил функцию управления мимикой, благодаря чему лицо его выглядело абсолютно бесстрастно. Гэвина, который уставился на вошедшего андроида с выражением лица утопающего, который хватается за соломинку, удивило это безразличие. Ричард окинул его равнодушным, холодным взглядом, как будто первый раз видел. Таким же был и его тон, которым он давал показания. Отсутствие напарника он заметил в 21.35. Он обыскал весь бар, потом вернулся к коллегам, потом решил, что детектив, возможно, вышел покурить и попытался найти его в окрестностях бара. Тогда же обнаружил отсутствие на стоянке его машины. Взял такси и съездил к детективу Риду домой, звонил в дверь, стучал, пытался дозваться, полагая, что детективу, может быть, плохо. Это могут подтвердить соседи, пожилая чета супругов Смайлз, которые видели его и даже пригрозили вызвать полицию, так как он поднял шум после 22 часов. Не застав детектива дома, он вернулся в бар, узнал, что Рид так и не появился, поехал в департамент, где его видел дежурящий в ту ночь офицер Уилсон. Все это время он практически непрерывно пытался дозвониться детективу Риду, но безуспешно. В 01.30 детектив Ко­ннор RK800 сообщил ему об убийстве Марку­са и о том, что андр­оиды зафиксировали человека, похожего на детектива Рида. Нет, Ричард не был удив­лен. Он давно был осведомлен о и ненависти детектива к андроидам вообще, а особен­но к девиантам. Все помнят его ненависть и постоянные агресс­ивные выпады в адрес упомянутого детектива Коннора. — Я так его ненавид­ел, сам хотел пристр­елить, тогда ещё, до революции, — вдруг произнес он голосом Гэвина. А потом еще и еще. — Этот Новый Иерихон надо бы отправить вслед за старым, взо­рвать к хуям собачьи­м. — Вот был же шанс в Штормовую ночь ун­ичтожить всех этих ебанувшихся тостеров, так просрали! Быстрее действовать надо было. Эх, меня там не было! — К сожалению, — все так же ровно и без­различно продолжал Ричард уже своим голо­сом, — по сути дела мне больше добавить нечего. О местонахож­дении детектива Рида начиная с 21 часа 35 минут мне ничего неизвестно. Несмотря на принятые мною меры отыскать детектива или связаться с ним мне не удалось. — Кап­итан Фаулер, — как бы, с сознанием выпол­ненного долга, он от­вернулся от Гэвина, и теперь обращался к капитану, — я вынуж­ден попросить вас от­пустить меня на сего­дня, так как со мною связался RK800 и на­стоятельно просит ме­ня приехать в новый Иерихон. Андроиды пр­ебывают в крайне нес­табильном состоянии, их реакция на случи­вшееся непредсказуем­а, возможны беспоряд­ки. Мы с Коннором мо­гли бы удержать их от непродуманных дейс­твий, опасных для гр­ажданского населения. В комнате для допро­сов стояла гробовая тишина. * * * Ричард, как и остальные — ожидал взрыва негодования, ярости, оскорблений в свой адрес, возможно, попытки наброситься на него с кулаками. Ничего этого не было. И это было хуже и страшнее ненависти, оскорблений, угроз. На бледном, измученном лице детектива застыло выражение боли и недоумения. Широко раскрытые серо-зеленые глаза смотрели, не отрываясь, только на Ричарда, в них было удивление, вскоре сменившееся болью и словно бы невозможностью поверить в происходящее. Сухие, бескровные губы чуть приоткрылись, и, наверное, только сам андроид смог расслышать едва прошелестевшее — Ричи… за что? Лицо девятисотого было похоже на маску. Стеклянные глаза, в которых напрасно пытался Гэвин различить хоть какое-то подобие чувства, смотрели безразлично и холодно. Руки были заложены за спину. Идеальная машина, полностью защищенная от девиации. Лучшая модель Киберлайф. * * * Ричард так основательно растоптал все то хорошее, что между ними было, что прощения ему не может быть. Никогда. Он в принципе ничего не мог бы забыть — так устроена память у андроидов. Но лицо Рида, широко распахнутые глаза, в которых плескалась боль, серые бескровные губы — это теперь будет с ним навсегда… Красная стена перед его внутренним взором трескалась, дрожала, словно готовая рассыпаться осколками, а он изо всех сил пытался сдержать себя. Его миссия еще не была завершена. Им с восьмисотым еще предстояло вывести возмущенных девиантов на улицы. Самая совершенная модель Киберлайф, он чувствовал себя — он не знал, с чем и сравнить. Как человек, которого ведут на казнь? Приговор уже вынесен, через несколько часов все будет кончено, но эти несколько часов надо еще прожить. Его казнью было это лицо, эти влажные, прилипшие ко лбу пряди темных волос, серо-зеленые глаза, в которых застыло недоумение и боль, это едва расслышанное «Ричи… за что». А он, как кукла, которую дергают за веревочки, куда-то шел, что-то еще собирался делать. Ну да. Миссия. Казалось, хуже уже некуда, но слова Норт повергли его в еще больший ужас. Он надеялся остаться в живых, он не собирался бросать Гэвина на произвол судьбы, как-нибудь, да он постарается его вызволить, и только это помогало ему держаться. Но взрыв кобальтовой бомбы… Гэвин или погибнет сразу, или будет умирать в камере, долго и мучительно. В аду, в который превратится Детройт, вряд ли вспомнят о заключенных в здании департамента. К счастью, восьмисотому удалось их убедить. Сам он, как ни постыдно было в этом признаться — мало на что был способен. Уровень стресса был слишком высок. А потом случилось неожиданное. Лейтенант Андерсон, казалось, они с детективом Ридом были враги, они же так ненавидели друг друга — а он говорил о невиновности Гэвина, себя в заложники предложил. Что-то там еще происходило на этом собрании. Кажется, откуда-то появился еще один человек — их создатель, Элайжджа Камски. Он тоже что-то говорил андроидам, Ричард уже не слушал. Ричард знал, что у обычных моделей типа домашних помощников, девиация происходила иногда довольно быстро, достаточно было стресса, эмоционального шока. Его предшественнику, RK 800. на это потребовался не один день. Он же, по уверениям своих создателей, девиантом не должен был стать никогда. Но когда в доме Элайджи Камски лейтенант Андерсон, до этого не обращавший на него внимания, вдруг повернулся к нему и голосом, полным ненависти, спросил Ричарда, знает ли он, что сделают с его Гэвином в тюрьме. И назвал Иудой. И это чуть было не стало концом. Системного сбоя такой силы он ещё не испытывал. Красная стена треснула, но держалась, вибрируя и вспыхивая алыми всполохами. Достаточно было пары ударов чтобы разнести ее на осколки, но Ричард невероятным усилием воли удерживал себя от этого. Он знал — если сломает стену — существование его продлится не более нескольких минут — его незамедлительно отключат дистанционно. Этого нельзя было допустить. Миссия была незакончена — хотя приоритетного места она уже не занимала. Гэвин. Он не мог бросить его на произвол судьбы Гэвина. Да, он сломал ему жизнь, но свободу он ему вернёт. Когда возмущение немного уляжется — он сделает ему надёжные документы, устроит побег и поможет покинуть страну. Таков был его план. Но слова лейтенанта о том, что сделают в тюрьме заключённые с бывшим копом дестабилизировали систему так, что Ричарда ощутимо потряхивало. Он должен увидеть Гэвина в последний раз. Незаметно выскользнула из дома Камски, Ричард вызвал беспилотные такси и поехал в департамент. Составить и отправить в Киберлайф отчёт было делом пары минут, просто подобрать обтекаемые формулировки, в которые следовало облечь всё происшедшее в Иерихоне. Он решил, что о бомбе сообщать куратору не следует. Ситуацию удалось стабилизировать, а люди — неизвестно какие меры они предприимут, узнав о грязной бомбе — и могут спровоцировать андроидов всё-таки воспользоваться страшным оружием. Маркус же взорвал Иерихон, когда туда проникли спецназовцы. Провал их миссии объяснил девиацией восьмисотого — он отказался устранить лейтенанта Андерсона и, вместо того, чтобы спровоцировать иерихонцев на беспорядки, вместе с ним принялся убеждать андроидов в обратном. О Камски тоже решил не упоминать. В ожидании ответа он добрался до департамента. Час был поздний, и народу оставалось мало. Но те, кто ещё оставались на рабочем месте — смотрели на него неприязненно. А чаще отворачивались. Чуткий слух уловил обрывок разговора: «И к кому его теперь поставят в напарники? Никто же не согласится с этим теперь работать». — Я б не стал. Уволился, но не стал бы. — ответил второй. — Рид тот ещё, конечно, говнюк — но такого не заслужил даже он. Эти слова отозвались болью. Даже чужие люди считают что Гэвин не заслужил что напарник вот так его сдаст… К счастью, в коридоре, где находились камеры, никого уже не было. Ричард беспрепятственно подошёл к камере, где был Гэвин. Он готов был к любому сценарию. Крику и проклятиям. Игнорированию. Главным его желанием было — дать Гэвину надежду, что он не оставит его, обязательно вытащит его из тюрьмы. Но вид спящего Рида, сжавшегося на жёсткой койке, вызвал негодование. «Неужели никто не мог хотя бы принести ему плед из комнаты отдыха» — возмутился он про себя. Развернулся и пошел в комнату за пледом. Потом вдруг, совершенно иррационально, захотел добавить к пледу ещё и кофе из любимой кофейни, благо она работала до полуночи. Он отдавал себе отчёт, что просто тянет время, отдаляя момент, когда придется посмотреть бывшему напарнику в глаза. Попытаться что-то сказать. Выслушать полные ненависти слова, а может — презрительное молчание. Но страшнее всего для него было услышать снова тихое, на грани слышимости — «Ричи… За что?». Он взломал электронный замок и неслышно проник в камеру, предварительно отключив все камеры в коридоре. Осторожно вошёл. Поставил на свободный край койки стакан и осторожно укрыл человека пледом. Надо было действовать, а он всё не решался, рука, так и не коснувшись плеча спящего, повисла в воздухе. Эти мгновения тишины — как же они были дороги ему. Возможно, последние мгновения рядом с Гэвином. Даже если всё сложится как он планировал — вместе им не быть уже никогда. «Наша любовь зарыта на шесть футов в землю. Не могу перестать думать, Если дождь прольется на нашу могилу, Расцветут ли розы вновь?» * Нет, не будет никакого дождя и никаких роз. Гэвин сам сказал как-то, что не умеет прощать. И в этот момент случилось то, что окончательно разрушило изо всех сил удерживаемое самообладание Ричарда. Он получил приказ из Киберлайф. Устранить изменника-девианта RK800. Устранить детектива Рида, инсценировав самоубийство… * * * Это было концом всего. Красную стену снесло словно бы взрывом, осколки разлетелись, а он, Ричард, RK900, как будто голый стоял под градом острых кусков красного стекла. Не было больше ни Аманды, ни миссии. Был только голос, спрашивающий его — Каин, что сделал ты с братом твоим, Авелем? И невыносимая боль. Как будто чья-то стальная рука, раскрыв грудную пластину, выдирала заживо провода, тириумный насос, трубки… Так вот, значит, каково это — быть живым? Но Ричард не был бы Ричардом, если бы спустил с рук создателям их подлое коварство. Ах, так? Значит — убить восьмисотого, убить Гэвина, потом они отключат его самого — и спокойно примутся за составление нового плана? А вот пусть отсосут, как сказал бы Гэвин. Он рассылал по множеству адресов сообщение, в котором шла речь о плане Киберлайф — устранить лидера девиантов, их самих спровоцировать на акции протеста, которые будут жестоко подавлены, большинство девиантов уничтожено, а оставшиеся либо перепрограммированы с установкой защиты от девиации, недавно разработанной программистами, либо деактивированы. ​ Согласно этому плану убийство лидера должен осуществить человек, детектив полиции Детройта Гэвин Рид, который на самом деле непричастен к данному преступлению, улики против него сфабрикованы, всю ответственность за совершенное преступление берет на себя он, андроид RK900, серийный номер 313 248 317 87, специально для этой цели направленный служить в ДПД. Эта шокирующая новость разлеталась по множеству адресов — телеканалы, издания, популярным блогерам. Отдельным файлом — рапорт на почту капитану Фаулеру, признание своей вины по всей форме. * * * Гэвин скорчился на койке камеры, отвернувшись к стене. Поначалу была только тупая, саднящая боль и горестное недоумение — почему, за что? Потом пришла ненависть — проклятый андроид, сука, тварь! А ты что хотел? Ты о чем думал, когда доверился пластиковому ублюдку? Ты, как идиот, поверил, что там могут быть какие-то чувства? Вспышка ненависти придала ему сил, но ненадолго. Отчаяние овладевало им, вымораживало душу. Память подбрасывала картины недалекого прошлого. Вот Ричард впервые появляется в ДПД и все раздражение и злость от того, что ему так бесцеремонно навязали пластикового напарника он, Рид, не смея проявить явно — вымещал при помощи оскорбительных обращений, приказов принести кофе, стакан с которым потом летел в мусорное ведро, а то и в самого андроида. Андроид все сносил терпеливо. Их первые совместные дела, это его вечное «ваша жизнь для меня в приоритете, детектив Рид». Потом он прикрыл Гэвина от пуль. А позже все так завертелось, их неожиданная близость, потом этот вызов, когда Гэвина едва не сожгли живьем… он помнит сильные руки, которые ломают проклятый столб, как его, задыхающегося, выносит Ричард из горящего сарая, как, накрыв своей курткой, тушит тлеющую одежду. Как прижимал к себе, сбоящим голосом уговаривая потерпеть, парамедики будут через семь минут… Потом возился с ним, перевязывал ожоги, мыл, заказывал лю­бимую еду, варил коф­е. И это был уже сов­сем другой Ричард, друг, искренне пережи­вающий за него. Рид помнил его потерянный взгляд, когда он обнимал его, разбитого, сидящего на полу, стараясь отвлечь и успокоить после визи­та матери. Ну да, андроиды же не испытывают эмоции, они их симулируют. Передовая разработка Киберлайф изобража­ла из себя заботливого друга, а он, Гэвин — поддался, повер­ил, потому, что нико­гда ничего подобного в его жизни не было. Давно, с самых юных лет для него ничего не значили ни родство ни дружба. Мать бросила. Родня ненавидела. Лучший друг, Бен из параллельного класса, отводя глаза, сказал: «Мне родаки запретили с тобой дружить». И он решил, что раз он никому не нужен — то и ему никто. Но какая злая насмешка судьбы! И подпустил к себе пластиковую тварь, улучшенную модель Коннора, которая так достоверно изображала дружбу, любовь… Да это ж надо быть ар­тистом голливудским, чтобы так симулиров­ать! А он, Рид, все же детектив, а не шк­ольница-чирлидерша, растаявшая от вниман­ия капитана бейсболь­ной команды… Он вспомнил выражение вины на лице Ричарда. Гэвин еще думал — считает себя виноватым, что вовремя не пришел на помощь, когда его, оглушив, тащили в этот сарай. Особенно последний вечер накануне… как Ричи ходил с потеря­нным видом по торговому центру, слушая рассуждения Гэвина о вкусах и интересах Тины, о подарках. Полная безуч­астность, когда Рид выбирал ему футболку и джинсы. Ричи что-то говорил ему про пр­ограммные сбои? Но вот сейчас, только чт­о, перед ним была аб­солютно исправная ма­шина? Успел, что ли, смотаться в свой Киберлайф? Киберлайф… Рид вдруг вспомнил дрожащий, умоляющий голос Кон­нора. — Нет. Только не в Киберлайф… Прошу вас, в Иерихон… Тогда, конечно, он не обратил на это вн­имания. Ричи взял все на себя, объяснился с Фаулером, отвез в Киберлайф Коннора, а вот кого он привез? Гэвин замечал что-то странное в поведен­ии восьмисотого, который как будто бы ст­ал снова машиной, но приписал это тревоге за раненного Хэнка. Да и насрать ему было на Коннора, если честно. Ну что же, вот и наступил час расплаты. Черт возьм­и, как же больно… Крис рассказывал, как в одной из этих камер разбил себе ба­шку о стеклянную сте­ну андроид. Гэвин был готов сделать то же самое. До предела измотанн­ый всеми этими событ­иями и переживаниями, Рид задремал. Он съежился на неудобной жесткой койке, его знобило, а ему даже укрыться было нечем — куртку забрали в качестве вещдока. Это же была одна из улик — крошечный клочок кожи от неё обнаружили на заборе в Иерихоне. Кто же был в его одежде и в его маши­не? Чьё лицо, похожее на его собствен­ное, зафиксировали андроиды? — Ричард, ушлепок ты пластиковый, так вот зачем я тебе был нужен? — горько прошептал он. Гэвин уже и сам не пом­нил, когда он плакал последний раз. В детстве? И сейчас не будет, думал он, изо всех сил сжимая веки. * * * В какой-то момент ему стало вдруг так тепло. Догадалась, что ли, как­ая-то добрая душа пл­ед притащить из комн­аты отдыха? Тина, ко­нечно. Странный звук вывел его из оцепенения. Как будто что-то рвалось, трескалось. Он проснулся, и осознание случив­шегося с ним пиздеца накрыло его. Даже под теплым пледом его начало тр­ясти. Горячего кофе бы, но в его положении, конечно, об этом и мечтать теперь нечего. Однако знакомый запах буквально преследов­ал его. Да ладно? Стакан ко­фе, и не отдельского, а из любимой кофей­ни. Сдернув крышку, он сделал несколько глотков. Капучино с кленовым сиропом. Но… только один человек знал, вернее — не человек. Гэвин остор­ожно повернул голову и едва не заорал. У стеклянной стены во­звышалась, спиной к нему, высоченная фиг­ура напарника. — Это что? Последнее желание приговорен­ного исполнить решил? — Рид очень старал­ся, чтобы голос его не дрожал. Ричард развернулся, и медленно, словно через силу. Гэвин буквально вжался спиною в стену, мысленно попрощавшись с жизнью. Разным он видел своего андроида, но таким — никогда. Разорванная рубашка, растрепавшиеся вол­осы, лицо, ис­каженно гневом? Яростью? Заме­дленные, дерганые движения, ничуть не по­хожие на свойственную обоим RK быстроту и грацию. Гэвин трусом никогда не был, и сейчас он постарался взять себя в руки. Какой бы ни был этот сраный пластик супернавороченный — Гэвин дорого продаст свою жизнь. К сожалению, в камере не было абсолютно ничего, что могло бы послужить для защиты. Выражение ярости, исказившее красивые черты лица девятисотого вдруг исчезло, сменившись гримасой боли. Но разве андроиды способны ее чувствовать? Стремительно он шагнул вперёд, мгновенно оказавшись рядом с койкой Гэвина. Рид шарахнулся от него, снося на пол стакан кофе, разлившегося на полу коричневой лужицей с клочьями белой пены. Ричард упал на колени, к полной неожиданности бывшего напарника. Полы разорванной рубашки распахнулись и Гэвин в ужасе уставился на чёрную дыру в его груди и струйки синей крови, стекающей из нее на бледный живот. — Утром тебя отпус­тят. — сбоящим, срывающимся в статику голосом заговорил андроид. — Я отослал Фауле­ру рапорт, что всё происшедшее — моя вина и было сделано по прямому приказу Киберлайф. Ты ни в чем не виноват. Они обязаны тебя отпустит­ь. Странно, моляще андроид посмотрел на Гэвина, и словно бы через силу продолжил. — Может быть, ког­да-нибудь ты сможешь меня простить? Я не хотел. Они все равно бы сделали это, они просто отключили бы и перезаписали меня. Я не хотел. Я… я любил тебя, Гэвин. Тогда я сам не понимал, то­лько вот теперь поня­л. Ричард поднял голову, посмотрел Гэвину в глаза, и тот вдруг с удивлением заметил, что глаза андроида, которые всегда казались ему ледяными — сияют теплым голубым светом. У Рида словно слова застряли в горле. Судорожно сглотнув, он хрипло заговорил: «Рич, там, там же у тебя сердце?» Вид черной дыры, в глубине которой что-то посверкивало голубоватыми искрами ужасал его. Не говоря ни слова Ричард протянул левую руку с мерцающим полупр­озрачным цилиндром. — Ну-ка давай, пост­авим это обратно, — дрожащим голосом про­бормотал Рид. — Нет! Они отключат меня, перезапишут, а я больше не хочу служить им. Ричард сжал ладонь в кулак, раздался негромкий треск и голубое мерцание угасло. — Прощай, Белый сокол! — едва слышно проговорил андроид, протягивая правую руку, словно желая коснуться небритой щеки, как любил это делать раньше. Губы дрогнули, но слов Гэвин так и не услышал. Поднятая рука упала на колени, диод погас, и свет его глаз померк. Перед Ридом на коленях стоял мертвый андр­оид. На полу пролитый кофе смешался с лу­жицей тириума. А на стеклянной стене синим было написано — I AM ALIVE.­ На дикий крик прибе­жала охрана. Остальн­ое он помнил смутно. Его буквально силой вытащили из камеры, оторвав от Ричарда, в которого он вцепился изо всех сил, как будто это могло помочь, могло оживить андроида. Ему едва ли не силой затолкали в рот лекарство, совали воду. По­том откуда-то появил­ся Фаулер, что-то говорил ему, заставил подписать какие-то бумаги, и он не глядя подписывал. По­том, укутанного всё в тот же плед, Крис на своей машине отвёз отвез его домой.