Когда Анарэ вошла в их с Сакурой комнату, первое, что она сделала — опустила бамбуковые жалюзи и задернула поверх них плотные шторы, чтобы скрыться от солнечных лучей, которые после нескольких месяцев под землей уже казались не чем-то привычным, а скорее мешающим. Увидев на своей кровати такой же беспорядок, какой она оставила тем злосчастным утром, на душе тоскливо заскребли кошки. Куноичи прошла к кровати и, даже не разуваясь, рухнула на нее, накрывая лицо одеялом, чтобы полностью погрузиться во мрак.
Она думала лишь о том, что не сможет и не станет выполнять приказ Орочимару. И не только потому, что не хочет, хотя это являлось основным мотивом вернуться с пустыми руками. Анарэ также понимала, что без особой надобности в курс дела ее все равно никто вводить не будет. А какие-либо детали она смогла бы получить, лишь приступив к одному из заданий. Но совершенно очевидно, что Цунаде ее в таком состояние на миссию не отправит. Так что она решает провести эти несчастные четыре дня не выходя из комнаты. А после вернется к Мицуко, покинув Коноху уже навсегда.
Куноичи безмолвно пролежала весь остаток дня, и когда опомнилась, услышав голодное урчание желудка, часы показывали уже семь вечера. Поскольку Сакура здесь больше не жила, холодильник, вероятно, также был пуст. Анарэ ловит себя на мысли, что очень голодна, и даже если она не поест сегодня, то в любом случае на все следующие дни еда ей все равно понадобится. Так что она берет деньги, что на всякий случай дала ей Мицуко, и видит там настолько приличную сумму, что с таким круглым бюджетом можно спокойно прожить год, не работая вообще. И это лишь укрепляет ту мысль, что ее мать не собиралась к ней возвращаться.
Анарэ чувствует, как к горлу подступает горечь слез, и в то же время она начинает злиться на весь мир, потому что правда не понимает, за что им с Мицуко выпало столько дерьма. Куноичи едва ли себя контролирует, когда просто начинает крушить все вокруг, что только попадается ей под руку. Она сбрасывает все вещи со стола, и когда, оборачиваясь, видит в зеркале свое отражение, то, не задумываясь, разбивает и его, ударяя кулаком в самый центр. Так что, когда стекло с рамы начинает падать вниз под своей тяжестью, Анарэ успевает опомниться слишком поздно. Но, тем не менее, она успокаивается, наблюдая достаточно сильное кровотечение на своем запястье, что вскоре образует рядом с ней багровую лужу.
— Блядство какое-то, — шипит себе под нос куноичи и волочит свои ноги к аптечке, оставляя на полу кровавые следы, что тут же въедаются в светлый ковер.
Она достает с полки аптечку, где у Сакуры хранились всякие медикаменты, хватает оттуда бинт и начинает небрежно перематывать им свою руку. После чего садится на пол и оглядывает комнату. Вернее, то, что от нее осталось. Потому что целой сохранилась только мебель, да и то не вся. Например, огромного напольного зеркала здесь больше нет, как и кучи мелких принадлежностей, так и расколотых на части ящиков, что она вышвырнула из своего комода. Анарэ понимает, что поступила по-свински и надо бы все убрать за собой. Потому что комната ни в чем не виновата, как и Сакура, которая будет за это отдуваться перед хозяйкой общежития, когда Анарэ его покинет. Но ей сейчас наплевать абсолютно на все. Поэтому она думает просто оставить деньги, которые покроют уборку и испорченные ею вещи. В итоге куноичи бросает все как есть, берет ключи и отправляется в магазин.
И когда Анарэ спускается вниз, выходя на главную улицу, ей начинает казаться, что все на нее смотрят, но пытаются это скрыть и сделать свое внимание менее заметным. Но она также понимает, что сейчас совершенно не в себе и воспринимать происходящее адекватно в некотором роде тяжело. Так что, отбросив мысли, продолжает идти дальше. Анарэ сворачивает за угол и проходит еще пару кварталов, потому что решила прогуляться в самый дальний магазин, чтобы просто занять свое время и мысли. Ведь пешие прогулки неплохо успокаивают, и она чувствует, что постепенно приходит в себя. Но вскоре она слышит то, что так упорно отрицала все предыдущие месяцы, и все попытки успокоиться обращаются крахом.
— Это из-за нее убили сестренку Рэйру? — спрашивает дрожащий детский шепот, доносящийся откуда-то из-за кустов.
— Не пялься, — шикает голос постарше. — Из-за нее много кого убили.
И только сейчас подсознание Анарэ начинает воспроизводить в памяти моменты, которые она пыталась закрыть глубоко в себе и не вспоминать все это время: двенадцать безжизненных тел, что некогда были чьими-то сестрами, дочерями и возлюбленными, теперь мертвы. А она смеет ходить по этой земле целая и невредимая. Но Анарэ не может ненавидеть Мицуко за это. Поэтому, она ненавидит себя. Ей хочется крикнуть этим детям, что она не виновата, и это не было ее выбором. Но ее мысли не имеют никакого значения для тех, кто потерял своих близких.
В магазине девушка также ощущает на себе враждебное внимание незнакомых ей людей, а пройдя чуть дальше, видит на стене свою черно-белую фотографию с надписью «разыскивается» и нервно срывает ее, выбрасывая смятый клочок бумаги в урну. Ей казалось, что напряжение, которым пропитался супермаркет, заполнило все пространство, а эпицентром был никто иной, как она сама.
Сейчас Анарэ совершенно убеждена, что просидит все оставшееся время дома и не станет выходить даже ночью, так что сгребает с полки три упаковки с фасованным в ней раменом быстрого приготовления, после чего, толкая тележку уже к кассе, натыкается на прилавок со спиртными напитками. Куноичи пила алкоголь лишь однажды. И это было с Сакурой и Наруто. Тогда саке показался ей невероятно мерзким на вкус, но она помнит то невероятное расслабление, что было после, и тянется к полке за стеклянной бутылкой. А потом еще за одной. И еще. Когда в корзине, которую она везла дальше, постукивались друг о друга пять бутылок саке, куноичи так же завернула в отдел с табаком, который и вовсе ни разу не пробовала, закидывая к своему набору юного алкоголика также и сигареты.
Молодая девушка, выглядящая так, будто ее только что переехали катком, стояла на кассе с корзиной, под завязку набитой алкоголем и сигаретами. И помимо враждебных взглядов, ее теперь окружали и еще предосудительные. Но что удивительно, кроме тех детей, никто ей и слова не сказал. Лишь женщина на кассе настороженно всматривалась в ее лицо порядком тридцать секунд, пока считала сумму покупки.
— Сдачи не нужно, — говорит Анарэ, потому что та слишком долго считала мелочь, и ей, в общем-то нет никакого дела до этих копеек.
— Мне не нужны твои грязные деньги, — бросает женщина. — Я задушила бы тебя голыми руками, да только себе дороже выйдет. Забирай свою сдачу и проваливай. И знай, Коноховцы тебе не рады. Ты находишься здесь только потому, что близка с Хокаге и легендарным саннином Джирайей — таково́ мнение народа. Тебе здесь больше не место.
Анарэ нечего на это ответить, поэтому она молчаливо берет тяжеленный пакет в обе руки и выходит на улицу. Куноичи заходит за фасад здания и открывает бутылку саке, отпивая из горла несколько глотков залпом. Его крепость тут же обжигает горло, оседая внутри едкой горечью, отчего Анарэ невольно морщится. Потому что это и вправду отвратительно. Но потом выпивает еще немного. И это дается уже легче. Так что когда она идет домой, то чувствует, что немного опьянела. Но легче становится лишь отчасти. И это мерзкое состояние, что она сейчас испытывает, едва ли можно назвать расслаблением. Однако что ей мешает выпить больше? Анарэ в этот момент наплевать совершенно на все. Она просто хочет поскорее вернуться к своей матери и забыть эти дни как страшный сон. Потому что происходящее кажется просто невыносимым. И все, о чем она переживает, так о своем нежелании встретить кого-нибудь из знакомых. Однако, выходя на главную улицу, куноичи сразу же натыкается на Шикамару, который ее также заметил и теперь направляется к ней.
Парень останавливается напротив и, вероятно, хочет что-то сказать, но отвлекается, рассматривая содержимое полупрозрачных пакетов, что держит Анарэ.
— Помочь? — в итоге спрашивает Шикамару, пока куноичи, пытаясь сохранить равновесие, делает еще несколько глотков из горла бутылки.
— Да нет, — Анарэ пожимает плечами. — На вкус не так уж и отвратительно… так что, думаю, я справлюсь и сама.
— Я имел в виду донести твои пакеты, — вскидывая бровь, отвечает парень.
На что Анарэ издает короткий смешок и отводит глаза в сторону, ловя на себе два злобных взгляда от возрастных женщин, что проходят мимо них, исчезая в подворотне.
— Не стоит, — холодно отвечает куноичи и обходит его, направляясь дальше.
— Не обращай внимания, — виновато тянет Шикамару, все-таки увязавшись следом. — Они просто не понимают.
— А ты понимаешь? — Анарэ останавливается и оборачивается к парню.
— Я могу понять, — говорит он и забирает пакеты себе. — Ты ни в чем не виновата.
— Пока еще нет, — отвечает Анарэ, разглядывая песок под своими ногами, пока они идут по площади.
Шикамару не понял, о чем она говорит, и, учитывая, что куноичи уже пьяна, не стал вдаваться в подробности. Однако даже в таком состоянии Анарэ вызывала в нем приятные чувства.
— Знаешь, я давно хотел поговорить с тобой, — начал он, когда перед глазами уже стало виднеться женское общежитие. — Но все ждал какого-то подходящего случая, которого так и не наступило.
— Я тебе нравлюсь? — с ноткой сочувствия спрашивает Анарэ, понимая, к чему он клонит. И фоном вспоминает, что ей говорила Ино, когда они были на источниках.
— Нет, — сразу отрицает он. — Ну, то есть да, — Шикамару останавливается. — Откуда ты знаешь?
— Я же не слепая, — вполголоса отвечает Анарэ, замедляя шаг. Вообще-то за все время знакомства Шикамару предпринимал достаточно попыток с ней пообщаться, но она всегда тактично сливалась с разговоров тет-а-тет. Так что это действительно не было для девушки новостью.
— Извини, — Шикамару выглядит потерянным, и куноичи совсем не хотела его обижать. Просто Анарэ сейчас вообще не до него. И, кажется, он это тоже теперь понимает.
— Шикамару, — Анарэ забирает у него пакеты, когда они оказываются уже у крыльца. — Ты красивый, умный парень, — и она не врет, когда говорит это. Потому что все действительно так и есть.
И может быть, если бы не Какаши…
Но когда кто-то оказывается хорош настолько, что ты себе изначально не можешь и представить, то становится сложно смотреть на других людей своим прежним взглядом.
— В общем, не порти себе жизнь, Шикамару, — заканчивает Анарэ. — К тому же я влюблена в другого человека.
— Но ты все время была одна, — также замечает он и звучит слишком разочарованно. Но достаточно стойко, для того, кого только что отшили.
— Да, — соглашается Анарэ. — Потому что он не захотел портить себе жизнь. И спасибо тебе за помощь.
Поднимаясь наверх, куноичи думает, что, возможно, была немного грубой. Но на самом деле лучше так, чем давать ложные надежды своими размытыми ответами.
«Интересно, что мешало Какаши отшить меня точно так же?» — проносится в голове, пока она ставит на плиту чайник и высыпает в тарелку сухую лапшу, убежденная в том, что воспитанность не всегда играет на руку.
Пока рамен заваривается, Анарэ потряхивает в руках бутылку саке, проверяя, сколько там еще осталось, и выпивает снова. Вкусовые рецепторы уже конкретно притупились, и теперь ей это кажется довольно-таки неплохим времяпрепровождением. От осознания, что вместо того, чтобы доставать нужную информацию, она сидит и бухает, Анарэ представляет, что было бы, если бы Орочимару об этом узнал. И ей почему-то становится смешно. Ведь он бы даже не смог ничего ей сделать, будучи связанным с Мицуко.
Куноичи съедает немного рамена и может из-за выпитого алкоголя, но ее аппетит совсем пропал, так что она отодвигает тарелку в сторону, как ее взгляд тут же падает на пачку сигарет. Ей становится интересно попробовать и их тоже. Анарэ берет из ящика спичечный коробок, распахивает окно и забирается на подоконник. Зажимает в губах тонкую сигарету и, чиркнув спичкой о коробок, начинает затягиваться. Как тут же ее легкие давятся крепким табачным дымом и она заходится в сильном кашле.
— Как это вообще делается-то? — бормочет себе под нос Анарэ, когда тянется за бутылкой, чтобы запить неприятную горечь менее неприятной. И пробует снова.
Это все также не вызывает восторга, но куноичи хотя бы не пытается выплюнуть свои легкие, затягиваясь в очередной раз. Она живет не первый день в этом мире, чтобы наблюдать типичную картину человека, который испытывает не лучшие свои чувства. И подобное почти всегда сопровождается алкоголем и сигаретами. Так что она искренне не понимает, почему ей становится только хуже. Ведь она сейчас делает ровным счетом все то же самое, что и эти несчастные взрослые.
Анарэ выкуривает три сигареты, прежде чем убеждается, что пить ей все-таки нравится больше. И когда она пытается слезть с подоконника, нащупывая ногой пол, то зацепляется за шланг газового баллона, что стоял у плиты, и с грохотом падает вниз.
— Вот же, — стонет она, хватаясь за разбитое колено, и трет его, чтобы уменьшить болевые ощущения.
Голова кружится, и картина, которую она видит перед собой, оставляет желать лучшего: все двоится, проносясь какими-то размытыми пятнами в противоположную от ее взгляда сторону. Анарэ хватается за столешницу, пытаясь подняться на ноги, но гравитация оказывается сильнее. И она снова падает, становясь заложницей своего пьяного тела.
Уже на четвереньках девушка пытается доползти до ванной, чтобы принять холодный душ. И, имея четыре точки опоры вместо привычных двух, это дается намного легче. Так что, когда Анарэ оказывается в нужном ей месте, она собой, в общем-то довольна. Однако она все еще сидит на полу, а чтобы дотянуться до крана, ей таки нужно каким-то образом подняться на ноги. И может она не так умна, как тот же Шикамару, но смекалку все же имеет. Куноичи притягивает к себе корзину для белья и, опираясь на нее, успешно открывает себе воду.
Когда Анарэ чувствует прохладные струи, стекающие по ее телу, она, конечно же, не трезвеет, но фокусировать зрение становится несколько легче. Облокотившись о стену, она сидит еще несколько минут, пока не осознает, что сначала ей нужно было раздеться. Потому что снимать мокрую, прилипшую к телу одежду — то еще испытание даже в трезвом виде, а для нее сейчас так вообще задача непосильная.
Куноичи достаточно быстро справляется с сандалиями и лосинами. Однако стянуть с себя тунику она так и не может. Ни с первой попытки, ни с десятой. И когда она внезапно слышит стук в дверь, то очень надеется, что это не хозяйка общежития, потому что она вроде как немного шумела, пока добиралась до душевой. А неприятностей сейчас вообще не хотелось.
— Открывай, — стук становится настойчивее, но это не голос хозяйки. — У тебя горит свет, и я чувствую твою чакру, так что открой уже эту чертову дверь, пока я ее не вышиб.
Анарэ расплывается в тупой, но довольной улыбке, узнавая голос Какаши, по которому успела соскучиться. Однако понимает, что даже если бы она и захотела его впустить, у нее все равно бы ничего не вышло. И она невольно думает: зачем ломать дверь, если сюда можно и через окно без проблем попасть?
— Нет, ну он же человек воспитанный, — отвечая самой себе, тянет куноичи.
Какаши ждал ее реакции еще несколько минут, но даже его терпение не резиновое. Поэтому, когда куноичи его в очередной раз игнорирует, он вылетает из общежития, раздраженный тем, что ему приходится сейчас все обходить, потому что окно в комнату находится на обратной стороне здания. И это определенно не то, чем хочется заниматься, только что вернувшись с миссии.
Куноичи в этот момент чувствует себя особенно уставшей и просто растягивается на кафельном полу, подставляя лицо падающим сверху каплям, когда дверь в ванную распахивается.
— Что за свинарник ты здесь устроила? — невозмутимо спрашивает мужчина, перекрывая льющуюся на нее воду.
Анарэ сначала не понимает, о чем он говорит, ведь в ванной порядок. Но позже складывает в голове незамысловатую цепочку о том, что раз он попал сюда через окно, то значит, ему пришлось пройти через кухню и комнату. А там действительно теперь…не так, как раньше.
— Вода была ледяная, — он пытается разглядеть хоть что-то в ее стеклянном взгляде, но Анарэ выглядит слишком неосознанной.
— До горячей не дотянулась, — в итоге отвечает она, пытаясь подняться. Но пол скользкий, и ноги начинают разъезжаться в разные стороны.
Какаши опускается рядом и перехватывает продрогшую куноичи на руки. Анарэ машинально хватается за шею, обвивая вокруг него свои руки, и утыкается носом в его грудь, пока он несет ее в комнату. Какаши осторожно отодвигает ногой валяющийся на полу ящик, и когда ступает дальше, под его ногами слышится хруст осколков разбитого зеркала. Он усаживает куноичи на кровать и начинает снимать мокрую одежду, замечая ее неловкость.
— Ты ничего не знаешь о смущении, — на выдохе говорит он. — Так что просто дай мне снять с тебя все это.
Переодевать свою бывшую пьяную ученицу действительно не то, чем хочется заниматься после двухнедельной миссии. Но Какаши слишком сильно нуждался в ее присутствии. Так что, он рад видеть Анарэ в любом состоянии. Когда их отозвали обратно в Коноху, прервав задание по причине того, что похищенная куноичи вернулась, он не мог больше думать ни о чем другом. Потому что Анарэ заполняла все его мысли каждый день с того момента, как, придя к ней на кладбище, он увидел лишь вырытую пустую могилу.
Когда Какаши справляется с одеждой, то открывает шкаф в поисках того, что можно без проблем натянуть на куноичи, и выбор падает на халат, потому как любая другая вещь потребует усилий, чтобы оказаться на невысохшем теле, что даже руки поднять не в состоянии.
— У вас когда-нибудь был секс с не очень трезвыми женщинами? — спрашивает Анарэ, когда он пытается просунуть ее руки в рукава халата.
— Ты слишком далека от состояния, которое можно было бы назвать «не очень трезвая», — замечает Какаши.
— Но вы не ответили, — не унимается куноичи.
— Нет, — сдается он.
— А хотелось бы? — совсем немного Анарэ все-таки отдает себе отчет в своем поведении, но этого недостаточно, чтобы вести себя хоть немного приемлемо.
— Если бы хотелось, вероятно, я бы тебя сейчас не одевал? — безэмоционально парирует он, когда, наконец, завязывает на ее талии пояс.
— В этом есть логика, — Анарэ падает обратно на кровать и выглядит настолько несчастной, насколько это вообще возможно.
Какаши садится с ней рядом, облокачиваясь на стену, и Анарэ, понимая, что ему мешают ее ноги, поджимает их к себе и кладет ему на колени.
— Тебе бы поспать, — говорит он, игнорируя ноги куноичи на себе.
— Я спала весь день, — Анарэ пожимает плечами, рассматривая двоящуюся под потолком лампу. — Так что вряд ли мне это удастся.
Они молчат еще какое-то время, просто находясь рядом друг с другом. Куноичи немного собирает свои мысли в кучу, когда понимает, что Какаши пришел сюда, к ней. И его рука сейчас лежит на ее голени, выводя на коже невидимые узоры кончиками пальцев. Но он все равно выглядит несчастным. Таким, каким она еще ни разу его не видела.
— Это стоило того, чтобы отдаляться от меня? — почти шепотом спрашивает куноичи, но ее голос все равно дрожит на последнем слове.
Какаши безмолвно качает головой и поворачивается к Анарэ, встречаясь с ее помрачневшим от боли взглядом.
— В таком случае, может, вам стоит вернуться к себе? Уже поздно, и вы, вероятно, устали, раз, судя по всему, только что вернулись с задания.
— Ты хочешь спать в притоне, в который превратила свою комнату? — спрашивает он.
— Сейчас это последнее, что меня волнует, — вздыхает Анарэ.
— И что тебя волнует сейчас?
— К сожалению или к радости, но это не вы, Какаши-сенсей, — куноичи притягивает к себе ноги и отворачивается к стене.
— Что произошло? — он разворачивает Анарэ обратно к себе и притягивает ближе, укладывая ее рядом.
— Вы уже третий человек, кто у меня сегодня это спрашивает, — куноичи на мгновение мешкается, понимая, что если она поделится своей ношей хоть с кем-то, ей станет легче. Но она не хочет рисковать. — Я вливала в себя это пойло для того, чтобы хоть немного отвлечься. Так что если вы не собираетесь этому никак способствовать, то просто оставьте меня в покое и идите уже домой…
Анарэ чувствует небольшое разочарование, когда Какаши отстраняется от нее и встает с кровати. Но она думает, что сама только что указала ему на дверь, поэтому никак не реагирует.
— Где у вас здесь полотенца лежат? — спрашивает он, открывая дверцу шкафа.
— Они в комоде, — ошарашенно отвечает куноичи, наблюдая за ним.
— Постарайся не уснуть, — бросает Какаши, направляясь в сторону душа. — Я быстро.
Анарэ не понимает, что творится в ее голове. Ей невероятно плохо, но в то же время она все еще влюблена и даже в такой ситуации, как эта, ощущается пусть и убивающая ее, но эйфория.
Когда Какаши возвращается в одном лишь полотенце, низко обернутым вокруг его бедер, Анарэ не может отвести взгляда. Капли воды, стекающие по рельефным мышцам подтянутого тела, приковывают все ее внимание, и она замирает, рассматривая его торс без какого-либо смущения. Анарэ понимает: его форма — всего лишь результат тренировок, но, черт возьми, для нее это слишком сексуально. Куноичи расплывается в легкой улыбке от предвкушения того, что Какаши сейчас будет принадлежать только ей одной. И довольствуется этим моментом, даже не осознавая, что он принадлежит ей уже давно. Целиком и полностью Какаши был в ее власти с самого начала. Она этого просто не понимала.
— Иди сюда, — Какаши вдыхает запах ее кожи и тянет Анарэ к себе, усаживая ее сверху.
Куноичи прижимается к его теплой груди и кладет подбородок на плечо, оглаживая крепкий контур рук, когда Какаши запускает свои под ее халат и отбрасывает его в сторону.
— Скучали по мне? — шепчет Анарэ, оставляя влажные поцелуи на его ключицах.
Какаши молчит, печально улыбаясь, потому что то состояние, в котором он пребывал все это время, не находилось даже близко с тем, что назвала Анарэ. Он подавлен даже сейчас, ощущая ее, наконец, рядом с собой. И когда он пробует соленый вкус ее слез, что стекают вниз по губам, никому из них не становится легче.
— А я скучала, — сотрясаясь от нахлынувших эмоций, шепчет куноичи, цепляясь за него еще сильнее. И ей так хочется успокоиться, но ничего не выходит. — Очень скучала.
Это вызывает противоречивые эмоции. Какаши ощущает на себе женщину, которую желал больше всего на свете, но в то же время видит ее слезы и всепоглощающую печаль. И он думает, что, может, сейчас не самое удачное время, чтобы продолжать, потому что Анарэ правда не в себе, но…
— Нет, — твердо говорит куноичи. — Это всего лишь нервный срыв, — она звучит так равнодушно, будто подобные вещи сплошная обыденность. Слезы продолжают стекать против ее воли, но, несмотря на это, Анарэ опускает руку ниже и обхватывает его член, сжимая у основания. — Я очень вас хочу. Нет, я нуждаюсь в вас.
Какаши скользит рукой между ее бедер, убеждаясь, что Анарэ не врет и действительно хочет. Потому что такой влажной, как сейчас, она не была даже в их прошлый раз. Так что, когда он в нее входит и начинает двигаться, а куноичи при этом перестает плакать лишь когда срывается на стоны, Какаши может с уверенностью сказать, что с Анарэ у него происходил как самый лучший секс в его жизни, так и самый худший. Но то, что происходит сейчас — это вообще что-то не из этого мира. И он даже ни разу не удивится, если после этой ночи они так же вместе загремят в больницу для душевнобольных. Потому что Анарэ делает для этого совершенно все, с момента их первого знакомства.
Какаши цепляется за ее бедра, помогая куноичи двигаться быстрее, и закрывает глаза, откидывая голову назад, чтобы не видеть ее накрывающей по второму кругу истерики. Но Анарэ такой расклад не устраивает.
— Смотрите на меня, — дрожащим голосом просит куноичи. — Пожалуйста, смотрите обоими глазами, — она сдвигает его повязку с левого глаза и отбрасывает протектор в сторону. Потому что ей важно, чтобы Какаши желал ее в любом состоянии и в любом настроении. Чтобы он принимал ее всю без остатка. Всегда.
И он, конечно же, смотрит. Глаза Анарэ широко распахнуты, а блестящие от слез зрачки расширены настолько, что закрывают почти всю радужку, окутанную поволокой возбуждения. В придачу ко всему, теперь Какаши ощущает своим Шаринганом ее тревожно мечущиеся по всему телу потоки чакры.
— Я люблю вас, — шепчет она, наращивая темп. — Черт, как же сильно я вас люблю, вы не представляете.
— Представляю, — на выдохе отвечает Какаши.
— Что? — куноичи замирает, не понимая, она действительно это слышит или фантазии пьяного бреда одержали верх над здравым смыслом.
— Я представляю, Анарэ, — повторяет мужчина, притягивая куноичи за подбородок, и осторожно целует ее в лоб. И поцелуй, что он сейчас оставляет, намного интимнее всех страстных поцелуев в губы, которые случались у них прежде, потому что он вкладывает в это какую-то особую, несвойственную ему нежность.
Анарэ в очередной раз тает перед ним. Своими мыслями она погружается в него настолько, что готова без следа раствориться, сливаясь в единое целое. И отдача, именно та отдача, которую она так долго желала, заключалась всего лишь в признании. И пусть это не было полноценным: «я люблю тебя, Анарэ», куноичи понимает, что сказанное им можно расценивать абсолютно так же. Потому что теперь она видит, что так оно и есть.
Анарэ засыпает, чувствуя на себе его объятия. Даже сквозь сон Какаши продолжает прижимать ее к себе, зарываясь носом в копну мягких волос. И куноичи настолько счастлива в этот момент, что решает все-таки довериться ему. Анарэ думает, что он заслуживает искренности, и даже если не сможет ничем помочь, то уж точно не выдаст ее секрет Цунаде. Потому что если она действительно ему дорога, то Какаши должен понимать, насколько дорога ей Мицуко.
_______
Вспышки яркого света ослепляют, прежде чем картина становится более ясной, чтобы ее разглядеть, но когда перед Анарэ предстают два красных глаза с активированным Шаринганом, все вокруг темнеет, погружаясь во мрак. Со следующей вспышкой проносится Зеркальная техника ее матери, что пытается закрыть собой Орочимару от устремляющегося к ним удара,
и куноичи просыпается.
Анарэ тяжело дышит, чувствуя, как к затылку подбирается чувство необъятного страха, а сердце стучит так отчаянно, что она слышит собственный пульс у себя в ушах. Ее взгляд беспомощно мечется по комнате, пока она окончательно не приходит в себя, понимая, что это был всего лишь сон. Анарэ по-прежнему чувствует теплое объятие Какаши на своей талии, так что это помогает немного успокоиться. Но не настолько, чтобы быть уверенной в том, что все в порядке. Ведь она здесь, а Мицуко все еще там. Как и Саске…
Чувство тревоги не покидает даже тогда, когда за окнами начал заниматься рассвет. И Анарэ никогда особо не доверяла своей интуиции, но сейчас она понимает, что не сможет найти в себе покоя, пока не убедится лично, что все в порядке. Так что она создает свою копию и, меняясь с ней местами, чтобы не разбудить Какаши, уходит.
Анарэ неслась так стремительно, желая поскорее добраться, что вскоре израсходовала почти всю свою чакру. И чем ближе она оказывалась к логову Змея, тем тревожнее становились ее мысли. Ей бы очень хотелось, чтобы на нее просто посмотрели, как на умалишенную, увидев, что она вернулась раньше оговоренного срока. Быть может, даже ей пришлось бы выслушать трехэтажный мат от Орочимару или самой Мицуко за свое безрассудство. Но главное — убедиться, что все в порядке. Потому что подобное чувство с ней впервые. И Анарэ всеми фибрами души желает, чтобы оно не оправдалось. Потому что если это случится, она думает, что не переживет случившегося.
Куноичи вбегает внутрь, перепрыгивая через ступени, когда в спешке спотыкается о свои ноги, и кубарем летит вниз, не успев даже сгруппироваться. Но тут же поднимается и бежит дальше, минуя сотни дверей, пока не оказывается у спальни Орочимару, в которой почему-то находится Кабуто.
— Где они? — запинаясь от нехватки воздуха, выплевывает Анарэ. — Где они? — уже срываясь на крик, повторяет она, но парень молчит. — Кабуто, блять, где Мицуко?
— Саске убил их, — тихо произносит он, медленно поворачиваясь к куноичи.
Анарэ падает на колени, глухо ударяясь о каменный пол, и содрогается в отчаянном крике, что разносит ее скорбь по длинным коридорам Змеиного логова. Боль поглощает ее настолько, что куноичи едва ли может дышать, продолжая захлебываться в слезах и жадно глотая воздух.
Кабуто осторожно подходит ближе и переворачивает девушку на спину, замирая в тот же момент, когда встречается с ней взглядом:
— Мангекё? — сомневаясь, произносит парень, рассматривая узор на ее радужках.
Ему выгодно оставить эту девушку подле себя, взрастить в ней ненависть и пользоваться ее силой в своих интересах. И Кабуто понимает, что он должен это сделать. Анарэ сейчас в таком состоянии, что это не составит никакого труда.
Но то, что он делает дальше…
— Возвращайся в Коноху, — говорит он, сжимая ее плечо. — Возвращайся…пока не поздно.
Его слова доходят до адресата не сразу. Куноичи не слышит и не видит ничего перед собой, погруженная в глубокую пучину своей скорби. Однако слезы вскоре перестают капать с ее глаз, а плечи больше не содрогаются в бесконечных всхлипах.
— Отныне, — говорит Анарэ, и ее слова острым лезвием разрезают тишину, — мои интересы и интересы Конохи расходятся.
— О чем ты? — переспрашивает Кабуто.
— Они по-прежнему хотят вернуть Саске, — продолжает куноичи. — Я не позволю им этого сделать. Я найду его первая, — Анарэ поднимается и расправляет плечи. — И убью…но у меня будет к тебе одна просьба.
— Какая? — Кабуто не сводит с нее внимания, пытаясь определить, к какой из граней она сейчас находится ближе: адекватности или же к безумию?
— Я хочу забыть все воспоминания о Конохе, — решительно произносит куноичи. — Все до единого.
— Тогда мне придется покопаться в твоей памяти… — объясняет Кабуто. — Это достаточно личная просьба, тебе так не кажется? И я не смогу их стереть насовсем. Только заблокировать на какое-то время.
— Приступай.
