○ ○ ○
Крис написал Минхо, что в восемь вечера состоится собрание. Чонин что-то нашёл. Отсчёт до взрыва Вселенной начался. Осталось ровно десять касаний и операция, и люди исчезнут с лица Земли. Судьба — штука интересная. Кто-то говорит, что её поменять нельзя, а кто-то, что лишь ты способен изменить её. Мнения всегда расходятся, и это нормально, каждый верит в то, что кажется ему правильным. Минхо верил, что правильнее будет отомстить за людей, что были убиты намеренно. Ведь не только пострадали родные их группы, но и другие, совершенно невинные люди. Военные думают, что раз они имеют некую власть, то могут творить то, что им нравится. О чём уж говорить, если из трёхсот семидесяти человек — сорок пять только военных, что назначены на смертную казнь. Вспоминая эти цифры, уровень агрессии повышался настолько, что мышцы непроизвольно дёргались. Сейчас или никогда. — Итак, дорогие мои ублюдки, — Криса прервали. — Почему «ублюдки»? Все, кто здесь сидят — хорошие люди. Давайте придумаем что-нибудь хорошее, — отозвался Джисон. — Например? — задумался Чанбин. — Я дам вам спойлер почему решил собрать здесь, поэтому можно просто дети, — ответил Чонин. — Тогда уж бродячие дети, — с грустью в голосе произнёс Феликс. — Нас никто не ждёт, а все, кто мог, уже мертвы, — закончил Минхо. — Хорошо. Тогда — Бродячие Дети, — с болью произнёс Крис. — В общем, Чонин кое-что добыл. — Они такие наивные и думали, что смогут удержать всё в секрете, — доставая ноутбук из сумки, говорил Чонин. — Недавно ублюдки собирались в кабинете у главного, я вовремя подключился к его компу, прям повезло. Херовая у них система безопасности, я хочу сказать. Так что удалось кое-что узнать, — парень включил звукозапись. Все стали внимательно слушать, обстановка явно накалялась. Когда запись закончилась, каждый был зол и не на шутку. Чанбин без умолку матерился, а Минхо сидел, стискивая зубы. — Убрать нас, ублюдки, захотели? — с раздражением, хитро улыбаясь, закинув ногу на ногу, говорил Хёнджин. — Нам нужен план. И как можно скорее, — с бешенством выкинул Сынмин. Они просидели больше пяти часов, размышляя над действиями. План был предельно простым. Добыть информацию и преподнести её людям. Огромным плюсом было то, что Джисон работал на телевидение, хоть и неофициально. Была лишь одна опасность — Хана могли убрать. Этого Минхо боялся больше всего, но Джисону было абсолютно всё равно, ведь если он может хоть как-то участвовать в операции, название которой «Любовь». Почему любовь? Это Хан так назвал, именно поэтому и кличку ему дали «Любовь». Сынмин всё также будет продолжать доносить. Хёнджин, Феликс, Чанбин, Банчан и Минхо лягут на дно. Им сейчас никак нельзя показываться. Чонин будет искать информацию с помощью взламывания серверов и баз. А Черён будет их кормить, но не едой, а ценными материалами. Она дама статная и знает много жён политиков и военных. А также она любительница ходить на светские мероприятия. Ближе к двум часам ночи все разъехались. Остались только Крис и Минхо, ну и Джисон, который спал без задних ног на диване. Распределили всё чётко, каждый знал свою позицию. Одно прикосновение уже было, осталось всего девять, и птицы начнут падать с неба, а люди перестанут убивать друг друга из-за собственного эгоизма. Минхо разбудил Джисона и предложил отвезти домой. Хо не предусмотрел только одного: дома может быть Наён. Эта информация вылетела из его головы. По приезде в квартиру Джисон ушёл, а Минхо остался сидеть в машине, вновь размышляя и загоняя себя в собственные рамки. Тем временем в квартире Хана: Джисон лишь успел войти, как его огрели доброй такой пощечиной. Удар был настолько сильным, что в правом глазу появились небольшие звёздочки. Хан перевёл взгляд с кед на глаза девушки, в которых читалось бешенство. — Ты где был, Джисон? — С друзьями встречался. Ты зачем меня ударила? — с отвращением говорил Хан. — Ага, с друзьями, да? Ну-ка дыхни, — не унималась Наён. — Наён, что с тобой? Я правда был с друзьями. И я не пил. — Да? А что-то я не верю тебе! — Я не хочу ссориться с тобой. Давай прекратим это. — Хорошо, давай! Тогда сначала мы поговорим. Ты уже два дня на меня не обращаешь внимания. Уезжаешь, ничего не говоришь. Я как должна себя вести?! — Прокричала девушка, а после, опустив голову вниз, начала шептать. — Я переживаю за тебя… Джисон, глядя на всю эту картину, понимал лишь одно: уж лучше так причинить боль, но остаться в хороших отношениях. Чем потом она будет хоронить Джисона и чувствовать себя ещё хуже. Беседы всегда тяжело давались Хану, он боялся последствий всех этих действий. — Наён-а, нам надо поговорить. Разговор длился около часа, было много слёз и ругани, но закончилось всё хорошо. Он сказал, что охладел к ней и влюблён уже в другого человека. Он разлюбил её. Когда он встретил Минхо, то понял, что влюблённость в Наён была способом закрыть пустоту из-за потери друга. Поэтому он хотел защитить её от того, что написано на свитке судьбы Джисона. Бывшая пара договорилась о том, что девушка переночует здесь, а утром уйдёт. Хану нужно было проветриться и покурить. Он вышел из квартиры в том, в чём собственно и заходил. Джисон закурил сигарету и размышлял. Да, в последнее время он очень много думает, мысли буквально пожирают его. Ещё немного и наступит то самое прекрасное далёко. Опустив взгляд вниз, Хан увидел Минхо в машине. Было непонятно, то ли он спит, то ли он мёртв. Джисон спустился вниз и постучал в окно, тем самым разбудив парня. Они перекинулись парой фраз, и Минхо уехал.○ ○ ○
Минхо ехал домой в полном одиночестве. За последний год он уже привык к этому чувству. В тюрьме оно часто преследовало его. Ощущение ненужности росло с каждым днём. Любому человеку нужно своё солнышко, что будет согревать его, дарить любовь и счастье. Сидеть в темноте порой бывает трудно, поэтому не каждый способен справится с этим. Вот Минхо стал замечать, что в последние дни ему становится всё хуже и хуже. Говорить о странных мыслях даже не имеет смысла. Потому что голова буквально раскалывалась от них. Каждый раз, закидываясь анальгином, И надеялся на лучшее. Но только помощи от этого лекарства не было. Бессмысленно было всё это делать. Минхо много раз задумывался, почему он ещё здесь, в этом Мире? Из-за Джисона? Из-за покойных родителей? Или из-за чувства мести? Или из-за собственной слабости и ничтожности? Ответ на этот вопрос приходил множество раз, но игнорировался ровно столько же. Если уж и размышлять на тему жизни и смерти, то Мир станет чёрно-белым. Буквально разделится на два цвета, без возможности получить третий. Люди носят тысячи масок, подстраиваясь под каждого человека. А Минхо всегда хотел любить, так просто и наивно. Чтобы было как в романтических дорамах: просыпаться и чувствовать тепло. Готовить вместе завтраки, гулять по ночному городу, смотреть глупые фильмы, а вечера проводить только вместе. Мир двоих не понять миллиардам. Почему мы так строги к себе? Почему мы каждому даём совет или поддержку, говорим о том, что они заслуживают большего, но произносим эти слова не себе? Почему мы считаем, что кто-то может быть счастливым, а мы — нет? Так и угасает любовь… Вы запрещаете себе чувствовать хоть что-то, пока не добьётесь определённых результатов. Минхо тоже боялся. То, что произошло в ночь смерти родителей, И считал лишь ошибкой. Одной огромной ошибкой. Он думал, что Джисон просто поддался моменту. А потом и вовсе забыл про это. Но только Минхо не мог этого сделать. Эти фрагменты грели его каждый раз, промелькивая в памяти. Так глупо и так по-детски, но так по-настоящему и так по-взрослому. Если бы смелости было больше, то Минхо бы вновь поднял этот разговор, состоявшийся два года назад. Но… её, к сожалению, не было. Быть одному — страшно. Все силы уходят на то, чтобы не бояться. Но хуже этого лишь то, что было, произошло и будет. Если бы восемнадцатилетнему Минхо сказали, что в двадцать семь лет его посадят на пожизненное, он бы просто посмеялся и никогда не воспринял слова всерьёз. Но произойти может абсолютно всё, ровно так же, как и смерть людей. О чем ещё можно подумать, как не о своей беспомощности? Позитивных мыслей не было уже столько лет, а жить в постоянном угнетении странно и непонятно. Ты вроде бы только начал радоваться, вроде бы всё хорошо, но найдётся эта чёрная частичка в душе, что идёт унижать и называть убийцей. Только Минхо и Джисон знают, что дети депутатов погибли не от их рук. Если бы они пришли пораньше, то смогли бы спасти их. План был предельно прост — выпытать информацию и расправиться быстро. Но задержались они там надолго, потому что наблюдали за тем, что происходило в доме высокоуважаемых людей.○ ○ ○
Когда система безопасности была отключена, Минхо и Джисон вошли в дом. Страшные крики были слышны из гостиной, парни насторожились. Они тихо прошли вглубь дома и ужаснулись от картины, представленной там. Дети депутатов сидели привязанные к стульям и смотрели на своих родителей. Ёнджун, отец детей, тыкал пистолетом в их головы. А Йеджи — мать сидела и пила красное полусладкое и смеялась. Соён и Субин заливались горючими слезами, просили родителей не делать этого. Парни стояли за стойкой цветов и наблюдали за этой картиной. Минхо заметил, что на столе рядом с вином валялись белые пакетики и шприцы. Ложки, зажигалка, жгут, чёрная банковская карта. Восприятие того, что происходило, перешло все границы. Они явно были под кайфом, но почему вся злость вылилась на детей? Что они такого сделали? Минхо не держался, он был на краюшке от того, чтобы убить этих мерзких людей и пусть они ничего не узнают, они хотя бы спасут детей. Уж лучше жить одним в детдоме, чем так. Зная, что тебя могут убить в любой момент. Действовать нужно было прямо сейчас. Джисон собирался отключать камеры, но опоздал. Поднялся страшный крик Соён. — Папа! Мама! Не будьте к нам так жестоки. Я клянусь, что мы с Субином будем делать всё, что вы заходите. Папа, мама, простите нас за то, что мы родились. Молю вас, мы исправимся! Оглушающий выстрел разнёсся эхом по дому. — НЕ-Е-ЕТ! СОЁН! И вновь выстрел разнёсся эхом, но уже по мёртвому дому. Тишина и остатки пороха оставляли штрихи в сегодняшнем вечере. Небо было в ярости. Оно плакало сильным дождём, ругалось на ничтожных родителей, выпуская молнии и оглушая мир громом. В памяти природы навсегда останется детский крик и два выстрела, что забрали невинные души. Бездыханные тела Соён и Субина были привязаны к стульям. Кровь стекала со лба, окрашивая их пижаму в утренний рассвет. А из некогда живых глаз вытекали остатки мёртвых слёз. Депутаты смеялись. Йеджи наполнила бокал своего мужа, они стали танцевать, в то время как души убитых детей летали пылью по дому. Боль Минхо стала подобна чёрной дыре. Он посмотрел на Джисона, тот был в ужасе. Он закрыл рот ладонью и плакал. Из его стеклянных глаз вытекали реки скорби. Теперь чувство вины будет преследовать их до конца дней. Они не успели спасти их, хоть и хотели. Минхо аккуратно взял Джисона за руку и шепнул на ухо, чтобы тот отключил камеры в гостиной. Теперь гнев правил игрой. Хан стоял сзади и наблюдал за тем, как Минхо избивает «людей». Они связали их и оставили отходить. Прошло пять часов с момента, как были убиты дети. Дождь так и не прекращался. Когда Джисон отошёл от шока, то аккуратно развязал их и положил на пол. Позже он поднялся в их комнаты, взял одеяла и подушки, спустился вниз и уложил Соён и Субина на них. Они не заслуживают того, чтобы сидеть привязанными к стулу и уж тем более лежать на холодном полу. Минхо ходил вместе с Ханом и нашёл плюшевого котёнка в комнате Соён. Он положил его к телу девушки. Парни помолились за их души. В это время депутаты наблюдали за всем этим. Никто не плакал. Они смотрели так, словно на полу валялся мусор, а не мёртвые дети. Минхо поднялся, поставил стул напротив и стал смотреть в изуродованные лица. — У меня есть принцип, — он посмотрел на Йеджи, — я не бью женщин, но я сделал исключение, увидев, что вы сделали. — Они нам не дети. — Да вы просто выблядки! — крикнул Джисон. — Ты их рожала, мразь, а сейчас так просто избавилась от них? — Они детдомовские, я не могу иметь детей. Минхо смеялся, а после начал выливать свой гнев вновь. — Теперь-то понятно, почему вы так просто к ним относились. И понятно, почему у вас нет своих детей. Спасибо, Господу, что у таких монстров не родились дети. Гореть вам в аду за совершённые дела. — Замолчи, пёс! Сдохнуть хочешь как отец? — отозвался Ёнджун. Минхо сорвался, он колотил его до тех пор, пока лицо не превратилось в кашу. Уже было непонятно, человек ли это или уродство какое-то. — Это тебе, пёс, замолчать надо. Ты не в выигрышном положении, — оскалив зубы, отвечал Минхо. — Сейчас мы поговорим с вами очень серьёзно, потому что из дома вы выйдете только вперёд ногами. Злость выходила через кулаки и ноги, что касались гниющих тел депутатов. Минхо отомстил сполна. А Джисон просто смотрел. Он знает, что Минхо убить не сможет, хоть и говорил, что сделает это сам. Но Хан понимает, что даже от увиденного здесь рука И не поднимется. Минхо закончил. Они лежали еле дыша. Их грудная клетка тяжело поднималась и также опускалась. Из глаз Йеджи вытекали слёзы. Минхо взял в руки пистолет, тот самый, которым убили Субина и Соён. Но Джисон остановил его. — Минхо! — крикнул парень. ㅡ Что? — резко кинул И. Он был явно возмущен. — Сходи в подвал. Посмотри, есть ли там верёвка. Так просто эти монстры не умрут. — Уверен? — На все сто процентов. Они привязали верёвки к деревянной балке в гостиной. Надели петли на шеи депутатов. И постояли минуты три. Тишина гуляла по дому вместе с душами детей, грозой и смертью. Они играли в прятки. В этот раз водила смерть, кого она найдёт — живым из дома не уйдёт. — Ну, что-нибудь хотите сказать? — спросил Джисон, стоя напротив виселицы. — Мне… — сквозь слёзы отвечала Йеджи, — жаль… мы заслужили этого. Я слышу, меня зовёт Соён. Я должна спешить на зов, как можно скорее… — женщина спрыгнула сама. Звук затягивающейся верёвки и хриплые вздохи ㅡ оглушали. Парни отвернулись. — По дороге, на которой нет следов, — отозвался Минхо. — Мне нечего сказать, — сказал Ёнджун и тоже спрыгнул. Холод пробирал до мурашек по коже. В одной гостиной было четыре тела. Два из которых должны были жить. Минхо осмотрелся. Он был рад, что те, кто были причастны к смерти его родителей, умерли. Но смотря на тела ни в чём неповинных детей, он винил себя. Они останутся лишь в памяти парней. И тринадцатый день подвёл конец этой истории, что навсегда сохранится молнией и громом, гуляющим в дожде. — Не вини себя, — заговорил Джисон. — Такова их жестокая судьба. Поехали домой.○ ○ ○
Уже лёжа в постели, Минхо смотрел на потолок, где были прилеплены звёздочки. Он закрывал глаза и пытался забыть эту картину. Огоньки сияли. Хо помнил, как долго они с Джисоном выбирали созвездия. На тот момент им было лет по десять. Они не особо разбирались в космосе, а планеты знали только до Юпитера. Но как же весело было спорить… — Сначала идёт Сатурн, потом Юпитер! — возмущался Джисон. — Нет, сначала идёт Юпитер, а потом Сатурн! — с недовольством отвечал Минхо. Сейчас радость приносило только сухое вино и мягкая постель. Минхо пролежал в своих мыслях около часа, он написал сообщение Джисону, что хочет сходить на могилу к Соён и Субину, а после уснул. И он видел сон, где тонул. Он не мог плыть. Его руки и ноги были подобны водорослям. Пришло время отпустить всё и попрощаться со всем. Хоть и звучит странно, но желание бросить всё — есть. Просто оно кроется глубоко внутри, не давая о себе знать. Проснулся Хо вечером. Посмотрел в телефон и увидел, что Джисон заедет за ним в десять, когда стемнеет. Часы показывали на полдесятого. Минхо встал, оделся, привёл себя в порядок и сел на лестницу ждать. В положенное время Джисон приехал. Минхо сел, взглянул на задние сиденье, там лежали два букета красных гербер и плюшевый котёнок. — Игрушку Соён купил? — Да, — отвечал Джисон. Парни молчали всю дорогу. Дойдя до нужного места, они разложили цветы и скорбили стоя. Когда они посещали их могилы, то почти не разговаривали. Доехали быстро, без происшествий. Уехали через час. С тяжелым ощущением вины в грудной клетке и невыносимой ноющей болью. Спустя две недели. 22:13. В логове Бродячих Детей. Монета собрал всех не просто так. Недавно нашли тела пары. Девушка и парень были буквально изуродованы. И здесь явно кто-то постарался. Парни и Куколка не обратили бы на это внимания, если не одна вещь. Это были довольно популярные путешественники. Они объездили полмира. И в последнее время остановились в Корее. Они узнали много об этой стране и собирались рассказать об этом в эфире, но дойти до камеры у них так и не получилось. Тела были найдены в лесу за Сеулом. Убитые сидели в машине с простреленными головами. Все дальнейшие повреждения были нанесены посмертно. Но для чего это было сделано, оставалось неясным. Потому что даже адекватный наёмник не станет вырезать на телах своих жертв «사랑 — любовь» и «고양이 — кот». Становилось всё очень странным. Видимо, кто-то не успел доделать начатое. Иначе как объяснить брошенные тела посреди леса? Или их оставили специально? Как предупреждение? — И знаете, что в этой истории меня напрягает больше всего? — говорил Крис. Все молчали. — У нас есть и Кот, и Любовь. Я сомневаюсь, что убийца просто любит котиков. К тому же убиты они были в чёрном мерседесе, — Монета раздражённо качал ногой, — и у меня есть два варианта: либо среди нас есть тот, кто сливает всю инфу, либо нас вычислили. Напряжение росло с каждой секундой. Самое ужасное чувство — это понимать, что рядом с тобой есть тот, кто играет на два фронта. — Да не может быть такого. Кому это надо? Мы тут все в одной яме, — отозвался Феликс. — Возможно, кого-то подкупили, и речь идёт о больших, — Джисон сделал акцент на слове, — деньгах. Каждый переглянулся. — Я хочу сказать, что у них получается, — съязвил Минхо. — Что ты имеешь в виду? — спросил Чанбин. — Я думаю, что кого-то из нас прослушивают. Они хотят добиться этого, чтобы мы сами друг друга переубивали, — нервно отвечал Минхо. — Прослушку они могут подцепить только к Помощнику, — произнёс Чонин. — Да! Точно! Помощник, ты возил кого-нибудь в своей машине? — вскрикнул Хёнджин. Сынмин молчал с минуту — задумался. А потом как крикнул: — Вот же сука! Блять, я всё понял. Почему я был таким ебланом? Да! Конечно! Я возил одного гандона в своей машине, подбрасывал до дома! Ёбаный Кан Чонсан! — Сынмин кричал во весь голос. И ходил быстрым шагом по комнате, вскидывая руками. — Стой, стой, стой, — Хёнджин старался перекричать Сынмина, — ты подвозил Кан Чонсана? — Да, блять! — Тогда, это многое объясняет, — протянула Черён, — Помощник и меня до дома довозил, мы обсуждали с ним Кота и Любовь. — Блять… И что вы обсуждали? — задавал вопрос Чанбин. — Ну, вообще-то, — Сынмин мямлил, — о таком не говорят… — Да о Господи, мы обсуждали то, что вы похожи на пару, — махнув рукой, ответила Черён. — ПАРУ?! — крикнул Джисон. — Ну да, мне только потом Помощник сказал, что у тебя девушка есть, — невинно улыбалась Куколка. — Как много вы успели обсудить? — бровь Криса дёргалась от нервов. — Только их, имена мы не называли, только Кот и Любовь. — Блять, а меня одного смущает тот факт, что, откуда они узнали про Помощника? — Пожалуй, это был самый разумный вопрос, заданный в тот момент. Спасибо Феликсу. — А действительно, откуда они могли узнать? — покачивая ногой, спрашивал Чонин. — Видимо, мы где-то проебались. Комната пропиталась злостью. Минхо тоже был в бешенстве, но не от того, что про них кто-то узнал. Его злили слова Джисона: «ПАРУ?!». И стоял, тяжело дыша и сдерживая в себе агрессию. Чтобы хоть как-то успокоиться, он вышел на улицу покурить. Первая, вторая, третья сигарета, от такого количества никотина за один раз можно было и умереть. Прохладный ветер будоражил стеклянную кожу. Сквозь ураган мыслей Хо заметил патруль полиции. Он остановился в паре домов от Минхо. Из машины вышли люди с фонариками и пистолетами на поясе. Сейчас нужно было действовать очень быстро. Минхо подобрал окурки и, забежав в здание, закрыл его. В комнате всё также было нервно, дети обсуждали и думали, где именно была прослушка и как незаметно её снять или вообще оставить. Дверь открылась, в неё вбежал красный Минхо, крикнув: «Менты!». Все всё поняли сразу и беспрекословно. Свет выключили, окна закрыли, двери тоже. Они поднялись на второй этаж в тайную комнату Конфеты. До этого о ней знала только Куколка. Это оказался склад с оружием. На любой вкус и цвет. Буквально. Некоторые автоматы были разных цветов. Хоть комната была большая, с таким количеством полок и ящиков, она казалось маленькой. Дверь в склад была железная, чтобы зайти туда, придётся постараться. Бродячие дети зашли и спрятались там. — Конфета! — шептал Хёнджин. — Откуда всё это? — Я на свободе уже четыре года. Нужно быть готовыми ко всему. — А ты молодец, Конфета. С меня выпивка, — похвалил Чанбин. — Спасибо, Тесак. Я запомню, — парни посмеялись. — Пока сидим, — прошептал Крис, — хочу сказать. Чонин, нужно подготовить статью и выставить её так, чтобы завтра об этом говорили даже в новостях. — Чья будет статья? — поинтересовался Чонин. — Начнём с И Квинама. Когда уберём его, сможем дойти до главного урода. — Замётано, Монета. Минхо прислушивался к каждому шороху. Было тихо. — Ребят, — начал Минхо. — я ничего не имею против, но давайте впредь не общаться за пределами этого здания. Помощник, прослушку не ищи. Сделай так, будто ты не знаешь о ней. Куколку больше не вози. А Джисону нужно сменить машину. — Где я сейчас возьму деньги на новую машину? — возмущался Хан. — Моя доля до сих пор в банке. Сними её и купи такую, что не будет выделяться. — А не подозрительно ли будет, что Любовь вдруг снял деньги и сменил машину? — с настороженностью спрашивал Чонин. Подозрительно, конечно. Это будет выглядеть так, будто он что-то знает. А если кто-то пораскинет мозгами и поймёт, что Хан Джисон может быть человеком, кому дана вторая кличка. Тогда всему придёт конец. В буквальном смысле. Парней быстро уберут, поэтому машину решили не менять, а деньги не снимать. Они просидели около часа в складе. В здание никто не заходил. Куколка сходила, проверила. Было тихо и чисто. Они вернулись на свои места. Возвращаться домой было опасно. Во-первых, полицейские могли приехать не одни. Например с работниками, что устанавливают камеры видео наблюдения. И расставить их. А во-вторых, они до сих пор могли быть там. Поэтому они единогласно приняли решения остаться здесь. Чонин предложил установить камеры как в здании, так и напротив. Только нужны такие, которых будет почти не видно. Всё-таки надежда о том, что это были не по их души, тлела внутри. Куколка расстелила постели. Кому-то досталось место на диване, кому-то на полу. Счастливчиками стали: Черён, Крис, Чонин и Хёнджин. Если с Куколкой и Монетой было понятно, то Королю и Лису повезло лишь потому, что они были младшими. Хёнджин и Куколка налили всем по чашке кофе. Они сели на пол к остальным, и Монета начал свой монолог: — Послушайте меня, пожалуйста. Мы с вами чужие люди. У каждого сложная судьба. Каждый из присутствующих ранен и наши раны — они не зарастают… — парень говорил не громко, но все слышали. — Я не хочу хоронить кого-нибудь из вас. Мы должны победить, мы должны выиграть эту войну. За эти две недели я уже не считаю вас чужими, вы мне как родные братья. Знаете, есть такое понятие, как приобретённая семья? Это когда совершенно незнакомые люди становятся намного роднее, чем твои настоящие родственники. Если из вас кому-то тяжело, больно — не молчите. Мы обязательно с вами всё решим и обсудим. Поэтому давайте впредь и вправду быть семьёй. Мы и так уже похожи на неё, каждый помогает, как может, но за пределами этого места или любого другого, где мы не вместе, мы чужие люди. Нужно быть незнакомцами. Если тебя, Сынмин, спросят что-то про Куколку, скажешь, что ты за ней ухаживаешь. Не больше. Днём мы на улице не появляемся. Только ночью и в одежде, в которой нас не узнают и не заподозрят. Свет был выключен, горела лишь одна лампа на кухне. Легкая тень окутывала в своё тёплое шерстяное одеяло присутствующих. — Тогда, я могу выговориться? — спросил Феликс, укутываясь в одеяло тени. Крис махнул головой в знак согласия. — Знаете, — шептал Феликс, — я не знаю, почему до сих пор жив. — Парни и Черён внимательно слушали, проникаясь рассказом друга. — Правда. Искренне не понимаю. Столько лет прошло, а я до сих пор её люблю… — Конфета поставил чашку с кофе на журнальный столик, по глазам его было видно, что он старался не заплакать. — Прошло шесть лет… Шесть лет, как её не стало. Я же на себя руки накладывал. Феликс поднял рукава своей рубашки. На предплечьях не было и живого места. Страшные красно-коричневые линии украшали белоснежную кожу. Они были все разные. Большинство было по положению вен, но и некоторые были подобны линии горизонта, из-за которых выходило неаккуратное зарево одиночества. Порезы смотрелись так больно, что Минхо было не по себе. — Посмотри мне в глаза, Феликс. — попросил Чанбин, — Мне так жаль… Но сейчас ты не один, нас много, смотри, сколько нас! Мы поможем, боль и горечь утраты убивает тебя, но ты не умираешь, потому что сам хочешь жить, — с горечью произнёс Чанбин. — Мне тоже жаль… Когда я сделал это в последний раз, она пришла ко мне и сказала, что мы встретимся, когда мне будет тридцать три. День рождения у меня через четыре месяца. И думаю, что к тому моменту меня уже не станет. — Ты должен быть сильным. Сейчас сдаваться нельзя, ты уже столько лет на свободе. Ты смог выбраться, ты смог дожить до этого момента. Всё будет хорошо, — пытался подбодрить друга Чонин. — Знаете как было тяжело просыпаться в больнице и понимать, что ты до сих пор жив… — Не знаю, но я бы не хотел потерять тебя, Ликс, — аккуратно взяв за руку, отвечал Крис. — Спасибо, я в порядке, но я уже знаю точно. Парни искренне верили в то, что они все смогут выжить. Добиться справедливости и стать счастливыми. Придётся пройти через многое, они справятся. Они и так слишком наказаны жизнью, так почему бы не стать просто счастливыми? Иногда в голову приходили такие мысли, что это дело нужно оставить. Ведь толком ничего понятно не было. Бродячие дети знали лишь одно: они избавятся от гнилых людей. Но не станут ли они такими же? Парни тоже убили много народу, у которых были семьи и родные, и даже слезинки не проронили. Нет, бред это всё. Виновные должны быть наказаны. И не важно как. Хоть смертью, хоть тюрьмой. Пострадали невинные мужчины, женщины, дети. Разве Миён заслуживает того, чтобы в шесть лет её органы носили другие дети? А девушка Мин Минджон? Её изнасиловали и выкинули, как ненужную и использованную вещь. Расплата должна быть за всё. Утром все разошлись. Джисон отвез Минхо домой. Хо было как-то не по себе, чувствовалась некая тревога, что будоражила кожу своим ложным ожиданием. И, к сожалению, было это всё не просто так. Стало опасно. Слишком опасно. Действовать надо сейчас, либо никогда. У них есть то, что им необходимо. И самое главное — имена всех посредников, число жертв, их имена и возраст. Дети хорошо постарались. Когда Помощник напечатает статью, а Лис выставит её и отправит на телевидение, парни начнут действовать. А сейчас Минхо сидит в кресле, пьёт плохое вино и окутывается ложью ещё больше. Самообман — штука интересная. Особенно, когда ты не понимаешь, что ты чувствуешь, и заставляешь себя верить в то, что с тобой всё в порядке.○ ○ ○
— Монета, всё готово. — Отправляй. Да прибудет возмездие. «Мы вновь прерываемся на экстренные новости. Интернет буквально кипит от статьи, что была выставлена пять часов назад. Также она была отправлена и нам в студию. В статье говориться о том, что военный Полковник И Квинам насилует, а после убивает своих жертв. В доказательство вышесказанных слов. Мы покажем Вам реальные кадры, зафиксированные камерами видео наблюдения. Полиция уже задержала подозреваемого. Имена, что были представлены — настоящие. Все эти люди были убиты. Полиция не вела расследования, дела не были заведены. Представляем Вам имена реальных жертв за последний год: 1. Ким Мэй — двадцать шесть лет. Девушка. 2. Пак Лиён — двадцать шесть лет. Девушка. 3. Чхве Цзынь — двадцать шесть лет. Девушка. 4. И Джину — двадцать шесть лет. Парень. 5. Ким Джису — двадцать шесть лет. Девушка. 6. Чо Вониль — двадцать шесть лет. Парень. 7. Ан Кёнсу — двадцать шесть лет. Парень. 8. Ко Джонхён — двадцать шесть лет. Парень. 9. Мун Ёниль — двадцать шесть лет. Парень. 10. Квон Инсон — двадцать шесть лет. Парень. Как сообщает сам аноним, это не все жертвы. Как показывает статистика: убийства происходят раз в месяц, и это всегда молодые люди двадцати шести лет. Мы искренне соболезнуем семьям погибшим. Секунду… да, поняла. Также мы приносим соболезнования семье Мин Минджон. На этом у нас всё. Берегите себя и близких. Новости закончились. Парни и Куколка сидели перед телевизором. — Хорошая получилась статья, — смотря в пустоту, говорил Феликс. — Прекрасная работа, парни, — похвалила Куколка. — В восемь вечера будут новости. Уверен, что его покажут там, поэтому предлагаю посидеть до этого времени. — предложил Хёнджин. Все согласились. — А что насчёт остальных? Одного мы убрали, что делать теперь? — задавал вопрос Минхо. — Мы не убрали его, а просто обездвижили. Чтобы убрать, его нужно убить, — с враждебностью отвечал Конфета. — Мы обязательно это сделаем, Феликс, этот гандон жить точно не будет, — с яростью отвечал Крис, — сейчас его держат в изоляторе до суда. Нам нужно будет выловить тот момент, когда его повезут и убрать только его. — Сделать это будет сложновато, но что-нибудь придумаем. — задумчиво отвечал Чанбин. Минхо эта ситуация бесила. Агрессии не было предела. Но и весело было тоже. Ублюдки будут наказаны. Сейчас месть вновь проснулась. Руки буквально чесались от того, что желали сделать с этими жалкими выблядками. Назвать их людьми — невозможно. Они потеряли данный статус и, к счастью, вернуть больше не смогут. Даже звери не едят зверей на водопое Мира, а люди едят. Современный мир нельзя назвать обществом, потому что «общество» — это единство. Это то, что объединяет людей. А мы сейчас все по одиночке. Каждый думает лишь о себе, о своём благополучии. И это правильно, но не до фанатизма. Минхо забавляли эти мысли и думал он сейчас только о войне, объявленной политикам. Папа Джисона был полицейским, и Минхо всегда восхищался им. Своими родителями тоже, потому что они были военными. Но то, что так нравилось маленькому Хо, было всего лишь оболочкой. Реальность же на самом деле давно сгнила под жадностью и лишним жиром политиков. Вспомнить лишь депутатов Нам, они же буквально продавали своих детей, хоть они и были приёмными. У них и так была власть, деньги. Но поднимаясь на вершину, каждый раз ты хочешь большего. Людям всегда будет мало, и это факт. Всё это можно сравнить с компульсивным перееданием. Буквально, человек сыт, но будет пихать в себя до тех пор, пока не потянет тошнить. Люди будут идти по головам до тех пор, пока не умрут от своего же тщеславия. Новости начались. «Здравствуйте, в эфире вечерние новости. Начнём с главных событий. Сегодня в районе двух часов дня интернет взбунтовал. Анонимный пользователь опубликовал чудовищные преступления Полковника И Квинама. В статье были прикреплены переписки с некоторыми жертвами. Также были отправлены видео с камер наблюдения, где чётко видно, как люди, работающие на полковника, запихивали жертв в рабочую машину И Квинама. Когда полковник был задержан, то отрицал всю вину. Полиция провела расследование и подтвердила, что статья анонима была абсолютно верной. И Квинам искусно выбирал своих жертв. Это всегда молодые люди двадцатишестилетнего возраста. Сейчас полковник И Квинам находиться под стражей. При задержании нам удалось снять такой фрагмент: — И ФЕЛИКС, БОЛЬНОЙ УБЛЮДОК. ТЫ БУДЕШЬ ГНИТЬ В ТЮРЬМЕ, А ТВОЯ МИНДЖОН УЖЕ СГНИЛА! ОТБРОС! Мин Минджон — ещё одна жертва, как уже прозвали в народе полковника И Квинама — ушастый мужчина. (귀남 — Квинам.귀 — уши. 남(자) — мужчина). И Феликс был молодым человеком девушки по имени Мин Минджон. Она умерла, когда ей было двадцать шесть лет. Предположительно, девушку изнасиловали и убили. Дел, заведённых в полицейской базе, нет. И Феликс был осуждён и приговорён к пятнадцати годам лишения свободы за подрыв военной базы в Сачхоне, там же, где работал полковник И Квинам. Никто не пострадал, не считая техники. Сейчас следствие предположило, что И Феликс, узнав, кто убил его любимого человека, пожелал возмездия и из-за этого подорвал базу. Отсидев два года, Феликс сбежал, о его местонахождении не известно до сих пор. Мы приносим искренние соболезнования господину И Феликсу и семье Мин. Вы всего лишь хотели, чтобы убийца вашей девушки был наказан… Мы приносим соболезнования семьям жертв И Квинама. Полковника переместили в изолятор до суда. Берегите себя и своих близких. А сейчас к другим новостям. — девушка, что вела эфир, заплакала, — Извините, мы прервёмся на рекламу. Минхо обернулся на Феликса, он тоже плакал. Что чувствовать парнишке, который до сих пор любит человека, что мёртв шесть лет? Феликс тоже умер в тот день. Живёт не он, а лишь его физическое тело. Феликс вспомнил мягкие прикосновения Минджон, её яркий и звонкий голос. Улыбку, тёплые объятия, дурачества… Всё всплывало фрагментами в памяти, но качество было плохим. Словно на кассете, у которой плёнка немного пострадала и показывает не все кадры. Лето, море, они веселятся и купаются, бегают по берегу, пугая людей, а дальше тёмный экран. Плёнка повреждена. Но тут вновь начинает идти картинка: Новый год, они на кухне вдвоём слушают лёгкий джаз, выпивают и бросаются в друг друга кожурками от мандаринов. Опять тьма. Минуту, две. И видео начинается вновь. День, когда Минджон предложила взять собаку. Вечером они с Феликсом договорились встретиться около приюта после университета. Час, два, три. На звонки не отвечает, в сети была давно. Далее появляются помехи. Весёлая атмосфера сменилась горючими слезами, криками, самоуничтожением, похоронами и взрывом. Вдруг из кассеты вылетела плёнка. История подошла к началу без счастливого конца. Черён подошла к Феликсу, аккуратно села с ним и обняла. Парень повернулся к ней и обнял в ответ. Всхлипы ударялись звонкими колоколами о стены комнаты, опустошая её. Парни опустили головы вниз. Конфета сорвался. Видимо он долго копил эмоции внутри себя, возможно, запрещал или просто убегал от них. Но сейчас он дал им волю. Слезы лились из стеклянно-пустых глаз. Он словно маленький ребёнок, что прижался к маме. Искал утешения в её объятиях и таких тёплых поглаживаниях по спине. Черён тоже плакала. Минхо осмотрел присутствующих и заметил, что и из глаз Джисона текла морская вода. Он смотрел на Феликса, что убивался в истерике. И тихо подошёл к Хану и приобнял. Джисон вытер слёзы. Как бы трудно не было, это жизнь. Минхо тоже было паршиво. — Она, — шептал Феликс, — осталась светом в моей жизни. Она всегда будет им. Принять потерю близкого человека очень сложно. Когда ты узнаёшь о том, что случилось, ты не веришь, отрицаешь. Думаешь, что просто ошиблись. Но былое продолжает маяться в темноте. Опустошение начинает расти внутри тебя и приносить боль. Невыносимую боль. Смысл жизни теряется. Ты понимаешь, что больше никогда не увидишь и не услышишь этого человека. От этого становится ещё хуже. Вернуть нельзя, как ни старайся. Человек остаётся лишь пламенем в твоих глаза. Ярким лучиком света, что когда-то был твоей надеждой. Привыкнуть сложнее всего. Ты по привычке берёшь телефон, хочешь позвонить, но звонить-то — некому. Совета спросить тоже. Ты чувствуешь себя маленьким котёнком, брошенным во тьму. Потому что твой свет потух. А зажечь его вновь будет очень сложно. Тебе попадаются старые фотографии, где вы улыбаетесь, веселитесь. Ты вспоминаешь и начинаешь плакать. Слёзы сами льются из глаз, становясь фианитами. Но жить надо. Спустя время ты привыкаешь, находишь новый свет, стараешься жить. Ты привыкаешь жить без дорогого тебе человека. Человек не вернётся, но он всегда будет с тобой в воспоминаниях. Это невыносимо тяжело и больно. Говорят, что время лечит. Но со временем ты всего лишь привыкаешь жить с этой болью. Она уже не так ярко выражена, потому что ты привык. Глубоко внутри тебя есть гематома, которая не лечиться, она редко начинает ныть, напоминая о том, что до сих пор существует. Время лечит, но вылечить никогда не сможет… Они просидели так около часа. Сынмин сходил в кафе, купил еду на всех, они поели. Разговаривать не стали. Феликсу было плохо. Спустя час Черён отвела Криса на кухню и решила поговорить с ним. — Я останусь сегодня с ним здесь. А ты поезжай домой. Мина уже соскучилась по тебе, — проговорила Черён, тихонько поцеловав Криса. — Он сказал же, что с ним всё хорошо. — Ты действительно так думаешь? — Хорошо, тогда, будь аккуратна. — Конечно. Все разъехались. В бордовой комнате остались лишь разбитый Феликс и не менее разбитая Черён. Сегодняшний вечер был эмоционально тяжёлым для всех. Но даже среди боли и утраты они смогли подняться и посадить урода. Черён знала, что они избавятся от него и сделает это сам Феликс. Сейчас ей хотелось его поддержать, выслушать. Потому что горечь утраты брала высокую цену за воспоминания, что пламенем горели в сердце Феликса. Девушка села на диван. На нём лежал Конфета, он не двигался. Смотрел в пустоту. — Феликс, родной, как ты? — Мне плохо, Черён, — шептал парень. — Почему все уехали? — Я отправила всех по домам. — Я останусь здесь, хорошо? Сил нет. — Хочешь обсудить всё? Парень молчал. Он не опускал глаз с потолка. — Хочу уже наконец избавиться от этой тяжести, что придавила меня камнем к земле. Девушка начала легонько гладить Феликса по голове. — Ты делаешь так же, как это делала Минджон. — Когда она так делала? — Когда мне было плохо. — Ты правда её до сих пор любишь? — Да. Я всегда буду любить её, даже если больно. Мне без неё так пусто, я разрываюсь в клочья. Так по ней тоскую, не подобрать слова. Меня много раз спасали, а так хотелось, чтобы в один миг я просто исчез… — из стеклянных глаз полились слёзы. — Может быть, я встречусь с ней там? Если это так, то я ушёл бы не задумываясь. Родители никогда её не любили, она им никогда не нравилась. Они называли её бездарной девицей, потому что она из бедной семьи. Из-за этого я свёл общение с ними на минимум. Они при каждом разговоре унижали и меня: «Связался с нищенкой! А что люди подумают? Сын политиков встречается с девкой со спального района!». А когда узнали, что она умерла, то радовались… Я рыдал, говорил матери: «Как так можно?». А мать мне говорила, что она меня не достойна. Когда меня посадили, мне сказали, что мы больше не семья. Поэтому здесь меня ничего не держит. — Ликс немного помолчал, а после продолжил. — Знаешь, Черён, она снилась мне. Говорила, что мне нужно жить и забыть про неё. Но я не могу так. А один раз она мне снова приснилась и сказала, что мы встретимся, когда мне будет тридцать три. А день рождение у меня через четыре месяца. Так хочу с ней встретиться, что внутри всё сжимается… — Феликс… дорогой мой, ты не боишься умереть? — Нет, я знаю, что там будет она и это меня успокаивает. Думаю, что только так я буду счастлив. — Мы будем несчастливы без тебя. — Вы привыкните. Тем более тридцать три мне будет целый год. Я не знаю, когда она меня заберёт. — Нет, Феликс. Как и сказал Крис: «Мы семья». Я ощущаю тебя своим сыном, хоть и разница в возрасте у нас небольшая, поэтому давай попробуем послушать Минджон и научимся жить. — Я больше не умею делать этого. Черён, такова моя судьба. Я принимаю все эти страдания и когда-нибудь я должен получить вознаграждения за них. Нет мне смысла жить, если я только страдаю. — Если под кожей бьётся пульс — нужно жить. Феликс сел. Черён быстро стёрла слёзы со своего лица. Парень обнял её. Как ещё реагировать девушке, которая знала, что скоро их станет меньше на одного? Феликс пойдёт в конец туннеля, к свету. Там уже шесть лет ждёт его любимый человек. И переубедить Феликса не получится. Хоть Черён и старалась, давала поддержку этому маленькому потухшему свету, пыталась зажечь его вновь, но толку не было. Решение было железным, и изменить его никто не сможет. Феликс сказал, что, если до тридцати четырёх лет он не умрёт от чего-либо, то он убьёт себя сам. От этих слов девушке было ещё больнее. Две вечности когда-нибудь сойдутся вновь. И уже навсегда. — Я не смогу объяснить, но каждый раз, когда ты возвращаешься назад, в то, что было, ты сам себя убиваешь. Я знаю, что такое терять близкого, родного тебе человека. Но я не знаю, какого тебе. Поэтому давай просто попробуем? Ты не один, ты не одинок. Ты должен жить не ради кого-то, а ради себя. Представь, как бы радовалась Минджон, узнав, что ты научился жить без неё, — Черён волновалась. — Я уверена, что ты сможешь справиться со всем этим, а мы тебе поможем. Если тебе будет плохо, паршиво настолько, что кроме смерти выхода нет — говори мне. Ты можешь сказать любому. Поддержка нужна абсолютно любому человеку, это не плохо и не глупо нуждаться в ней. Это вполне нормально. Поэтому всегда говори всё, что у тебя на душе. Хорошо? — Я подумаю, можно? — Конечно можно! Они разговаривали до самой глубокой ночи. Рассказывая о Минджон и своей жизни, Феликс улыбался. Впервые за две недели Черён увидела, как Феликс улыбался. Такая искренняя и детская улыбка украшала его фарфоровое лицо. Парень уснул, а Куколка ещё долго размышляя об их сегодняшнем разговоре. Так хотелось, чтобы Феликс, наконец, нашёл свет. Хотя, вернее осознал, что он и является им.○ ○ ○
Рано утром позвонил Крис, нужно было поговорить, обдумать дальнейший план. Поэтому уже в десять часов утра Минхо, опухший и помятый, с синяками под глазами, лежал рядом с Феликсом и пытался поспать ещё хотя бы пять минуточек. — Эй, — позвал Хо Хёнджин, — господин И Минхо, просыпайтесь. И господин И Феликс тоже. — Господин Хван Хёнджин, — переворачиваясь с боку на бок, отвечал Феликс, — поднимите свою королевскую жопу и переместите её в другое место. Христа ради, дайте поспать. — Вы сам поздно легли, господин Феликс. — Минхо, пни этого придурка, иначе я встану и убью его, — выпуская слюнку изо рта, просил Феликс. — Забей на него, — ещё больше закутываясь в одеяло отвечал Минхо. — Блять, парни, подъем! — Всё, сука, ты напросился. Феликс спрыгнул с дивана и побежал за Хёнджином. Смех стоял на весь район. Хван убегал от разъярённого Феликса, а тот в след ему кричал такие маты, что любой позавидовал бы. Казалось, ещё немного и они все будут бегать уже не от Феликса, а от демона, которого он призовёт. Минхо, поставив кулак под висок, наблюдал за этой картиной. Ржали все. Джисон с Сынмином вообще валялись около двери. — Стой, Хван, сука, Хёнджин. Я тебя поймаю, жопу надеру! — Прошу, — заикаясь от смеха, пытался ответить Хёнджин, — не надо. Мне жопа нужна ещё! Спустя пять минут забег по надиранию жоп закончился. Феликс вышел победителем, потому что успел пару раз хлопнуть Хёнджина по ней. И с такой силой, что Хван больше ничего не скажет Феликсу. Пылинки будет с него сдувать, массаж ног делать каждые пять минут и приносить только лучший кофе в стране! А то мало ли, вдруг ещё раз попадёт, а больше что-то не хочется. Рука у Феликса хоть и маленькая, но такая тяжёлая. Постели были убраны, кофе налито, печенье стояло на столе. А вот с планом дальнейших действий было много несостыковок. — Ну, что я могу предложить, — потирая любимую часть тела, говорил Хёнджин, — мы смело можем отдать эту миссию Феликсу. То есть Конфете, или… блять. Феликсу, короче. Он их убьёт с одного удара. Это точно. — Ты будешь злить меня, я тебе ещё раз тресну, — отпивая из чашки свежеприготовленный кофе, отвечал Феликс. — Понял, молчу. Крис посмеялся, а после начал. — Ну а теперь нам нужно всё обсудить. Следствие будет идти точно больше месяца, пока они разберутся со всем этим, времени пройдёт много. А нам надо действовать быстро. Завтра я и Минхо поедем в одно место. Нам нужно засветиться, чтобы в этот район они не совались. Сынмин, завтра твой любимый Кан Чонсан захочет с тобой это обсудить. Поэтому я хочу вручить тебе это! — Крис достал из рюкзака непонятную коробку. — И что это? — с непониманием смотрел на него Сынмин. — Это прослушивающее устройство. Не одному же Чонсану прослушивать тебя. Верно? — Конечно, но как нам незаметно спрятать её в Сынмине? — вскидывая удивлённую бровь, спрашивал Чонин. — Можем в жопу засунуть, — спокойно предложил Хёнджин. — Блять, Хван, тебе всё лишь бы в жопу засунуть. Уйми свою фантазию, — глубоко вздыхая, и, наклоняясь в сторону Хёнджина, возмущался Джисон. — Если так хочется что-то засунуть в жопу, мог бы меня попросить, — игриво говорил Чанбин. — Ёб твою мать, пацаны. Прошу вас, заткнитесь, — Черён смеялась, но старалась сделать серьёзное лицо. — Я отвечу тебе позже, — прошептал Хёнджин, подмигивая Чанбину. Минхо глубоко вздохнул, понимая какие придурки перед ним сидят, но сам не заметил того, как начал смеяться. Крис продолжил: — Мы можем прикрепить её аккуратно во внутренний карман. Да и ты, Сынмин, сам сможешь перекреплять её туда-сюда. В зависимости от того, как ты переодеваешься. Прослушка маленькая, сомневаюсь, что её заметят. — Как по мне, так отличная идея, — комментировал Джисон. — Что за район и зачем вам засвечиваться? — единственный, кто задал адекватный вопрос — Чонин. — Район находится на другом конце города, если мы там появимся, то искать они будут там, — отвечал Минхо. — А вы не боитесь, что вас тупо поймают? — Не успеют, — смеялся Крис. И посмеяться им пришлось знатно, когда они прошли около камеры видео наблюдения, тем самым засветившись. Они шли к заброшенному дому, в котором обустроили поддельное место обитания. И какого было их удивление, когда они спокойно сидели в здании, а в это время за окнами показались машины полиции. Минхо сразу сообщил об этом Крису. А дом к этому времени уже окружили. И что делать не знали оба. Звонить, но кому? Только Джисону или Черён, но не будет ли подозрительно, что они появились в том месте, где были замечены Минхо и Крис, недавно сбежавшие заключенные? Обстановка накалялась, и пределом стало то, что приехали ещё две машины. Из одной вышел Юн Чонсу. Страх усиливался, они не могли потерять всё. Минхо всё-таки позвонил Джисону, объяснил ситуацию. Хан предложил просто гениально наитупейший план, который мог не сработать от слова СОВСЕМ. Особого выбора у них не было, решили всё просто и быстро. Парни открыли дверь, Крис крикнул: «Заходи, ёбаный Юн Чонсу!». В здание сначала забежала полиция, часть ушла на второй этаж, а другая стала осматривать первый. Парни стояли не дыша. Спустя три минуты, когда полиция крикнула: «Чисто!». Медленным и надменным шагом зашёл Генерал. И как сильно они были удивленны, когда из-за входной двери выбежали парни и, захлопывая её за собой, крикнули: «Сосните, пацаны». Бежали быстрее гепарда, а ржали громче лошадей. Они пробежали целых три квартала и остановились в каком-то переулке передохнуть. — Я, — запыхавшись говорил Минхо, — не бегал так со времён школы. — А я на физру в принципе не ходил, спал на матах в кладовке, — хвастался Крис. Минхо почувствовал, как что-то завибрировало в кармане куртки, это был Джисон. Он позвонил уже раз семь — переживал. Боялся, что план не сработал и он всех подвёл. — Да, дорогой? — Минхо, вы с Крисом в порядке, убежали? — Всё настолько прекрасно, что ты даже представить не сможешь. Расскажу как приеду домой. Я позвоню, пока. — Буду ждать. Джисон бросил трубку. Минхо, убирая телефон в карман, заметил как на него косо глядит Крис. — Что-то не так? — Нет, просто вот думаю, что, может быть, Черён была права? — В чём права? — В том, что тебе нравится Джисон. Минхо молчал, он не знал, что сказать. Во-первых, он не знал, как к этому отнесётся Крис. Вдруг таких, как Минхо он ненавидит и сейчас просто кинет его тут, а сам уйдёт, а что ещё хуже — бросит его прямо в руки Юн Чонсу. Ну и во-вторых, каким же придурком надо быть, чтобы вот так спалиться? Сердце говорило о том, что поделиться этим надо хоть с кем-нибудь. Слишком много пришлось молчать, но, если обсудить всё это, то станет легче. Только разум говорил, что надо замолчать и посмеяться, мол, я по-дружески. — Блять, Крис, прошу тебя, давай не будем поднимать эту тему. Я не знаю, как ты к этому относишься… — Да вполне нормально. Но если не хочешь — не будем. — Спасибо. Хотя, знаешь. Я слишком долго молчал. Как насчёт того, чтобы вечером посидеть у меня и поговорить? Но если ты не хочешь, то конечно, не надо. — Без проблем, бро, — Крис подмигнул, и они понеслись дальше. Обгоняя ветер и бабочек. Поздно вечером они встретятся у Минхо. Крис привезёт с собой еды и немного выпивки. И вновь будет думать о том, что зря он всё это. Ну молчал же двенадцать лет, мог и дальше помолчать. Терять-то уж точно нечего.○ ○ ○
Крис и Минхо сидели, выпивали. Как вдруг позвонил Чонин. — Алло, Минхо, ты дома? — Да, что-то случилось? — Крис с тобой? — Да. Чонин, что случилось? — Я сейчас приеду. Парень бросил трубку. Минхо не понимал, что только что произошло. Крис сидел рядом и всё слышал, он тоже был в недоумении. А что, если Чонина поймали, и он не смог сообщить об этом? Переносной свет выключили и стали ждать у окна. Кстати, электричества в доме не было до сих пор, Минхо не стал подключать его, потому что это было бы слишком подозрительно. Спустя какое-то время приехал Чонин. Один. Парни выдохнули. Лис зашёл в дом, выпил стопку соджу, закусил и молчал. Обстановка накалялась. — Чонин, что произошло? — спрашивал Крис. — Парни, это пиздец. Я не знаю, как такое рассказать. — Да, блять, не тяни кота за яйца. Говори, — Минхо нервничал. — В общем, мы с Чанбином влезли в квартиру И Квинама. Жил он один. Стали искать что-нибудь и нашли такое… мы нашли переписку семилетней давности. Где люди из парламента с фамилией И просили Квинама об одной сделке и сумма её сто семьдесят семь миллионов шестьсот тысяч вон (177 600 000 ₩). — И что это должно нам дать? — уже окончательно запутался Минхо. — А то, что эту сумму дали родители Феликса за Минджон. Молчание повисло в огромной комнате. Крис и Минхо были полностью обескуражены. Для И эта информация была полностью необъяснимой. — Погодите, — начал Минхо, — то есть, ты хочешь сказать, что родители Феликса, заказали Квинаму убить Минджон? — Именно это я и сказал. — Феликс не знает об этом, — глотая спиртной напиток, сказал Крис. — Иначе бы его родителей давно не было на этом свете. — Прочитав переписку, я понял, что убили они её потому, что Феликс отказывался идти по стопам родителей и становиться на должность в парламенте. Он работал секретарём в Национальном собрании Кореи около месяца, попал туда, естественно, по связям, он хотел уволиться. Открыть ветеринарную клинику, потому что Минджон училась на ветеринара. Он хотел открыть дело их жизни, но родители Ликса решили по-другому. — Что же случиться с Феликсом, когда он узнает об этом? — шептал Минхо. — Для начала, это секрет. Ликсу об этом ни слова, пока что. Наше собрание через два дня, тогда-то мы и скажем ему. Но сделать это нужно аккуратно. — размышлял Чан. — Он и так ненавидит своих родителей, Крис. — После такого, — с отвращением говорил Минхо, — они ему не родители. Зная Феликса, он захочет их убрать. — Что ещё узнал? — И Квинам — наёмник, у которого пристрастия к двадцатишестилетним. Большинство жертв были заказаны, брал он дёшево и работал анонимно. Минджон стала самой дорогой его игрушкой. Ближе к трём ночи все разъехались. Минхо гулял по пустому дому, рассматривал коллекции книг семьи Хан. Мама Джисона очень любила читать книги. А отец писал стихи. Когда они собирались все вместе, то Минхо часто говорил родителям Джисона, что работают они не там, где стоит. Два творческих человека должны дарить своё творчество Миру. Только спустя много лет Минхо понял, что они дарили его, но только Мирку, где жило две семьи и два влюблённых подростка, которые настолько боялись своих чувств, что притворялись лучшими друзьями. И убегали каждый раз от разговора, когда оставались одни. Минхо вспомнил стих, что так любил в семнадцать лет. Написан он был отцом Джисона, когда ему было пятнадцать лет. И восхищала каждая строчка, правда, смысла он никогда не понимал. Любил его за атмосферу и чувственную красоту, что убивала разум каждый раз. Туман в глазах и мыслях. Заполонил пространство там. Я одинок, без смысла жизни. Я так устал. Сегодня вновь похолоданье и первый снег сейчас кружит. Мы одинокие созданья, без смысла жизни на двоих. Я сяду вновь за пианино, сыграю снегу за окном. И выпив, снова, чашку чая, усну, волшебным сном. Но сожалений нет ведь в этом. Хоть снег и заменил нам Дождь. Мы разделяем участь эту, мы разделяем вечный Дождь. Минхо сидел на кресле и, аккуратно оглаживая страницу книги, вникал и понимал заклятие стиха. Читая его, можно было предположить, что господин Джи страдал от одиночества. Он часто рассказывал, что у него не было друзей до восемнадцати лет. Он любил играть на пианино, но рассказать историю рассвета было некому, а снег, пожалуй, идеальный слушатель. Строчки про снег и дождь для Минхо были непонятны всегда, в семнадцать, двадцать, двадцать три. И только в двадцать восемь он понял далёкий смысл столь простого крика души. Дождь — смерть. Дождь забирает людей, их жизни. Дождь играет роль палача. — Но если… Господи… Господин Джи и госпожа Рюджин погибли в автокатастрофе во время дождя… — небольшая слеза скатилась на румяную щёку Минхо. — Как вы и писали, господин Джи, он забрал вас. Минхо было плохо. Он закрыл книгу и поставил на место, не желая больше читать боль. А буквы сыпались строчками в голове Минхо: «М ы р а з д е л я е м у ч а с т ь э т у». Мы разделяем чувства и эмоции, события и ситуации, совершенно не задумываясь о том, что когда-то всё это закончится. Когда-нибудь придёт вновь сильный ливень и заберёт Минхо. На удивление всему, Хо был спокоен. Он не был напуган, будто бы ждал этого. Червячок, что жил в голове у него, часто ковыряя мозги, вылазил наружу и шептал на ухо: «Зачем тебе всё это надо? Возьми свою жизнь в руки и оборви с ней связь. Она давно не нужна тебе!». С одной стороны, Минхо понимал, что делать здесь больше нечего. Он молчал о своём состоянии с двадцати пяти лет. Что-то тогда перемкнуло в голове у Минхо. Простое опустошение. Он думал, что это временная апатия, но странно, что идёт она уже четвёртый год. Но с другой стороны, хотелось вновь почувствовать счастье, а не чернеющую пустоту, внутри которой только боль. Он вышел из комнаты, случайно хлопнув дверью. Книга упала, страница раскрылась, и буквы, подобно жемчужным бусам, высыпались на пол в безмолвной надежде покой обрести. Спустя холодную осеннюю вечность, я понял, что больше не жду. Ни чуда, ни счастья, ни море побед, не жду человека, что должен прийти был в обед. Я потерялся в холодном дожде. Никто не согреет, никто не обнимет и слова не скажет, а я только рад. Что боли не чувствую. Вот ведь дурак. Я потерял все эмоции и, может быть, страх. Страшно представить, что бывали те дни, когда к своей цели я шёл, но теперь мне туда не дойти. За окном снова Дождь обрезает пути, и холодная осень забирает мечты.