we all really need each other

Прошло четыре месяца. На дворе был холодный февраль. У бродячих детей всё было прекрасно. Они добыли слишком много, они знали то, о чём могли только мечтать. Документы, видеозаписи, личные подтверждения нужных им людей. Кто бы мог подумать, что Пак Джунсо сам сливал своих коллег, а Юн Чонсу воровал оружие и гранаты со складов. А И Квинам так и сидел в изоляторе. Все эти люди ужасны. Безусловно. Но не укладывалось только одно, и это Кан Чонсан. В последнее время он стал часто встречаться с Сынмином. Парни насторожились, ведь прошлого инцидента им вполне хватило. Помощнику сказали быть осторожным и слушать его очень внимательно. И что самое важное, Феликсу так никто ничего и не сказал. Они просто не смогли. Как сказать парню, что его девушку убили его же родители? Никто так и не смог подобрать нужных слов. Если в делах всё было хорошо, то в личной жизни не особо. Минхо слишком увлёкся Хёнджином, совершенно забыв про Джисона. И на самом деле не просто так. Хо решил, что будет лучше отказаться от Хана для того, чтобы не приносить боль себе. Любить двенадцать лет, а потом отпустить — тяжело. Быть однолюбом, как понял Минхо, тоже нелегко. Что было у Джисона, И не знал. В последнее время Хан стал странно себя вести. Ну, буквально, то вечно на работе, то просто не отвечает на звонки. Минхо думал, что это из-за Наён и решил поговорить с другом. Джисон всё отрицал, он не страдал по ней, а если бы хотел, то уже вернул бы. Минхо эти слова успокоили. Поэтому он решил больше не доставать Хана, а если что-то случится, то Джисон расскажет сам. У них есть один закон: «Если тебе плохо — не молчи. Вместе проблемы решаются проще». Хо придерживался этого правила и искренне верил в то, что и Джисон тоже. Возможно, избавиться от чувств к Хану помогли бы близкие отношения с другим человеком. Но как Минхо ошибался. Поэтому он решил, что переспать с кем-нибудь будет лучшим вариантом. Но каждый раз, приглашая парня из анонимного чата, ничего не получалось. Было отвращение. Но И стал замечать, что Хёнджин в последнее время другой. Каждый раз, смотря на его ноги в кожаных штанах, пошлые мысли сами лезли в голову. Да и Хван тоже стал засматриваться на Минхо, легонько облизывая нижнюю губу, а потом, как бы случайно отводил свой взгляд, прикусывая фалангу указательного пальца. Что происходит Минхо — не понимал, но поиграть хотелось, поэтому И принял правила его игры. Он тоже стал ехидно улыбаться и с уверенностью смотреть в глаза. Хёнджин на такие знаки лишь садился, полулёжа, шире расставляя ноги. Это возбуждало и порой сильно. После очередного собрания, когда Джисон вёз Минхо домой, произошло кое-что сильно непонятное для И. Обычно Хо всегда сам добирался до туда, но сегодня он выпил, Хан тоже пил, но всего пару стопок, а Минхо несколько бутылок точно. Но особо пьяным он не был. Спустя время Хо заметил раздражение на лице Хана. Он никогда не позволял курить себе в машине, а тут уже вторая, а едут они пятнадцать минут. — Эй, Хани, что-то случилось? — тоже доставая сигарету из пачки, спрашивал пьяненький Минхо. Покурить в машине было неким вызовом. Ведь то, что всегда запрещают, хочется попробовать в большем количестве. Парень не отвечал. Минхо позвал ещё пару раз, но ответ так и не последовал. Тогда он похлопал по бедру Джисона, привлекая внимание. Хан резко откинул руку И и кинул быстрое: — Что? — Ты какой-то напряжённый. Что-то случилось? — склоняя голову перед другом, спрашивал Минхо. Сигаретный дым дурманил разум. Его было слишком много, буквально облако, и всё потому, что окна в машине были закрыты. Дым кружился в тайфуне чувств, создавая прекрасные картины нарастающего возбуждения. Всё было словно в песнях чейз атлантик. Приглушённый свет, дорога, алкоголь и сигареты. — Нет, всё хорошо. Хотя, — Джисон глубоко вздохнул, не отводя взгляд от дороги, — ты уже спал с Хёнджином? Минхо слишком быстро затянулся, из-за чего поперхнулся. — Что? — раскрывая глаза шире и выкидывая окурок в окно, спросил И. Это был самый неожиданный вопрос, который мог услышать Минхо. Это что, ревность? — Ещё не спали? Удивительно, как вы оба продолжаете сдерживаться, — Джисон нервно хихикал. — Подожди, Хан, я правда не понимаю, к чему ты клонишь, — Минхо врал. Он всё прекрасно понимал, и ему нравилось чувство ревности Джисона. Возможно, оно сейчас заводило его больше, чем бёдра Хёнджина. Доля разума присутствовала здесь, но нужно ли о ней говорить? — Да? — с сарказмом спрашивал Джисон. — Удивительно, дорогой Хо. Мне кажется, уже все думают, что у вас что-то есть. Давай согласимся, что Хёнджин очень сексуально выглядит в кожаной одежде. Есть только один минус, в такой одежде даже небольшой стояк видно. Минхо этот разговор веселил. Чувство азарта стремительно росло, как и скорость движения автомобиля. Закусив нижнюю губу, И смотрел на Хана, привлекая внимание. Парень посмотрел на Хо, но быстро отвёл взгляд на дорогу. — Ты ревнуешь меня, Джисон-и? — игриво улыбаясь и показательно откидывая голову назад, спрашивал Минхо. Если уж и играть, то по-крупному. Хан молчал, кусая губы. — Мы друзья. Круто получится, если ты под убийцу ляжешь. — Ты уверен, что не он под меня ляжет? — возбуждение уже текло по телу Минхо. А на что собственно И надеется? — Успокойся, Минхо, ты пьян. Не надо теперь и со мной флиртовать. Я не хочу чтобы наша дружба превратилась в потрахушки без обязательств. — Жаль, — в скуке отводя взгляд от Хана, говорил Минхо, — а я уже представил как ты шикарно смотрелся бы на мне. Машина резко затормозила, остановившись у обочины. Две секунды Хан смотрел вперёд, стучит по рулю, а после, отстегнув ремень, уже висит над Минхо. Хо видел, что в его глазах тоже играл азарт и бешеное желание. Джисон прошептал, наклоняясь к уху Хо: — Мне… ничего не стоит взять и отыметь тебя прям тут, потому что я тоже выпил и сейчас ты меня возбуждаешь. Но я не сделаю этог… — Минхо перебил Хана. — А что если ты сделаешь это? — глазки блестели у обоих. — Я, может быть, тоже этого хочу? — проводя хрустальными пальчиками по белоснежной щёчке Джисона, говорил Минхо. Ресницы Хана немного трепетали в неуверенности, зато взгляд был увереннее некуда. — Готов лечь под меня? — А что, если да? — Тогда я воспользуюсь этим шансом, сделаю так, чтобы на утро ты забыл, как ходить. А после буду жалеть, милый Хо. Медленно, словно змея перед атакой, Джисон наклонялся к Минхо. Он остановился в пяти сантиметрах от его губ, рассматривая глаза И. Минхо часто дышал, словно готовился умереть. А Джисон игрался с ним. Он аккуратно проводил своими стеклянными пальчиками по лицу. Приближался к губам и тут же отдалялся. Заправлял взъерошенные волосы Хо и ехидно улыбался. От одного вида Джисона под приглушённым светом кровь стыла в жилах. В машине было слишком душно и тесно. Невозможно было даже повернуться. Ситуация уже начинала злить Минхо. Эти дурацкие действия Джисона и поддразнивания приводили И просто в бешенство, но необычное. — Вы садист, Хан Джисон, — с игривым возмущением говорил Минхо. — Мне нравится смотреть на то, как ты хочешь получить меня, а у тебя не получается, — улыбаясь от удовольствия, прошептал Джисон. — И вправду садист. За двенадцать лет не насмотрелся? — Минхо отвёл взгляд от Хана. Джисон не принял за внимание последнее предложение. — А сейчас, посмотри мне в глаза, — указательным тоном говорил Джисон. Минхо посмотрел, он вновь не смог сопротивляться. Игра началась. Обжигающее дыхание на мочке уха заставило тело дрожать. Джисон чмокнул Минхо и немного подул, И сжался от холодного дыхания. После Хан, не отводя взгляда, потянулся к малиновым губам. Горячий и страстный поцелуй ожидал продолжения. Руки Минхо нежно потянулись вверх, пальцы стали запутываться в волосах Джисона. Локоны цеплялись за ногти Минхо, отчего натягивались подобно струнам скрипки и приносили небольшую боль наслаждения. Грудь тяжело поднималась от недостатка воздуха. Минхо ощущал Джисона всем телом. Одна рука Хана опиралась на окно, как бы держа вес тела, а вторая оглаживала пресс Хо. Поцелуй становился всё глубже и глубже, бешеным и резким. Джисон отбросил стеснение и, оттянув нижнюю губу Минхо, сплёл их языки. Минхо ловил бешеный экстаз, он будто был под самым сильным наркотиком в мире. Небольшие слёзки наслаждения вытекали из уголков глаз. Казалось, что этого уже будет достаточно, но как же Минхо ошибался. Эмоции от поцелуя были настолько сильны, что в первое время И и не чувствовал давление на бёдрах. А оно было очень приятным, Хо очень хотел застонать, но Джисон не разрывал их поцелуй, лишь иногда, чтобы подышать. Минхо каждый раз закатывал глаза, как только Джисон касался его губ, прижимая к себе ещё ближе. Их тела получали электрический разряд, соприкасаясь. А Хан всё так и продолжал массировать член Минхо. Всякий раз опуская взгляд вниз и ловя тот момент, когда и Хо старался поднимать бёдра навстречу руке Джисона. — Боже, — еле дыша, говорил Джисон, — я настолько тебе нравлюсь, а, Хо? — Мне тесно и неудобно, я не могу уже, — скидывая с себя кофту и оставаясь в одной футболке, отвечал Минхо. — Остановимся? — Джисон злорадно улыбнулся. И о боги, ещё немного и остановиться и вправду придётся, но только сердцу Минхо. Потому что как ещё можно реагировать на этот прекрасный взгляд? — Не издевайся надо мной, Джисон-и… — Лезь назад, я откину кресла. Минхо послушался. Он словно верный пёс, что слушал своего хозяина и выполнял все команды. Джисон вышел из машины, открыл дверь и уложил кресла. Минхо уже не мог терпеть, всё ужасно давило и жгло. Если бы он знал, что ждёт его вечером, то надел бы спортивки, а не узкие джинсы. Машина отъехала чуть вглубь леса, (они были буквально в километре от дома) и остановилась. Теперь и Джисон был сзади. Какая же интересная начиналась игра, когда Хан усадил на себя Минхо. Он стал оглаживать руками бёдра И, смотря на своего друга, у которого внутри была война чувств и разума. Вселенная взрывалась, и парни вместе с ней. Во рту чувствовалась сладость от мятной жвачки Хана, он её просто обожал. Напорство было, но дальше поцелуев дела не шли. Сидеть становилось уже просто невозможно. Каждый раз, ёрзая по бёдрам Хана, Минхо надеялся на то, что сейчас всё случится, но даже ощущая возбуждение Джисона, тот не предпринимал никаких действий. — Джисон, хватит со мной играть, пожалуйста, я больше не могу терпеть. Правила твоей игры слишком жестоки… — скулил Минхо. — А мне, — вновь игриво улыбаясь, шептал Хан, — а мне нравится тебя дразнить. Достань из бардачка сегодняшние атрибуты. Минхо наклонился вперёд к бардачку. Ему не хотелось выходить из машины. Во-первых, они были в лесу, а во-вторых, было страшно. Но на самом деле, сделано это было специально, может быть, хоть так Хан обратит внимание на И. — Чудесный вид, малыш. — Я старался. — А сейчас ты должен постараться ещё немного. Минхо сел обратно на Джисона и тогда-то стал ощущать то, чего так желал. Руки Хана обхватили ягодицы Хо и с аккуратностью стали массировать их. Минхо ёрзал на Джисоне, не давая доделать начатое. Хо стал аккуратно расстёгивать пуговицы на рубашке Джисона, но быстро понял, что дело это гиблое, поэтому просто разорвал её к чертям собачьим. Вид открылся прекрасный. Торс Хана был восхитителен, а эта татуировка на правом боку в виде извивающего дракона, что переходила на спину — ещё лучше. Она так шикарно украшала его тело, что Хана хотелось лишь съесть, ну, не в буквальном смысле, а вот вылизать — да. — А что означает тату? — Мудрость и свободу, — прошептал Джисон, смотря в глаза Минхо. Хан стал аккуратно и очень красиво обводить шею Минхо руками. Погладил за ушком и улыбнулся. Минхо бросился на Джисона с поцелуями, они становились всё ниже и ниже. Хо это очень заводило, мыслей не было, было лишь желание. И бешеное. Хо опустился до критического уровня и, укусив около пупка, стал стягивать штаны Джисона. Хан явно был против того, что делал Минхо, поэтому перенял инициативу на себя. И выкинув джинсы Хо, Хан начал изучать его. Касался, целовал, облизывал. Тело горело от прикосновений Джисона, оставляя следы ожогов на нежной коже. Слёзы стали течь, Минхо, конечно, тоже, но слёзки были от удовольствия. Хо каждый раз вскидывал голову до хруста в шее. Закатывая глаза, он наслаждался тем, что творил Джисон. Крепкие руки Хана и его спортивное тело… Господи, закончить можно было и на этом. А про то, что кончить, Минхо просто промолчит. Он сдерживал себя, дабы не показаться слабаком, так хотелось большего, до боли в спине, до боли абсолютно во всём теле. Дышать с каждым разом становилось всё тяжелее и тяжелее, Минхо буквально задыхался. Таких ощущений И не испытывал никогда. На минуту он почувствовал себя девственником, потому что всё, что вытворял Хан, было чем-то новым и необычным. Такого ожидать Минхо точно не мог. Стонать сил не было, голос уже был сорван. Поэтому крики удовольствия становились хриплыми, но от этого обстановка лишь накалялась, ведь были они намного пошлее, чем обычные. Шея И была украшена волшебными цветами. Талия болела от рук Джисона, на ней тоже расцвели цветы. Но Минхо наслаждался. Тело было подобно тесту, и Хан пользовался этим. Он лепил из него то, что будет одинаково приятно обоим. В голове был туман. Поцелуи, шлепки, тяжелое дыхание и удушающий запах сигарет. Минхо был словно открытой книгой перед Джисоном. Хан был очень внимательным. Он быстро изучил все чувствительные зоны Минхо и с радостью пользовался этим. Например, если укусить или облизнуть Минхо за ушко, тот будет скулить от удовольствия. А если легонько надавить на спину, то И прогнётся в ней, откидывая голову назад. Как же прекрасен Джисон сверху, его полуоткрытый рот и это блядское дыхание… Сейчас были лишь ощущения, внешнего мира не существовало.

○ ○ ○

Минхо проснулся утром в доме Джисона, на кровати. Он вспомнил, что было вчера, и ему было очень стыдно перед Ханом. Если И был настолько пьян, то почему Хан, выпивший лишь пару стопок, поддался его провокациям? Справа кто-то ворочался, это был Джисон, он спал. Минхо встал с кровати, сходил на кухню, попил воды и стал думать, что теперь будет с их дружбой. Он сомневался, что это конец. Просто ошибка, что произошла с пьяным человеком. Безусловно, Минхо все понравилось, потому что поясница и вправду болела, Хан обещание сдержал. И лечь под друга было чем-то нормальным, несмотря на то, что Минхо всегда был тем, под кого ложились. Чувство вновь расцветающей любви нахлынули на И. Он глупо улыбался, стоя на кухне. Воспоминания сегодняшней ночи стали всплывать в памяти и от этого становилось очень неловко. Этот до ужаса будоражащий кожу голос Джисона, что нежно и мягко говорил: «Хо, если будет больно, пожалуйста, скажи мне об этом», «Смотри в глаза», «Моя умница». Господи, давайте остановимся, иначе придётся идти успокаиваться в ванную. — Уже проснулся? — спрашивал Джисон. Такой сонный, домашний и необычный. — Боже, напугал! — вскрикнул Минхо. — Поговорим? Минхо кивнул. — Я не считаю то, что мы сделали, ошибкой. Ведь, как показывает статистика, это нормально. Все лучшие друзья хоть раз спали. Попробовать, как говорится, надо. Тем более твой голос был прекрасным и каждый томный вдох. Мне было хорошо. Не думал, что получу такое удовольствие от секса с другом. Я абсолютно отключился. А что чувствовать на этот счёт Минхо? А с другой стороны, что он ожидал? Это всего лишь ошибка. Они оба выпили и не совладали с собой. И то, что было сегодня просто повторение прошлого сценария. А из-за чего? Из-за того, что даже спустя столько лет, Минхо живёт и продолжает жить прошлым. Ему не хватает родителей, не хватает поддержки и заботы. Когда заживёт больное крыло Минхо, будет слишком поздно. — Да уж. А всё-таки всё превратилось в потрахушки без обязательств. — Извини, Хо. — Сделай шаг навстречу мне, прошу тебя, Джисон… Я столько лет влюблён в тебя. Мне невыносимо смотреть в свет моих любимых глаз. — Джисон молчал. Он опустил голову к низу. Минхо не мог понять, что между ними сейчас происходит. Но ответ так и не последовал. — Всё в порядке, просто мне безумно больно, а так нормально, — слёзы потекли из глаз И. Он опустил голову и отвернулся. — Минхо, я знаю, что ты любишь меня давно. Да и тот случай я забыть не мог. Я думаю, что мы глупцы, раз забыли про наши чувства. Сейчас я думаю, что моя любовь к тебе угасла. Хотя я не могу это утверждать… — Не заставляй себя, Джисон. — Я не заставляю, я говорю от души. — Не стоит. Я всё понимаю, всё правда в порядке. Это только я со своими проблемами. Как-то раз мне сказали: «В отношениях: любовных и дружеских, один любит, второй любим». Я думал, что это такой бред. Ну, правда. Это получается любовь в одну сторону. Ты не получаешь того, что отдаёшь. И в чём тогда смысл? Это всё равно, что один глаз накрасить ярко и красиво, а на втором оставить только ресницы, подкрашенные чёрной тушью. А сейчас я понял. Я всегда любил, а ты был любимым. Поэтому мне и больно. Но главное, ты сказал мне о том, что на этом конец и я приму это. Мы же друзья, мы всегда ими будем. — Прости, Минхо… мне жаль, — Джисон подошёл к Минхо и обнял его. Утонуть в своих переживаниях, оказывается так легко и просто. Хватает одного действия, слова, да даже мысли. И вот ты вновь погружаешь себя в омут. — Ладно, Хани, — разрывая объятия, шептал Минхо, — всё будет хорошо. — Знаешь, а может, ты всё-таки попробуешь с Хёнджином? — Мне кажется, мы пару раз переспим и всё закончится. — Не думаю, по нему видно, что ты ему нравишься. Видел бы ты, как он глупо улыбается, когда смотрит на тебя. Минхо немного засмеялся. — Думаешь, получится? — искренне улыбнувшись, Минхо посмотрел на Джисона. — Думаю, да, — улыбаясь в ответ, говорил Хан. Джисон ещё раз обнял Минхо, а И растворился в этом. Может и вправду попробовать? Всю жизнь любить Джисона не получится, Минхо просто изведётся. Стоит попробовать что-то новенькое. Хёнджин красивый. А какой человек — узнать можно. Но он обманывался. Он не сможет полюбить Короля. Минхо однолюб, что отрицает это. Он будет любить Джисона до конца своей короткой жизни. Он никогда его не забудет. Зазвонил телефон. На экране смартфона засветилось имя «Хёнджинни-и», как вовремя. Минхо ответил. — Алло? — Привет, Кот. Занят вечером? — Нет, свободен, а что? — Да тут после сегодняшнего собрания выпить захочется, вот тебя приглашаю. — Я подумаю, хорошо? На собрании скажу. — Хорошо, целую. — Когда разговор был окончен в трубке послышалось протяжное «бля-я-ять…». Минхо не стал слушать дальше и отключился. Так как Хан стоял рядом, он слышал. — Вот видишь, — Джисон смеялся. — Наверное, ты прав. Они идут по одной дороге, но в разные стороны. Кто они? Орлы или Вороны? Кто орёл, а кто ворон? Минхо же ощущал себя вороном. Черная пташка, что не смеет головы и ввысь поднять. А Джисон — гордый, красивый орёл. И Хо не заслуживает того, чтобы быть рядом с такой благородной птицей. Надежды Минхо не оправдались, но Джисон не был в этом виноват. Что сделать, если любви в одну сторону не существует.

○ ○ ○

Бродячие дети. Третье февраля. 23:27. — Завтра в девять утра И Квинама повезут в тюрьму. Ему дали пожизненное и приговорили к смертной казни. Но, как мы все знаем, казнить его не будут. Я всё узнал. — Глотая кофе из кружки, рассказывал Крис. — Наша задача с вами перехватить его. Он поедет в специальной машине, плюс будет сопровождение в виде двух патрулей полиции спереди и сзади. Предлагаю прострелить окна, они остановятся. Тут мы выстрелим дротиками со снотворным. Полицейские при любых действиях должны остаться в живых. Могут с небольшими травмами, но не более. — Кто уберёт Квинама? — спросил Чанбин. — Я. — резко кинул Феликс. — Ликс, — начал Минхо, — нам надо кое-что рассказать. — Феликс сел прямее, готовясь к разговору. — Минджон умерла неслучайно. Её заказали. — Я знаю, Кот. — Что? — недоумевал Чонин. — Откуда? — Я же не глупый. Я когда пришёл говорить родителям об этом, они уже знали. А откуда они могли это узнать? Источника кроме меня не было. — Я думал, что ты убьёшь их, когда узнаешь, — почёсывая голову, говорил Чанбин. — Я тоже так думал. Но они мне больше не родители, они чужие люди, которые хотели, чтобы я жил так, как они. Эти люди не любили мои увлечения ветеринарией, а когда я нашёл душу с такими же увлечениями как у меня, они возненавидели меня ещё больше. Про свадьбу даже слушать не хотели. Хотели перевести меня в другой класс, лишь бы подальше от Минджон. Всё нормально, парни.

○ ○ ○

После собрания. — Эй, Хо, ну так что? — смущался Хёнджин. А Минхо весь день думал насчёт предложения Хвана. В мозгу уже дыры были от этих размышлений. — Давай, ко мне? С меня выпивка, с тебя еда. Идёт? — Конечно! Была глубокая ночь. Минхо и Хёнджин сидели в гостиной в доме Хана. Пили и ели, что-то обсуждали. С Хваном было так хорошо, спокойно. Будто через пару часов им никуда не надо вставать и ехать, расправляться с убийцей девушки Феликса. Вот так просто было отвлечься и поговорить. Хёнджин что-то рассказывал, а Минхо внимательно слушал, добавлял какие-то фразочки и постоянно шутил. Хо утонул в домашней атмосфере. Начал думать, что ошибся. Что Джисон вовсе не его человек. Что все эти года он любил его просто так. Нет, конечно, ему было весело и комфортно с Ханом, но градус рядом с Хёнджином накалялся. Поэтому пришло время расставить все точки над «И». И решить уже, наконец. — Хёнджин, я тебе нравлюсь? Хван покраснел, он опустил голову вниз и старался не смотреть на Минхо. — Не знаю, это что-то странное. Я пока не понимаю, — перебирая в руках толстовку, говорил Хёнджин. — Поэтому и пригласил выпить, чтобы понять. Но сам я вижу точно, что у тебя уже есть любимый человек. — С чего ты так решил? — Я вижу, как ты смотришь на него. Твои глаза буквально горят. Я так завидую Джисону, я тоже хочу быть настолько любимым. — Знаешь, Джинни, я тоже хочу быть настолько любимым, — наливая алкоголь в стакан, шептал Минхо. — Он любит тебя? — Нет. — А ты признавался? — Да, но, — Минхо глубоко вдохнул, — он сказал: «Прости, Минхо… мне жаль». И всё. — И как давно ты его любишь? — Уже двенадцать лет. С момента как нам исполнилось семнадцать. Мы недавно переспали, и я считаю, что это ошибка, а он нет. Типо, простое стечение обстоятельств. Я утонул… в тех ощущениях. Хотелось остаться там навсегда. Так устал от этих чувств, уже просто невозможно… — Может, стоит подождать ещё немного? Минхо засмеялся. — Сколько? Нет смысла, страдать из-за того, что разрушено. — Ну, тут ты прав. — Отвечал Хёнджин. — Тогда учись любить других людей. — Например? — Я подойду? — Я боюсь, что не смогу его разлюбить и причиню тебе только боль. — Тогда, пусть эта боль будет ноющей. Хёнджин сел ближе и прикоснулся к губам Минхо. Он мягко целовал его губы, и Минхо забылся. Небольшие фианитики полились из глаз И. Может и вправду попробовать полюбить другого? Может, сделать шаг назад и посмотреть на картину издалека? Но что если, рассмотрев её, Минхо не будет рад? Было так тепло от поцелуя Хёнджина. Надежда таилась внутри Минхо, но ложная она или нет, понять он не мог. Минхо отдалился от Хёнджина, посмотрев на него с тоской. — Хёнджин, давай не будем усугублять ситуацию. Я чётко понимаю, что не смогу его разлюбить, я не хочу причинить тебе боль. — Хорошо, я всё понял. Не переживай так, давай лучше выпьем. И они провели остаток ночи за разговорами. И Минхо наконец-то осознал всё и понял. Сколько бы он не обманывался, сколько бы он не убегал от этого, оно догнало его. Только… что делать-то теперь?

○ ○ ○

Игра кончилась. Белый флаг поднят. Сколько можно было всё это терпеть? Сколько ещё нужно загонять себя в это состояние? Сколько лет Феликс не может выбраться из него? Каждый раз вспоминая последнее прикосновение и голос. Невозможно было уже терпеть всю эту боль. Внутри не было ничего. Абсолютная пустота, до невозможности бесконечная. Феликс ходил по квартире, в которой они жили с Минджон, и кричал на всю комнату: — Минджон, просто дай мне тебя забыть, дай мне разлюбить тебя! Прошу тебя, пожалуйста! Я так устал от этой тяжести и вины. Он всё понимал, он хотел избавиться от этого. И возможно, у него бы это получилось, если бы сил было больше. Лёжа на кровати и слушая собственные мысли, бывает невыносимо тяжело. Когда паразит, что живёт внутри, шепчет и шепчет на ухо, напоминая вообще обо всём. И уже просто невозможно, когда твоя внутренняя боль, скорбь, тревога превращается в агрессию. А после — опустошение. И состояние овоща, когда слёзы текут, он вспоминает вновь забытую улыбку и блестящие от счастья глаза. — Минджон, я уже не могу так! Забери меня, молю тебя. — Куда же я заберу тебя, глупенький? Феликс обернулся не поверив своим ушам. — Ты жива? — Нет, я давно мертва, и ты это знаешь. Ликс, милый мой, отпусти ты уже меня. Я разрываюсь на два Мира. Я и тут, и там, я тоже страдаю от этого. Придёт время, и мы встретимся. — Когда придёт это время, Мини? Я очень скучаю по тебе… не могу… — парень плакал. — Тогда, когда нужно будет. Мы встретимся, как тебе исполнится тридцать три. Прошу тебя, молю тебя, отпусти меня на этот период. Мне тоже больно, я чувствую то же, что и ты, Ликс… — Я не могу… Я старался, но получалось каждый раз плохо, моя любимая Минджон. Ты снишься мне, и я умираю каждый раз, когда вижу тебя. — Тогда постарайся успокоиться и поспать. Вспоминай только счастливые наши с тобой моменты, тогда и мне больно не будет. — девушка попятилась назад, во тьму. — Прости. Ликс, мне нужно идти. — Мы скоро встретимся, моя любовь. Феликс чувствовал как его кто-то колотит по щекам и обливает водой. — Феликс! Очнулся? — Сынмин явно был растерян. — Что такое? — еле открывая свои заплаканные глаза, спрашивал Феликс. — Парни, он очнулся! Да ты в обморок грохнулся. Печальный финал или счастливое начало? Что из этого верно? А может, ответа просто нет? Сколько же вопросов, вот бы был человек или такая возможность, которая ответит на всё, о чём ты подумал. Чтобы со всем этим разобрался кто-то другой, а не Ликс. Потому что разбираться самому сложно, непонятно и трудно. А пока он продолжает кататься на волнах прошлого и качаться на эмоциональных качелях своего сознания, что вгоняет Феликса в бесконечную ненависть и грусть.

○ ○ ○

Парни сидели в сером минивэне. Сегодня в 9:37 по тридцать шестой трассе поедет машина с преступником. Направляется она в тюрьму пожизненного заключения. В голове Феликса крутилась только одна фраза: «Не время умирать». Пустота — бездонная тьма, пожирающая все эмоции Феликса. А может быть, это тоже чувство, но только отрицательное? Плакать больше не хотелось. Сегодня всё будет хорошо, сегодня всё станет хорошо. Феликс чувствовал, как всё налаживается. Хоть рана и ныла, не давая воздуха сглотнуть, но было ощущение, что именно сегодня всё станет хорошо. Хотелось только укрыться в огромное одеяло и уснуть, не просыпаясь больше. Встретиться с ней, понять, что всё это было кошмаром, длинною в жизнь. Участь, свалившаяся на голову Феликса, была глубже любого океана. Это тот самый ледник, что уходил в недра земли. Злости и гнева не было почему-то. Некий свет вновь появился яркой вспышкой в темноте Феликса. Он был такой ослепительный, что удалось рассмотреть траву и парочку деревьев. Будто бы пустота гармонировала с ним. Как инь и янь. Много лет прошло, и перемалывать всё это вновь будет бестолковым действием. Сколько мыслей, эмоций и чувств было сожжено в костре души. Сколько истерик и слез, избитых кулаков и отбитых стен было за это время — не сосчитать. Да и к чему все эти счёты. Боль — штука интересная, с ней очень плохо, невыносимо настолько, что смерть кажется простой дверью. Выходом в небытие и вечное спокойствие без этого ничтожного чёрного червяка, который в голове проковырял такие дыры, что мозг обдувает прохладный ветерок. Но и без боли он умер бы давно. Когда что-то болит, и неважно в физическом это плане или психологическом, это заставляет чувствовать тебя живым, переживать за свою жизнь. Все те, кто занимается селфхармом, выпускают свою психологическую боль на физическую. Они тоже хотят жить, а не выживать; чувствовать себя любимым, нужным. Они берутся за нож не потому что они слабые, а потому, что их боль настолько тяжела, что расцветает аккуратными линиями заката их жизней на измученном теле. Они не могут принять в первую очередь себя. Со временем такие люди становятся сильней. Они растут духовно и начинают понимать себя больше. Не все проходят этот марафон самобичевания и бесконечных истерик. Но те, кто справился, становятся безумно сильным человеком с горящими глазами. Но бывают ещё и те, кто не смог. Их надо простить, не каждый сможет дойти до финиша. Но только ты старайся и выполни свою цель. Феликс верил в свои слова и шёл не смотря ни на что. К родителям было лишь отвращение. Так всегда, да? Все родители настолько не любят своих детей, что убивают их души? — «Ёнбок, мы всегда желали тебе только добра!» — «Не называй меня так! Я Феликс!» Только Ликс знает, что дом его родителей взорвётся в 10:37, пока они ещё будут дома. Только так душа его обретёт покой. Возможно, когда он встретиться с ними на том свете, то простит их. Или когда переродиться. Но в этой жизни, как бы он не старался, простить их не получится. Жизнь — это такая хрупкая штука. Подобная хрустальному бокалу. Случайный взмах руки и осколки валяются на полу. Стакан разбит вдребезги и собрать его заново невозможно. И с жизнью также. Один неверный шаг и человек стёрт с древа судьбы. Поэтому люди верят в загробную жизнь. Все верят в то, что после смерти физического тела будет что-то ещё. И это их право. Феликс тоже верил и надеялся, что спустя холодную осеннюю вечность, он обретёт тёплый весенний рассвет. Почки деревьев проснутся и Мир оживёт. Закончится обида, ненависть, тревога. И словно маленькая капелька росы, он обретёт свободу и теплоту давно забытых любимых рук. — На готове, — прошептал Крис. И Феликс готов. Оказывается разгадка знака бесконечности намного легче, чем он мог представить себе. Вдалеке показалась первая полицейская машина. — Парни, если будете смотреть на солнце, знайте там я. — Феликс, мы со всем справимся! — Отозвался Сынмин. — Мы будем смотреть на солнце счастливыми людьми, мы будем счастливы, Ликс. Всё будет хорошо, — немного потряс его за плечи Джисон. — Всё уже хорошо, Джисон-и, — с воодушевлением отвечал Феликс. Два выстрела и стёкла были разбиты. Все машины остановились. Всадив десять дротиков в тела полицейских, парни отправились за главным злом. Они открыли машину, хоть и сделать это оказалось нелегко, и выкинули оттуда И Квинама. Ликс смотрел на него, словно на мёртвую птицу. Этот мерзкий человек убил его любимую. Этими руками он прикасался к её медовой коже, трогал её пшеничные волосы. И этими же руками задушил её. Этим телом он её изнасиловал. Янтарные слёзы текли из разбитых глаз мёртвого юноши. Они чёрной смолой падали на холодный асфальт, превращаясь в прозрачный хрусталь. Парни держали преступника. Людей здесь не было, трасса была предназначена только для перевозки заключённых. Феликс смотрел в глаза Квинама с полным опустошением в сердце. И только спустя три минуты он спросил: — И Квинам, — вытирая фианиты с глаз, Феликс сел на корточки перед ним, — за что? — Мужчина молчал. — За что ты убил её? Я потерял самого дорогого человека в моей жизни, таких как она — не существует. — Мне заплатили, поэтому я должен был это сделать, — опустив голову в землю, отвечал Квинам. — А знаешь, как я жил всё это время? — Квинам помотал головой. — Нет, не знаешь. Я, просыпаясь каждое утро, каждое, блять, утро, надеялся на то, что всё это — сон. Вот такой кошмар. Я надеялся, что сейчас повернусь лицом к Минджон, но поворачивался только к пустоте. У меня нет сил, что-то рассказывать тебе. А на что потратил столько денег? — Я не смог их потратить. Они так и лежат на счету. — Довольно символично с твоей стороны, а почему? Голос Квинама дрожал. — Она… единственная, кто не сопротивлялась. Когда я стал раздевать её, она говорила, только то, что любит тебя. Она плакала и пела: «Hello, hello, are you lonely? I'm sorry, it's just the chemicals. Hello, hello, do you know me? I'm called Mr. Forgettable»1* Мне пришлось обколоть её ещё большим количеством наркоты, потому что я не мог этого слушать. До последнего вздоха она говорила про тебя и какую-то ветеринарную клинику. Феликс встал, достал из кобуры пистолет и высадил всю обойму в тело Квинама. Долина красных слез погибшей любви разливались на убитом февральском асфальте, пропитывая его печалью и тоской. Природа с горечью роняла капельки дождя. Она сопереживала Феликсу. Лишь небо и лес помнят ужаснейший крик бедной девушки. Небеса бушевали, подняли страшный ураган невыплаканных слёз убитой Минджон. Природа была единственным свидетелем всей боли и отчаяния. Будь у неё сила, она бы отдала всё, чтобы спасти её. Мир замер. Буквально остановился. Удивлённые лица парней; застывшая в небе ворона и непонятный свет в лесу. Там стояла девушка в белом одеянии, с красивым фонариком. Волосы её были распущены, не доставали плеч. Она улыбалась, а из глаз её текли маленькие фианиты счастья. Спустя шесть лет, она увидела его. Того, кого раньше ненавидела, но после влюбилась настолько сильно, что разрушить их любовь могла только смерть. И она разрушила её. Феликс сразу узнал девушку. Он взглянул на давно забытое лицо с огромной любовью. Минджон помахала ему своей тоненькой ручкой. Ликс пожелал лишь сделать шаг навстречу ей, но силуэт исчез. А время полилось песком сквозь пальцы, напоминая о том, что это всё иллюзия его убитой психики, что больше не смогла защищать разум от постоянного горя и сожаления. Когда-то Феликс шёл с Минджон по одной дороге, но далёкой холодной весной их пути разошлись в разные стороны. Сейчас они вновь пересеклись и разойтись не смогут больше никогда. Такова его история. Если бы можно было повернуть время вспять, он бы сделал это. Он продолжал жить, стараясь забыть её, но всё было тщетно. Парень поднял свои большие глаза полные слёз на свою семью. За такое короткое время оказалось, что семью обрести можно. Крис был отцом, Черён — матерью, а парни — братьями. Ему было хорошо. Время с ними всегда пролетало незаметно, он забывал о боли. Но только она никогда не забывала Феликса, схватывая его сердце и разум старыми воспоминаниями, каждый раз, как на его лице начинала сиять улыбка. Черён стала для него лучшим другом. Казалось, что она знает абсолютно всё, потому что каждый раз, когда они обсуждали столь скорбящую тему, Куколка всегда правильно подбирала слова и успокаивала Феликса. Будто прожила с ним все эти эмоции и беспомощные периоды. Когда надежда умерла, свет пропал, биться за свою жизнь не хотелось, бездомные дети, наконец, помогли ему ощутить, что такое настоящая семейная любовь. Тёплые моменты, которые навсегда будут жить в душе Ликса: ужасные шутки Хёнджина; вечное занудство Сынмина; споры между Крисом и Чанбином у кого мощнее мышцы; яркий смех Чонина и Джисона; влюблённые глаза Минхо и лучшая поддержка Черён. Теперь жизнь имела смысл. Спустя столько лет, он улыбался. Искренне. Он осознал, что светом в темноте являлся сам. Это он тот самый лучик с красными волосами и мёртвым сердцем. — Это была её любимая песня. Спасибо парни, теперь я счастлив. Вы — моя семья и всегда ей будете. Передайте Куколке Черён, что она замечательная мама. — Феликс, одарив всех своей солнечной улыбкой и поставив пистолет к виску — застрелился. Сегодня, четвёртого февраля, Феликсу исполнилось тридцать три года. Люди, что верят в христианство, боятся этих цифр. Потому что в этом возрасте распяли Христа и, по поверьям в тридцать три года даётся очень много испытаний. Но Ликс пережил их все ещё в двадцать шесть лет. Столько, сколько было дано ему, пережить никто не сможет. Наконец его душа обрела покой. Тело лежало на кровавом асфальте, окрашивая картину ещё в более глубокий красный, а улыбка с лица всё так и не спадала, хоть и глаза были закрыты. Дождь закончился и из-за тяжёлых свинцовых туч показалось яркое солнышко. Минхо стоял в шоке, если бы И спросили, как это умереть во второй раз, то он бы ответил на этот вопрос. А сейчас мыслей не было. Слёзы сами текли, наполняя стеклянные глаза морской водой. Минхо оглядел парней, каждый был напуган. Сынмин шептал: «Нет, нет, нет…». А солнце было настолько ярким, что буквально ослепляло. Минхо упал на колени без сил, смотря на тело своего друга, брата. Душа Ликса стояла позади парней, а рядом с ней Минджон. Две вечности сошлись в один короткий день. Спустя шесть лет страданий и скорби, Феликс был счастлив вместе с ней. Дороги влюблённых вновь сошли, только теперь с парнями разошлись в разные стороны. И как бы эгоистично это не было, Ликс был счастлив. Сущность человеческого небытия, — что это? Предложение, простой набор букв? Но есть ли смысл здесь? Небытие — это полная пустота. Ничто, буквально. Ни чернота, ни звук, ни шум — ничего. А может, небытие это просто потерянные души, что оправдывают таким образом себя? Когда тебе семнадцать и ты не можешь найти себя — это нормально. Не знать кем ты хочешь быть — нормально. Но когда тебе двадцать шесть и ты не знаешь кто ты, люди задают слишком много вопросов. Например: «Тебе скоро тридцать, как ты не знаешь, кто ты?» или же «Тебе столько лет и ты до сих пор не разобрался в себе?». Только они-то не знают через какую ненависть к себе тебе пришлось пройти. Они не знают сколько было выплакано слёз. И та опустошённость, которая ходила чёрным дымом за тобой. Он вдыхал её вместе с воздухом совершенно не понимая этого, а она питалась его мыслями и чувствами. Родители часто показывали Феликсу, как они его не любят. Пытались сделать его идеальной версией себя. Но вырастить из человека робота невозможно. К чему были их тщетные старания, когда Ликс привёл Минджон. И за общим семейным столом, услышал слова своего отца: «Мин Минджон, вы не можете быть девушкой нашего Ёнбока. Вы выросли в обычной семье, вы нищенка. Вы крыса, а крысы с котами не друзья». Тогда-то Феликс вышел из родительского дома и вернулся лишь тогда, когда нужно было заминировать территорию. Обычно. Сырость, прохладный, сильный дождь. И солнце больше не восходит. Теперь нет. Конечно, раньше оно сияло ярче всех на этом свете. Но только не сейчас. По небу убитые тяжестью жизни, текут по предначертанной судьбе, седые облака. Они тоже устали от этого вечного проливного дождя и невозможного холода. Да что уж тут говорить, если это конец. Конец солнцу и свету, тьме и дождю. Облакам и лесу. Конец всему. Мысли летали, подобно воронам белым. Клевали пустую черепушку. Феликс сидел на какой-то дороге. Вела она прямо, а вокруг неё лес. Не видно города или людей. Бесконечная трасса, пустая и такая мрачная. Мокрая от дождя. Слизняки выползли на дорогу, переправляясь к ничтожной мечте. А Феликс зачем-то пошёл. Просто прямо, давя под подошвой мечты слизняков. С одежды стекала простая вода, но окрас её был другой. То ли розовый, то ли красный. Было непонятно. Болело в районе виска, отдавало во всю голову. Закрывая глаза, Феликс концентрировался идти дальше, но что-то дёрнуло его обернуться. За спиной он увидел их серый фургон, парней и самого себя. Тогда-то и вороны, что клевали голову, разлетелись, оставляя стекать с волос остатки жизни Феликса. Парень вернулся и посмотрел на свою семью. Они плакали над телом Феликса. Он взглянул сам на себя и увидел улыбку. Вдруг дождь прекратился, одежда стала сухой. И из раскалённого солнца вышел лучик света, такой яркий, что буквально ослеплял Ликса. Та же девушка, что была в лесу, это была Минджон. Она мягко обняла Феликса, шепнув на ушко: «Я дождалась тебя, мой милый», а после взяла за руку и повернулась в сторону парней. Феликс был счастлив. Он что-то прошептал и, развернувшись, улетел за своим светом. — «Парни, если будете смотреть на солнце, знайте там я». — смотря в пустоту и вытирая слёзы с глаз, отвечал потрясённый Хёнджин. Все молчали и плакали… Эмоции били через край, через пару минут у Джисона началась истерика. Он задыхался от слёз, Хёнджин обнял его, стараясь успокоить. Крис сел рядом с Минхо и опустил голову вниз. Он часто дышал. Чонин уткнулся в шею Сынмина, парни рыдали. А Чанбин подошёл к обочине, сорвал одинокий цветок жёлтой космеи. И положил на тело Феликса. Вот так закончилась глава самого яркого и некогда счастливого человека по имени И Феликс, что наконец обрёл покой. Больше не будет больно, теперь тебе будет легко. Дождь лил за окном, люди роняли кристаллы из слёз. Ты мотыльком влюблённым ушёл за рассветом, зная, что там будет Свет. Ты боролся с собой до последней зимы. В тридцать три стал закатом на небе. Пеплом в сердцах и болью в груди, остались улыбки твои. Не забыть людям их. И рассказы из уст твоих.

The end of the story of sunny Felix.

You'll live forever in our memory.