○ ○ ○
Сынмин спокойно спал, когда в квартире раздался звонок. Он с огромным возмущением встал с кровати, а ночной гость продолжал трезвонить. Сынмин тихо, не включая свет, подошёл к входной двери и взглянул на экран, транслирующий камеру видеонаблюдения снаружи. Это был Кан Чонсан. Что ему нужно было в такой час — непонятно. Ясно было только одно и это то, что мужчина был пьян. Сынмин тихо попятился назад, взял телефон и позвонил Крису. — Сынмин, — сонным, встревоженным голосом отвечал ему Крис, — что случилось? Время пять утра. — У моей двери Кан Чонсан. — Что? — У моей двери Кан Чонсан, что мне делать, Крис? — Он один? — голос стал бодрее. — Да и он пьяный походу. — Впусти его, выпей с ним, я буду минут через двадцать. — Что планируешь сделать? — Взять его в заложники, а утром отдать Чанбину. — Хорошо, тогда я впущу его. — И не подавай виду, Минни! Давай, верю в тебя. Скоро буду. — Спасибо, Крис. Сынмин положил телефон на тумбочку в спальне и, притворившись вновь заспанным, отправился открывать дверь нежданному гостю. — Господин, Кан Чонсан, что случилось? — поправляя волосы и почёсывая глаза, говорил Сынмин. — Сынмин! Горе! Горе случилось! — Проходите. — Спасибо! — Шатаясь, мужчина вошёл в квартиру. Сняв обувь, он с грохотом упал на диван в гостиной. Сынмин сделал всё так, как и сказал Крис. Достал выпивку, поставил закуску и слушал Чонсана, который изливал душу об убитом друге — И Квинаме. Крис не заставил себя долго ждать. И приехал он, к счастью, не один, а с Чонином. К этому времени Чонсан уже спал с храпом на том самом диване, куда недавно упал. Парни тихо вошли в квартиру. Крис и Сынмин связали Чонсана, а Чонин удалил видео с камеры наблюдения. Получилось так, что министр к нему даже не заходил. Крис вколол снотворное, чтобы Чонсан не проснулся. Делать это было опасно, так как находился он в нетрезвом состоянии, но внезапное пробуждение Чонсана могло оказаться хуже, чем его смерть. Сынмин позвонил бродячим детям. В шесть утра в квартире. Приехали все. Парни, ещё были убиты горем, ведь утром им на похороны. А тут Чонсан нарисовался. Дети всё обсудили и приняли единогласное решение — запереть министра в подвале, а после похорон отдать Чанбину. Это было наилучшим исходом.○ ○ ○
День. Обычно в такие моменты льёт дождь, небо хмурится, но не сегодня. Солнце было вновь таким же ярким, как и последний выстрел Феликса, что оглушил своею тишиною Мир. Забрав урну с прахом, Бродячие дети отправились на кладбище. Подготовили всё как требуется. Минхо смотрел в окно, держа в руках остатки своего друга. Скорбь убивала его. В голове крутились на повторе все моменты, связанные с Ликсом. И хорошие, и плохие. Это словно пережевывать йогурт — оказалось бесконечным делом. А за окном бурлила жизнь, и только в минивэне она давно погибла. Джисон взял Минхо за руку и улыбнулся с тихой нежностью, а у самого янтарные слёзы катились по румяным щекам. Не нужно было ничего говорить, понятно было всё и так. Минхо искал на небе линии былой жизни. Он сожалел и очень сильно, просто до невозможности. Если бы у него был выбор, то И повернул бы время вспять. Только что бы это исправило? Минхо взглянул на Черён. Она сидела в чёрном платке и солнцезащитных очках, но даже так можно было понять, что она плачет. Похороны прошли быстро. Уже был вечер. Делать традиционное поминание они не стали. Сделать решили так, как хотят они, поэтому заказав еды и алкоголя, обсуждали только хорошие моменты, связанные с Феликсом. Уже, наверное, в миллионный раз вспомнили про тот случай с Хёнджином, но смеялись всё так же, как и в первый раз. Вспоминали истории, связанные с Минджон, и сверкающие глаза Ликса, когда он про неё рассказывал. Минхо отключился от разговора, он смотрел в одну точку, потому что мысль, которая пришла в голову, имела смысл на то, чтобы хорошенько обдумать её. Любовь или Война? Феликс умер за любовь. Война ему была неинтересна или же его желание расправиться с Квинамом, было построено на том, чтобы закончить войну между чувствами и разумом? Ведь если бы Минджон не убили, то и Феликс бы не сделал всего этого, да и жив бы остался. Пазл сложился в голове Минхо. Никто, абсолютно никто из присутствующих не был на стороне войны. Все начали её из-за чувств. Если бы родителей Джисона и Минхо не убили, то парни бы жили сейчас обычной жизнью и не думали о том, что происходит в грязном мире военных и политиков. Но им пришлось изменить своё мнение после того, как их дорогих людей незаконно убили. Если бы брата Хёнджина и дочь Криса с Черён не продали на органы, то они тоже жили бы обычной жизнью. Если бы родителей Чонина не убили, то он тоже бы жил обычной жизнью. И если бы бабушка Чанбина не стала инвалидом, то он был тоже жил обычной жизнью. Только Сынмин не укладывался во всей этой пьесе. У него никого не убивали, он сам вызвался. И как вообще так получилось, что парни знакомы с Сынмином? Кто с ним познакомился первым? А вдруг Сынмин посланник? Агент под прикрытием. Ведь парни про него ничего не знают. Известен им лишь возраст и имя. Минхо посмотрел на Сынмина, на лице его был траур. С чего вообще И думал об этом? — Парни, у меня вопрос. — Все подняли свои глаза на Минхо, собираясь выслушать его. — Откуда мы знаем Сынмина? Да уж, вопрос ввёл в ступор всех. — Что ты имеешь в виду? — не понял его Джисон. — У всех из присутствующих один общий фактор. У нас у всех убили родных нам людей, так откуда тогда взялся Сынмин? Пазл сложился и у других. По лицам было видно, что все задумались. Сынмин оглядел всех и, понимая, что нужно всё рассказать, начал говорить: — Ну, пришло время рассказать правду, — вставая с места, говорил Ким. — Я обязан Крису. Поэтому я здесь. — Чем ты ему обязан? — хмуря брови, спрашивал Хёнджин. — Я был таким же как они, только вот я был зависим от наркотиков. Как обычно, я оказался в каком-то притоне. Обколотый до невозможности. Крис подобрал меня, как какого-то бомжа, отвёз в больницу. Там меня чудом удалось спасти. Так вот и я оказался тут. — И как давно это было? — задавал вопрос Чанбин. — Лет семь назад. С того момента меня повысили, я старался, боролся с зависимостью, но получалось плохо. Поэтому с уколов я слез на табак, но не на обычный. К сожалению, употребляю я их до сих пор. Но это не мешает мне быть вполне адекватным. Принимаю я мало. Все удивлённо ахнули. Вот что действительно удивило сейчас. У них в компании есть наркоман. Что ещё они узнают? Сколько ещё тайн и грязных секретов всплывут на поверхность, даже знать не хотелось. Осуждать Сынмина никто не стал, приняли это как за должное и успокоились. Спустя какое-то время Минхо вспомнил про ещё один сюрприз, который сидел в подвале привязанным к стулу. — Что делать будем с Чонсаном-то? — Если вы разрешите, то с ним расправлюсь Я, — резко и холодно, словно предупреждающий выстрел, взлетели слова Чанбина. — Сомневаюсь, что кто-то будет против, — подняв голову и посмотрев в сторону Теска, ответил Хёнджин. Минхо видел в глазах Чанбина месть. До ужаса кровавую и страшную. А что такое «Месть»? Чувство или нечто большее? Что-то громадное, что правит человеком. Она управляла Чанбином. Почему-то Минхо всегда представлял месть, как девушку с длинными красными волосами и в чёрном платье. Она ехидно улыбается, попивая бокал красного сухого, и каждый божий день шепчет на ухо: «Убей, избавься, убери, уничтожь!». И у тебя нет сил сопротивляться ей. Ты полностью подвластен ей, она управляет тобой, а не ты ей. Но что будет после — хороший вопрос. Парни посидели ещё минут пятнадцать, а после Чанбин встал и вышел на улицу, принёс из машины какой-то чёрный чемодан. Он был довольно большой. Обделан он был кожей, ручка была с замком. Чанбин поставил таинственный чемоданчик на стол и ввёл цифры «0325», зачем-то Минхо запомнил. После щелчка крышка подпрыгнула немного вверх. Чанбин аккуратно, по дьявольски улыбаясь, открыл его. Чемодан оказался глубоким, полностью наполненным оружием. Коротыш, множество ножей разной длинны, пистолет Макарова, звёздочки, гранаты, плоскогубцы, иглы, спицы, горелка и тесак, подаренной бабушкой Чанбина. Глаза бегали по оружию, и некое детское влечение чувствовалось к всему этому. Будто Чанбин показывает новые игрушки друзьям. Хотя на самом деле так и было. — Я так понимаю, что мы тебе не нужны? — воодушевлённо улыбался Крис. — Совершенно нет, — отвечал Чанбин, улыбаясь в ответ. — А что с останками делать-то будем? — задал вопрос Чонин. — Предлагаю принести их к мэрии, — поправляя волосы за ухо, говорила Черён. Все дружно согласились. — Ну, тогда затыкайте уши, дорогие мои. Сейчас будет громко.○ ○ ○
Чанбин, захлопнув чемодан, взял его и направился к подвальной лестнице. Открыв дверь, он стал аккуратно спускаться. Ступени были крутыми и неровными, в некоторых местах краска была стёрта. Это можно было объяснить тем, что дом был старым. Сердце колотилось, готовясь сломать кости и разорвать грудную клетку, выскочить из тела Чанбина. Его грудь тяжело поднималась, в глазах вдруг стало темно. А что, если Чанбин сделает то же, что сделал Феликс? Нет, убивать он себя не хотел. В ногах появилась лёгкая дрожь, что после перешла на всё тело. В голове стали всплывать мысли по типу: «А может, мне это не надо? А вдруг я ошибаюсь?» и отогнать их было так сложно. Потряся головой и тяжело выдохнув, Бин пошёл дальше. Спуск по лестнице казался бесконечным. Всё ниже и ниже, будто в ад спускается, а не в подвал. И вот, дойдя до заветной двери, он отбросил все страхи и всю неуверенность там, на той лестнице. Уверенно перешагнув порог, Чанбин оказался в помещение с предметом своей мести. Преступник смотрел на него, как на гнилой кусок мяса, который давным-давно пожирали опарыши. — Что смотришь так? — кладя на стол чемодан, спрашивал Чанбин. — Думаю, как убью тебя и твою бабку, после того, как выберусь отсюда, — сквозь зубы, отвечал ему Чонсан. — А ты, я смотрю, уверенный в себе, да? — доставая из чемоданчика иглы и ножи, раскладывая их на поверхности стола и улыбаясь словно псих, вновь задавал вопрос Чанбин. — Ублюдок! Тебе это с рук не сойдёт! — мужчина перешёл на крик. — Уверен? Ты не в выигрышном положение, Чонсан. Чанбин подошёл ближе и харнув в лицо, воткнул цыганскую иглу в бедро. Чонсан поднял неистовый крик. Он дёргался подобно выброшенной рыбе на берег. Вены на его шее стали набухать, казалось, что ещё немного и они лопнут от количества крови. Хотя Чанбин только начал своё представление. Сквозь страшный крик Бин начал свой монолог вполне спокойным голосом. — А знаешь, ведь этого всего — могло просто не быть. Ты бы мог жить своей обычной никчёмной жизнью и дальше. Ходить на работу, решать какие-то политические проблемы. И денег бы тебе хватало. Но нет, ты решил стать чёрным риэлтором, или как вас там называют. — ВЫТАЩИ ЭТО ИЗ МЕНЯ! — перебил его Чонсан. Тогда Чанбин тихо подошёл к нему и ударил кулаком по лицу. Кровь потекла с треснутой губы мужчины. Но Бин понимал, что этого будет мало и, взяв молоток с полки, что стояла рядом с выходом, поставил вязальную спицу в левое бедро и ударил по ней. Спица пробила ногу насквозь и торчала уже снизу. И аленький ручеек побежал сквозь неё. Мужчина всё также кричал. — Понимаешь в чём твоя проблема, Чонсан? Счастье тебе не дано. Ты урод, которому лишь бы бабла побольше срубить, сильнее обколоться и натрахаться в удовольствие, — крутя в руке молоток и переступая с ноги на ногу, говорил Чанбин. — А тебе-то что? Завидуешь? — еле раскрывая пасть, говорил Чонсан. — Я-то? Вовсе нет. Таких, как ты, я осуждаю. — парень подошёл за ещё одной иглой. Мужчина стал нервно тараторить. — Слушай, Чанбин. Давай договоримся? Я оплачу твоей бабушке лучшее лечение, дам вам денег, верну квартиру, и всё станет хорошо. Ты отпустишь меня, и я продолжу плыть по течению, вас беспокоить больше не стану. — По течению плывут только дохлые рыбы, живые всегда будут плыть против него. Сопротивляясь бесконечному потоку воды, они чувствуют себя свободнее, зная, что есть ещё за что бороться. Сопротивляться стереотипам и жить в счастье — вот задача любого человека. Тот, кто плывёт по течению, всегда напарывается на камни, хищников и густые водоросли, из которых невозможно выпутаться. И ты запутался, Чонсан. Мне не нужны твои деньги. Потому что бабушку уже не вернуть. У неё лобно-височная деменция, осталось ей не больше двух месяцев. И ты хочешь помочь? Как? А как насчёт остальных стариков, больных людей и инвалидов? Им ты как поможешь, падаль? — Я бы попросил не выражаться. — Да ты охуел, дядя. Ты ведь понимаешь, блять, что живым ты отсюда не выйдешь? — Ещё один мат, щенок, и я передумаю насчёт помощи. Злость и агрессия овладели Чанбином. Он воткнул ещё пару цыганских игл в ноги мужчины, но этого показалось малым количеством. Поэтому Чанбин вбил их в тело. Теперь они были где-то в мышцах рук и спины. Со подошёл к чемодану смерти и достал опасную бритву, длина его была пять сантиметров. Оружие сверкало от света одинокой лампочки. Аккуратно раскрыв её, Чанбин подошёл к Чонсану. Он словно кот, что собирался схватить мышку, с некой игривостью и готовностью стоял позади Чонсана. — Знаешь, что я могу сделать, чтобы ты остался вечным калекой? — Даже не думай! А Чанбин и не думал. Быстро скинув с мужчины туфли и сделав пару повторяющихся взмахов, — перерезал Чонсану ахиллесова сухожилие. Кровь хлестала, а Чанбин улыбался. — ТЫ БОЛЬНОЙ УРОД! — министр кричал. Чанбин наблюдал за картиной, и она его веселила. — Урод, урод, урод, да-а-а. А ты только понял это, Чонсан? Смерти конференц-зала, видимо, было мало, чтобы понять, что я тоже далеко не адекватный, да? — Бин смеялся, а Чонсан старался высвободиться, дёргаясь на стуле. — Не получится, — ухмыляясь, отвечал парень. Ну что, начнём игру? — Отъебись! — Господин министр Кан Чонсан, я попрошу вас не выражаться. Взяв ещё пару цыганских игл, Бин воткнул их в спину. Капельки раскалённой крови стекали по конечностям мужчины. Некогда белая, пусть и растрёпанная рубашка превращалась в бордовое полотенце. Вот теперь можно было и подумать о человеческой жизни. Сомнения — постоянные сопровождающие Чанбина. Даже будучи во взрослом возрасте он редко когда мог сделать что-то, не спросив мнения окружающих. Как он решился на резню в конференц-зале, вспомнить Со не мог. Перед его глазами стояла страшная картина. Убийца его бабушки бился в конвульсиях. Из его ног торчали спицы и иглы, под стулом, на котором он сидел — была лужица крови. Месть — дама интересная. Она питается тобой до тех пор, пока либо ты не выполнишь её приказ, либо пока ты не умрёшь от своих же рук. Но вновь проводя опасной бритвой по конечностям, Чанбин перерезал все возможные связки. Настоящий урок анатомии был в подвале, в то время как наверху сидели парни и Черён, что продолжали скорбить по погибшему члену семьи. Он отрезал ему фаланги всех пальцев, но для начала вырвал ногти с корнем с помощью плоскогубцев. Ногти аккуратно лежали на столе, рядом с чемоданчиком. Что-то перемкнуло в голове у Чанбина, он стал хладнокровен. Настолько, что взбудоражились мурашки от его зверского взгляда. Отрезая фалангу, он рассматривал палец, подставлял на свои и показывал всё это Чонсану. Мужчина плакал. Оставалось ему явно недолго, потому что закрыв глаза, он тихо стонал, криков больше не было. — Эй, эй, Чонсан. Не время умирать, мы переходим к самому интересному. — Убей и не мучай меня, пожалуйста. Я прошу тебя, Чанбин, — шептал мужчина. — Я хочу отомстить и ничего сделать с этим чувством — не могу. Чонсан опустил голову вниз. Лицо его было всё в крови, оно было избито. Из обмякших губ вытекала слюна. Через боль он поднял свои глаза и промолвил: — Прости меня, Чанбин. Прости меня, Господь. Я искренне сожалею о своих грехах. Чанбин смотрел на то, что он сделал. Девушка допивала последний бокал. Механизм в голове отключился. Теперь всё стало ясно. Тело вновь начало ощущаться. Сердце больше не колотилось, Со был спокоен. Единственное, что мешало, это боль в висках и звон в ушах. — Я прощаю тебя, — выкинул быстро Чанбин и сделал последний, финальный взмах пера. И книга под названием «Месть» была завершена. Чанбин сел на стул напротив тела бывшего министра. Он стал смотреть на него. И задал всего один вопрос себе: «А что дальше?». Что делать дальше? Чонсан мёртв, а какой смысл жизни у Чанбина… Всё это время он желал отомстить, а теперь-то что? Жить как раньше — не получиться. Он преступник и его будут искать. Любой человек, узнав о его прошлом, сразу же уйдёт от него. Бабушке тоже осталось недолго. Единственный ответ, который приходил в голову: «Сейчас, нужно помочь остальным, а там видно будет». Так и решил, что сначала он поможет парням и Куколке, а потом решит, что ему делать. Может быть, уедет из страны, а может, останется здесь, сделает пластическую операцию и начнёт новую жизнь с чистого лица, нового имени и паспорта, похоронив своё прошлое в самой глубокой могиле.○ ○ ○
Минхо старался не думать о том, что было внизу, но спустя какое-то время крики прекратились, а значило это лишь одно — Чанбин закончил. Долго он пытал его, около часа. Минхо считал себя жестоким человеком, но так долго мучить человека не смог бы. Так смог бы только Джисон. Он в принципе это и сделал тогда. Заскрипела дверь подвала, оттуда вышел Чанбин. Руки его были в крови, одежда тоже. Он прошёл на кухню, вымыл лицо под струёй воды. После открыл шкаф, достал водку и пришёл к парням с Куколкой. Налил себе и выпил залпом, закусил. — Готово? — спросил Крис. — Да. Он там, внизу. — Тогда, — вставая с места и поправляя волосы, говорил Джисон, — Минхо и Хёнджин идут со мной. Мы всё уберём. — Когда стемнеет, подвезём его к мэрии. А пока накидаем статью, — сказал Чонин и закинулся стопкой водки. — Чанбин, пойдём, я тебе постелю постель, отдохнёшь, — беря под руку Бина, говорила Черён. Парни ушли в подвал, Черён с Чанбином в комнату оружия Феликса, а Сынмин, Чонин и Крис стали писать разоблачающую статью. Минхо окутал страх, когда он увидел «тело», хотя назвать его так было невозможно. Разорванный кусок мяса. Под стулом была огромная лужа крови, рядом валялись туфли бывшего министра. Из ног торчали иглы и спицы, рубашка была полностью красная, ни единого белого цвета на ней не было. Из рук также торчали спицы и иглы. Всё тело было в тоненьких порезах, из которых до сих пор капала кровь. Собирая под стулом море грехов. Минхо аккуратно поднял голову Чонсана с пола и положил её на стол. Пройдя вглубь комнаты, за спину Чонсана, он стал собирать какие-то вещи. Хёнджин и Джисон положили тело на простыню и отнесли поближе к лестнице. Убрав вещи, Минхо стал мыть. Запах стоял отвратительный, от него тянуло тошнить. Красная жидкость впитывалась в тряпку, окрашивая её в грязный цвет. Голова уже кружилась от этой вони. «Куда же мы катимся?» — задавал себе вопрос Минхо, меняя воду во второй раз. Хёнджин понёс вещи Чанбина наверх, а Джисон решил воспользоваться моментом и поговорить с другом. — Эй, Хо. — Что? — Минхо чувствовал себя плохо, испарения крови — отравляли. — Пока Хёнджина нет, поговорим о нас? — Давай. Что сказать хочешь? — Прости меня, что я так повёл себя с тобой. — Забей, я привык. — И мне действительно жалко, что наши отношения превратились в потрахушки без обязательств. — Мне тоже. — Давай, просто всё забудем? — Без проблем, — Минхо сухо соглашался, принимал всё так, как есть, но на деле, его слёзы капали на пол, разбавляя кровь солью. Больно? Что это за чувство такое? Странное и непонятное. Больно бывает по-разному. Минхо ощущал её так, будто его плёткой бьют по спине. — Спасибо, Хо. Ты лучший друг, — Джисон похлопал Минхо по плечу и пошёл мыть дальше. А в это время в голове у И эхом разносилось: «друг, друг, друг…». Но показать свою слабость — означает сдаться. Поэтому вновь надевая маску всемирного понимания, Хо продолжил работать. Времени потребовалось много, чтобы всё убрать и отмыть, было уже за полночь, когда работа была завершена. Крис, Чонин и Сынмин написали статью и уже успели выставить её, Чанбин ещё спал наверху. Черён тоже, но внизу, на кресле. Сейчас нужно разбудить Черён и Чанбина и отвести тело к мэрии.○ ○ ○
Минхо ушёл будить Чанбина, а Джисон и Хёнджин пошли на задний двор жечь тряпки. Хан сломал стул, на котором сидел Чонсан, залил его бензином и, немного отойдя от железной бочки, кинул подожжённую бумагу. Пламя вспыхнуло быстро. И в оглушающей тишине слышно было только треск старого стула. Хёнджин стоял рядом, положив руки в карманы своей куртки, — молчал. Джисон тоже не был особо разговорчив. Они переспали, а после ещё и поцеловались с Минхо. И Хан знает, что тот влюблён в него, но сделать с его чувствами ничего не может. Он сам ещё не определился до конца. Смотря на огонь, Джисон понимал только одну вещь — принять себя он никогда не сможет. Почему? А причина была проста и настолько глупа, что ответа на неё просто не существовало. Это всё убеждения Джисона, что любить человека своего пола неправильно. В пустоте зарождается свет и тягучие мысли. Хёнджин закинул первую тряпку в огонь, вопросительно посмотрел на Джисона и сказал: — Хан, ты же любишь его? Джисон повернул голову в сторону Хёнджина, но оставил на том же уровне, на котором она была. Смотря немного в пол, он повернулся вновь к костру, не желая отвечать на вопрос, но сделать это нужно было, ведь скрыться от него не получиться. — Нет, — холодно ответил Джисон. Хёнджин, доставая пачку сигарет, вытащил одну и предложил Джисону, тот не отказался. Теперь в воздухе вместе с душой погибшего и лжи витал сигаретный запах. — Врёшь, — выпуская дым изо рта, говорил Хёнджин. — Он мне брат, лучший друг, но не парень. — Зачем же ты спал с ним тогда? А вот этот вопрос был интересный. Действительно, почему? Просто снять напряжение, расслабиться? Или это Минхо в пьяном угаре спровоцировал его. Но Хан взрослый человек и идти на поводу у манипуляций не его конёк. Тогда почему? — Мы оба были в нетрезвом состоянии, поэтому и переспали. Это нормально для пьяных людей. — Ты тогда мало выпил, даже за руль сел. — Хёнджин, — наконец посмотрев в глаза своему собеседнику, сказал Хан, — к чему ты клонишь? — Почему ты не можешь его просто отпустить? Он тоже хочет быть счастливым, а ты ему это будто запрещаешь. — Что за бред, Хван? — Джисон начинал беситься. — А ты сам вспомни, вечно обнимаешь его, шлёшь воздушные поцелуи, всегда рядом. Не кажется ли тебе это лишним? — Блять, Хёнджин, я всегда себя так с ним вёл, это уже нормально. — Может именно поэтому он и любит тебя с семнадцати лет? Джисон вновь перевёл взгляд на бочку, в которой догорела простыня. Яркие искорки то и дело подпрыгивали в воздух умирая в нём. Ветер может затушить одинокую искорку, но не сможет затушить пылающий костёр. Он сделает его лишь сильнее. Так и произошло с Минхо. Каждый раз Хан лишь разжигал его внутреннее пламя, а надо было дать искорке сгореть. Но смотря на красоту волнистого огня, так хотелось, чтобы он горел вечно. А как оказалось: костёр, на который так любил смотреть Джисон, который грел его, сжигал Минхо изнутри. Оставляя лишь угольки потухшей некогда души. Размышлять над этим очень сильно не хотелось, поэтому вновь надев маску чернокнижника, Джисон прикинулся незнающим человеком. — Я всегда себя так вёл. Это не мои проблемы, что он влюбился в меня. Я уже извинился и рассказал всё. Что ты от меня сейчас хочешь, Хёнджин? — Отпусти его. — Да я его даже не держу! — почти кричал Джисон. — Тебе-то он зачем? — Он мне нравится. Нравится…? Что это за слово такое? Нравится. Странное и непонятное. Так глупо и по-детски звучит. Как будто выдуманное! Когда будучи ребёнком ты разговаривал на придуманном языке, он звучал как-то также. Нравится. Глупость! Но почему так закололо в области сердца? Аритмия? Миокарда не успела сократиться? Или тахикардия? Джисон волнуется, поэтому сердце так быстро и бьётся? Странно. Нравится. Смешно. — Я вам никак не мешаю, можешь добиться его, — отмахнулся от Хёнджина Джисон. — Нет смысла в этом, — Хван выкинул бычок в бочку. — Почему? — А какой толк добиваться, ухаживать за ним? Ну влюбится он в меня и что? Что дальше? Ты вдруг всё осознаешь и я уйду на второй план. Буду ходить с разбитым сердцем и чувствовать себя ничтожеством? Не хочу я так. Джисон молчал, он не знал, что ему ответить. Хан сам ничего не понимает и разбираться в этом не хочет. Проще убежать, укрыться, чтоб больше не спрашивали и отстали уже наконец. Голова болит от этих мыслей и вопросов. — Действуй, — повторяя за действием Хёнджина, Хан тоже выкинул бычок. — Для меня Минхо всего лишь лучший друг. — Больно не будет смотря на то, как он счастлив со мной? — Нет. Хёнджин, взяв последнюю тряпку, подошёл к бочке, закинул её туда и, посмотрев на Джисона, сказал: — Хорошо, теперь я вижу смысл. А Минхо, стоя на балконе второго этажа, всё слышал и видел. Теперь-то точно конец. Нет больше их. Теперь каждый сам за себя. Что думать насчёт Хёнджина — Минхо не понимал. Пока что. Нужны ли ему сейчас отношения, когда происходит такой кошмар наяву? Может быть, всё это лишь человеческая нужность чувствовать и ощущать себя любимым, а может, это всё лишь ложь сознания. На небе бесконечное количество звёзд и планет, Вселенная бесконечна, но почему даже такой крошке И Минхо, важно чувствовать тепло? Любить себя — сложно. Поэтому он и ищет эту любовь в других, верней, в одном, но к сожалению, а может быть, и к счастью. Нет ответов, сколько не ищи, да и искать особо-то не хочется. Погрузиться в отношения с Хёнджином будет эгоизмом, а продолжать любить Джисона — смертью. Остаться одному — сплошная пустота. Уж лучше выбрать эгоизм, чем пустоту со смертью, что по сути своей является одним и тем же. Спустившись вниз, Минхо сел в кресло, они что-то обсудили, с улицы зашли Джисон с Хёнджином. Вновь сделав вид, что Хо ничего не знает, они выпили по рюмке и повезли останки Кан Чонсана к зданию мэрии. Чанбин быстро и аккуратно выкинул из машины тело, что было завёрнуто в некогда белоснежную простынь, сейчас же она была чёрно-красной. И также быстро уехав в оттуда — всё прошло успешно.