Я ищу средь снов безликих тебя

День тянулся катастрофически долго, забивая душу прохладной тоской. Опадающие листья, противный ветер, и остывший кофе в чашке на подоконнике, у открытой рамы. Ольга не могла собрать себя в кучу. Дела зависли в исходном состоянии, бумаги она подписывала, только после того, как Васильева подсовывала их ей под нос. И все отвратительно молчаливые, с выматывающими душу взглядами сочувствия. Вот он - шестой год кромешного неведения. Нет тела, нет мужа, нет ничего, кроме воспоминаний. Предельно сладких и горьких, лучшего времени в Ольгиной жизни до. После есть только Катя, за которую она благодарна Рыкову. Она часто видит в ней отца, такого же большого ребенка, иногда наивного, иногда взрывоопасного, но очень ласкового с ней, с Ольгой. В дверь постучались. Кулыгин просунул в дверь свою блестящую лысину: - Привет, Оль! - Привет, - эхом отозвалась Арефьева. - а ты чего здесь? - Тебя пришел проверить, - Костик плотнее закрыл дверь и двинулся к начальнице. Он движется стремительно, выдергивает Арефьеву из кресла, прижимает, заставляя уткнуться в плечо, гладит по спине. - А теперь реви, я же вижу, тебе нужно. Давай, Оль! - Не могу, - подавляя нервный всхлип. - Костя, я так устала ничего не знать... Катя не знает отца... понимаешь? - Понимаю, - согласно кивает, выводя круги на женской спине. - ты, вообще, могла сегодня не работать! - Не могла. Если я одна останусь, крышей поеду. Знаешь, я иногда иду по улице, Катю из сада забирать, а мне кажется, что вот там в далеке стоит Пашка. Смотрит пронзительно и улыбается. А потом, я понимаю, что выдаю желаемое за действительное... и сердце начинает щемить. Пять лет, я не могу его отпустить... - Оль, со временем боль притупляется... - грустно заключил Кулыгин. Арефьева молча накрыла ладонь друга своей тонкой рукой: - Спасибо, я ценю, - шмыгая носом. - ты Катюху сегодня заберешь? Я ей выходные с Глебом обещала. - А сама? - Напиться хочу, и нареветься так, чтобы отключиться и не видеть Пашку во сне. Не могу я так больше, слышишь, Кость, не могу... - Хорошо! Но времени у тебя до завтрашнего обеда, приеду проверю, как ты там забылась. Костя звучал строго, похлопал начальницу по плечу и отступил: - Ну, я пойду, мне еще Катерину Палну забирать, а ты давай, не кисни, прорвемся! - Спасибо! Костик ретировался, а Ольга наблюдала в зеркале безвозвратно испорченный макияж и пронзительную боль, сквозящую во взгляде ледяных глаз. Дверь с силой распахнулась, заставив Ольгу подпрыгнуть, обычно так делал только один человек... но сейчас перед Арефьевой стояла взволнованная, учащенно вдыхающая воздух Аверина. - Марина Леонидовна? Спрашивать не случилось ли чего, было по крайней мере странно, у женщины потерявшей сына пять лет назад. - Оля, кажется Пашка нашелся... Арефьева почувствовала, как земля уходит из под ног, она безвольно осела на подлокотник кресла, и мотнула головой, стараясь не потерять сознание. В голове пронзительно гудело, к горлу подступил комок, а по плечам и предплечьям поползли мурашки от волнения. - Как? - говорить было тяжело, вопросов была масса, но страшнее всего было подумать о том, что ее заставят опознавать то, что осталось от Рыкова пять лет назад. Стало душно, и комната вокруг закружилась, она безвольно стала хватать ртом воздух, прежде чем потерять сознание.