***
Свеча почти догорела, когда сознание вновь отключилось от бесконечных бессонных ночей. Рука, привычно спрятанная за черной кожаной тканью, потянулась к очередному флакону с зельем бодрости. Пальцы уже совсем не слушались, из-за чего последняя склянка завалилась на бок, разливая содержимое на древний фолиант и дубовую столешницу. Аарон не смог удержаться от грязного ругательства, сорвавшегося с языка. Он схватил книгу в попытке спасти бесценные страницы. Молодой человек принялся активно искать в карманах свою волшебную палочку, чтобы исправить недоразумение с помощью заклинания, но когда из пальцев выскользнуло и древко, укатившись под стол, Аарон понял — на сегодня было достаточно. Все свое свободное время он проводил в библиотеке Хогвартса, изучая каждую книгу, которая могла бы ему помочь. И за десятки бессонных ночей он не нашел ничего. Совсем. Андерсон уже смирился со своей неизбежной смертью, принял факт, что спасения не было, но для чего-то продолжал копаться в куче бесполезной информации. Он почти сдался, но отчаянная надежда отца еще заставляла барахтаться в этом кошмарном водовороте, затягивающем на самое дно. Проклятье сжирало его заживо с каждым днем все больше, и ненависть, которую породила Сибилль де Блуа значительно ускоряла этот процесс. Аарон бесконечно злился на отца за то, что тот рисковал буквально всем, выполняя прихоти мерзкой изворотливой ведьмы. Если авроры узнают, что произошло в Азкабане, Ориана непременно будет ждать поцелуй дементора. Сжав пальцами переносицу, Аарон крепко зажмурился, пытаясь отогнать сон, но бороться с усталостью он больше не мог. Сегодня был крайний день обозначенных сроков. Сегодня он ждал от отца, возможно, самых важных новостей в своей жизни. Но время близилось к утру, а сова с заветным посланием так и не появилась на горизонте. Аарон закрыл книгу, отодвинул её в сторону, и поднялся из-за стола. Размеренными шагами он принялся мерить помещение Запретной секции, периодически бросая взгляды на единственное небольшое окно, за которым продолжала бушевать непогода. Возможно, что сова задерживалась из-за грозы, а возможно, что-то пошло не так. Нервы сдавали, каждая прошедшая минута приносила едва ли не физическую боль. Он не мог больше ждать. Андерсон принял решение отправиться в поместье прямо сейчас. Благо еще в начале года он получил от МакГонагалл разрешение на трансгрессию прямиком из Хогвартса. В следующую секунду Аарон уже стоял посреди брошенной деревни. Взгляду открылись мрачные руины некогда величественного особняка в нескольких десятках метров от места, куда его выбросило. Черные ботинки тут же утонули в грязи, и Андерсон в очередной раз мысленно проклял мерзкую ведьму. Сибилль приказала использовать в поместье антитрансгрессионные чары, а значит, добираться до замка предстояло пешком. Порывы холодного ветра яростно хлестали по лицу, забирались под одежду, явно преследуя цель заморозить каждого дурака, оказавшегося на улице. Дождю потребовалось от силы десять секунд, чтобы вымочить костюм юноши до нитки. Аарон преодолел расстояние до особняка довольно быстро, и стоило ему оказаться возле главных ворот, как навстречу ему выбежал отец. — Не думал, что сова долетит так быстро, — произнес он, открывая дверь и пропуская сына внутрь. — Она и не долетела, — дернув плечом, ответил Аарон. Он окинул Ориана быстрым взглядом. — Все в порядке? Мужчина кивнул, но вид его был совсем не уверенным. — Если эта ведьма снова не исполнит своего обещания и попросит что-то сверх договора, то клянусь, я лично сдам её в Аврорат. Ориан ничего не ответил, продолжая торопливым шагом следовать по темным коридорам. Напряжение нарастало по мере приближения к главному залу, где ждала Сибилль де Блуа. Аарон чувствовал, как бешено колотилось сердце, предвкушая встречу с прорицательницей. Если её устроит выполнение отцом поставленного условия, сегодня они узнают ответы на некоторые вопросы. Аарон шел, сжимая и разжимая кулаки в попытке контролировать собственное волнение. Фигура отца, маячившая впереди, стала размываться, что говорило о новом надвигающемся приступе. Мутная пелена медленно затягивала глаза, но, несмотря на это, боковым зрением юноша уловил какое-то движение слева от себя. Он обернулся и постарался напрячь зрение, однако вышедшая из зала девушка отвлекла его. — Мистер Мальтраверс, какая приятная встреча! — раскинув руки в стороны, издевательским тоном произнесла Мария де Блуа. — Бабушка уже заждалась, поторопитесь. Аарон поморщился, вновь услышав свою, как выяснилось, настоящую фамилию. Молодой человек молча шагнул мимо замершей в дверном проеме девушки. Он не удосужил её даже взглядом, но чувствовал, как пристально наблюдала за ним она. — Что-то не так? — улыбнулась ведьма, заметив, что Аарон дважды обернулся в сторону темного коридора, из которого вышел минутой ранее, прежде чем войти в зал. — В поместье есть кто-то еще? — Вы кого-то видели? — притворно округлив в удивлении глаза, вопросила Мария. Аарон не стал отвечать, посчитав, что ему вполне могло показаться, учитывая свое не лучшее состояние. В большом помещении было не намного уютнее. Небольшой камин в центре комнаты уже догорел, но парящие в воздухе свечи давали какое-никакое освещение. Вниманием тут же завладела дряхлая старуха, сидящая в кресле. Напротив нее стоял небольшой деревянный стол с расположенными на нем стеклянным шаром, различными склянками и чем-то похожим на благовония. По другую сторону пустовало еще одно кресло. Аарон кивнул отцу, призывая того сесть, на что Сибиль тут же оскалилась. — Добрый вечер, господа, — проскрипела женщина. — Он, несомненно, будет добрым, если мы, наконец, получим ответы, — холодным, как сталь, голосом произнес Аарон. Де Блуа откинулась на спинку кресла, сложив руки в замок и смерив прищуренным взглядом двух мужчин. Сухие губы растянулись на морщинистом лице и оголили полусгнившие зубы. Она задержала внимание на стоящем по правую руку от отца молодого человека. — Полагаю, теперь вы это действительно заслужили, — с лица не сходила гадкая ухмылка, смотреть на которую было крайне неприятно. — Ориан неплохо постарался ради тебя. Аарон сглотнул, крепко стиснув зубы. Внутри вновь вскипала чистейшая ненависть к человеку напротив, но благодаря надрессированной выдержке на лице не дрогнул ни один мускул. Сохранять маску хладнокровия в любых ситуациях — это то, чем он владел в совершенстве. В последнюю встречу с прорицательницей, та предъявила условие — сбить авроров с её следа. И отец пошёл на самую сумасшедшую в мире авантюру. Собственными руками он помог Пожирателям смерти сбежать из Азкабана. Это было до отчаяния безрассудно, но воистину гениально. Министерство бросило все свои силы на расследование «загадочного исчезновения» соратников Темного Лорда, отодвинув дело о бегстве старой предсказательницы на второй план. В страшных кошмарах Аарон видел пестрящие заголовки газет: «Сотрудник Отдела магических происшествий и катастроф собственноручно организовал побег опаснейших заключенных». Но прошло уже две недели, а авроры не имели ни малейшего представления о том, что случилось на самом деле. Это свидетельствовало о том, что пока Ориан действительно держал ситуацию под контролем. Аарон не знал подробностей того, как именно отец провернул подобное, но догадывался, что не без помощи темной магии. Он допрашивал его об этом, о рисках и о том, где теперь скрывались прихвостни Волдеморта, но Ориан лишь отмахивался от сына, твердя одну и ту же фразу: «Это неважно». И дело было вовсе не в недоверии, а в стремлении родителя обеспечить собственному ребенку безопасность. Когда авроры вычислят виновника, — а это было всего лишь вопросом времени, — Аарон, не имея никакой информации, не будет привлечен к ответственности и уж точно не понесет наказания. — Ради сына я готов пойти и не на такое, — подал голос отец, молчавший до этого момента. Старуха разразилась скрипучим хохотом, и словно эхо ей завторил звонкий смех стоящей позади Марии. — Умилительно, — произнесла девушка, оперевшись руками на спинку кресла. — Никто не тянул тебя за язык, Ориан Мальтраверс, но чтобы узнать, как снять проклятие, тебе и правда предстоит пойти и не на такое, — передразнила Сибилль, продолжая оттягивать момент. — Сперва выполни свою часть сделки, — не выдержав, прорычал Аарон. — Прояви уважение, глупый мальчишка, и обратись достойно, — лицо Марии тут же сменило эмоции с напускного веселья на раздражение. — Простите, мадам, он просто устал и забыл следить за собственным языком, — покорно опустив голову, ответил за него Ориан, после чего все же бросил на сына недовольный взгляд. Юноша гневно втянул носом воздух, борясь с желанием швырнуть в старуху непростительное, чтобы закончить гребаный цирк, что она продолжала устраивать. Видимо, Сибилль расценила молчание молодого человека как послушное согласие, поскольку приблизилась ближе к столу и протянула руки к хрустальному шару. — Смотрите и наблюдайте, господа. Я покажу вам, с чего все началось. Во рту моментально пересохло, а сердце замерло в ожидании. Аарон вцепился взглядом в полый шар, боясь пропустить даже самую маленькую деталь. Он не верил, что, наконец, настал тот момент, когда он узнает, почему и из-за чего был обречен на страшные муки всю свою жизнь. Старуха начала что-то неразборчиво, но очень активно нашептывать, не отрывая взгляда от шара. Первые несколько секунд не происходило ничего, но, когда в помещении внезапно раздался звук разбитого стекла, юноша вздрогнул. Окно треснуло, рассыпавшись на сотни мельчайших осколков, в зал ворвался бешеный поток ветра, тут же потушивший все свечи и погрузив комнату во мрак. Шепот становился все быстрее и громче, но теперь он звучал будто отовсюду, слившись с тьмой, а не только из уст старой женщины. Шар начинал подсвечиваться, становясь единственным источником света. Аарон перевел взгляд на прорицательницу, и у него буквально перехватило дыхание из-за внезапно сковавшего все тело страха. Капюшон, что скрывал своей тенью половину лица, слетел из-за ворвавшегося урагана. Седые, тонкие, редкие лохмы на почти облысевшей голове зашевелились. Глаза закатились так сильно, что был виден лишь их белок с десятками потрескавшихся капилляров. Иссохшие от старости губы продолжали неистово шевелиться, пока морщинистые руки в куче пигментных пятен плавно витали над шаром. Аарон не без труда оторвал взгляд от жуткой картины и попытался сдержать рвущийся наружу вчерашний ужин. Он сосредоточился на усиливающемся свечении, исходящим от шара. Внутри него уже закручивался дым, среди которого начинали проявляться некие образы. Желудок спазмировано сжимался, голова трещала так, будто была готова расколоться на две половинки, а легкие отказывались качать воздух. Это продолжалось несколько секунд, но по ощущениям — целую вечность. Аарон крепко зажмурился, пытаясь хотя бы не умереть, и когда стало легче, открыл глаза снова. Но вокруг больше не было мрачного разрушенного особняка.***
Нежный девичий смех звучал подобно звонкому колокольчику. Он принадлежал молодой девушке, похожей на ангела, чьи светлые локоны задорно прыгали из стороны в сторону, пока она убегала от юноши, что пытался догнать её с широкой улыбкой и горящими от счастья глазами. Босые ноги утопали в зеленой мягкой траве, пока полевые цветы так и тянулись прикоснуться к легкой ткани белого струящегося точно по фигуре платья. — Ну же, не отставай! — обернувшись, произнесла девушка и ухватила молодого человека за руку, ведя за собой. Солнечный свет заливал просторный луг с виднеющимся вдалеке самым настоящим замком. Голубое небо было девственно чистым, а едва ощутимый теплый ветерок ласково касался кожи. Этим летом Уилтшир можно было назвать разве что раем, не меньше. — Мы уже достаточно далеко, он не увидит нас, — немного замедлившись, ответил юноша. — Недостаточно, — бросив быстрый взгляд назад, она немного нахмурилась, но уже в следующую секунду лучезарная улыбка снова осветила лицо. — Я нашла просто чудесное место. Там мы сможем видеться, не привлекая ничьего внимания. Пойдем, осталось совсем немного. Она не солгала. Буквально через пару минут взору представилась молодая ива, склонившая свои ветви к кристально прозрачной воде небольшой речушки. — На одной из конных прогулок я решила как следует изучить окрестности и подыскать для нас место, скрытое от глаз отца, — опустившись на траву, рассказала девушка. Вытянув перед собой ноги и подставив лицо солнечным лучам, она блаженно прикрыла глаза. Её грудь медленно вздымалась, делая глубокие вдохи свежего воздуха. — Гвендолин, ты же испачкаешься! — юноша протянул ей ладонь. — Позволь, я постелю свою мантию. Гвендолин закатила глаза, но не смогла сдержать очередной улыбки. Она подала руку в ответ, но вместо того, чтобы подняться, с силой потянула молодого человека на себя. Не ожидая такой выходки, он потерял равновесие и в тот же момент оказался нависшим над девушкой. Возмущение не успело даже коснуться сознания, поскольку созерцание самого дорогого в мире лица в опасной близости от своего собственного вызывало ни с чем несравнимый трепет. Светлые волосы ореолом разметались по свежей траве, пока солнце подсвечивало идеальную кожу. Длинные черные ресницы обрамляли невероятного оттенка глаза. Зрачки увеличились в размерах и почти скрыли собой темно-серую радужку. Легкая улыбка спала окончательно, розовые губы маняще приоткрылись. — Гвен… — не переставая всматриваться в каждую черточку, выдохнул юноша, но не успел закончить фразу. — Ты прекрасен, Уильям, — заглядывая в самую душу, прошептала Гвендолин, нежно коснувшись щеки парня. Он тут же прикрыл глаза, прижавшись к её ладони. — Поцелуй меня. Его не нужно было просить дважды. Уилл преодолел оставшиеся сантиметры и осторожно приблизился к таким желанным губам. Девушка обвила его шею руками, притягивая ближе, несмело углубляя поцелуй. По телу прошлись тысячи мурашек, собравшихся где-то внизу живота, приятно защекотав внутренности. В тот момент никто из них не представлял, куда заведут запретные чувства.***
— Я предупреждал тебя, Гвендолин! — разъяренный голос подобно раскату грома прошелся по всему поместью. Девушка вздрогнула, пытаясь подавить рвущиеся наружу рыдания. Прижав руки к груди, она молча выслушивала тираду отца, исчерпав все попытки объясниться. — Я говорил тебе, чтобы ты не смела даже приближаться к этому оборванцу! И что сделала ты?! — мужчина в бешенстве ударил кулаком по столу с такой силой, что казалось, дерево не выдержит и просто расколется. Снующие туда-сюда домовики прижимали уши и торопились скрыться с глаз хозяина, чтобы ненароком не попасться под горячую руку. Но парочка эльфов подглядывала в дверной проем, заливаясь слезами от сочувствия и невозможности помочь молодой мисс. — Ты опозорила свой род, принеся в подоле ублюдка от какой-то мерзкой полукровки! — с новым криком последовал новый удар. Только теперь он пришелся совсем не по столешнице. Звон от сильной пощечины заставил вскрикнуть женщину, молчаливо стоящую поодаль. — Я люблю его! — сил терпеть больше не было. Гвен разразилась рыданиями. Боль, обида, безысходность и невозможность быть вместе с любимым человеком рвали сердце в клочья. Это признание взбесило отца еще больше. Замахнувшись сильнее, он снова ударил дочь по лицу, после чего схватил девушку за подбородок, больно сжав щеки. Приблизившись к заплаканному лицу, он произнес опасно тихим голосом: — Я вырву тебе язык, если еще хоть раз услышу из твоих уст подобные слова. Отпихнув резким движением Гвендолин словно беспомощного котенка, мужчина направился прочь из зала. — Надеюсь, ты сделаешь верные выводы. В следующий раз я не стану жалеть тебя, а просто убью Уильяма Мальтраверса, — перед тем, как захлопнуть дверь, он добавил: — К семи прибудет врач. От мерзости внутри тебя нужно избавиться, пока не стало слишком поздно. Как только отец покинул помещение, Гвендолин бессильно обрушилась на холодный пол поместья и инстинктивно обняла едва-едва округлившийся живот. Рыдания душили её, истерика набирала обороты. Девушка с надеждой подняла заплаканные глаза на молчаливую, похожую на статую женщину. Но мать только равнодушно покачала головой. — Ты сама во всем виновата, — безэмоциональным голосом произнесла она. — Ты наследница древнейшего рода Малфоев, и ты знала, что мы с отцом не позволили бы тебе связать свою жизнь с кем-то, кто не принадлежит Священным двадцати восьми. А сейчас иди и приготовься к приходу врача.***
Соленые капли упали на исписанный пергамент, немного размазав аккуратно выведенные слова. Гвендолин тихонько шмыгнула носом и вытерла щеки от остатков слез. Сил на рыдания больше не было. Казалось, их не осталось ни на что в этой жизни. Закончив с письмом, девушка взглянула на настенные часы. До прихода врача оставалось около часа. Она рассчитала все идеально. Аккуратно свернув пергамент и перевязав его голубой лентой, что еще сегодня утром украшала волосы, Гвендолин подозвала сову. Птица послушно ухватила бумагу, но улетать не торопилась. Склонив голову набок, она внимательно смотрела на хозяйку, будто задавая немой вопрос. Девушка слабо улыбнулась и протянула руку к мягким ухоженным перьям. — Спасибо тебе, — шепотом произнесла Гвен. Птица дружелюбно ухнула и тут же вспорхнула, покинув комнату через окно. Девушка наблюдала за тем, как сова улетает все дальше от Малфой-мэнора. Сердце болезненно сжималось. Ей хотелось улететь так же далеко. В мир, где она смогла бы просто жить. Ладони осторожно легли на живот. — Прости меня, малыш, — в носу вновь защипало. — Больше всего на свете я бы хотела подарить тебе самую счастливую жизнь. Гвендолин закрыла глаза и сделала глубокий вдох. — Ты бы родился в любящей семье, в маленькой лачужке где-нибудь у моря. Сделал бы свои первые шаги по белому песочку. Твой папа обязательно бы научил тебя строить чудесные замки… Сглотнув ком, образовавшийся в горле, Гвен почувствовала, как две горячие дорожки вновь расчертили ее лицо. Думать о том, чего никогда бы не произошло, было просто невыносимо. Девушка прикусила губу, замолчав на какое-то время. Все внутри разрывалось от нестерпимой боли. Воздуха в легких стало не хватать, Гвендолин почувствовала острую необходимость в кислороде. Шире открыв окно, она сделала несколько глубоких вдохов. И когда стало немного легче, взгляд зацепился за длинные толстые ветви дерева, растущего прямо перед окнами ее спальни. Сердце забилось быстрее от мысли, тут же завладевшей сознанием. Сорвавшись с места, девушка ринулась к огромному платяному шкафу. Дрожащие руки начали активно открывать каждую дверцу, перебирать каждую вещицу на полке. Ничего не подходило. Стрелка часов неумолимо приближалась к цифре семь. И с каждой секундой Гвендолин нервничала все сильнее. Она могла не успеть. Врач вот-вот должен был перешагнуть порог её комнаты. Девушка едва не ударила себя по лбу от досады. Как она могла забыть о существовании своей волшебной палочки? Схватив со стола древко, она тут же применила к первому попавшемуся шарфу заклинание, трансфигурируя его в веревку. На губах скользнула тень улыбки. Гвендолин подошла к окну и стала внимательно выискивать наиболее удачное место, чтобы прицепить веревку. Для удобства пришлось залезть на подоконник, и высота в четыре этажа в купе с сумасшедшим волнением вызывала легкое головокружение. Поток прохладного ветра привел девушку в чувства. Она обернулась назад, окинув спальню долгим, запоминающим взглядом. Затем левая рука снова легла на живот. — Больше они не будут портить мне жизнь. Они не обидят тебя, — со всей возможной теплотой в голосе ласково произнесла Гвендолин. Ветер дружелюбно потрепал белокурые локоны. Взглянув вдаль, девушка не удержалась от улыбки. Закат этого дня был безумно красив. От свободы её отделял всего один шаг. И она шагнула. Крик застрял где-то в горле, когда опора была потеряна. Хватило всего секунды, чтобы внезапно возникнувший страх исчез. Петля затянулась на её шее. В последний миг, перед тем, как свет померк навсегда, Гвендолин жалела лишь о том, что не увидела напоследок черт самого родного в мире лица.***
Получив письмо от любимой, Уильям почувствовал необъяснимую тревогу, тут же разросшуюся до невероятных размеров. Развернув пергамент, он жадно впился в текст послания и сразу понял — Гвендолин прощалась. И все внутри вопило, что девушка не просто расставалась с ним, а затевала что-то по-настоящему непоправимое. Уильям тут же трансгрессировал к той самой речке, где они не так давно беззаботно проводили время, наслаждаясь друг другом. Добежать отсюда до самого поместья можно было за несколько минут. Но он все равно боялся не успеть. Сердце выпрыгивало из груди, внутренний голос отчаянно кричал: «Быстрее!» Никогда в своей жизни Уильям не бегал так быстро. До Малфой-мэнора оставалось пара метров. Сейчас ему было плевать, что с ним сделает её отец, если заметит отпрыска Мальтраверсов так близко. Сейчас его волновало лишь благополучие любимой девушки. Свет в её окне обнадеживающе горел, и на мгновение на душе стало чуточку легче. Но лишь до тех пор, пока взору не открылась самая страшная картина в его жизни. — ГВЕН, НЕТ! На одной из крепких ветвей старого дуба висел труп юной белокурой девушки. Уильям бросился вперед. Споткнувшись и распластавшись на траве пару раз, он преодолел расстояние до любимой. Аккуратно сняв её с дерева, он пытался нащупать пульс на тонких запястьях, уловить дыхание, но было слишком поздно. Он сорвал голос, когда отчаянный вопль вырвался наружу. Прижимая еще неостывшее тело девушки к себе словно ребенка, юноша ревел подобно раненному зверю. — Что ты наделала? — севшим голосом выдавил Уилл. — ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛА, ГВЕН?! Горячие слезы падали на девичье лицо, выглядящее сейчас по-настоящему умиротворенно. — Зачем… Мерлин, зачем ты так поступила? — причитая, он продолжал обнимать её, покачиваясь вперед-назад. Его маленькая девочка устала бороться против мира, в котором родилась и в котором была вынуждена расти. Устала противостоять собственным родителям. — Мы бы могли убежать, мы бы обязательно что-то придумали, — голос надламывался с каждым произнесенным словом. Он рыдал, как маленький мальчик, пока сердце продолжало попытки поддерживать жизнь. — Не бросай меня, Гвен, прошу, — прикоснувшись своим лбом к её, еле слышно прошептал Уилл. — Что здесь происходит?! — взревел голос Малфоя-старшего. Родители девушки прибежали на нечеловеческий крик, и увиденная картина парализовала обоих, на мгновение лишив дара речи. — Что ты сделал с моей дочерью? — тяжело сглотнув, выдавил мужчина. Его рука уже искала в карманах мантии палочку. — Немедленно убери от нее свои грязные руки! — Вы! Это вы убили её! Из-за вас она сделала это! — Уильям только сильнее прижал тело девушки к себе, будто продолжал защищать. — Авада… — Малфой занес руку с волшебной палочкой, но жена остановила его. — Нет, — все таким же привычно холодным и безэмоциональным тоном прервала женщина и опустила руку мужа. После чего перевела взгляд на заплаканное лицо юноши. — Даю тебе ровно минуту, чтобы убраться прочь. — Вы совсем ничего не понимаете?! Посмотрите, что вы натворили! Уильям не понимал, как родители могли смотреть на труп своего ребенка без единой эмоции, без какого-либо сожаления. Им будто было плевать на то, что произошло с их дочерью. И за это он возненавидел этих чудовищ в разы сильнее, хотя уже давно был уверен, что дальше было некуда. — Петрификус Тоталус, — взмахнув палочкой, отчеканила миссис Малфой. На вопросительный возмущенный взгляд мужа она сухо пояснила: — Убить его сейчас было бы слишком просто. — И что ты предлагаешь? Из-за него наша дочь мертва! — И он поплатится за это. Род Мальтраверсов будет платить за это, пока не исчезнет полностью.***
Малфои подключили все возможные связи, чтобы найти сильнейших темных волшебников для создания родового проклятья. И поиски таких людей заняли всего пару месяцев. Доживающая свой век на границе Швейцарии и Франции старая ведьма стала для Малфоев настоящей находкой. Женщина являла собой истинное извращенное зло, способное за нескромную плату обречь целый род на мучительную жизнь и такую же мучительную смерть. Еще будучи совсем молодой, она погрузилась в мир темной магии, изучая и изобретая различные страшные проклятия. И то, что она сотворила для отчаявшихся родителей юной Гвендолин Малфой, стало одним из главных ее достижений. Зелье, что старуха варила на протяжении нескольких месяцев, должно было быть испито жертвой добровольно. Для этого миссис Малфой разыскала Уильяма Мальтраверса и, разыграв драму сожалеющей обо всем и убитой горем матери, пригласила юношу в Мэнор, чтобы извиниться перед ним и почтить память дочери, со смерти которой прошел уже год. Не поверив в спектакль до конца, Уилл все же прибыл в поместье и в знак уважения принял протянутый ему бокал вина, что стало фатальной ошибкой. Яд тут же распространился по всему организму, смешавшись с кровью, которая с этого момента была проклята навсегда. Уильям умер от старости, но проклятье забрало его старшего сына. Тот не дожил даже до двадцати трех. Он медленно угасал на глазах, борясь с невыносимой болью, дробящей кости и рвущей органы в кровавые лохмотья. У него получалось справляться с редкими приступами на протяжении всей жизни, но с каждым годом состояние ухудшалось, и двадцать третий год стал настоящим кругом Ада как для самого юноши, так и для его родителей. Когда сил бороться не осталось, молодой человек покончил собой, бросившись с утеса Прекестулен в Норвегии, куда перебралась вся семья в надежде найти там колдомедиков, способных помочь. Хороня сына, Уильям не мог даже догадываться о том, что теперь старший ребенок каждого будущего поколения был обречен на недолгое, но мучительное существование.***
Аарон молча смотрел в одну точку, пытаясь переварить увиденное. Состояние шока парализовало его, сознание отказывалось работать. Он был уверен, что был готов ко всему. Но правда оказалась до безумия абсурдной. В голове не укладывалось, что все, что происходило с ним и его предками — дело рук чокнутых, озабоченных чистотой крови чудовищ. История, свидетелем которой он стал, заставляла сердце болезненно сжиматься. Ему было по-настоящему жаль юную девушку, вынужденную свести счеты с жизнью из-за собственных родителей. И только спустя несколько минут состояния транса, Аарон понял. Малфой. Вот чьему роду было необходимо исчезнуть раз и навсегда. Ни время, ни история не учила этих людей. Даже спустя три сотни лет их мировоззрение ничуть не изменилось — они по-прежнему делили людей по крови и статусу, презирая полукровок и магглорожденных. Люциус, сбежавший благодаря Ориану вместе с остальными Пожирателями, был прямым доказательством человеческой никчемности всего рода. И его сын, учащийся сейчас в Хогвартсе, ушел от отца совсем не далеко. — Что скажете, господа? — Сибилль устало оперлась на спинку своего кресла, накинув на облысевшую голову капюшон. По тяжело вздымающейся груди было понятно, как сильно вымотало её «путешествие к истокам». — Это происходило на самом деле? — подал голос Ориан. Прорицательница не стала отвечать на вопрос, посчитав его риторическим. — Запретная любовь между твоим прапрадедом и наследницей одного из родов Священных двадцати восьми погубила девчонку и обрекла каждого старшего ребенка Мальтраверсов. Все они в итоге покидают этот мир, наложив на себя руки, совсем как юная Гвендолин, — проговорила Сибилль. Повисла тишина. Дождь за окном почти закончился. — И как… Как это остановить? — Все закончится само собой. Аарон не старший в семье, он — твой единственный сын. И как только он умрет — ваш род прервется, и проклятие исчезнет. Аарон почувствовал сильное головокружение. Картинка перед глазами поплыла, а колени грозились подкоситься. Он пытался игнорировать внезапное бессилие. Найдя опору в виде спинки кресла, на котором сидел отец, молодой человек делал вид, что продолжал слушать, хотя из-за шума крови в ушах это было крайне трудно. Последний луч надежды погас. Юноша знал, что умрет, но пройти такой путь, чтобы просто услышать этому подтверждение, было высшей степенью насмешки судьбы. — Есть же другой выход, я прав? — Ориан наклонился ближе к ведьме, пытаясь через глаза заглянуть в самую душу и откапать там ответы. — Есть, — тонкие обескровленные губы растянулись в ухмылке. Сердце пропустило удар. Не может быть. Отец сложил руки в замок, не отводя пристального взгляда от морщинистого довольного лица. Старуха молчала, испытывая мужчин. Взгляда на нее хватало, чтобы понять — Сибилль упивалась своим превосходством и их беспомощностью. — Я готов, — ровным голосом Ориан разрезал тишину. — Назови свою цену.***
Гермиона сидела на полу своей спальни, не в силах избавиться от навязчивого вопроса: «Что со мной не так?» Грейнджер была уверена, что после победы Ордена все, наконец, изменится. В какой-то степени так и случилось. Если раньше у нее были друзья, родители и самоуважение, то теперь приходилось терпеть одиночество и презрение со стороны бывшего врага вперемешку с унижениями и оскорблениями. Ей должно было плевать на то, что думает о ней этот мерзкий нарцисс, но отчего-то именно его слова задевали за живое на протяжении всех лет обучения в школе. Что такого особенного было в Малфое и почему только он был для нее триггером, Гермиона не понимала. Как и не понимала произошедшего этим вечером в их общей гостиной. В голове родилось два предположения. Драко в очередной раз решил развлечь себя, поиздевавшись над гриффиндорской занудой, либо же он просто сошел с ума. Но все это не отменяло того факта, что она ответила на гребаный поцелуй и теперь на протяжении нескольких часов отметала мысли о том, что ей понравилось. Тело затекло от сидения в одной позе. Выдохнув, Гермиона поднялась на ноги и потянулась. Пора было прекращать изводить себя из-за подобного идиота. Возможно, стоило отказаться от должности старосты, переехать обратно в гриффиндорскую башню и дожить последний год обучения в спокойствии. Это стало серьезной пищей для размышлений, и, укладываясь спать, девушка приняла решение завтра же поговорить об этом с МакГонагалл.***
Драко опаздывал. На ходу натягивая перчатки, он спешил к главному входу, где договорился встретиться с остальной командой. Сегодня выдалась куда более сносная погода, нежели вчера, и профессор Слизнорт пошёл на уступки, отпустив студентов, занимающихся квиддичем, со своего занятия. Время на сборы было ограничено, поскольку после уроков стадион по графику должны были занять пуффендуцы. Но и двух часов вполне должно было хватить на то, чтобы провести одну из последних перед игрой тренировок. — Ты вовремя, — улыбнулся Блейз, оперевшись на собственную метлу. — Все в сборе, можем выдвигаться. Толпа слизеринцев двинулась на улицу. Малфой не спешил вливаться в разговоры, идя позади всех. Забини тут же уловил озабоченное выражение лица друга и поравнялся с ним. — Что-то случилось? — негромко, чтобы диалог не коснулся лишних ушей, поинтересовался мулат. Драко скривился, замешкавшись с дежурным ответом а-ля все-в-порядке, и отрицательно качнул головой. Забини присвистнул и закинул руку на плечо сокурсника. — Дай угадаю: Грейнджер? — приблизившись к самому уху, произнес Блейз не в силах сдержать смешок. Малфой уже открыл рот, чтобы возмутиться в очередной раз, но вспомнил, что это давно стало бесполезным занятием. Забини уже полмесяца изводил его темой гриффиндорки. И за такое количество времени Драко просто смирился с тем, что его лучший друг уверовал в то, что тот неровно дышал к подружке Поттера. — Как идет план по захвату сердца нашей неприступной гриффиндорской принцессы? Драко полночи проигрывал в сознании сцену с поцелуем. Вторая половина ночи ушла на отчаянную ругань самого себя за все то, что он наговорил девушке после. — Та-ак, — протянул Забини, наблюдая за переменой эмоций. — Не говори, что ты сделал и без того плачевную ситуацию еще хуже. — Очередной спор закончился поцелуем, — стиснув зубы, произнес Драко. Заметив широченную улыбку Забини, Малфой закатил глаза и поспешил огорчить сокурсника. — А потом назвал её шлюхой. Мулат вскинул брови, сделав глубокий шумный вздох. — Скажи мне одно: ты совсем конченный? Зачем ты это сделал? — Да не знаю я, ясно?! — вскипел Драко, резким движением скинув с себя руку друга. — Пусть продолжает вешаться на Нотта. — С ума сойти! Я даже не представлял, насколько тебя это бесит. — Мне нет до них дела, — Малфой ускорил шаг в надежде оторваться от Забини. Он предпочел бы пытку Круциатусом разговорам о Грейнджер и Нотте, которые вызывали лишь злость. — И если ты хоть кому-то проболтаешься о том, что я тебе рассказал, то будь уверен — я выпущу тебе кишки. — Конечно-конечно! — Блейз поднял руки в примирительном жесте. — Я — могила. Как только Драко полностью отвернулся, Забини вновь ухмыльнулся, в который раз убеждаясь в своей правоте. Тренировка выдалась короче предыдущих, поскольку сегодня капитан решил обсудить стратегию «от» и «до», коснувшись всех возможных нюансов. Но тот час в полете за азартной игрой приумножил уровень дофамина в организме. Квиддич был той самой отдушиной для Драко, тем немногим, что по-прежнему приносило положительные эмоции и отвлекало разум от бесконечных размышлений. Уставший, но чувствовавший себя счастливым и уверенным, Малфой легкой походкой направлялся в башню старост, намереваясь принять душ и провести остаток вечера в компании друзей в родных подземельях Слизерина. Назвав пароль портрету девочки с миддлемистом, Драко вошел в гостиную и едва не споткнулся о коробку с какими-то вещами. Он нахмурился, когда увидел Грейнджер, спускающуюся вниз по лестнице. В её руках была небольшая сумка со всеми школьными принадлежностями. — Решила избавиться от хлама? — предприняв попытку завести диалог, произнес Драко, но Гермиона даже не взглянула в его сторону. Девушка положила сумку поверх коробки и, немного засучив рукав, взглянула на наручные часы. Тонкие темные брови сошлись на переносице, когда она мысленно сделала какие-то выводы. — Невежливо игнорировать, когда к тебе обращаются. Но и эта фраза была пропущена мимо ушей. Гермиона предприняла попытку покинуть башню, но застывший в проходе слизеринец ухватил её за запястье в надежде привлечь внимание девушки хотя бы таким образом. Грейнджер уставилась на место соприкосновения его руки со своей и выгнула бровь, иронично усмехнувшись. — Зачем же ты снова трогаешь «маленькую шлюшку»? На скулах заходили желваки. Он не знал, что должен был ответить. — Ты ведешь себя, как ребенок, Грейнджер, — не отпуская её, проговорил Драко. — Не переживай, — она дернулась, и хватка на запястье ослабла. — Я избавлю тебя от участи жить с бешеной гриффиндорской лохудрой под одной крышей. Гермиона снова двинулась к проходу, но Малфой вытянул руку, преграждая дорогу. Слышать свои же слова из уст гриффиндорки оказалось до тошнотворного мерзко. — Пропусти, — раздражение от бессилия начало разрастаться в геометрической прогрессии. — Куда ты собралась? — Подальше отсюда, — прошипела Гермиона. — Просить МакГонагалл отстранить меня от должности старосты. Искреннее удивление застыло на лице Драко. Он был осведомлен тем, как сильно гриффиндорка мечтала о старостате и как долго к этому шла, а теперь собиралась все бросить? — Почему? — вскинув брови, спросил Малфой. — Попробуй догадаться, — когда очередная попытка миновать «препятствие» провалилась с треском, Гермиона не сдержалась и с силой толкнула юношу в грудь. — Уйди с дороги, Малфой. — Ты серьезно хочешь отказаться от должности из-за меня? — выдержав «нападение» с каменным выражением лица, вопросил Драко. — Уйди. С дороги, — пристально уставившись снизу-вверх, отчеканила Грейнджер. — Может, стоит поговорить? — Мы замечательно поговорили еще вчера, тебе так не кажется? — Перестань. Гермиона истерично хохотнула. — Мерлин, Малфой, что тебе от меня нужно? — голос сорвался, зазвучав выше. — Пожалуйста, оставь уже меня в покое! — последовал новый, более яростный и сильный толчок. — Найди себе новый объект для издевок. Отчаяние нарастало, и ударов становилось все больше. Малфой не двигался, стойко дожидаясь момента, когда девчонка успокоится. — Я так устала от всего этого за все шесть лет! — Драко подумал, что ему показалось, будто Гермиона всхлипнула. — Я просто не понимаю, откуда такая ненависть? Внутри бушевал целый калейдоскоп эмоций. Грейнджер чувствовала, что вот-вот разрыдается. Она надеялась покинуть башню до прихода Малфоя, но он, как обычно, все испортил. Её уверенность, выдержка, маска безразличия — все растрескалось, пошло по швам, стоило ему появиться и заговорить с ней. — Могу задать тебе тот же вопрос. — Что?! Скажи, ты шутишь? С самого первого дня нашего знакомства я слышу от тебя только оскорбления, — девушка уже не могла контролировать себя, взбешенная поведением сокурсника и глупыми вещами, которые он говорил. — Ты хоть представляешь, сколько слез я пролила из-за унижений и насмешек тебя и твоих «шестерок» будучи ребенком? Я привыкла к этому, но ты каждый раз умудрялся переходить все возможные границы! — слезы ярости и обиды пеленой стояли в глазах, размывая картинку. Драко молчал, выслушивая эмоциональную тираду, совсем не ожидая такого поведения от вечно сдержанной Гермионы. Он и не представлял, что задевал её своими словами так глубоко. Нахмурившись, он терпел безостановочно сыплющиеся удары. — Грейнджер, успокойся, — он попытался перехватить её ладони, сжатые в кулаки. — Пошёл ты к черту! — снова всхлипнула Гермиона. Малфой глубоко вздохнул и, приложив больше сил, все-таки поймал колотящие его руки. Резким движением развернув девушку к себе спиной и прижав дрожащее тело ближе, зафиксировал её предплечья на груди, не ослабляя хватку. От неожиданности Гермиона на мгновение замерла. Драко приблизился к её уху и спокойным, — на сколько это было возможно, — голосом произнес: — Прости. Гриффиндорка фыркнула и предприняла безуспешную попытку выбраться. — Послушай, я не должен был говорить всех тех вещей. Сейчас я отпущу тебя, и ты пойдешь разбирать вещи. Ты не откажешься от должности. — Не смей мне указывать… — Не откажешься, — цокнув языком, повторил Драко. — Меня сгрызет совесть, если ты бросишь то, о чем мечтала с третьего курса. Поэтому уйду я.