Своя чужая семья

      Ник вошел в аудиторию, опираясь на посох. По телу волной разливалась противная слабость — следствие недолеченной болезни. Колени подламывались, и парень вынужден был крепче сжимать древко, с трудом переставляя ватные ноги.       Найдя глазами Милли, весело щебечущую о чем-то с Кэс, парень отвел взгляд и поковылял на свое место.       — Николас! — неодобрительно раздалось в спину.       Ник скривился и закатил глаза:       «Ну конечно, Николас! Снова Николас! Вечно Николас!»       От одного лишь звука полной формы своего имени парню захотелось рвать и метать. Сразу вспомнились люди, что вырастили его. Холодные, чужие, далекие, искалечившие ему детство и не подарившие даже малой толики любви.        Однако, умом юный маг понимал, что отец просто не мог обратиться к нему иначе.       «Гоббс»? Ни у одного родителя язык не повернется назвать своего ребенка чужой фамилией. «Маджере»? Об их родстве с шалафи знает лишь директриса, а остальным эта информация ни к чему.       «Но почему не «Ник», дьявол тебя дери?!» — раздраженно подумал он.       Прикрыв на мгновение глаза, сделал глубокий вдох и обернулся.       — Да, ш-ш-шалафи? — шипение скрыть не получилось, поэтому пришлось растянуть губы в фирменной жутковатой улыбке.       Сидевший за учительским столом Рейстлин по-птичьи склонил голову на бок и смерил сына насмешливым взглядом.       — Вроде Вы взрослый маг, — язвительно прищелкнул он языком. — А все на занятия с посохом, как дитя с погремушкой, ходите.       Ник побелел, как полотно. Губы машинально сжались в тонкую линию, а дрогнувшие пальцы крепче обхватили древко посоха.       — Беру пример с лучшего из учителей, — холодно отчеканил он, кивнув на посох Рейстлина.       Взглянув на удивленно вытянувшуюся физиономию родителя, парень изогнул губы в глумливой ухмылке:       — И кстати, шалафи, отец рассказывал, что даже в младенчестве я не любил погремушки. Меня раздражали эти звуки. Впрочем, вам-то откуда это знать? Вас ведь тогда не было рядом!       Выплюнув последнюю фразу, Ник круто развернулся и продолжил путь.       Глядя в спину взбунтовавшемуся отпрыску, Рейстлин тяжело вздохнул, демонстративно прислонил посох к столу, медленно встал и подошел к доске. — Тема сегодняшнего занятия, — начал он тихо — «Наведение и снятие сгла…»       Мелок, которым чародей выводил на доске тему, с диким скрежетом съехал вниз, и Рейстлин стал плавно оседать на пол под удивленными взглядами учеников.       Уронив голову на руки, Ник с тихим злорадством наблюдал за приступом отца.       — Шалафи! — первой из всей аудитории предсказуемо опомнилась Милли.       Соскочив с места, сидевшая на ряд выше ведьмочка опрометью кинулась к Рейстлину. Пролетая мимо стола Ника, лишь на миг обернулась и зло прошипела:       — Придурок!       Парень прикрыл глаза, нервно усмехнувшись.       «Разумеется, придурок здесь именно я. А кто ж еще? Не отец ведь, который за всю неделю ни разу не вспомнил обо мне. Не Чарли, который пишет письма чужим девушкам, заставляя тех счастливо улыбаться. Нет. Придурок именно я. Брошенный и покинутый всеми, никем не понятый и никому не нужный».       Из водоворота печальных мыслей его вырвал нестройный гул голосов.       Открыв глаза, Ник увидел, что однокурсники дружно столпились возле сидящего за столом бледного шалафи. Все, включая выскочку Этель, суетились возле седовласого чародея, желая помочь.       «Почему к нему все бегут по первому чиху, а я свою боль переживаю в одиночестве?!» — зло подумал Ник, вставая с места.       Бросив на толпу мимолетный взгляд, Ник встретился глазами с отцом. Сердце противно ёкнуло от взгляда золотистого омута, полного мольбы и боли.       Ник дернулся, готовый сорваться с места и подбежать к бледному, как мел, родителю.       «Разве он сорвался к тебе, когда был нужен?! Разве пришел?! — мстительно спросил внутренний голос.       — Своя боль ведь всегда острее чужой, правда? — приторно-ласковым шепотом спросил он, глядя отцу прямо в глаза. — даже если та, чужая боль — боль твоего ребенка!       — Рин, послушай… — почти беззвучно выдохнул Маджере.       Ник почувствовал, как внутри закипает горячая волна ярости и липкой ненависти. К себе. К отцу. К нелепому имени Наринтон и идиотскому сокращению Рин.       — Да пошел ты! — зло сверкнул глазами он и, щелкнув пальцами, телепортировался в клубах черного дыма.

***

      Спонтанный перенос — интересная, но весьма странная штука. Когда маг сам не знает, где он хочет быть, проще всего довериться не разуму, а сердцу. Оно не обманет и с помощью магии выведет туда, где можно обрести душевный покой. Порыв ледяного ноябрьского ветра хлестнул Ника по щекам, заставив поежиться. Слух уловил тихий плеск волн.       «Ну и куда меня занесло? Уж не на Мальдивы ли, расшалившиеся нервишки поправить?» — печально усмехнулся парень.       Однако, для Мальдив было слишком уж холодно. Настолько, что по спине бежали колкие мурашки. Решив не мучить себя глупыми догадками, парень вдохнул поглубже, запрокинул голову и открыл глаза.       Свинцово-серое небо давило на плечи, грозя в любой момент обрушить на землю нескончаемые потоки дождя. Ник судорожно втянул носом тяжелый, душный воздух и взглянул вниз. Голову резко повело, а горло сдавило судорогой так, что не вдохнуть.       «Ну нифига ж себе, шуточки подсознания! Или намеки…» — мрачно подумал маг, осознав, что стоит на самом краю крутого обрыва. Где-то внизу тихо плескалось море, однако, этот плеск не добавлял спокойствия.       Ник медленно попятился. Хотелось сбежать из этого места, забыть пугающую высоту, как страшный кошмар.       Поймав себя на этом желании, парень нервно хохотнул в ладони.       «Кошмар? Да вся твоя жизнь в последнее время — один сплошной долбанный кошмар!» — рявкнул он на себя.       Он прекрасно понимал, что бежать ему особо некуда. Людям, которые воспитали его, он никогда особо не был нужен. Родным родителям, как видно, тоже, а Милдред… Про нее магу не хотелось даже думать. От одного лишь воспоминания о том, как Милли улыбалась, читая письмо «старого друга», на скулах заходили желваки.       «Чертова ведьма! Чертово письмо! Чертов шалафи! Чертова жрица!» — зло подумал он. В этот миг Ник ненавидел всех и вся. Но больше всего — себя. Такого одинокого, преданного и покинутого всеми. Такого ненужного. Ноги сами понесли его обратно. К краю обрыва. К пропасти. К небытию.       «Скорее! Скорее! Покончить со всем одним махом и дело с концом! Я никому не нужен, никто не заплачет по мне! Все они — чертовы предатели! Все они одним миром мазаны!» — билось в висках.       Подбежав к самому краю пропасти, юный маг раскинул руки в стороны и закрыл глаза. Под влажными, дрожащими пальцами — пустота. Всего один шаг отделял его от вечности. От покоя.       — Никто не заплачет, — одними губами прошептал Ник, всем телом подавшись вперед.