«Они говорили, что сны станут реальностью. Но забыли упомянуть, что кошмары — тоже сны.»
Иногда бывало такое, что в какой-то спокойный день, не предвещающий беды и ничего ужасного, приходилось узнать то, чего совсем не ожидала. И даже не бывало слов для того, чтобы описать шок и состояние, хоть как-то возразить, или же просто выдавить из себя хоть какой-нибудь звук. Слова просто застревали колючим комом в глотке, и единственные звуки, которые можно было из себя выдавить — хрипы. Они чем-то бывали очень похожими на предсмертные, когда бьёшься в агонии, тонешь в боли и страхе, лишаясь способности говорить. Она врывалась в жизнь незваным гостем, которого никогда не хотелось видеть. О котором даже думать никогда не хотелось, прогоняя все мысли про неё в первую же секунду. Такое бывало у всех, и у Чеён бывало не раз, так как её жизнь всегда была насыщена «яркими» событиями и «запоминающимися» приключениями, от которых иногда до сих пор мурашки бегали. Девушка многое испытала за свою короткую жизнь. Как будто в жизни уже не было такой новости, которая могла бы по-настоящему удивить её, ведь отец Чеён, чёрт возьми, Со Джимин. С ним жизнь никогда не будет скучной. Живя с этим монстром под одной крышей, всё, что до этого казалось пугающим, автоматически становилось нормальным и повседневным. Даже самые жестокие убийства, которые Чеён, к сожалению, довелось увидеть, больше не казались такими устрашающими. Чеён казалось, что больно ей уже не сделаешь, что больше её ничем не удивишь. Но, как оказалось, она ошиблась. В такой момент, когда сообщают ту самую новость, весь мир переворачивался с ног на голову, внутри происходил самый настоящий бардак, и за секунду можно было потерять всё, чем когда-то дорожила. Что когда-то было близко сердцу, потерять дар речи, мечту, о которой никому никогда не говорила, стремление жить дальше, к хорошей жизни, в которой не будет отца, смысл. Всё, что можно было бы ценить, чему можно было радоваться. А Чеён, в своём случае, потеряла… всё. Абсолютно всё, что даже броситься под поезд ей казалось уже не страшным. Чеён сидела на полу у себя в комнате, со всех сторон проткнутая иглами боли, разбитая, буквально раздавленная сегодняшней новостью, которая словно душу у неё забрала. В глазах стояли непрошенные слёзы, которые она старалась сдерживать, но всё равно, получалось очень плохо. Темнота медленно её поглощала и уничтожала все краски вокруг, делая её и без того поганую жизнь тёмно-серой и чёрной, оставляя лишь маленькие крупицы света, которые с каждой секундой отдалялись от неё всё больше. А потом и вовсе потухали. Чеён молчала, даже не кричала, как делала это раньше, когда в её жизни происходило действительно что-то плохое, что выбивало из колеи. Она смотрела вокруг, искала того, на кого могла бы опереться. На того, за кого могла бы держаться. Схватить за руки и не позволить темноте поглотить себя с головой, не упасть на дно, которое затягивало её в свои холодные объятия. Не видела, не слышала, не чувствовала. Просто понимала, что она одна. Что ей одной переживать это дерьмо, которое навалилось на неё огромным снежным комом. Хотелось кричать, выть до потери голоса, но какой в этом был толк? Всё равно ничего не изменить, отец её не послушает, даже в её сторону не посмотрит. Только ударит по лицу, повелевая, чтобы она заткнулась. Казалось бы, чему тут удивляться? Чеён, хоть и была готова к тому, что отец когда-то заявится к ней в комнату и скажет, что она выйдет замуж. Она очень надеялась, что этот день наступит не скоро. Чеён не хотела, ей было страшно. Очень и очень страшно. Даже короткая мысль об этом наводила на неё ужас, заставляя неосознанно дёргаться от страха, который мерзкими щупальцами обнимал её со спины, а холодные мурашки бегали по всему телу. Брак по расчёту, это было вполне ожидаемо, и, к тому же, выгодно для Джимина. Джимин подобрал удобную для себя партию, чтобы эта свадьба принесла ему не только богатого жениха, но и большие деньги себе в карман. Чеён ведь много раз говорила, что Джимин её хоть дьяволу отдаст, лишь бы у него денег было побольше. Не прогадала, как говорится. В ушах звенел шум, перед глазами была размытая картинка, которая всё смешивалась и образовывалась в огромную серую массу. В глотке застряли слова, которые она хотела сказать, но, блять, больно, ни слова не произнести. Чеён закрыла глаза и сделала глубокий вздох, стараясь прогнать ту истерику, которая постепенно охватывала её с ног до головы. Мечтала слиться с полом или просто уснуть, хотя бы на час, ибо она уже просто не выдерживала тех чувств, которые скопились внутри и пытались оттуда вырваться, разрывая ей грудную клетку. Надо было успокоиться, взять себя в руки и просто выпить воды, но она так и сидела на полу, безжизненными глазами смотрела на дверь, которая закрылась громким хлопком. В голове эхом отдавался голос Джимина, который вдребезги разбил не только сердце, но и всю её жизнь. Чеён тешила себя глупыми надеждами, что отец не так жесток, что он, хотя бы в глубине своей чёрствой души, любит её. Любит свою дочь. Что не отдаст её чужому человеку, которого Чеён даже не знала. Что отец не продаст её из-за денег. Ошибалась. Как же он ошибалась. Боже, каким же наивным ребёнком она была. Думала, что её пожалеют, надеялась что отец наконец-то увидит в ней своего ребёнка. Но нет, оказалось, это были лишь глупые детские надежды. И она в этом убедилась. Надежды с громким звоном сломались, а осколки больно впились в самое сердце. Реальность отрезвила её хлёсткой пощёчиной, встряхнула из неё всю дурь, которая годами копилась в ней, уводя её из реального мира. А реальный мир был слишком жестоким, настолько, что не хотелось туда возвращаться. Эта реальность отнялась у неё всё, оставляя лишь пустую оболочку, у которой не было ничего внутри. Одна пустота и сплошной мрак, который понемногу сводил с ума. Чеён казалось, что это просто глупая шутка. Что сейчас в комнату войдёт Мина и скажет, что это просто дурацкий розыгрыш, в которую она так наивно поверила. И, что ей незачем переживать. Однако нет. Джимин не шутил. Он никогда не шутил. Как всегда, ставил перед фактом, как сделал и сейчас. Джимин был немногословен; вошёл в комнату Чеён, даже не постучавшись, и, как и говорилось ранее, поставил перед фактом, а потом спокойно вышел. Даже не обернулся, даже глазком не посмотрел на того, кому жизнь за долю секунды разрушил. Оборвал все нити, надежды девушки на то, что когда-нибудь Джимин изменится. Растоптал. Раздавил. Уничтожил. Чеён так ужасно себя никогда не чувствовала, даже тогда, когда ей стало известно, что она забыла свою мать, ей не было так плохо. «У тебя будет свадьба, и это не обсуждается. Чем быстрее ты это примешь, тем лучше будет для тебя. И да, даже не пытайся что-то сказать или оказать сопротивление, твоё мнение самое последнее, что я хочу слышать.» Она это голосом дьявола эхом в голове слышала. Боялась двинуться с места, хотя бы одно движение сделать, иначе бы полностью на полу крошкой рассыпалась. Превратилась бы в пепел, не на осколки, и собрать себя вновь у неё не никак не получилось бы. Не останется сил. Не будет желания. Чеён вздрогнула, почувствовав родные руки, которые аккуратно её обняли. Повернулась и увидела Мину, который присела перед ней. В её глазах была неимоверная печаль и боль. Она смотрела болезненно, так, что у Мины сердце разбилось вдребезги. Теперь она поняла ситуацию полностью. Раздавленная острой болью из-за отца, Чеён даже не подумала о жизни, которая её ждёт. Стало страшно, страх окольцевал шею толстой верёвкой, не позволяя вдохнуть хотя бы крупицу воздуха. Чеён схватилась за горло, пыталась успокоиться, прогнать страх и соображать нормально. — На-на, я умоляю, — сдавленное прошептала Чеён, кладя голову на родное плечо и всеми силами сдерживая всхлипы, дыша через раз. — Я умоляю, пожалуйста, — свободной рукой схватилась за его плечо, крепко сжала пальцами ткань пиджака, желая, чтобы всё это оказалось лишь сном. Плохим кошмарным сном, который она вскоре забудет и никогда больше вспоминать не будет. — Пожалуйста, скажи, что я сплю. Умоляю, скажи, что это просто кошмар, и я просто сплю. На-на, пожалуйста, прошу, скажи, что это шутка… — просила, умоляла Чеён, снова и снова повторяла мольбу, не контролируя слёзы, которые градом стекали из глаз. Мина ничего не ответила, лишь обняла Чеён крепче, смотря бесцветным взглядом куда-то на пол. Не знала, что делать, как успокоить. Она бы солгала, но не могла. Сделала бы что угодно, чтобы помочь, но не могла. Джимин не позволит, он всё уже сказал, теперь уже ничего изменить невозможно. А сердце болело от каждого её всхлипа, заставлял сжимать зубы до крошащейся эмали. Мина нервно кусала губы и ещё крепче обняла Чеён, показывая ей свою поддержку. Молча, взглядом говорила, что она рядом и поддержит. — Умоляю, скажи, что это шутка, — вновь повторила Чеён, уже рыдая навзрыд, впиваясь ногтями в чужое плечо. Мина закрыла глаза и медленно выдохнула, а сердце от каждой её просьбы на мелкие кусочки разрывалось. Хотелось что-то сказать, но Мина… не знала, действительно не знала. Боялась, что может сделать только хуже, ведь она даже нормально успокаивать толком не умела. Максимум, что она могла сделать, это просто обнять и оказать моральную поддержку, чтобы она не чувствовал себя брошенной близкими людьми. А из близких у неё в этом доме только Мина. — Прости, — попросила прощения Мина, понимая, что утешить подругу у неё никак не получится.***
Мина провела рукой по волосам Чеён, после чего укрыла её одеялом и тихо вышла из комнаты, плотно закрыв дверь. Чеён проплакала весь день до самого вечера, и Мина еле смогла её успокоить. Мёи дала Чеён чай, втайне подмешав туда таблетки снотворного. Так и уснула. Если бы не вмешательство Мины, то Чеён так бы и продолжила бы плакать, не прекращая шептать что-то неразборчивое. Чеён словно рассудок потеряла, что заставило Мину очень сильно напрячься, страшно стало за Чеён. Мёи боялась, что Чеён не выдержит. Что брак по расчёту может стать последним, что сломает её друга, отрезав ей крылья, которые и так еле-еле держали её на высоте, не позволяя больно упасть на грубую землю. Мина не первый раз видела Чеён такой подавленной. Не первый раз она сидела с ней в её комнате несколько часов подряд, пытаясь её успокоить. Не первый раз с Чеён случалось такое из-за отца. Но сегодня по ней словно трактор прошёлся. Чеён никогда, сколько её помнила Мина, так не плакала. Чеён никогда такой не была. Она могла проплакаться в подушку, проклиная ненавистного отца, мечтая, чтобы он поскорее исчез из его жизни, кричала в крайнем, самом крайнем случае, когда было невыносимо больно. А потом снова надевала ту маску под названием «у меня всё хорошо», пряча все тяжести внутри себя, в самой глубине души, никому их не показывая. И даже сказать было нельзя, что это девушка ещё час назад рыдала. На такое невозможно было смотреть, а в груди кололо и болело от одного взгляда на такую картину. Мина знала, догадывалась. В ту ночь, когда она заявилась к Чеён, когда она соврала, что пришла проверить спит ли Чеён, она всё слышала. Разговор Джимина по телефону, где он обсуждал брак. Услышав данное слово, Мина подошла к дверям и принялась слушать чужой разговор, совсем не вспоминая о совести. Когда до неё дошло, то Мину словно в ледяную воду окунули. У неё пошли мурашки по всему телу, а сердце ухнуло куда-то вниз. Она ушла куда подальше от кабинета, иначе бы Джимин за это ничего хорошего не сделал. А за подсушивание наградил был отдельным наказанием. Мина хотела сразу всё Чеён всё рассказать, сама не понимала, почему так поступает, но она всё равно пошла к ней. А когда встретилась с ней глазами, даже слово не смогла сказать. Испугалась, что сделает ей больно, поэтому не решилась, оставила всё на самотёк. И вот, что из этого получилось. Нет, она не специально и не со зла. Она очень дорожила Чеён, боялась за её жизнь и будущее больше своего. Почти каждую ночь, пока Чеён спала, заходила к ней в комнату и проверяет её сон, ведь знала, что Чеён иногда мучили кошмары. Заботилась о ней, как будто она действительно её младшая сестра. Мина так и считала, и пусть родители у них были совсем разные, и пусть кровь у них была совсем другая, да они даже по нации были разные, но это совсем не мешало называть её своей сестрой. Мина вошла в свою комнату и закрыла дверь. Прислонилась спиной об твёрдую поверхность и покатилась по ней вниз, оседая на пол. Зарылась дрожащими пальцами в волосы, сильно сжимая их. В мрачной комнате был лишь слабый свет уличных фонарей, проникающий сквозь щели между закрытыми шторами. Тёмная фигура сидела у двери, прожигая взглядом окна, и глубоко дышала. Чувства переполняли её тело, и Мина с трудом с ними справлялась. Они её буквально душили, сжимая горло железными оковами. Она хваталась за горло, кусала губы, пытаясь заглушить эти ощущения, которые коконом окутывали её тело. Она и забыла, какого это чувствовать волнение и страх, чувствовать что-либо вообще. В последний раз у неё это было в день смерти матери, когда она сидела перед её постелью и обнаружила, что та больше не дышит. Девушка встала с пола, подошла к окнам и распахнула шторы, устремляя взор на тёмно-синее небо. Остановила взгляд на луне, которая светила сегодня особенно ярко, хотя ночь ещё и не наступила. Долго разглядывала, изучала каждую деталь, смотрела на сияющий диск, лишь бы немного отвлечься от мыслей о Чеён, которые её без ножа резали. Решила ещё раз сходить в комнату и проверить, но побоялась, что не выдержит. Ох, настолько странно это выглядело со стороны. Так сильно переживать за совершенно чужого человека, который, по сути, являлся ей никем. И что, что они росли вместе ещё с раннего возраста? И что, что они жили под одной крышей, временами делили одну кровать, вместе пережили смерть родителей, поддерживали друг друга в трудные минуты. Особенно Мина, которая практически заменила Чеён мать. Она сама не понимала свою неземную привязанность к этой девочке, с которой она познакомилась ещё в раннем детстве. Которую она буквально от каждой лишней тени оберегала. Она не знала, почему она так делает, когда и из-за чего всё началось. Но сейчас, когда она видела страдания Чеён, ей больно очень на душе. Хотелось отгородить её от всего плохого, особенно от Джимина, который травил ей жизнь ещё с самого детства. Мина никогда не задумывалась о том, чтобы сделать человеку что-то плохое, но Джимин был исключением, ибо его хотелось стереть в порошок. Девушка всегда испытывала к нему негативные чувства, ещё тогда, когда впервые его увидела. Особенно ненавидеть начала после одного случая, который она до сих пор забыть не могла. Была бы её воля, она бы ударилась об стену, чтобы навсегда стереть себе память, потому что мозг иногда решал поиздеваться над ней, и яркими картинками предоставлял ей старые воспоминания, от которых у неё до сих пор неприятные мурашки по всему телу бегали. Попив холодной воды, Мина спустила вниз, остановилась у лестницы и долго прожигала взглядом носящихся туда-сюда слуг, после чего взгляд совершенно неосознанно остановился на проёме двери в кухню. Мина покачала головой, прогоняя ненужные мысли, и приступила к работе. Сегодня ужин Мёи готовила самостоятельно, выгнав повара. Готовка, хоть и немного, но помогла ей отвлечься.***
Чонгук с утра чувствовал себя не так, как обычно. У него непривычно сильно болела голова, а таблетки, выпитые сегодня утром перед работой, совсем не помогли. Он сидел за рабочим столом в кабинете офиса, пустым взглядом смотрел на город через огромные панорамные окна на всю стену. Небо опять было серым, напоминая им об очередном дожде, но Чонгуку всё равно. Он всегда любил серую погоду, считая, что в такие дни он чувствовал себя в своей тарелке, чем в солнечные. От слишком яркого света у Чона, как ни странно, болела голова и глаза. Но сегодня, даже не смотря на любимую погоду, Чонгук чувствовал себя паршиво, как будто из него всю энергию выкачали. Он позвал своего секретаря и попросил ещё кофе, проверил телефон на наличие новых сообщений, замечая одну от доверенного лица Джимина, просящий о встрече. От одного упоминания господина Со, у Чонгука сами по себе сжались руки. Этот старик ему уже надоел, вечно что-то хотел обсудить, а на месте мозг ему трахал. В очередной раз говорил о своих планах, как бы невзначай хвастался своими силами и своим влиянием в стране, как будто специально выводил Чонгука на гнев, говоря ему: «смотри, я сильнее тебя». Словно хотел, чтобы тот что-то сказал ему в ответ. Но Чонгук молчал, лишь изредка кивал, когда был согласен с чем-то. А Джимин так и нарывался вывести его из себя, Чонгук это невооружённым глазом видел, но всё равно делал вид, что ему всё равно, хотя хотелось его лицо по стенке размазать. Он в мыслях сам себя успокаивал, говорил, что, ещё немного и этот нахал перед его ногами сидеть будет, целуя подошвы его ботинок. О да, Чонгук именно это обещал сделать. Он никогда и ни за что не даст своему врагу умереть безболезненно. Чонгук никогда не убивал так просто и быстро. Сперва он должен был по горло насладиться чужими воплями боли, а потом им занимался Хосок, или же Чонгук сам забирал его жизнь. Не зря ведь его Аваддоном называли. И он это название полностью оправдывал. Многие просто страшились лишний раз посмотреть в его сторону. В дверь тихо постучались, вырывая Чонгука из мыслей. В кабинет зашла его секретарь и, оставив кофе на столе, двинулась к выходу, пока Чонгук изучал её тело голодным взглядом. Та, естественно, это заметила, хотела хочет поскорее уйти. Но сохраняла холодность, спокойной походкой направляясь к двери, хотя внутри сердце было готово лопнуть. Чонгука смотрел так, что один короткий взгляд в свою сторону пугал, и с каждым разом держать себя в руках бывало сложнее. — Постой, — повелел ей Чонгук, и секретарша остановилась прямо у дверей, держа руку возле дверной ручки. Чёрт, думала девушка, ей оставалось всего несколько секунд. Девушка повернулась к Чонгуку и ожидающе посмотрела на мужчину, который смотрел так же проницательно. В груди что-то дёрнулось, когда Чон встал с места и подошёл к ней, оказываясь вплотную, что она почувствовала его дыхание. Слишком близко. Девушка смотрела на Чонгука, всеми силами стараясь не показывать свою панику. Глаз не сводила, знала, что начальнику это только нравится, потому и пыталась вести себя холодно, чтобы тому она быстро ему наскучило и её отпустили. — Тебе страшно, — тихо сказал Чонгук, а на лице у него был хищный оскал, напоминающий зверя, который загнал жертву в угол. Он смотрел на девушку с улыбкой на губах, приближался всё ближе, не оставляя между ними расстояния. Он наблюдал за реакцией, отмечая, что девушка вела себя очень стойко, и держалась молодцом. Он хмыкнул и уткнулся ей в шею, замечая, что девушка застыла статуей от такого жеста. — Вы что-то хотели? — собравшись, спросила девушка, немного отходя в сторону, но лицо её было всё такое же спокойное, как и до этого. Она никак не показала ему, что ей сейчас было не по себе, и Чонгука это завело ещё сильнее. Чон толкнул языком щеку, прошёлся рукой по длинной шее, по талии, останавливаясь на боках, и сжал кожу через грубую ткань брюк. Секретарша Чхве Соён нахмурила брови из-за грубых ласк, но покорно ждала ответа, наблюдая за рукой Чонгука, которая медленно скользнула от бока на ягодицы. Кажется, Чонгук её даже не слышал. Он не обращал внимания на взгляд своей секретарши, даже на вибрирующий телефон, который настойчиво требовал, чтобы на звонок ответили. Он остался стоять рядом с девушкой, наслаждаясь близостью, а желание все больше охватывало разум. Он придавил девушку весом своего тела, ловко закрывая дверь на ключ. Соён положила руки на грудь мужчины и попыталась легонько оттолкнуть, намекая, что это не самая хорошая идея. — Господин Чон, — начала Соён, но сразу же замолкает, когда хитрая рука Чона пробирается ей под юбку и грубо сжал ягодицы. — Господин Чон, вы, наверное, забыли, но я… — опять сделала паузу. Соён закусила губу, когда почувствовала палец в себе, который медленно начал двигаться внутри. Соён в панике сделала глубокий вздох, уже смирившись, что Чонгук её не послушает и просто решила подождать, пока тот закончит. Ничего из того, что делал Чонгук, ей удовольствия не доставляло. Она мечтала, чтобы на её место оказался кто-то другой, ведь слышала, как многие женщины тут буквально молились, чтобы Чон Чонгук обратил на них внимания. А Соён этого не хотелось от слова совсем. Но почему-то именно на неё Чонгук и обратил то самое внимание. Чонгук резко остановил, посмотрел на девушку, которая, устремив взгляд куда-то за спину, покорно ждала, пока Чонгук закончит свои игры. Чонгук, к удивлению девушки, отошёл от неё и взял телефон, отвечая на звонок. — Да? — спросил Чонгук, не сводя глаз с Соён, который стояла на месте и не двигалась. Чонгук молча слушал то, что ему сказали, после чего кивнул и сел на своё место. — Господин Чон, — заговорила Соён, и Чонгук перевёл взгляд на неё. — Я… могу идти? — Иди, и проверь мой график. Если у меня запланирована с кем-то встреча, перенеси на другой день. — Хорошо, — даже не смотря в сторону мужчины, ответила девушка и быстро ушла из кабинета, не желая больше задерживаться даже на секунду. Чонгук не смотрел ей вслед, задавал себе вопрос, что это на него нашло только что, но долго голову себе вопросами не забивает. Набрал Хосока и сказал, что сегодня они едут на ужин. И, тяжело вздохнув, продолжил работать дальше, отключив все другие мысли, хотя странное чувство, как будто его режут на части изнутри, всё не покидало.***
Чеён не пошла сегодня в университет. Она весь день провела на кровати, испепеляя взглядом потолок, и её совершенно не волновало то, что мог сказать ей отец, если тот узнаёт, что Чеён пропустила занятия. «Да пусть убьёт» — думала про себя Чеён, первый раз мечтая о том, чтобы Джимин побил его до потери пульса. Нет, Чеён, как бы нелогично это не звучало, любила жизнь, старалась не жаловаться, ведь она, можно сказать, родилась с золотой ложкой во рту. Хоть и имелись небольшие ограничения, пусть и что-то пошло совсем не так, как она хотела. Но сейчас ей банально хотелось сдохнуть, ибо так жить она больше не могла. Пусть было сложно, но она с трудом смирилась с тем, что за ней постоянно следовала чужая тень, что собственного права на выбор профессии у неё никогда не будет, что во многом её будет контролировать отец, но жить с абсолютно незнакомым ему человеком, родить ему детей — она не сможет. Это не в её силах. Казалось бы, ещё больше ненавидеть своего отца она не в состоянии, ибо её и так переполняло это негативное чувство. Но поняла, что это абсолютно не так. Она ненавидела Джимина до смерти. И если раньше, глубоко в своей душе она верила, что Джимин не станет с ней так поступать, теперь она убедилась, что отца волнуют только деньги и власть. Хотя, это и так было очевидно, но Чеён, с детства лишённая родительской любви, глупо наделялась, что когда-нибудь всё будет хорошо, но в очередной раз Джимин ей доказал, что надо наконец-то выйти из своих фантазий. Чеён знала, что её мечты о счастливой жизни закончатся не очень хорошо. Фантазии её спасали, но она забыла, что они делают слишком больно. Девушка находила в своём выдуманном мире покой. Запираясь у себя в комнате, отключала свет, и в обществе темноты глупо мечтала, а после получала хлёсткую пощёчину от реальности. И с каждым разом она била сильнее, как и в этом случае. Реальность снова доказала ей, что надо быть реалистом, а не глупым мечтателем, что не надо верить в нереальные сказки, чтобы потом не пришлось плакать из-за несбывшейся мечты. Казалось бы, что Чеён не должна быть такой, если посмотреть на жизнь девушка и условия, в которых они выросла. Но Чеён всё равно выросла мечтателем. Она не верила, что так будет продолжаться до конца её дней. Что в один день она проснётся независимой от отца, что у неё не будет долга перед ним, что она станет свободной. И плевать было на то, что это не сбудется. По крайней мере, пока её отец жив. Она это яро отрицала, «ведь мечты обязательно сбываются», раз за разом повторяла самой себе, не забывала и о том, что к этому ещё и стремиться надо. А Чеён стремилась. Она открыла тайный счёт, понемногу откладывала туда сумму, брать больше положенного не осмеливалась, иначе ей пришлось бы объяснять отцу, почему она тратит так много. Она даже подумывала сбежать сейчас же и больше никогда не возвращаться. Но вероятность того, что отец найдёт её была слишком высока, и, если она попытается сбежать прямо перед своей помолвкой, то беды точно будет не избежать. Нет. За себя Чеён не боялась, не первый раз она получала от отца за совершённую ошибку или за непослушание. А вот за Мину — да. Ей было страшно за неё. Даже если Мина не будет знать о побеге Чеён, отец всё равно в первую очередь станет спрашивать именно у неё. А, если Джимин не получит нужного ему ответа, не секрет что он сделает. А Джимин Мину будет пытать, пытаясь выведать у неё то, что девушка и сама нисколько не знает. Чеён просто не могла так жестоко обойтись с Миной, которая всегда была рядом с ней. Чеён лучше убьёт себя, чем поступит так эгоистично в сторону той, кто вытащила её со дна, не дав утонуть и захлебнуться в море боли. А заслуживала ли Мина такого предательства? Нет. Определённо нет. В дверь тихо постучали, отвлекая Чеён от мрачных дум. Он наконец-то перестала испепелять взглядом потолок, повернула голову в сторону, пустыми глазами смотря на дверь. Девушка с места не двинулась, даже пальцем не пошевелила. Так и лежала, мечтая, чтобы её оставили в покое. Позволили остаться в одиночестве и просто разобраться с той кашей в голове, которая не давала ей покоя и нормально жить. Ей надоело абсолютно всё вокруг. Чеён просто хотела побыть наедине с собой, но и этого ей не позволяли, от того она злилась на этот мир ещё больше. Вот бы крикнуть во всё горло, чтобы вся вселенная услышала, чтобы каждый знал, что сейчас она, Со Чеён, просто желала бы остаться одна, чтобы никто её не тревожил, чтобы все просто исчезли на один день, давая Чеён тот самый покой, о котором она давно мечтала. Мина открыла дверь и молча пошла в комнату, в руках он держала поднос с разной едой. Чеён посмотрела на Мёи и не произнесла ни слова. Она отвернулась к ней спиной, не желая, чтобы кто-то видел её в таком подавленном состоянии. И чуть ли не засмеялась со своего же поступка. Ведь Мина ещё вчера её успокаивала, она много раз видела Чеён в таком виде, так чего она сейчас пыталась скрыть? Наверное, сама Мина уже в душе смеялась с этого, хоть и виду не подала. — Ты с утра ничего не ела, — тихо сказала Мина, поставила поднос на тумбу рядом с кроватью, и села на край кровати. Но Чеён даже не дёрнулась, так и лежала к ней спиной. Мина медленно выдохнула. Первое время она молчала, смотрела на Чеён проницательно, потом закрыла глаза, касаясь чужого плеча. — Чеён, поешь, ведь нельзя так. — Я не хочу, — сиплым голосом ответила Чеён, всё ещё не поворачиваешь к Мине. — Так ты себя только угробишь. — Ещё спроси, хочу ли я жить, — тускло хмыкнула Чеён. Мина моментально поменялась в лице, посмотрела хмуро ей в спину, так, что Чеён сразу же это почувствовала и слегка напряглась. — Никогда не смей такое говорить, — слишком строго сказала Мина, так, что у Чеён мурашки по спине побежали. — Жизнь не стоит того, чтобы из-за неё убивались или теряли желание жить. Твой отец — тем более. Назло ему выживи, докажи, что он ошибается на твой счёт. — А зачем? Да хоть гору сдвинь, его мнение насчёт меня не поменяется, — бесцветно ответила Чеён, злилась, даже вспоминать отца не хотела. — Ему всегда было плевать на меня, а я — идиотка, думала, что всё станет хорошо. Он мне очередной раз доказал, что я и гроша в его глазах не стою. Продал меня какому-то дядьке за деньги, даже не задумавшись о желании своего ребёнка. Я даже не удивлюсь, если он в рабство меня продаст, чтобы ещё раз пополнить свой кошелёк. Хотя, сомневаюсь, что меня уже не продали. — Даже если так, не смей думать о том, чтобы свести счёты с жизнью, даже если покончить с собой не намерена. Ведь всё, что когда-либо делает человек, когда-то было всего лишь мыслью, на секунду мелькнувшей в сознании. Я надеюсь, ты понимаешь, о чём я, — сказала ей Мина тем же сердитым тоном, а Чеён в сотый раз убедилась в том, что Мина самый мудрый человек из всех, кого она знала. — А теперь я хочу, чтобы ты поела, ибо, стоило тебе пропустить завтрак и обед, как уже бред нести начала. Сейчас почти пять, Джимин ещё с работы не вернулся, можешь спуститься вниз, если хочешь. — Нет, я тут останусь, — Чеён наконец-то повернулась к Мине и присела на кровати, придвигаясь ближе к тумбе. Взяла в руки тарелку своего любимого чечевичного супа, пока Мина проверяла телефон. Чеён, закончив с едой, поблагодарила Мину, после чего та ушла, оставляя Чеён одну в комнате. Сама Чеён в это время включила в комнате свет и принялась читать. Пострадали и хватит, всё равно ничего не изменить. Мина была права, глупые мысли о том, что лучше бы она умерла, ей бы всё равно не помогли. Она так всего лишь время впустую потратит. Ведь, если не смотреть на то, что Чеён заядлый мечтатель, нужно было быть готовой к тому, что замуж она выйдет только по расчёту. Да и, она хоть не признавала самой себе, она был уверена в том, что замуж по любви стопроцентно не выйдет. Не в её случае, когда отец охотник за деньгами и властью. Вопрос о том, как её покойная мать и Джимин умудрились её заделать, всё ещё оставался актуальным.***
Хосок молча сидел за столом на кухне в особняке их родителей, пока мама разговаривала с Джисоном, а Чонгук был занят телефоном. Ощущал острый взгляд на себе, и мысленно богу молился, чтобы Джисон ничего ему не сказал. — Хосок, — прозвучал голос Джисона. У Хосока в голове протяжное «блять» пронеслось. Захотелось просто заткнуть уши и не слушать то, что будет говорить Джисон. А Хосок прекрасно знал, о чём сейчас зайдёт разговор. — Я видел недавние новости, — продолжил господин Чон, и Хосок встретился с ним глазами, одним взглядом давая ему немой намёк на то, что не хочет с ним об этом говорить. Но Джисон этот взгляд упорно проигнорировал, продолжая начатое. — Хотелось у тебя спросить, что ты думаешь по этому поводу, а то мне, уж извини, показалось, что ты сделал это для того, чтобы в очередной раз опозорить и очернить имя нашей семьи. «Началось.» Хосок сделал глубокий вздох, сильно сжимая столовые приборы. Я так и знал, думал, ведь дай только повод Джисону, как сразу же грязью обольёт. Хосок закрыл глаза, пытаясь собой совладать, не разгневаться от услышанных слов. Он проглотил вязкую слюну, закусил щеку, но не смотрел на господина Чона. — Я что-то не так сказал? — тем временем продолжил Джисон, медленно попивая вино из бокала. Прошёлся взглядом по присутствующим. Мария, как обычно, молчит, даже в сторону Хосока не смотрела, а Чонгук глядел на отца, под столом сжимая телефон так сильно, что ещё чуть-чуть, и стекло экрана могло треснуть. Сам Хосок всё ещё молчит, даже отвечать не собирался, не то, что в его сторону смотреть. А Джисон всё ожидал ответа, или специально так Хосока провоцировал. — Или… я всё-таки прав? — добавил он, не дождавшись ответа. — Нет, — заговорил Хосок, наконец-то поднял глаза, встречаясь с глазами Джисона, в которых он видел плохо скрываемое презрение, и улыбнулся. Хосок не первый раз её видел, ещё с самого детства видел, до сих пор помнил, как об неё ранился, как погибал от одного такого взгляда в свою сторону. Теперь же ему было плевать, а глаза Джисона хотелось выколоть, чтобы не смел так смотреть на него. — Никогда и мысли такой не было, чтобы вы знали. И, господин Чон, за столом не говорят. Это ваши слова, — добавил Хосок, а Джисон сжал кулаки. — Кем ты себя возомнил? — грубо спросил господин Чон, а Мария, сидящая рядом, от холодного тона, вздрогнула, смотря то на Джисона, то на Хосока. Перевела взгляд на Чонгука, который молча наблюдал за ними, не спеша пока вмешаться. — Рос в моём доме, жил на мои деньги, и ещё смеешь что-то говорить против? Забыл, кем ты являешься в этих стенах? Да что ты вообще на семейном ужине семьи Чон забыл? Хосок до крошащейся эмали сжал зубы, а кончики его пальцев от злости, которая наполняла его, задрожали. Мужчина так и хотел врезать по этому старому лицу, и все зубы ему выбить. Отрезать язык тем ножом, который лежал на столе, чтобы не смел разговаривать с ним в таком тоне. — Что, сказать нечего? — продолжил Джисон, этим ещё сильнее гневая Хосока, который изо всех сил держался, чтобы реально не кинуть ему нож прямо в грудь. — Я его позвал, отец, — вмешался Чонгук, смотря на отца угрожающе. Атмосфера на кухне накалялась с каждой секундой, а от такого взгляда Чонгука воздух в помещении вообще исчез. — А Хосок — моя семья, если ты не забыл об этом. — Он позор семьи, не более, — фыркнул Джисон, нервно опустошая бокал вина. — Я сделаю вид, что этого разговора и твоих попыток вывести моего брата из себя, ещё в добавок попыток его унизить, не было. Советую вам жить в мире, если не хотите злить меня. А тебе, мой дорогой отец, наконец принять тот факт, что он мне ближе всех вас вместе взятых, — вроде бы, Чонгук говорил спокойно, без всяких намёков на жестокость, однако всё равно всем стало не по себе от его слов. Джисон нервно сглотнул, налил себе ещё вина и выпил, а Мария всё также молчала. — Мама, а у тебя что нового? Ты за весь вечер даже словом не обмолвилась, — ухмыльнувшись, спросил Чонгук у матери, а Мария отвела взгляд, прекрасно понимая, на что намекал младший сын. — Всё хорошо, — слабо улыбнулась Мария, и начала подобно рассказывать про свои дела на работе, поделилась своими планами, пока Джисон и Хосок молчали. Хосок уже мысленно его убил и похоронил, теперь же мечтал поскорее отсюда уйти. Если бы не Чонгук, он бы даже за километр не подошёл близко к этому особняку, но Чонгук настоял на том, чтобы он поехал с ним. Конечно, он мог отказать, но почему-то согласился. Наверное, глупо надеялся на то, что Джисон хотя бы на этот раз обойдётся без своих упрёков, но прогадал, с кем не бывает. Хосок больше ничего не ел, аппетит и те маленькие крупицы нормального настроения превратились в пыль, которую унёс ветер. Всё время, пока Чонгук говорил с родителями, он провёл в телефоне. А потом всё закончилось. Чонгук попрощался с родителями, а Хосок, услышав, что они уходят, сразу встал с места и, даже не взглянув в их сторону, покинул особняк. Чонгук проводил его глазами, после вернул своё внимание Джисону и Марии, говоря, что навестит их ещё раз. Оказавшись во дворе большого особняка, Чонгук направился к машине Хосока и сел на пассажирское сидение. Хосок курил, приоткрыв окно, в сторону Чонгука не посмотрел. Говорить сейчас с кем-то абсолютно не хотелось. И Чонгук, кажется, это понимал. — Мне жаль, что отец вновь так повёл себя, — начал Чонгук, но Хосок сделал вид, что его тут не было, продолжая глядеть вдаль. — Я не прошу у тебя прощения, ты знаешь, я ни у кого никогда не просил. Но я бы хотел, чтобы в следующий раз ты промолчал. — И позволить ему поливать меня дерьмом? — повернулся в его сторону Хосок. В глазах всё ещё плясали искры гнева, но Хосок старался вести себя спокойно. — да, следующего раза не будет, ибо больше в этот особняк я ни ногой. Я пришёл сюда только из-за того, что ты попросил меня, но больше даже из-за этого не пойду. Это же «семейный» ужин, а я к вашей семье ни каким боком не причастен. — И что ты хочешь от меня услышать? Что я пойду к отцу и буду просить его, чтобы он так не говорил о тебе? Да, ты нам не семья, ибо кровь другая. Но я уже устал сотый раз тебе повторять, что меня это не волнует. Когда ты уже, наконец, услышишь меня? Хосок на его вопрос не ответил. Да и Чонгук не стал ждать ответа. Он вышел из машины и громко хлопнул дверью. Хосок сделал глубокий вздох и сжал недокуренную сигарету в руках, не обращая внимания на горящий участок кожи. Посмотрел на спину Чонгука, как тот сел в машину, а потом и вовсе уехал. Хосок желал удариться головой об стену. Чонгук был прав, он не будет бегать к отцу и выпрашивать у него уважение к Хосоку. Чонгук не будет нянчиться с ним, как с маленьким ребёнком. И он вспомнил слова Чимина, который говорил, что Хосок ведёт себя, как обиженная на жизнь сучка, требующая внимания к своей персоне, забивая на чувства находящихся рядом людей. Сколько раз Чонгук говорил Хосоку о том, что ему плевать на то, что Хосок не принадлежит семье Чон? Сколько раз Чонгук говорил ему о своём доверии, что только его считает настоящей семьёй? Что только Хосок тот самый человек, которому доверит свою жизнь даже на секунду не сомневаясь в своём выборе? Много раз, но Хосок всё равно не мог заставить себя поверить в его слова полностью. Ему всегда казалось, что все вокруг его жалели, и всё это братство просто притворство. Хосок закрыл глаза, вспомнил, с чего всё это началось, его недоверие к людям, и захотел стереть себе память. Хосок долго не задержался на территории особняка. Он отбросил ненужные мысли в далёкий ящик, направляясь в свою излюбленную квартиру, где всю оставшуюся ночь проведёт в гостиной с бутылкой алкоголя. А завтра он думал наведаться к семье Хираи.***
Момо, до этого спокойно сидящая на своём месте, слушая лекцию и изредка проверяя телефон, начала слегка нервничать. Какое-то непонятное чувство охватило её тело, и она с трудом сдержалась, чтобы не выйти из кабинета, вмиг ставший душным. Кислород снизился до минимума, и Момо очень захотелось оказаться на свежем воздухе. До окончания пары оставалось сорок минут, которые девушка провела как на иголках, что не ушло от глаз преподавателя, не раз делая ей замечание. На злорадный смех Миён за спиной, она даже не обратила внимания, ведь прекрасно знала, чего та добивалась. Чеён, когда они разговаривали по телефону позавчера, поведала ей о том, что говорила про неё сокурсница. М-да. Прошла всего лишь неделя, как выпустили ту статью, а про неё уже столько успели придумать. Но Момо, как велела ей Маюко, не стала обращать внимания тому, что говорят за его спиной. Стоило звонку зазвенеть, как Момо пулей вылетела из аудитории, направляясь к выходу из здания. Коридор постепенно заполнялся студентами и становилось немного проблематично побыстрее добраться до желаемого объекта. Но Момо не медлила, не обращала внимание на тех, кого она толкала, ей не было до них никакого дела. И, оказавшись за дверью здания, Момо облегчённо выдохнула, делая глубокие вдохи. Чувство непонятной тревоги она до сих пор не могла объяснить, но убедила себя в том, что ей просто показалось. Она набрала Чеён, пока ждала шофёра, который вот-вот должен был приехать, но Чеён на звонок не ответила. Момо убрала телефон в карман, краем глаза заметила Миён, которая находилась в нескольких шагах от неё, в компании своих друзей. К счастью, именно в этот момент подъехал шофёр Момо и она избежала нежелательных взглядов в свою сторону, а также разговора. До того, как сесть в машину, Момо бросила взгляд на Миён, который глазами её убивала, улыбнулась, и, показав ей средний палец, села в машину, демонстративно хлопая дверью дорогого авто. Она так и чувствовала ту злость, которая охватила тело Миён и в душе радовалась, что наконец показала ей где её место. Давно надо было заняться этим, но Момо всё откладывала, думая, что та одумается и наконец увидит что-то, помимо своего носа. Наверное, Миён не желала этого, потому Момо пришлось взять всё в свои руки и показать наконец, кто тут «мамочка». Оказавшись дома, Момо первым делом приняла душ, потом переоделась в футболку белого цвета, которая больше ей на несколько размеров, и в свободные серые штаны. Момо услышала звук подъехавшей машины, подумала, что это отец приехал с работы, и спустился вниз. Родителей она пока в доме не видела, хотя Момо уже знала, что Маюко по-любому сейчас в саду, а Хидэмицу на данный загонял машину в гараж. Момо была очень голодной и думала о том, что было бы неплохо, если бы они поужинали вместе со всей семьёй. Признаться, Момо уже соскучилась по таким вечерам, которые они проводили вместе в компании друг друга. Отец постоянно бывал занят на работе, и Момо в последнее время сильно уставала, потому просила принести ей ужин в комнату, чтобы поесть в тишине. Момо вошла в гостиную и замерла, видя в нескольких метрах от себя того, кого бы не хотела вообще видеть. Чон Хосок, собственной персоной, стоял у дверей и смотрел на Момо, которая мигом приросла к полу, не имея возможности сделать хотя бы шаг, чтобы убежать. Что он здесь забыл? Для чего он здесь? Я не сплю? Появилось ряд вопросов, которые разом заполнили разум девушки, но ответа он не нашла ни на один из них. А Хосок тем временем что-то сказал охраннику и вошёл в дом, взгляда не сводя с Момо. А Момо так и стояла, как истукан. Она даже не заметила отца за спиной, который спустился вниз для встречи с Хосоком. — Добро пожаловать в наш обитель. Не думал, что вы заявитесь к нам так скоро, — сказал Хидэмицу, протягивая руку для пожатия. — Да. Наконец дела закончил и решил сюда заехать. Нам есть что обсудить, — ответил Хосок, пожимая руку господина Хираи, но взгляд с Момо, которая стояла рядом со своим отцом, не издавая никакого звука, так и не отвёл. Хосоку захотелось усмехнуться, потому что смотреть на такого потерянную девушку, в какой-то степени, очень позабавило его. А её внешний вид был вообще отдельным видом искусства. Тогда на трассе он видел красивую, стильную, следующую за модой и своей внешностью, а сейчас перед ним стояла домашняя девушка, а одежда больше походила на пижаму. — Господин Хираи, я бы хотел поговорить наедине. — Конечно, без проблем. У Момо руки дрожали, как осиновый лист. Она изо всех сил старалась успокоиться и не думать о том, кто сейчас в кабинете отца находился. Но всё равно думала, вспоминала тот злосчастный день, но всё равно вспоминала те ощущения, которые испытала. И Момо так хотелось вновь его увидеть, но боялась снова с ним встретиться. Он был так близко, всего-то в нескольких метрах от неё. Она так много думала о нём за неделю, даже некоторую информацию о нём нашла, хотя некоторая из них так и кричала ей держаться от него подальше. И очень хорошо, что они больше никогда не встретятся. «Мафия», — подумала Момо и отметила про себя, что Хосок на такого похож. От него веяло такой тёмной и опасной аурой, которая буквально кричала, чтобы не смел приближаться ближе, иначе сгорит, не оставляя даже пепла. Но Момо, кажется, уже перешла черту. Хосок с Хидэмицу спустились примерно через полчаса, когда слуги уже закончили накрывать на стол, и, совсем не вовремя, когда Момо собиралась быстренько попить чай. На улице уже стемнело, а маму она с того момента, как вернулась домой, так и не увидела. Спросила у слуг, но все отвечали одинаково, «им неизвестно». Момо решает проверить в саду, но и там она её не нашла. Тогда Момо позвонила матери, мысленно ударяя себя по лбу, почему не додумалась до этого раньше. По телефону Маюко сказала ей, что заезжала к своей подруге погостить и уже едет домой. Момо кивнула, хоть Маюко этого не видела. Сказал, что ждёт её, после завершила вызов. Положила телефон на стол и налила себе чай. Чуть не подавилась им, когда увидела мужчин, заходящих на кухню. У Момо сердце то ли остановилось, то ли быстрее прежнего забилось. Она устремила взгляд на свои руки, бегала глазами по накрытому столу, лишь бы на них не смотреть. И что они тут забыли, он ведь просто поговорить пришёл, а не ужинать у них! И, что самое ужасное, отец жестом указал ей ужинать с ними, когда та попыталась улизнуть. — Очень рад, что вы остались на ужин. Если бы я знал, что вы приедете, то приказал бы поварам приготовить что-нибудь, — любезно сказал Хидэмицу, а Хосок глазами почти полностью заполненному разными блюдами столу прошёлся. Он молча сел на указанное ему место, и они вместе принялись за еду. Хидэмицу задавал ненавязчивые вопросы, Хосок отвечал лишь на несколько из заданных, но больше молчал. Потом домой вернулась Маюко, она тоже села за стол и начала с Хосоком беседу. На вопросы Маюко Хосок отвечал смотря на неё, хотя до этого даже взгляда не поднимал. Ответил про себя, что супруга господина Хираи, в отличие от него, не старалась всё время ему угодить, чем она его и зацепила. — Как так получилось, что вы чуть не сбили нашу дочь? — прямо спросила Маюко, слегка улыбнувшись, даже бровью не повела от заданного вопроса. Момо замерла, держа вилку прямо у тарелки, посмотрела на мать, взглядом молила ей не говорить ничего лишнего и не упоминать об этом. Но та её словно не замечал, продолжая выжидающе смотреть на Хосока, который тоже промолчал первое время. — Тот день был не самым хорошим, из-за чего я был зол и не заметил на дороге вашу дочь, — прервал напряжённую тишину Хосок. — Извиняюсь, что заставил вас поволноваться. Отдельно прошу прощения у вас, что чуть на тот свет не отправил, — чуть позже добавил Чон, поворачиваясь к Момо, заглядывая ей прямо в глаза. Момо снова чуть не подавилась. Она мечтала только об одном, чтобы Хосок поскорее ушёл, иначе Момо могла в эту же минуту задохнуться. Девушка опустила глаза и слабо кивнула, но ни слова не произнесла. Молила бога, чтобы это поскорее закончилось. И её молитвы, наконец-то, были услышаны, ибо Хосок больше не у них не задержался. Попрощался с родителями и уехал, а Момо наконец спокойно выдохнула, и этот ком, что застрял у неё в горле, исчез. Момо поднялась к себе и сразу же села за стол, учить заданный материал, иначе, если она не отвлечёт себя чем-то, то она точно могла превратиться в пепел.***
Чимин чувствовал себя, на удивление, очень хорошо сегодня, в отличии от вчерашнего дня, в котором его весь день сопровождала головная боль и вялость. Чтобы немного развеяться, он решил поучаствовать на сегодняшнем заезде, которое устраивал его давний знакомый, готовый в любой момент принять его. Не то, что Чимин сильно увлекался гонками, но да, скорость он любил, и иногда баловал себя. Все же, выигрывать он тоже любил больше всего. Если бы Чимину предложили стать гонщиком пару лет назад, когда он, по его мнению, был молод, то он бы без раздумий согласился. Сейчас же он назвал бы это просто увлечением. За работой в клубе вечер наступил быстро. Чимин готовился к заезду, заехал в свой особняк и поменял одежду, уже собирался сесть в машину, как ему позвонил Чонгук. — Да? — ответил Чимин, открывая дверь мустанга. — На наше место. — Понял. Чимин завёл машину и выехал на дорогу, держа путь за город, где его ждал Чонгук. Хосоку не позвонил, предполагая, что тот уже знает. И убедился в этом, когда получил сообщение от Хосока. Чимин до нужного маршрута доехал быстро, встречаясь прямо там с Хосоком. Оба мужчины припарковались посреди деревьев, чтобы никто не увидел здесь маши и не стал совать нос не в своё дело. Они молча направились внутрь. Перед ними, казалось бы, был какой-то старый, заброшенный, вот-вот разваливающийся завод, но не всё было так, как казалось на самом деле. Хосок с Чимином зашли в здание и направились в его правое крыло. Остановились напротив стены и подняли лица вверх. Загорелся свет, м лазерный луч красного цвета резко прошёлся по двум лицам. Прошло несколько секунд, как загорелся зелёный и стена разошлась, открывая доступ к лифту, ведущему вниз. Мужчины зашли, привели картой по панели, затем нажали на самый нижний этаж и лифт спустился вниз. Оказавшись на месте, Хосок и Чимин двинулись по тёмному коридору и остановились перед чёрной дверью. Хосок открыл дверь и пропустил первым Чимина, потом зашёл сам и плотно закрыл. — Что такого случилось, раз ты собрал нас здесь? — спросил Хосок, садясь на стул напротив стола Чонгука, который что-то сосредоточенно печатал на компьютере. — Помните, когда ещё полгода назад у нас была утечка информации? — спросил Чонгук, отвлекаясь от монитора. — Когда мы были в Китае? — нахмурился Чимин, мутно вспоминая некоторые детали. — Да, тогда нас ещё оштрафовали на пару миллионов и чуть за решётку не посадили. Признаюсь, тогда я серьёзно занервничал, — усмехнулся Чимин, как всегда в своей манере. — Как я понимаю, ты нашёл того, кто нас слил, — выгнул бровь Хосок, и Чонгук коварно улыбнулся. — Да, он уже в пути, — произнёс Чонгук, посмотрел на загоревшийся экран и ещё шире улыбнулся. — А, хотя, он уже тут. — Я уже соболезную ему, — усмехнулся Чимин и посмотрел на двух Чонов, которые уже точили ножи. Чонгук и Хосок посмотрели на Чимина, а Чимин, поняв, что они имели ввиду, отрицательно покачал головой. — Нет, нет и нет. Я не буду его резать, сами делайте грязную работу. — Хосок, хочешь напиться сегодня крови? — Чонгук повернулся к Хосоку, у которого на губах был хищный оскал, а во взгляде плясали искры. — А ты ещё спрашиваешь? — спросил Хосок и перевёл взгляд с Чимина на Чонгука. — Тогда пошли, вечер обещает быть весёлым.