«Молчание — самый громкий крик, потому что он рвёт не уши, а сердце.»
— Открывайте, — указал он Хосоку. Хосок кивнул, сел на корточки перед одним сундуком, двое мужчин сделали также с двумя оставшимися, после чего по команде одновременно открыли. Джимин скривил лицо из-за омерзения, тогда как в это время Чонгук только улыбался, смотря на сложившуюся картину. Комнату резко заполнил сильный запах гнили и крови, которые, смешавшись вместе, образовали не самую приятную смесь запахов и вызывали чувство тошноты. Джимин смотрел на «подарки», а точнее на расчленённые тела своих людей. Господин Со поднял глаза на Чонгука, который смотрел в ответ прожигающим взглядом, готовый на месте в клочья его разорвать, но этот порыв злости в себе душил, натягивая на лицо издевательскую ухмылку. Господину Со она не нравилась, уж очень из себя выводила и желание её стереть пробуждала, а кулаки так и чесались, готовые в любой момент ударить. Чонгук видел замешательство Джимина, это и любой сумел бы заметить, и всё ждал, пока господин Со сам заговорит. Ему интересно было узнать, каким методом и словами себя оправдает Джимин, на кого свою вину свалит, как объяснит он то, что посмел напасть на Чона, помешать ему в его работе, когда только недавно заключили договор, где чётко было указано, что на чужое имущество покушаться нельзя. — Это… — А, да, так это же ваши люди, которые хотели помешать нам, — сразу прервал его Чонгук, а ухмылка на лице исчезла, заменяя её холодностью и едва скрытой ненавистью в глазах. Чон пока не спешил продолжить начатое, а Джимин ничего не говорил, ведь и так было понятно, что он попал по-крупному, и выбраться из болота, в котором он сейчас тонул, весьма непростая задача, тем более учитывая то, что те, кажется, выдали имя того, кто их послал. — Они сознались во всех своих грехах, даже выдали имя того, кто именно отдал им приказ. Я просто хотел узнать, подставили ли вас? Ведь мы — будущие родственники, не может же быть, что господин Со поступит так безрассудно и пойдёт против будущего зятя. Не так ли, господин Со? Но Джимин молчал, ничего не говорил, всё смотрел на разрубленные тела своих когда-то подчинённых, а Чонгук вновь громко усмехнулся, посмотрел на Хосока, который стоял с такой же ухмылкой на лице. Он лично занимался этим, и, сказать прямо, ни о чём не жалел, даже вернул бы время вспять, чтобы снова насладиться этим жестоким процессом. Но всё хорошее быстро заканчивалось. — Ничего не скажете? — уже серьёзно спросил Чонгук, в голосе его проскальзывали стальные нотки, показывал, что он не шутит, что всё серьёзно, что это никакой не розыгрыш. — Я-то думал, что вы окажетесь умнее, господин Со и не будете так глупо подставлять себя, ставя под удар не только себя, но и весь свой «клан» в целом. Хотя бы до свадьбы подождали, а после кому как видано. Не знаю и знать не хочу, для чего вы весь этот цирк устроили. Но я человек честный, всегда держу своё слово, потому и ничего против вас делать не буду, до конкретного времени, разумеется. Так же сделаю вид, что этого случая не было, и это были другие мои враги. Что-то сказать в ответ Чонгук не дал, встал с места и быстрым шагом покинул помещение. Тоже самое сделали и остальные люди Чонгука, оставляя разозлённого мужчину одного в своём кабинете, в компании разорванных людей. — Мина! — через пять минут после их ухода, громко закричал Джимин, зовя девушку, которая появилась сразу же после того, как её окликнули. — Да? — появилась у дверей Мёи, собиралась войти, но замерла у порога, в лёгком удивлении подняв брови, смотря на открытые сундуки, где находились разрубленные тела людей. Кое-как подавила в себе рвотные позывы из-за мерзкого запаха, который разом проник в организм, вытесняя оттуда весь кислород. — Убрать? — скорее для формальности спросила Мина, ведь и так поняла, для чего её позвали. — Нет, на стенку повесить, чтоб я любовался ими каждый день, — всё также громко, даже, ещё громче рявкнул Джимин, подошёл к столу и бросил всё на пол, разрывая некоторые бумаги, что попадались под руку, даже не обращая внимания на то, что они могли быть важными и пригодиться в деле. Плевать, на всё плевать. Его честь и достоинство просто растоптали и унизили. Чонгук удумал ему одолжение делать? Нет, такое непростительно и унизительно для Джимина, который всегда был наверху, а тут пришёл какой-то молокосос и уступки ему сделал, его проёбы ему простил, обещая на это глаза закрыть. — Убери всё это с глаз моих, быстро! Чтоб ни единого намёка не осталось! — Хоронить? — поинтересовалась Мина, подходя к сундукам, и, даже бровью не дёрнув, преспокойно их поочерёдно закрыла. — Да хоть суп свари, но убери их отсюда, — презрительно сморщившись, фыркнул Джимин, отворачиваясь к ней спиной и ставя руки на бока, пытаясь сбитое дыхание в норму привести. Лицо постепенно теряло красный окрас, но ненависть и злоба в глазах не утихали. Джимин был очень зол. И Мине было бы лучше поскорее убраться. «Сегодня точно что-нибудь сделает», — думала Мина, размышляя о том, что именно он натворит, и не придётся ли ей кого-то снова вот так вот покоить. — Как вам будет угодно, — кивнула Мина, набрав звонок, позвала других подчинённых, которым повелела всё это вынести. Открыла окна, чтобы впустить свежий воздух, ибо запах крови и гнили пробрался во все щели кабинета и не давал нормально дышать. Девушка вышла без лишних слов, уже зная, что нужно делать дальше. Оставила разъяренного господина одного, сама осталась в особняке. Поручила одному мужчине сделать всё, что требуется и как надо похоронить их останки. Сообщать семье пока запретила, сказав, что потом скажет им сама, когда у них не будет возможности увидеть их трупы. Уже через почти четыре часа Мина получила сообщение, где мужчина докладывал, что всё сделано. Мёи поблагодарила их за выполненную работу и отпустила домой, а сама же всю ночь глаз не сомкнула.***
У Момо от одного упоминания Хосока или от одной мысли о нём вздрагивало всё тело. Этот взгляд психопата до сих пор чётко вырисовывался перед глазами, а голос звенел в ушах, вынуждая Момо каждый раз уши закрывать, чтобы не сойти с ума от того, что она слышала его буквально ото всюду. В каждом, даже в самом дальнем уголке своего сознания. У Хираи со вчерашнего дня, после того, как они вернулись с ресторана, сердце гудело, всё успокоиться никак не собиралось. Девушка прекрасно знала, что Хосок не из простых, что он не тот доблестный ангел, каким он ей казался. Что его светлая внешность, подобная яркому солнцу, хорошим его не сделает, что она никакой роли в человеке не играет. Но всё же, слышать от него угрозы о том, что он закопает и её саму, и её семью, было не из самых приятных событий в её жизни, которые с ним случались. Можно даже смело сказать — одна из самых ужасных. Хираи, как только вернулась домой, сразу в своей комнате закрылась, тот пиджак, который мужчине принадлежал, подальше в шкаф спрятала, чтобы больше никогда его не видеть. Открыла все окна, чтобы тот запах, принадлежавший мужчине, выветрился, потому что от одного упоминания о нём пробуждался неописуемый животный страх. Так и прошёл вчерашний день, а ночь не сладкой выдалась, о чём говорили её синяки под глазами. Момо сидела у окна и долго на небо смотрела, дышала чистым воздухом, втягивая в себя запах мокрого асфальта после слабого дождя. Успокаиваясь, слушая как капли бьются о землю. На стук в дверь внимания не обратила, всё равно знала, что это Маюко пришла. Маюко всегда, когда с Момо случалось что-то неладное, сразу замечала и чувствовала, что что-то не так. Поэтому всегда спрашивала о случившемся. Хираи уже привыкла к этому, поэтому особо не удивлялась, когда увидела, которая села рядом с ней. — Замёрзнуть решила? — недовольно спросила Маюко, посмотрев на голые ноги дочери, после чего встал и подошла к шкафу, доставая оттуда тёплый плед. Момо вздрогнула, вспоминая, как эти слова несколько дней назад точно также ей говорил Хосок, когда Хираи сидела под дождём у ворот парка. Она обняла себя за плечи, посмотрела на маму, которая быстро оказалась рядом с ней и накинула на неё тёплый плед. — Хоть и весна на дворе, погода вовсе не весенняя, — сказала с лёгкой улыбкой на лице Маюко, после вновь присела рядом, принимаясь ожидающе смотреть на дочь, которая, уткнувшись лицом к коленям, смотрела на машины, что проезжал мимо. Но никак не на Маюко, зная, что та потребует от неё рассказ о том, что с ней творится в последнее время. Момо бы рассказала, вот только не хотела ковырять всё ещё не зажившиеся раны, которые и так кровоточили, не давая девушке покоя и нормального сна. — Момо, — снова, но уже более мягко обратилась к ней Маюко, вырывая ту из раздумий. — Ничего не хочешь мне рассказать? — Нет, — и она говорила честно, потому что не хотела вновь об этом вспоминать (она и не забывала), вновь переживать те ощущения, которые она хотела подавить внутри себя, хоть это и давалось с превеликим трудом. Момо не привыкла делиться болью, как и многие в это время, потому что проявлять слабость было нельзя, она на дно потащит, а Момо не хотела, ведь с трудом вырвалась оттуда. Момо знала, какого это бывать на дне, как изводить себя днями, неделями, месяцами, чтобы выбраться оттуда, но, в большинстве случаев проваливаясь вновь в ту яму, в которую попала, из которой теперь всё вылезти не могла. У Момо с самого начала были проблемы с общением, потому что с грубияном никто общаться не хотел, тогда как Момо в друге нуждалась. Потом пошли друзья, которые рядом находились только из-за денег, и, когда им наскучивало, уходили, безжалостно растоптав сердце девушки и плюнув в лицо. — Это связано с тем Чоном? — задала вопрос Маюко. Частично. Момо перевела взгляд на мать, без слов попросила, чтобы не говорила о нём, что она не хочет даже вспоминать про него. — Или из-за Чеён? — добавила, изогнув бровь. Из-за Чеён тоже. Момо выдохнула, обнимая свои колени, и посмотрела в одну точку, прожигая там дыру. — Как ты знаешь, — после нескольких минут молчания, начала Момо, делая глубокий вдох, подготавливаясь к не очень длинному рассказу. — Хоть вы и были против, но я дружила с Чеён, да и не скрывала я от тебя и отца ничего. Я знаю, что ты и отец яро ненавидите его отца, что в своё время он принёс вам немалые страдания, заставил вас глотать пыль и унижаться. Я этого не помню, поскольку тогда я была ещё ребёнком, который только-только учился разговаривать. Я не шла против вашего указа, чтобы я никогда не посмела пойти к нему домой, — Момо похрустела пальцами и набрала побольше воздуха. — Все мы знаем, что Джимин не золотой отец, и всячески избивал Чеён, из-за чего та пропадала на некоторое время, не являясь в университет. Первое время я не знала этого, а она, конечно, не говорила. — Естественно, она же не станет говорить об этом кому попало. — Я узнала это случайно, когда она, скрывшись в уборной, поправляла свой внешний вид, а потом пошло поехало, — пожала плечами Момо. — До того, как ты начнёшь меня ругать, скажу, что я не просила её рассказывать мне всё дословно, не просила её, чтобы о каждом своём шаге мне докладывала, не просила её посчитать для меня каждый свой шрам. — А что ты просила? — мягко спросила Маюко, видя, как её дочери тяжело даётся этот разговор. Она никогда не спрашивала Момо о её друзьях, поскольку знала, что для неё это довольно больная тема, что особых друзей у неё никогда и не было. Даже удивлялась тому, что их дружба с Чеён всё ещё продолжается, хотя и замечала иногда грустное настроение Момо. — Просто просила, чтобы предупреждали меня, — выдохнула Момо, опуская взгляд. — Она пропадала неделями, когда я в это время места себе не находила. Я просто просила её, чтобы дала мне знать, когда она решит остаться дома, чтобы я не переживала за неё так сильно. — Но что произошло такого? — очередной раз спросила Маюко, начиная немного понимать суть её рассказа. — Я не выдержала, мам, — горько усмехнулась Момо, смотря мокрыми глазами на мать. — Я так устала от их недоверия. Я же не просила их рассказывать мне всё, как это произошло, потому что смирилась, что мне всё равно не расскажут. Я просто просила их, чтобы дали знать, когда их не будет. Я столько нервных клеток убила, столько переживала и провела бессонных ночей, — говорила Хираи, рукой проводя по щеке и утирая слёзы. — Ты же прекрасно понимаешь, что дружба всегда была ценной для меня, что я всегда хотела себе друзей, хотя бы одного друга, чтобы между нами было доверие, когда никто не боится друг друга, ведь уверены в том, что он сохранит тайну. Я ведь просто хотела друга, — всхлипнула Момо. — Я устала, просто устала. Устала быть третьей лишней, устала, что на меня всегда смотрят как на должное, как будто боятся меня обидеть. Когда же люди поймут, что я тоже человек, у которого есть чувства, и, что мне крайне обидно, когда со мной так поступают. Это не единый случай, мама. Я много раз обещала себе, что больше не стану так делать, что больше заводить друзей не буду, потому что не хочу обжечься снова. Но я как мотылёк, иду прямо на огонь, никак угомониться не могу. Никак не в силах отучить себя от этого. Момо закончила и замолчала. Ждала, пока Маюко что-нибудь скажет, но она ничего не говорила. Мать о чём-то задумалась, смотря на свои руки и играясь с обручальным кольцом на безымянном пальце. Момо не знала, чего она ожидала, что хотела от неё услышать. Она снова перевела взгляд в окно, смотрела на улицу, ругая себя за проявленную слабость, за то, что рассказала маме, что не стоило этого делать, а дальше в себе копить. Маюко вместо слов обняла Момо, таким жестом показывая ей свою поддержку и просто напоминая, что она всегда на её стороне. Чеён Маюко не осуждала, поскольку понимала, что у неё тоже были причины, чтобы молчать, да и ее дочь, если говорить начистоту, с детства любила всё драматизировать. Нет, Момо он верила, ни капельки в её словах не сомневалась, просто, как её всегда учил отец: «Надо услышать обе стороны, и только потом делать выводы». Чеён Маюко, конечно, не услышит, потому и не спешила проклинать её, а просто закрыла глаза. Момо начала плакать ей в плечо, пока Маюко ласково проводила рукой по мягким волосам, другой рукой хлопала её по спине. У Маюко разрывалось сердце от каждого всхлипа единственной дочери, не могла она видеть её слёзы, потому что мир их не стоил. Никто не стоил слёз её дочери. — Всё хорошо, доченька, — мягко улыбаясь, ласково произнесла Маюко, отстраняясь от Момо. Аккуратно провела рукой по её лицу, вытерла слёзы и ткнула в нос. — Пожалуйста, поплачь и отпусти боль, не копи её в себе, нельзя так, себя погубишь. Ты молодец, что рассказала мне, помни, что я всегда буду на твоей стороне, что я всегда тебя поддержу. Веришь? — спросила Маюко, на что Момо сразу слабо кивнула. — Вот и славно. Кстати, я там сладкое купила, выпьем чаю? — Я не против, очень голодная на самом деле, — неловко улыбнулась Момо, шмыгнув носом. И всё-таки, Момо была права. Она действительно выиграла лучшую жизнь с такой мамой, как Маюко.***
Чеён слышала крики отца прошедшей ночью, но ответы на свои вопросы он не получила. Мина молчала, как будто говорить разучилась а Чеён, смирившись, что её не удастся разговорить, перестала спрашивать. Мина считала, что знать подробности приезда Чонгука Чеён необязательно, особенно то, что он сделал. Чеён и так от упоминания одного его имени вздрагивала от страха, как сама не своя по сторонам смотрела, будто Чонгук мог резко появиться из ниоткуда и убить её. И, если она узнает, что по его приказу (или же, он сам это сделал), были расчленены люди, то Чеён просто потеряет сознание в его присутствии. Пусть думает, что Чонгук просто приходил о чём-то поговорить с Джимином, чем узнать про весь этот кошмар. Было вполне очевидно, что Джимин решит действовать раньше времени и чем-то нагадит Чонгуку, потому что, наверное, Чонгук не стал бы поступать так опрометчиво. Тем более с тем, с кем заключил договор. Не факт, что это было правдой и Мина просто идеализировала Чонгука из-за того, что Джимина она яро ненавидела. Но пусть будет так, Мине так было спокойнее и, что уж таить, радостнее. Закрыв двери, Чеён вышла из особняка, направляясь в сад, чтобы немного побыть в тишине. На часах было четыре утра, город ещё не встал, только начинал просыпаться. Чеён прошла через клумбы, села на скамейку прямо перед фонтаном и долго наблюдала за стекающей водой, и отражение первых луч солнца на ней. Тело обволакивал запах мокрого после вчерашнего дождя асфальта, который, сам того не осознавая, заставлял расслабиться и успокоить бушующие мысли. Вчера всю ночь лил дождь, и Чеён слушала плач неба, засыпая только на два часа. Её не мучили раздумья и кошмары, что очень радовало, Чеён просто не спалось. Тогда Чеён открыла окна, спустилась на кухню и, пока все спали, заварила себе горячий шоколад. Завернувшись в плед, села на любимое кресло и наблюдала за маленькими каплями, пока те полностью не утихли. В такие моменты, как бы странно это не звучало, Чеён чувствовала себя живой. Когда просто сидишь в компании одиночества, когда вокруг только ты и чистый, обволакивающий сознание, тёплый воздух, который нежно щекотал кожу. И первые лучи солнца, пробивающиеся сквозь крыши домов, накрывая этот тёмный город своим светом. Ради таких моментов Чеён действительно хотелось жить, в такие моменты она действительно чувствовала себя счастливой, забывая про тот кошмар, что творился внутри стен. Но счастье её прерывалось на том моменте, когда она вспоминала, что уже послезавтра будет приём у Чонгука, и, следовательно, объявление об их союзе. И этого ей совершенно не хотелось. Была бы возможность, остановила бы время, поставила бы на повтор всю жизнь, прошла весь этот ад заново, лишь бы этот день не наступил. Даже удивляло то, что она была готов терпеть отца, лишь бы с ним не быть. Но когда это её о чём-то спрашивали? С её мнением никогда не считались, даже никогда не спрашивали, что уж о желании остаться дома говорить? Их тем более не выполнят. Девушка, можно сказать, уже смирилась со всем, приняла всё как должное, поскольку понимала, что по-другому и быть не могло. Но что она должна была поделать со страхом? Она никак не могла избавить себя от этого противного чувства, не могла забыть хотя бы на минуту. Чеён не сможет, не сумеет. Ей и так больно из-за происходящего, да так, что кости ломило, а страх, который по сути лишний и ни к чему, только добивал. Чеён слушала советы Мины, впитывала в себя каждую букву, постоянно про себя услышанное повторяла, но, как только её фотографию видела, всё забывала. Чеён ума не могла приложить, как она со всем этим справится, как выдержит без Мины, которая являлась для неё опорой с самого раннего детства, как не сойти с ума в этой пучине страха и отчаяния. Чеён была не в курсе, как она сможет справиться без неё. Может, попросить Чонгука? Нет. Девушка сразу отложила эту идею, которая была настолько глупая, что даже Чеён, которой было вовсе не до шуток, стало смешно. Чеён рассматривала другие варианты, чтобы увезти Мину с собой, но ничего другого на ум не приходило. И вправду, может, надо просить Чонгука, что ли? «Он не поможет!» — твердил внутренний голос, которому Чеён верила, поэтому просто грустно выдохнула, в очередной раз смирившись, что с подругой ей придётся попрощаться. И, кажется, навсегда.***
Чонгук припарковал машину перед многоэтажкой, потом быстро вошёл в здание, у ворот здороваясь с охранником. Голова из-за короткого сна трещала по швам, но он это умело скрывал и игнорировал, слабо кивая на приветствия сотрудников, потом, оказавшись у себя в кабинете, закрыл дверь на ключ, чтобы его никто не беспокоил. Подходя к столу, он достал бутылку виски, сел на кожаный диван перед окнами и осушил пару рюмок, после чего долго сидел на месте, наблюдая за видом из панорамных окон. Вид за окнами был скучный, знатно уже надоевший Чонгуку за время, что тут провел. Бесит. Чонгука тут всё бесило, и ему всё сильнее и сильнее хотелось уехать отсюда. Выходка Джимина порвала ту последнюю нить сдержанности, которая разорвалась на две части с громким звуком. Настолько был натянут, что Чонгук нормально на месте сидеть не мог, а руки так и чесались, чтобы пустить кровь и убить ненавистного врага. Он взял рюмку, долго её рассматривал, как будто что-то в прозрачном стекле прочесть пытался, потом резко бросил прямо к окнам. Стекло разбилось с громким звоном, люди снаружи, кажется, замерли на месте и замолкли, пытаясь послушать, что делает их начальник. Чонгук подошёл к осколкам, наступил на них ботинком, слушая хруст крошащейся хрустали под подошвами. Провёл рукой по окну, на которой не было ни царапины. Мечтал о том, чтобы у него была такая же крепкая нервная система, ибо его психика в последнее время конкретно страдала. Чонгук сделал глубокий вдох, на настойчивый стук в дверь не оборачивался, делал вид, будто ничего не слышит, что его здесь вообще нет. — Господин Чон, — донёсся до Чонгука голос секретаря, и тот закатил глаза от раздражения. — Что? — громче обычного тона, спросил Чонгук, из-за чего по ту сторону двери на короткое время наступила тишина. — Я спросил «что»? — вновь повторил Чонгук, не выдерживая молчания с той стороны. «Что там говорилось про нервную систему?» — Хватит, блять, тут грубить и строить из себя хуй знает кого, открывай дверь давай, — послышался уже голос Чимина. Чонгук выдохнул и покачал головой. Подошёл к дверям и, нехотя, открыл. — Заперся тут, как сопливый меланхолик, ей богу, — недовольно проворчал Пак и вошёл в кабинет, будто бы не замечая Чонгука, после чего прошёл к креслу и сел на него. — Когда-нибудь твой острый и слишком длинный язык тебя в могилу сведёт, — совершенно спокойно сказал ему Чон, проходя к своему столу. Присев на место, сложил руки, прожигая взглядом одну точку. — Лучше бы ты помолчал, ибо твои предсказания о смерти всегда сбываются, но а я, извини, должен жить. Да и радовать нашего мальчика Хосока особо не хочется, — усмехнулся Чимин и положил ногу на ногу, откидываясь на спинку кожаного кресла. — Поменьше бы ты болтал, — выдохнул Чонгук, беря в руки ручку и начиная ею стучать о стол. — Чего пришёл-то? Опять мозг мне выносить? Извини, я не в том настроении. — Я? Я просто соскучился по моему милому боссу, — мило улыбнувшись, сказал Чимин, смотря на Чонгука ехидным взглядом. Но Чонгук смотрел в ответ грубо, глазами приказывал, чтобы тот не играл в свои игры. Но кого это останавливало? — Ну-ну, что ты так смотришь? Тебя кто-то обидел? — Чимин, не зли и говори быстро, зачем ты пришёл, — резко и по делу. В стиле Чон Чонгука. — Какой ты скучный, — закатил глаза Чимин, потом стал серьёзным, выпрямляясь на кресле. — Короче, был я вчера у одного нашего «друга» и кое-что выяснил, если точнее, я заподозрил кое-что, когда с ним разговаривал. — Поподробнее, — потребовал Чон, внимательно слушая, сложив руки на столе. — Помнишь тот слив полгода, полтора, сам уже не помню. Но ты понимаешь, что имею ввиду? — спросил Чимин, на что получил положительный кивок. — Так вот, предателей мы только недавно нашли и наказали, но есть у меня одна мысль, что это были не единственные крысы среди нас, — нагибаясь вперёд, тихо рассказал Чимин, поскольку не доверял никому здесь и не очень желал, чтобы их подслушал кто-то. — И он более близок к нам, чем мы думаем, иначе как им удалось приблизиться к такой скрытой информации, которую знали только несколько людей. — И на кого ты намекаешь, кто этот предатель? — нахмурился Чонгук, прекрасно понимая намёк, о котором пытался донести до него Чимин. — А сам как думаешь? — непринужденно спросил Пак, снова откидываясь на кресле, говорит привычным тоном, что разозлило Чонгука. — Кто кроме меня и тебя имел доступ к той информации? — Предположим так, но если это очередная твоя выходка, то я тебе язык вырву, — прошипел Чонгук, гневно прожигая на лбу Чимина дыру, представляя, как пробивает её пулей. — Да ну? А не кажется ли тебе странным то, что Хосок каким-то «чудесным» образом смог вычислить тех крыс, которых он только вчера самолично вырезал? — тем временем продолжал Чимин, совсем не обращая внимания на гневный взгляд Чонгука, который так и велел тому помалкивать. — Которые хотели сорвать нам товар и засадить нас? Даже если и узнал, то один элементарный вопрос: как? — Чимин, — непринужденно произнёс Чонгук после нескольких секунд молчания, подбородок указывая в сторону двери. — Я вижу, тут вы обо мне сплетничаете, — сказал Хосок, который стоял у порога, скрестив руки на груди и испепеляя взглядом блондина, который, собственно, и говорил о нём. — Настолько меня ненавидишь, что уже хочешь против меня моего же брата настроить? — фыркнул Хосок, проходя ближе к столу Чонгука, становясь рядом с ним. — Если тебя так волнует то, как я узнал о предателях, то будь по-твоему, признаюсь, что услышал их разговор, которого я, собственно, не должен был слышать. Тут и подозрения пошли, которые, кстати, меня не подвели, — грубо сказал Хосок, с громким звуком положив папку на стол. — А теперь иди и занимайся своей работой, чем говорить за моей спиной, урод. — Лучше бы помолчал, — фыркнул Чимин, но продолжил сидеть на месте, покидать офис даже не думал. — Я всё равно тебе не доверяю, и, можно сказать, теперь под моим наблюдением. Смотри не проколись, умник ты наш. — Да хоть живи со мной, залезь в голову, мне похуй, я всё сказал, больше мне говорить нечего. А оправдываться перед кем-то, тем более перед тобой уж точно не собираюсь, — грубо сказал Хосок, а Чонгук тяжело выдохнул, начиная злиться из-за данной ситуации, которая ему совершенно не нравилась. — Твои слова весьма интересны, Чимин-а, — протянул Чонгук, с нотками не скрытой злости в голосе. Хосок и Чимин перевели удивлённые взгляды на Чонгука, который расслабленно откинулся на стуле, качая головой в стороны. — Но с чего такие выводы? Есть доказательства того, что мой брат хоть как-то причастен к этому, — потребовал Чон. В кабинете наступила тишина. Чонгук смотрел на Чимина и Хосока, у которых глаза в разные стороны бегали. А Чонгук всё ждал ответа на свой вопрос, и, не дождавшись, потерял терпение. — Как я и думал, — вы выдал Чон, потом резко бросил ручку на стол. — Я сколько раз велел вам прекратить и не разыгрывать передо мной такие спектакли? — немного повысив голос, холодно спросил Чонгук, пробегаясь гневным взглядом по обеим. — Я уже, честно, заебался с вами о чём-то говорить, потому что вы вообще меня не слушаетесь. Ведёте себя, как идиоты, которые так и не повзрослели. Вам сколько лет-то? Вам давно за двадцать. За двадцать пять, блять, а всё ведёте себя как дети, которые игрушку не поделили, — ругался Чонгук, впервые за долгое время повышая голос на братьев. — Твои слова, Чимин, безусловно, заставляют задуматься, но ты хотя бы подумал о масштабности своих обвинений? Для того, чтобы так громко обсуждать о предательстве и двусторонности моего брата — нужны доказательства, хотя бы на один процент подтверждающие его виновность, которых ты мне не предоставил. А если я буду верить интуиции каждого моего работника, то мне надо будет себе могилу рыть, и самому лично себя похоронить. А теперь убирайтесь вон отсюда, решайте свои дела подальше от меня, и, наконец, примените силу, чем бесполезными словами кидаться, от которых нет никакого смысла. Чонгук, закончив тираду, прикрыл рукой лицо и шумно выдохнул. А Пак и Чон молча вышли. Чонгук им вслед не смотрел, он их видеть даже не хотел, уже настолько заебали, что их уход был только в радость. Нет, Чонгук понимал, как можно вести себя так глупо, когда они под прицелом, и по ним в любой момент могли ударить. Каждая минута в этом чёртовом городе была важна, они сейчас находились на вражеской территории, где не имели такой власти, как у того, кто владел ею. Чимин никогда серьёзностью не отличался, но если и Хосок себя так вёл, то что о Чимине он мог говорить? Голова из-за этих двоих ещё больше разболелась. Чонгук также помнил, что Чимин ещё и очень умён, и в его слова хорошо было бы прислушаться, потому что тот никогда не ошибался в своих догадках, до ниточки вёл расследование, находя именно то, что было нужно. Доказывал свою точку зрения любыми способами, никак не успокаивался, если не сделает задуманное. Но сомневаться в Хосоке? Он доверял ему больше, чем воздуху, и Чонгук даже на миллисекунду не мог представить то, что Хосок может быть предателем. Тот, с кем он рос рука об руку, который был его опорой с самого рождения, хоть отношения с отцом у них не сложились. Хосоку, если дело касалось младшего брата, на отца и на его пренебрежение в его сторону, было абсолютно плевать. В такие моменты он даже забывал о его существовании. Чонгук не вынесет то, если Хосок окажется предателем, даже думать об этом не хотел. — Соён, принеси мне кофе, — приказал он секретарю, который как раз вошла в кабинет, держа в руках чёрную, довольно-таки объёмную папку. — Сию минуту, — быстро кивнула Соён, но прежде чем выйти, подошла к Чонгуку, кладя папку на стол. — Это досье, как вы и просили. — Там вся информация? — сощурил глаза Чон, дёрнув бровью. — Там всё, что мне удалось найти, — осторожно произнесла Соён, нервно поджимая губы. — Иди.***
Момо вышла из библиотеки, пытаясь при этом положить книгу в сумку. Потом пошла в кафе и быстро там перекусила, после чего наведалась в парк, чтобы немного отдохнуть. Сегодня, на удивление, светило солнце, асфальт полностью высох, не оставив ни единого намёка на дождь, и Момо захотелось в этот день прогуляться и книжку прочитать на свежем воздухе. До парка Момо пошла пешком, ждала у светофора зелёный, потом прошла вместе с толпой. Старательно игнорировала пробирающиеся в голову воспоминания, как закончилась её последняя прогулка по городу. Оказавшись перед воротами нужного места, Момо долго стояла, смотря на ту скамейку, а потом поругала себя за то, зачем вообще сюда пришла. «Не стоило», — думала про себя девушка. И правда не стоило, чтобы воспоминания потом потоком не лезли, потому что теперь они надолго не отстанут. А Момо не хотела думать ни о чём, она хотела забыть всё то дерьмо, что на неё навалилось, проживать свои дни без всяких плохих и тяготящих голову мыслей, которые в последнее время везде её преследовали, куда бы та не пошла. Момо быстро прошла внутрь, назад не смотрела, села на скамейку, достала книгу и принялась читать, полностью отключаясь от внешнего мира. Не заметила, как за чтением пролетело время и стрелки указывали на пять часов вечера. Момо положила книгу обратно в сумку и направилась к выходу. Набрала шофёра, чтобы тот за ней приехал. Потом направилась в аптеку, что находился недалеко, чтобы купить лекарственные травы. Как только подошла к аптеке, Момо заметила больно знакомую машину, от которой по телу дрожь пробежала. Хираи уже собиралась уйти, как из аптеки вышел тот, от которого только что бежать собиралась. Если до этого Момо боялась самого Хосока, то сейчас боялась за Хосока. Хосок, почувствовав на себе чей-то взгляд, остановился, смотря на ту, кто в нескольких шагах от него стояла. У Момо, которая теперь видела его лицо прямо, дыхание задержалось. Рассечённая бровь, разбитая губа, которая до сих пор слегка кровоточила, как и бровь, большой порез на левой скуле, вокруг которой также запеклась кровь, такая же ссадина и на подбородке. У Момо сердце вниз упало, когда в голову полезли вопросы о том, что с ним случилось. Представляла всё самое ужасное, даже дышать перестала. Девушка нахмурилась, попыталась разглядеть полностью. Но сделать шаг в его сторону боялась. Не смела. — Хватит на меня глазеть, я тебе не экспонат в музее, — грубо обратился к ней Хосок, быстро прошёл к машине, после чего та с громким визгом шин уехала на большой скорости, оставляя после себя глотать пыль. Момо смотрела ей вслед, в груди чувствовала тупую боль, которая становилась всё острей и острей. Хираи закусила губу, потом сделала глубокий вдох, поднимая голову к небу, просила, чтобы она больше никогда Хосока не видела. «Потому что больше её сердце не выдержит.»***
Хосок громко зашипел и глаза зажмурил, пытаясь стереть с лица запекшуюся кровь. Чимин неслабый оказался. И удар у него не на шутку тяжёлый. Как Чонгук и сказал, мужчины договорились наконец порешить свои разногласия кулаками, потому что по-другому они и не умели, слов они всё равно не понимали. Пытались, но всё равно наступали на одни и те же грабли; Чимин откровенно издевался, выводил Хосока из себя, а Хосок просто злился, поливал ядом в ответ, но силы не применял. Но вот, терпение лопнуло, говорить с Чонгуком за его спиной о том, что тот якобы предатель просто вывело Хосока из себя. Это было последней каплей до того, как он с цепи сорвался. Он был готов накинуться на Чимина прямо там же, но он слишком уважал Чонгука и себя, чтобы поступать так глупо и необдуманно. Но Чонгук дал добро, а значит, больше сдерживаться не было нужно. Хосок хоть и вышел победителем, но урона тоже получил немало. И, честно, судя по тому, как он себе ранения обрабатывал, он ещё и осознал, что из него получился бы хреновый врач. Как казалось Хосоку, его призвание больше убивать и калечить, чем лечить и жизни спасать. Наконец-то закончив с обрабатыванием ран, он заклеил всё пластырем, потом вернулся в гостиную, беря телефон со стола, замечая пропущенные звонки от Чонгука, а внизу несколько сообщений. «Надеюсь, что вы наконец решили свои недопонимания и снова так позориться передо мной не будете. На этом ставите точку, и, Хосок, хотя бы ты перестань вести себя так пренебрежительно и глупо. Надеюсь, что ты меня услышишь.» Хосок отбросил телефон на ближайший диван, сам ушёл в свою комнату переодеваться. Хосок всё ещё был зол, полностью пар ещё не выпустил. Он взял спортивный рюкзак и спустился вниз, сел в машину и поехал в зал. Хотя бы за избиением боксёрской груши умерить свой пыл хотел, хотя Чон больше предпочитал избивать живое мясо, а не безжизненную тушу.***
Чимину знатно от Хосока досталось, видно было, что тот за все его издевательства ему в полную меру отплачивал. Наносил удары, абсолютно не жалея для этого никаких сил и разбитых до мяса костяшек. Впрочем, Чимину было как-то всё равно, просто лицо ужасно болело, также, как и всё тело. Отдельная благодарность Чону за то, что Хосок бил не по лицу не так часто, предпочитая наносить удары на более уязвимые места. Как Хосок часто говорил «он доставлял боль», именно боль. Чон со своей задачей справился, так, что у Чимина болело абсолютно всё. Кажется, даже волосы. Он принял душ через боль, смывая с себя пыль и кровь, с каким-то внезапным интересом наблюдая за тем, как вода постепенно приобретает прозрачность и вся грязь уходит. Насухо вытерев тело махровым полотенцем настолько осторожно, насколько это было возможно, Чимин принялся за раны. Помазал синяки мазью, израсходовал почти весь тюбик, потому что их было очень много. На теле были многочисленные следы побоев, особенно в области торса. Закончив с мазью, Чимин перевязал живот, зашипел от своих неосторожных прикосновений. Закончив с наматываем бинтов, Чимин надел штаны, на плечи накинул халат. Спустился в гостиную, где по левую сторону от него находилась кухня. Чимин подошёл к холодильнику, доставая оттуда бутылку выпивки, после всю ночь пил, пока полностью обессиленный не отключился прямо на диване. Проснулся Чимин из-за того, что кто-то теребил его за плечо. Пак нехотя открыл глаза, сразу же из закрывая из-за болезненно бьющегося прямо в зрачки сильного солнечного света. Чимин что-то промычал, вяло махая рукой, а потом его кто-то сбросил с дивана. Обречённо простонав, Чимин открыл глаза, видя перед собой Чонгука, который стоял подле него, положив руки в карманы. Чимин опустил взгляд, пряча лицо, на которых красовались синяки, следы вчерашнего боя, о котором Чонгуку стопроцентно уже было известно, а живот и так был прикрыт халатом. Даже если и знал, Чимин всё равно не хотел «хвастаться» синяками, потому что привык видеть своё лицо чистым, за которым он, кстати, много ухаживал, покупая только всё самое лучшее для ухода. — Что-то срочное? — спросил Чимин, вставая с пола и присаживаясь на диван обратно. Забинтованный торс прикрыл тканью халата, но Чонгук, кажется, всё равно заметил. — Налей нам.***
Чеён трясло. Два дня пролетели слишком незаметно и быстро. Она стояла перед зеркалом в своей комнате, вот уже минут десять всё на себя смотрела, свой внешний вид оценивала, и желание спрятаться под кроватью с каждой секундой росло и набирало обороты. Они должны ехать на приём. К Чонгуку. К нему в дом. Она снова его увидит, снова придётся стоять рядом с ним, и, возможно, не дай бог, разговаривать. Чеён замерла статуей, с места не двигалась, хотя давно со сборами закончила. Визажист ещё полчаса назад ушёл, стилисту пришлось немного задержаться из-за Чеён, которая категорически отказывалась надевать то, что ей принесли. А принесли ей шёлковую блузку молочного цвета. И всё бы ничего, если бы не один момент, который очень смущал Чеён. Она ужасно просвечивала, и её нижнее бельё было видно со всех сторон. А надевать что-то, что могло бы прикрыть все прелести, стилист не считал важным. Чеён вышла победителем, и ту блузку она не надела. В этом ей помогла Мина, которая появилась буквально из ниоткуда и помогла Чеён избежать позора, буквально от смертной казни спасла. Чеён и Мина не знали, даже примерно предположить не могли, о чём думал стилист, что подбирал эту блузку, которую, в принципе, можно и не надевать. Мина дала Чеён такую же, из шёлка, но более широкую рубашку чёрного цвета и красивые джинсы с высокой посадкой такого же цвета. Подобрала подходящую маленькую сумочку и аксессуары. Мина так же прикрепила ей чокер, хотя Чеён до последнего отказывалась надевать это, аргументируя свой отказ тем, что она похожа на шлюху, сбежавшую из борделя. Мина только сказала, что это будет выглядеть красиво, и больше ни слова не произнесла, и Чеён не позволила. А Со так и замолчала, приняв, что Мёи больше ни слова не скажет. Чеён готовили добрых три часа, из-за чего она, уже уставшая и желающая оказаться на мягкой кровати, хотела, чтобы всё это поскорее закончилось. На часах было почти девять, выезжали они через минут двадцать, если не меньше. Чеён всё своё отражение рассматривала, понимая, что это не она. Чеён никогда в жизни так не красилась, никогда так не подводила глаза, из-за чего ей казалось, что они и вовсе не её. На неё смотрели какие-то другие, от того и непривычно. Макияж своё дело делал, и, Чеён должна была признать, что визажист оказался мастером своего дела, раз визуально с помощью косметики смог изменить разрез глаз. Чеён не особо любила «лисий взгляд», и она чётко помнила, что предупреждала об этом визажиста, но тот всё равно сделал по-своему. Это вовсе не её стиль, что одежда, что макияж. Она чувствовала себя не в своей тарелке, так и хотела пойти в ванную, убрать всю эту штукатурку и надеть более «серые» вещи, чтобы не выделяться, и избавить себя от лишнего внимания. Хоть жизнь с отцом его обидела, а вот внешностью очень даже одарила. Чеён была очень красивая, буквально настолько, что иногда казалось, будто бы Чеён не настоящая. Её красоту все хвалили, её обожали, именно такую многие и хотели, но только… Но что ей дала эта внешность, о которой все так кричали? Ни-че-го. Чеён была готова переродиться уродом, потому что она ему не нужна, потому что не в ней дело, потому что она бесполезна. Чеён была нужна свобода, нормальная жизнь, а красивое и смазливое лицо в этом ей не помогут. И не помогли. — Мы выходим, — сообщила ей Мина, заходя в комнату без стука. Чеён даже не дёрнулась, та вообще будто её не услышала, продолжая на себя смотреть, изучать, думая, за что с ней всё это происходит, что она сделала такого, что теперь ей приходилось проходить через это. Она перевела взгляд на Мину, бесцветно на неё смотрела, всем видом показывала, что устала. У неё даже не было сил сопротивляться или как-то воспротивиться. Чеён настолько устала, что готова была броситься под трактор, лишь бы отдохнуть от всего, что на неё навалилось. — Чеён? — вновь повторила Мина, сощурилась, внимательно на девушку смотрела, ожидала ответа, которого не получила. Чеён под гнётом последних событий, воскресала, а потом снова умирала, и так по длинной бесконечной цепочке, которая не собиралась прекращаться. Даже не думала об этом. А Чеён захлёбывалась болью, которая внутри огромным камнем застряла, перекрыла всё, что только можно. Со слабо кивнула, подошла к кровати, на котором её ждал пиджак глубокого чёрного цвета, украшенный длинными серебряного нитями цвета и большого количества страз. Чеён накинула его на плечи, и без слов вышла. Мина вышла следом. Мине тоже было не лучше, если честно. Из-за состояния Чеён в последние дни, она тоже очень беспокоилась. Боялась, как бы Чеён не сломалась. Этот наивный ребёнок, который до последнего оправдывал отца, был жестоко растоптан им же. У Чеён действительно было огромное сердце, раз она каждый раз находила оправдания действиям Джимина, хотя и упрямо делала вид, что это не так. Мина знала, что Чеён отца ненавидит, но всё же, какая-то доля любви к родителю у него глубоко в душе всё же имелась, и Мина, если говорить прямо и грубо, абсолютно не понимала, почему Чеён оправдывает его. Считала это тупостью, но не ему судить. Потому что она тоже… тоже такое испытывала. И это было последним, о чём она хотела вспоминать. У Чонгука особняк был просто огромный, даже больше дома Со, и Чеён еле сдержалась, чтобы от удивления рот не открыть. Признаться честно, такое Чеён ещё никогда за всю свою жизнь не видела, и, кажется, отец тоже, который, в отличие от Чеён, смотрел с открытым ртом. Сама конструкция была трёхэтажная, разделенная на три части. Левая предназначалась для проживания слуг, а рядом находился маленький дом, где хранилось всё необходимое для ухода за садом. Правая часть была для гостей, или же для отдыха. Там находился и бассейн, и фитнес-зал для занятий, даже небольшая библиотека имелась. Также был зал для бокса, которым Чонгук постоянно занимался. Огромный двор, прямо в центре которого расположился небольшой фонтан и такой же огромный сад, который занимал бо́льшую часть двора. Вокруг пахло хвоей и цветами, и это успокоило Чеён, которая была готова в обморок упасть. Оказавшись внутри особняка, Чеён с горечью поняла, что людей тут оказалось, намного больше, чем она себе представляла. Стоило ей войти, как все мигом замолкли, устремляя взгляды на девушку. А потом начали о чём-то шептаться, от чего Чеён стало очень неприятно. Мина сразу увела её в глубь, потом в самый дальний угол, где меньше всего людей расхаживали, и дала ей сок, чтобы выпила и расслабилась. Джимин же подошёл к Джисону, начиная с ним о чём-то увлечённо разговаривать, забывая о присутствии Чеён, которая успела от него сбежать. — До объявления помолвки, стой здесь, и поменьше контактируй с людьми. В первую очередь помни, что никто к тебе с благими намерениями не подойдёт. Пьяных особей вообще избегай, они очень нехорошие личности и лишних проблем создадут, поняла меня? — чётко сказала ей Мина, стоя рядом с Чеён, которая, обняв себя за плечи, внимательно её слушала. — Я бы осталась с тобой, но мне нужно быть с господином, без этого никак. Справишься? — Иди, иначе он разозлится и поругает тебя, — тихо сказала ей Чеён, кивая в сторону отца, который беззаботно пил шампанское, всё так же разговаривая с старшим Чоном. Мина нехотя оставила Чеён и направилась в сторону Джимина, который ушёл куда-то с Джисоном, а потом и вовсе скрылись на верхнем этаже, наверное, обсудить свои дела. Девушка решила подняться тоже и переждать уже там, чтобы потом у неё не было лишних проблем. Господин Со иногда бывал очень злым, что мог за любую мелочь накричать, оплошности прошедшего месяца вспоминал, и за них мог наказать, а этого она не хотела. Мина шагала медленно, вовсе не спешила, потому что не в её стиле было чужие разговоры слушать. Она просто была рядом, при этом держала дистанцию, не теряя никого из виду. Посмотрела в сторону, увидела, что Чеён стояла на том же месте, сидя за столом, в руках держа телефон, которым в разные стороны вертела. Отвела взгляд от Чеён, уже хотела за Джимином подняться, как до мурашек знакомый голос её остановил. — Кого я вижу, — растягивая буквы, радостно произнёс Чимин, который оказался рядом, будто из-под земли вырос. Девушка тяжело сглотнула, стараясь скрыть удивление, когда на чужом лице синяки увидела. Также, стоя к нему так близко, заметила и пластырь на шее. Ворох вопросов заполнили мысли, а откуда-то взявшееся волнение вело в оцепенение, температура тела резко понизилась. — Всё ждал, когда же придёт Миччин, — хищно скалясь, сказал Пак, из-за чего Мина недовольно нахмурила брови. — Признаюсь, уже соскучился по твоему хмурому личику. — Не говорите со мной в таком тоне, мы не близки, — сдержанно ответила Мина, отходя от Чимина, который стоял слишком близко. Как тогда, в магазине. — А ты всё такая же зануда, — цокнул Чимин. — А вы всё такой же нахал, — безэмоционально парировала, отворачиваясь к нему спиной. Не прошло и секунды, как она почувствовала дыхание на шее и крепкое тело сзади. Как тогда в особняке. — А давай сбежим, — тихо шепнул ей на ухо Чимин, кладя руки на спину девушки, из-за чего та дар речи потеряла, статуей замирая, лишившись возможности двигаться. — Тут с балкона прекрасный вид, знаешь ли. Давай посмотрим? Ты же хочешь убежать отсюда, я же вижу. Соглашайся, сегодня и луна очень красивая, вместе посмотрим, — добавил Пак. — Уберите руки! — на повышенном тоне сказала Мина, резко придя в себя и грубо убирая руки Чимина, которые незаметно на талию переместились. — Хватит вести себя, как ребёнок. Хватит уже издеваться надо мной, я не ходячий цирк для вас, я не сумасшедшая, как вы меня называете. Уважайте хотя бы моё личное пространство, разве это так сложно? Мне противны ваши прикосновения, чего уж таить, противно ваше присутствие в целом. Я прошу вас, оставьте меня, если господин Джимин узнает, что я с вами разговаривала, то достанется мне, не вам. Хотя, что-то мне подсказывает, что именно этого вы и добиваетесь, — Мина говорила это нервно, без остановки. Руки снова начали дрожать, теперь уже крупно, дышать становилось всё тяжелее. Перенервничала? Девушка резко замолкла, смотря на руки, даже не скрывая это от Чимина, который всё ещё стоял рядом. На гостей, которые перевели взгляды на неё, даже не смотрела. Даже на Чеён, взгляд которой прожигал ей профиль. — Не нервничай так, не нужно, — подозрительно мягко произнёс Чимин, останавливая официанта, который проходил мимо, протягивая девушке стакан сока. — Ладно, извиняюсь, позволил себе лишнего. Держать сможешь? — спросил мужчина посмотрев на её руки. Мина посмотрела на Чимина и глубоко вздохнула. Ощущение у девушки было такое, будто ей горло чем-то тяжёлым придавили. Руки всё ещё тряслись, дышать было трудно. Чем это вызвано, Мина не имела понятия. В горле сухо, ей срочно нужна была вода. Мина пыталась взять стакан с рук мужчины, на та ускользнула из рук и с громким звуком разбилась. Чимин думал недолго, взял девушку за локоть, уводя из душного помещения, где на них смотрели лишние глаза. Они вышли в пустой коридор, и Чимин повёл притихшую девушку к лестнице, наверх. Открыв дверь, они вышли на балкон и Мина вдохнула полной грудью чистый воздух. Чимин указал ей на кресло, который был расположен прямо перед перилами, и усадил на неё Мину. Взял бокал со стола, налил туда воду и протянул девушке, которая сразу приняла воду. Чимин держал бокал с ней, и он знатно удивился, потому что Мина ничего не сказала, когда их пальцы соприкоснулись. — Вот уж не знал, что за этой каменной стеной такой нервная девушка, — совсем не грубо произнёс Пак. Скорее, самому себе сказал, чем пытался Мину задеть. — Ты как? Нормально? Говорить можешь? — Извините, — тихо произнесла Мина, всё также смотря на свои руки, которые на данный момент лишь мелко подрагивали. Мина чувствовала неловкость из-за своего недавнего срыва, не понимала, что на неё нашло, ведь до этого всегда была безэмоциональной глыбой, которая, применяя силу, вылавливала из себя хоть какие-то эмоции. А сегодня они заработали слишком быстро и несколько одновременно, из-за чего девушка не выдержала. — А за что, собственно? Если из-за того, что мне пришлось покинуть гостей, сразу скажу, что я даже рад твоей «панике», потому что так и мечтал оттуда сбежать. — Так поэтому вы хотели со мной сюда? Чтобы был повод? — Ну, можно и так сказать. — А можно вопрос? — робко поинтересовалась девушка, а когда Чимин на неё посмотрел, щеку изнутри укусил, себя поругала за то, что вообще это начала. — Ну, валяй. Если ты про синяки, то с Хосоком членами мерились, ничего особенного. — Оу… — застыла Мёи, отводя взгляд на сад, лишь бы на Пака не смотреть. — Ну, я… вообще-то имела ввиду пластырь на вашей шее… — Ах, ты про это? — прыснул Чимин. Немного постояв на месте, Чимин отошёл от перил, присел перед девушкой на корточки, отклеивая телесного цвета пластырь и открывая взору морду льва. — Татуировка? — удивилась Мина, каким-то восхищёнными глазами разглядывая рисунок. Протянула руку, но сразу отдернула, понимая, что забылась. — Да, по глупости своей пару лет назад набил. — А вы были умны? — Ого, грязно играешь. Я и так умный, просто не демонстрирую это. Знаете ли, лучше выглядеть перед нашим обществом тупым. — А какой в этом толк? — Ну, мне так легче, — пожал плечами Чимин и улыбнулся. Просто улыбнулся, без какой-либо издёвки и насмешки, и это не был тот оскал, напоминающий хищного зверя, а самая простая и непринужденная. Такая… красивая. Мина молча смотрела на Чимина, изучая его профиль. Перед ней был будто ангел; на его светлых волосах слишком красиво свет луны отражался, а Чимин их рукой постоянно назад зачесывал. На пальцах было много колец, самые разные, с камнем и без камня, простой обруч, и самое яркое, украшенное большим количеством мелких дорогих камней, с которыми он постоянно игрался. А одет он был так, как будто с обложки модного журнала сошёл. Они оба молчали, ничего друг другу не говорили, лишь перекидывались короткими взглядами. Но молчание на них не давило, наоборот, оно было какое-то успокаивающее и приятное. Девушке как-то стало хорошо в его компании. Подчеркнула в голове, что общество с Пак Чимином оказалось довольно приятным, только при условии, что тот держал дистанцию и не разговаривал с ней, храня верное молчание.***
Чеён так быстро потеряла Мину из виду, из-за чего начала очень сильно нервничать. А все вокруг только и делали, что смотрели на неё. Кругом были одни незнакомые люди и неизвестные лица, которые она никогда прежде ещё не видела. Она не знала, куда себя деть, стояла в самом дальнем углу, где дверь в коридор находился. Там вообще людей не было, что немного успокаивало натянутую в струну сердце девушки. Она всё опиралась по сторонам, пытаясь найти Мину, так внезапно исчезнувшую буквально из-под носа, но всё безрезультатно. Чеён нервно кусала губы и едва слышно вскрикнула, когда почувствовала прикосновение на плече. Резко обернувшись, Чеён увидела какого-то мужчину, который, судя по всему, был уже в хлам пьяный. — А что такая красивая куколка тут одна делает? — промямлил мужчина, пьяно улыбаясь. Глаза девушки вылетели из орбиты, с открытым ртом смотря на мужчину, который что-то пытался ей сказать, но всё собраться не могла. — Я пойду, — пробурчала Чеён, пытаясь быстро свалить, но тот дядя резко схватил её за руку. — Что вы делаете?! — вскрикнула Чеён и дёрнула рукой, пытаясь высвободиться, но тот хам держал стальной хваткой. Никак не освободиться, и откуда в нём было столько силы? — А я не разрешал тебе никуда уходить, — противно прошептал мужчина, дёрнув рукой на себя. — Отказ — скрытое соглашение, слышала такое? Я же вижу, что ты хочешь, весь твой вид об этом говорит, — грязно ухмыльнулся тот, таща девушки в коридор, где никого не было. А у Чеён язык к нёбу прилип, от страха ничего сказать не могла, всё пыталась освободить руку, на которой уже синяк виднелся, и пальцы посинели. — О-отпустите, — с трудом выпалила из себя Чеён, паника медленно подкрадывалась к горлу, вызывая чувство тошноты, которую Чеён в себе давила. Они уже оказались в коридоре, здесь её никто не услышит, люди слишком были увлечены своими разговорами, чтобы слышать мольбы о помощи девушки, которая так глупо попалась на крючок. Чеён уже отчаялась, уже приняла свою участь, карая себя за свою слабость, в очередной раз понимая, какая же она жалкая. Но потом её внезапно схватили за другую руку, резко притягивая к себе. Чеён развернулась безвольной куклой, врезаясь в чью-то мощную грудь, и сразу пальцами за ткань чёрной рубашки схватилась, чтобы не провалиться на пол и всеми силами пытаясь на ватных ногах устоять. Сердце сразу же обеспокоенно забилось. Чеён медленно подняла голову и увидела на «дьявола», который её крепко в своих руках держал, с подавленной (наигранной?) злостью на мужчину рядом стоящего смотря. — Господин Тан, не кажется ли вам, что вы немного перебрали с алкоголем? — умеренным тоном спросил Чонгук, голос эхом по пустому коридору разнёсся, а у Чеён внутри всё верх дном перевернулся. Она слышала его голос, но даже сейчас ей казалось, что это в первый раз. От его тембра голоса мурашки по телу пробежали, и вовсе не от того, что он её успокаивал. Наоборот, пугал, о спокойствии даже речи быть не могло. — Чонгук? А, я тут, вот, куколку нашёл. Иду, вижу, что та одна и ей скучно, ну так… решил поразвлечь нас обоих, — пьяно произнёс мужчина, возможно даже не разбирая, что он говорит. — Отнекиваться начала, но я же вижу, что хочет! Хочешь, ведь? — Понятно всё с вами. Проведите его в комнату для гостей, промойте желудок, пусть отоспится, а потом выгоняйте вон отсюда, — приказал Чон людям, что стояли рядом. Чеён даже не заметила, как они тут оказались. Чеён уже ничего не волновало, кроме рук, которые на его плечах покоились. Она всё также была прижата к груди, Чонгук её не отпускал. — Ну а ты, — Чеён упустила тот момент, когда люди Чонгука увели пьяного мужчину, и вздрогнула, резко поднимая голову, глазами встречаясь с тёмными глазами Чонгука, в которых непроглядная тьма виднелась. — Советую тебе быть поосторожнее, ибо тут много пьяных мужиков, привыкших получать всё без отказ. А мне, скажу по секрету, использованный супруг не нужен, — сказав это, Чонгук оттолкнул от себя Со, направляясь в сторону зала. Чеён на его широкую спину смотрела, касания-ожоги всё ещё чувствовала, хотела сейчас же оказаться в душе и смыть с себя всю эту ночь и события. Запястье горело, плечи горели. Чеён горела. Дальше для Чеён всё прошло одним моментом, большинство событий она даже не запомнила. Чеён не помнила, как Чонгук объявил о своей скорой женитьбе с дочерью известного бизнесмена Ким Джимина, также оглашая теперь и сотрудничество двух величайших компаний. Но помнила жар чужой руки, как её кожа сгорала под длинными пальцами, которые в течении нескольких секунд её руки не отпускали. Чеён не помнила, как она вышла к гостям, готовая разреветься перед всеми, но помнила чужую руку у себя на талии, которая по-хозяйски к себе притягивала, показывая, что теперь она принадлежит только ему. Чеён не помнила лиц людей, но помнила голоса, которые будто издевались над ней. Была в их нотках какая-то скрытая ненависть, какая-то ирония, когда они её красоту восхваляли, желая им хорошего будущего и счастливой семьи. Чеён им не верила. Слушала и не верила. Чеён рядом с Чонгуком стояла, иногда проникали в себя, забывая где она находится. Слабым толчком в бок на землю возвращалась. Это Чонгук его в жестокую реальность возвращал. Теперь, кажется, по-другому и не будет, потому что рядом с этим мужчиной только и получать жёсткие пощёчины от реальности, падая на землю, разбивая себе конечности. А Чеён больше испытывать боль не хотела.