«Даже если грубые слова, словно лезвия ножа, причиняют боль и ранят, я не могу перестать дышать.»
Казалось бы, это далеко не первый раз, когда приходилось делать вид, что совершенно не знаешь этого человека и вообще, никогда с ним не общался. Момо часто доводилось делать такое, когда разочаровывалась в очередном «друге», и всё, вроде бы, было хорошо и никакие трудности не тревожили. Но делать такое с Хосоком оказалось гораздо тяжелее, чем она могла себе представить. Если те люди, с которыми она прерывала общение, не старались его возобновить, делая вид, что тоже не знали Момо, с Чоном всё было немного не так, как раньше. Хосок постоянно заставлял вспоминать о своём существовании и о том, что они знакомы. Он писал ей почти каждую минуту, и, кажется, ему было плевать на то, что девушка вообще отвечать не намерена. Момо не выходила из дома ровно неделю. Ровно неделю делала вид, что Хосока вообще в её жизни не было, ровно неделю она игнорировала его звонки, сообщения. Не выходила на улицу, когда тот приезжал к ней домой, и велела охране не впускать его. Хираи слышала треск своего сердца каждый раз, когда она закрывала шторы, чтобы не смотреть на него. Но даже закрытые окна и шторы не заставляли её сердце успокоиться, которое тянулось к нему. Хосок был там, по ту сторону ворот, сидел в машине и отчаянно надеялся встретиться с Момо. Но сама девушка отказывалась спускаться. Рана на душе пока что была совсем ещё свежая. Нужно было время, чтобы дать ей хотя бы немного затянуться, иначе рядом с Хосоком Момо не выдержала бы. Слишком сильна была та боль, которая затаилась внутри, разрывая её сердце на маленькие кусочки. И как с ней справляться, Хираи тоже не имела понятия, поэтому старалась отвлечь себя книгами, но буквы просто плыли на страницах, всё никак не хотя скалываться в предложения. Чтение не помогало. Единственное, что могло успокоить внутреннюю бурю Момо, так это простой кусок ткани, которую она хранила в своём шкафу, до сих пор не выбросив. Момо каждый раз, когда хотела просто обкуриться до беспамятства и забыться, брала в руки пиджак и просто прижимала к лицу, чтобы немного успокоить болящее сердце. Не сказать, что от этой процедуры становилось хорошо, но хотя бы немного облегчалась боль. И всё же, не проходило и часа, как сердце вновь начинало кровоточить, болеть, требовать своего мужчину, которого оно выбрало, которого пыталась избегать девушка, которого отталкивала. С каждым пройденным днём, Момо казалось, что ещё немного, и она точно сдохнет, что боль просто заставит её сердце остановиться. От Мины ничего не было слышно, как и от Чеён, которая залегла на самое дно. Она знала, что в доме Чона ей не рады, поэтому не ходила туда. Не то, чтобы Чонгук его останавливал, как бы нет, просто не хотелось видеть его брата, да и, она понимала, что сейчас лучше оставить Чеён одну и дать ей привести мысли в голове в порядок. Если понадобится, то Мина ей обязательно поможет. Как бы горько не было это признать, но Момо ей ничем не помогла бы. У неё не было такой способности, чтобы вытаскивать Чеён из дна, в котором она всегда тонула. Это могла только Мина. Момо встала с кровати и уныло поплелась на кухню. Она с утра ничего не ела, так и сидела, прожигая взглядом стену напротив, рядом лежала книга, а на краю кровати пиджак, который будто смотрел на неё невидимыми глазами, из-за чего девушке становилось не по себе. А встать и засунуть его обратно в шкаф не было желания. Она бы и от еды отказалась, но головой понимала, что так загоняться из-за «какого-то там» мужика не стоит. Голодать? Нет уж, она и так худая и старалась набрать в весе, и бросить всё это коту под хвост из-за того, что Хосок промолчал про состояние Чеён, про то, что с ней происходит, что планировали сделать, про Мину, которой тоже угрожала опасность, да и к тому же участвовал в таком ужасном плане. Аппетита не было совершенно, но Хираи заставила себя съесть хотя бы простой салат и выпить чашку кофе. Она вернулась в комнату, и первым делом избавилась от пиджака, который покоя ей не давал. Она схватила пиджак и, покинув дом, пошла на задний двор. Пошла в старый в гараж, зашла в тёмное помещение и достала оттуда бак бензина. Нашла удобное место и, бросив ткань на землю, щедро облила бензином. Бросив бак в сторону, девушка перевела дыхание, а потом достала из кармана зажигалку, которую непонятно для чего всегда носила с собой и, чиркнув ею, бросила на землю. Огонь вспыхнул мгновенно, а воздух вокруг пропитался запахом дыма. Хираи смотрела на огонь и глубоко дышала. Она не могла дать объяснения своим действиям, зачем вообще надо было сжигать этот пиджак, если можно было просто выбросить, зачем вообще от него избавляться. Девушка вздохнула и провела рукой по лицу, наблюдая за язычками пламени, и в огне лицо Хосока увидела. Она не могла понять, почему она так сильно на него из-за этого обиделась. Она понимала, что Хосок не мог ничего ей рассказать, да и сам Чон не клялся ей всё рассказывать о своих планах. Но всё равно, ей было очень обидно. Мина и т Чеён, как никак, друзья Момо, которыми она сильно дорожила. Согласившись принимать участие в этом плане, Хосок похитил одну её подругу, а вторая могла умереть. Именно похищение Мины стало толчком, из-за которого Чеён решилась выполнить приказ Джимина, но кто мог знать, что это уловка Чонгука, чтобы застать врасплох Чеён, а потом и вовсе убить. Из-за чего Чонгук оставил Чеён в живых, Момо не поняла, ведь по идее он собирался сделать другое. Но если Чон вновь намеревался использовать её в каких-то своих целях, то Момо первым же делом заберёт оттуда Чеён и пошлёт Чонов на хуй. Нет, Хосок поступил плохо. Не передумай Чонгук, то Момо лишилась бы лучшей подруги. Осознание этого бросило девушку в дрожь, а то, что Хосок тоже в этом участвовал, заставило Хираи сжаться в позу эмбриона от боли. Там, внутри, от осознания, всё болело, ныло, просило дать что-то, что могло бы унять эту боль. Но тот, кто мог забрать эту боль, её же причинил. Она нуждалась в Хосоке, как нуждалась в воздухе, но и рядом с ним ей тоже было больно. Она всегда будет вспоминать это болезненное лицо Чеён, её пустые глаза, в которых она не увидела ничего живого. Лишь ярко выраженную боль, которая из неё сочилась огромной рекой, морем, океаном. Момо почувствовала, что кто-то стоит у неё за спиной, но она не обернулась, уже зная кто это. Маюко стояла в паре шагов от дочери и смотрела на огонь, на дым, который поднимался к небу и исчезал, оставляя после себя лишь слабый запах. Момо на присутствие мать не реагировала, но Маюко не спешила обижаться. Она уже поняла, что с дочерью что-то случилось, но не спешила её расспрашивать, ожидая того момента, пока она сама ей расскажет. Прошла неделя, но она даже слова от неё не услышала. Лишь глухие короткие фразы за столом и когда они пересекались в коридоре. Момо не двинулась, когда Маюко оказалась рядом, продолжая смотреть на огонь, который поглощал пиджак Хосока. Тот самый пиджак, которым мужчина укрыл её от холода. Тогда они только познакомились, тогда Момо так мучилась, не понимая того, что с ней происходит. Момо помнила, как она смотрела на шкаф, как она хотела взять этот чёртовый кусок ткани в руки и зарыться в него лицом, но она каждый раз одёргивала себя, не позволяя приблизиться и на миллиметр, и всё равно проигрывала. Момо была слишком слабая, и она себя за эту слабость ненавидела. Она не хотела нюхать одежду, как какое-то животное. И ещё больше опасалась того, о чём она думала. — Не хочешь ничего рассказать мне? — наконец спросила Маюко, смотря уже на пепел и на слабый дым. Огонь погас, оставив после себя лишь кучку пепла. Момо смотрела на пепел и закусила губу. Она избавилась от пиджака, но легче ей не стало. — Или будешь продолжать молчать? — добавила она, пристально смотря на дочь, который тяжело вздохнула. — Рассказывать очень долго, — тихо сказала Момо, всем телом повернувшись к матери. — И каждое слово будет причинять мне неимоверную боль. Я бы рассказала всё, правда, ничего не утаивая, но сейчас моя рана внутри меня слишком свежая. Я не хочу ковыряться в ней, я не вынесу этой боли, — прошептала Хираи, пытаясь держать тот ураган внутри, который порывался наружу. Момо ушла к себе в комнату и вновь попыталась прочесть хотя бы страницу, но попытка провалилась, стоило ей начать. Буквы не складывались, плавали, прыгали по страницам, Момо за ними не поспевала, не понимала. Она отложила книгу и взяла телефон. Двадцать непрочитанных сообщений, а до этого она ещё пару раз удаляла чат. Хираи посмотрела на контакт, увидела, что тот онлайн, хотела ответить, но, выдохнув, как будто пытаясь так избавиться от внутренней боли, убрала телефон в сторону. На этот раз сообщения не удалила. Она будет смотреть на них и вспоминать то время, когда ждала от него сообщения. Сейчас же Момо мечтала лишь о том, чтобы Чон перестал писать эти дурацкие сообщения, из-за которых сердце лишь сильнее болело. От нового звука уведомления, девушка зашипела и взяла телефон. Хосок звонил. Она приняла звонок и, не дав мужчине ничего сказать, сразу начала атаку: — Мне противно с тобой разговаривать, мне противно общаться с тобой, как тебе противно видеть Джимина, который не один раз пытался убить твоего брата. Чеён, как никак, моя близкая подруга. Ты принимал участие в процессе её, можно сказать, казни. Что угодно можешь мне говорить, но я вижу это именно так. Мне плевать, что она сейчас живу, твою вину и мою обиду это не убирает. Исчезни, Чон Хосок. Оставь меня в покое, не заставляй мою внутреннюю ненависть, которую я пытаюсь погасить, вспыхнуть вновь. Если я хоть что-то для тебя значу, лучше исчезни, потеряйся где-нибудь, но оставь меня в покое, — на одном дыхании выпалила девушка, а потом добавила. — Не заставляй меня ненавидеть тебя ещё сильнее. Этой ненависти и так нет конца, ей слишком тесно внутри меня, ещё немного и она разорвёт меня на кусочки. Момо вздрогнула как от удара током и перевела взгляд на вибрирующий телефон. Хираи протерла лоб и поняла, что слишком сильно ушла в себя. Ей просто показалось. Сложив книгу и убрав в сторону, она посмотрела на экран и увидела незнакомый номер. Момо нахмурилась, думая над тем, принимать звонок или нет. После нескольких секунд раздумий, она всё же приняла. — Да? — спросила Момо и встала с кровати, начиная ходить по комнате. За окном ярко светило солнце, но ветер шумел слишком громко. Уже совсем скоро осень, погода менялась. Момо это радовало и не радовало одновременно. — Это Мина, — послышалось на другой линии. Момо облегчённо выдохнула, но потом вновь напряглась. Мина никогда не звонила просто так. — Я поняла. Что-то случилось? — спросила Момо, подошла к трюмо и посмотрела своё отражение. Что её напрягало, так это синяки под глазами. Надо будет сделать маску, пронеслось у неё в голове. — Признаюсь, что мне немного стыдно тебя об этом просить, но навести дом господина Чона. Я не навещала Чеён, думая, что эту задачу ты возьмёшь на себя, — произнесла Мина, и у Хираи от услышанного земля ушла из-под ног. — Навестить Чеён? — переспросила Момо, и у неё перед глазами появился Хосок. Ей нельзя туда, если они встретятся, то всё, жди беды. — А почему ты не можешь? — поинтересовалась Хираи, но на вопрос услышала лишь молчание. — Я не могу, — через несколько секунд всё же ответила Мина, и Момо ничего не оставалось, кроме как согласиться. — Хорошо, сейчас же поеду, — сказала она и подошла к шкафу, не прерывая звонок. — Прошу, позаботься о ней, — совсем тихо попросила Мина, но Момо её услышала. Она кивнула, как будто Мина могла это увидеть, а потом отложила телефон и переоделась. Позвав шофёра, Момо пошла к машине, а потом надела наушники. Момо, заставив себя слушать музыку, старалась не думать о том, что Хосок может быть там. Хосок всегда был с Чонгуком, а если тот дома, то шанс на то, что мужчина мог быть там, составлял все двести процентов из ста. Хотела ли она его видеть? Ответ всё тот же — нет. Раны ещё открыты, они всё ещё сильно кровоточили. Момо без лишних гляделок сразу зашла внутрь и, как в тот день, столкнулась с Чонён с гостиной. Ю бросила короткий взгляд на Момо, но потом отвернулась, собираясь уходить. Момо закусила губу, а потом пошла к лестнице. С каждым шагом Момо ускорялась, молила бога о том, чтобы он ни на кого не наткнулась. Особенно на Чонов. Один мог ей шею свернуть, а второй похуже, мог сердце разбить, так, что даже спустя много тысяч лет, это сердце невозможно будет собрать вновь. Оно разобьётся так, что осколков не останется, а превратятся в пыль, которую унесёт ветер, навеки вечные оставив девушку без сердца, которое она отдала мужчине. И, которое он разбил. Когда Хираи зашла в комнату, она увидела Чеён, которая сидела на том же месте, где сидели неделю назад, когда Момо пришла к ней. Рядом лежал поднос с едой, к которому Со даже не притрагивалась. Момо тихо закрыла за собой дверь и медленно подошла к Чеён, которая бросила на неё короткий взгляд, через секунду сразу же поворачиваясь к окну. Момо убрала поднос и села на другую сторону. Стоило ли сейчас что-либо говорить? Наверное, нет. Именно поэтому Момо не спешила начать разговор. Она даже не знала что сказать. — Как думаешь, когда он придёт за мной? — вдруг спросила Чеён, чем очень сильно удивила Момо, которую очень смутил заданный вопрос Со. Что она хотела сказать этим? Момо не понимала её, несколько секунд переваривает вопрос, прежде чем выпалить «что?». Чеён окинула Момо взглядом и почему-то хмыкнула, возвращая взгляд на небо. — Я имела ввиду, когда Чонгук придёт забрать мою жизнь, — уточнила она, и Момо сглотнула. — Что ты хочешь этим сказать? — спросила Момо и удивилась тому, что у неё дрожит голос. Она вздохнула, пытается унять бешеное сердцебиение, которое почему-то ускорилось. — Он сказал, что убьёт меня, — ответила Чеён и вспомнила их разговор в кабинете Чона. Когда тот резко остановил катану возле её шеи и пообещал ей ад на земле, и в подтверждение своих слов, оставил катаной порез на шее. Чеён притронулась к повязке, но потом, заметив взгляд Хираи, убрала руку. — Он сказал, что настанет тот день, когда он придёт и заберёт мою жизнь. Вырежет мне сердце, — усмехнулась Со, а у Момо ладони потели с каждым новым словом. — И ты просто сидишь тут и ждёшь его? — сглотнув, спросила Момо, выдохнула и посмотрела туда, куда смотрела Чеён. Со смотрела на скамейку в правой части двора, где находился огромный сад. Момо не знала, почему Чеён всё время смотрела на эту скамейку, но и спрашивать не спешила. — А что мне ещё делать? — улыбнулась Чеён, посмотрев Момо в глаза. — Я сама отдала ему это сердце, просила его прикончить меня ещё в тот день, но он оставил меня в живых и сказал, что обязательно убьёт, это лишь вопрос времени. Я просто буду сидеть и ждать, пока тот день настанет, и я наконец-то обрету долгожданный покой, о котором я много лет мечтала, — говорила Чеён, а улыбка не сходила с её лица. — Чеён, ты с ума сошла? — нервно спросила Момо и неосознанно начала хрустеть пальцами. Чеён посмотрела на её руки, а потом вновь вернула взгляд на скамейку и слегка пожала плечами. — Чеён, ты вообще осознаешь, что ты говоришь? — повысила голос Хираи, схватила её за плечи и сильно встряхнула, как тряпичную куклу. — Почему ты так реагируешь? — спокойно спросила Чеён, и Момо дала ей пощёчину, не пожалев для этого сил. Со распахнула глаза и медленно приставила руку к горящей от удара щеке. — Заперев себя в этой комнате, вижу, ты совсем из ума выжила, — смотря на Чеён, дрожащим голосом сказала Момо. — Чеён, ты ёбнулась? Как ты вообще смеешь говорить такое?! Смотри на меня, ты, идиота кусок! — Хираи ещё сильнее встряхнула Чеён, которая смотрела на неё огромными глазами. — Как ты вообще можешь так говорить?.. — обречённо прошептала Момо, а у самой глаза на мокром месте. — Сидишь и ждёшь тут, пока этот мудак тебя убьёт? Ты вообще понимаешь что говоришь? — А что ты мне предлагаешь? — усмехаясь, спросила Чеён. — Я обречена, Момо. Ты не понимаешь, да? Пойми тогда наконец, что чтобы я не сделала, моя конечная всё равно будет могила. И я даже не уверена, будет ли она у меня, потому что меня могут просто выбросить куда-то. Мне некуда деться, отец меня не примет, и может случиться так, что какой-нибудь враг Чонгука или отца сможет меня похитить, окажись я на улице. Им обоим похуй, что я могу умереть. Каждый из них грозился убить меня, им будет только на руку, не придётся пачкаться в моей крови! — Ты дура, Чеён, — вздохнула Момо и отпустила Чеён, которая встала с подоконника и принялась расхаживать по комнате. — И ты так и будешь тут торчать? Чеён, ты же никогда не задумывалась о том, чтобы покончить с жизнью. Всегда выбиралась на свет, продолжала бороться, выживать, что же сейчас случилось? — Я просто устала, Момо, — слабо улыбнулась Чеён и села на кровать. — Я каждый день боролась, как ты сказала, выживала. Но теперь я слишком устала от этого, я хочу отдохнуть. — И ты думаешь, что только смерть сможет облегчить твои страдания? — выгнула бровь Хираи. — Нет, — ответила Чеён и опустила взгляд. — Я никогда не считала, что смерть сможет облегчить мою бурю внутри. Признаться честно, я слаба. Ты правильно сказала, что я всегда боролась и выживала, но я боролась лишь с моими мыслями, когда я хотела наложить на себя руки. Но я никогда не делала ничего, чтобы изменить свою жизнь, а просто всё терпела. — Ты же понимаешь, что ничего в своей жизни ты тогда изменить не могла? Одного имени уже достаточно, чтобы понять почему. — Ты права, и единственное, что мне оставалось сделать, так это не дать моим чувствам взять надо мной вверх и пытаться убить себя. Я даже не позволяла себе об этом думать, ведь, как говорила Мина, любой поступок, который мы совершаем, вначале была лишь короткой мыслью, которая мельком проскользнула в нашей голове. Когда я слишком много об этом думала, я действительно хотела взять все таблетки из дома и выпить их, — Чеён вновь улыбнулась, как будто какую-то смешную историю из жизни рассказывала. — Я не знаю, почему я всегда останавливала себя, когда моя рука тянулась к лезвию или к таблеткам. Да, я боялась смерти, боялась убить себя, боялась неизвестности, потому что никто не знает, что будет после смерти. Но это было не то, я не знаю, как тебе объяснить. — Тебя как будто что-то остановило. — Именно. Это что-то невидимое. Каждый раз, когда я думала или хотела ранить себя, меня будто кто-то держал за руку. Но рядом со мной никого не было, — она показала запястье, украшенное мелкими шрамами. — Какая же ты обманщица, Чеён, — произнесла Момо. — Втираешь мне про то, что ждёшь сейчас свою смерть в лице Чонгука, а сама хочешь жить, а не умирать, — констатировала она и Чеён широко улыбнулась, что подтверждало слова Момо. Момо прислонилась спиной к стеклу, расслабила ноги и наблюдала за Чеён, который молча поглаживала своё запястье. Она совсем не узнавала свою подругу. — Я совершила ошибку, — вновь заговорила Чеён. — Огромную ошибку, и она будет стоит моей жизни. Даже если он меня не убьёт, то и наказанием мне будет жизнь. Момо даже ничего говорить про это не стала. Не хотела дальше разговаривать, как и смотреть на Чеён, которая несла откровенный бред. Она… сломалась, вдребезги. Жизнь всё же её сломала окончательно, и она будет долго восстанавливаться, если вообще будет. Захочет ли Чеён выбраться из дна, Хираи не знала. Она могла бы попытаться вразумить Чеён, но, кажется, всё это будет пустой тратой времени. Чеён сдалась, она больше бороться не хотела, а лишь молча в своей комнате ждала свою смерть, хотя понимала, что даже она ничем не поможет. Её душа не успокоится, так и останется раненной, взволнованной. Момо, не в силах больше находиться в этой комнате, вышла, даже не попрощалась с Чеён, которая смотрела ей в спину. Хираи медленно шагала по длинному коридору, а в мыслях эту жизнь проклинала. Проклинала тот день, когда Чеён и Чонгук обручились. Она посмотрела на пустые стены, остановилась у окна и разглядывала двор, где, наверное, была церемония, которая всю жизнь девушки оборвала. Она здесь ненавидела всё вокруг, хотела поскорее выйти, но ноги двигались очень медленно, будто специально Момо тут задерживали. Раздавленная после разговора с Чеён, Момо была не в силах сейчас с собой бороться. Оказавшись в холле, она посмотрела в сторону гостиной, потом направилась туда, прошла к другой двери и оказалась на кухне, где застала Чонён, которая в это время готовила. Хираи разглядывала её спину, а та, почувствовав чужое присутствие, повернулась и увидела Момо. Ю посмотрела ей прямо в глаза и сразу поняла, что всё плохо. И не просто плохо, а очень плохо. Она указала Хираи на стул и налила себе и ей кофе. Сев напротив, Чонён протянула ей чашку, которую та приняла, но не спешила пробовать. — Она совсем с ума сошла, — тихо сказала Момо сиплым голосом. — Сидит там и говорит мне про смерть, — нервно усмехнулась она. — Скажи мне, как психически здоровый человек может так спокойно говорить об этом? — Я не психолог, не психиатр и не психотерапевт, я не знаю, — пожала плечами Чонён, а Момо, сглотнув, опустила голову. — Я не знаю что делать, — поломанным голосом произнесла Хираи и закрыла руками лицо. — Мне больно на неё смотреть, осознавать, что её сломали, ведь она всегда была сильной. Сильнее всех, кого я знала. Я всегда брала с неё пример, но сегодня я слышу от неё такое. Она даже не хочет предотвратить это, а просто сидит и скамейку часами разглядывает. — Это её выбор, — произнесла Чонён, разглядывая чашку с кофе. — Я бы очень хотела, чтобы с ней всё было хорошо, но я даже не смею подходить к её комнате. Я тоже перед ней очень виновата, я тоже участвовала в этом, и мне сейчас очень жаль, но мои сожаления ничего не изменят, как и твои слова. Мы ничего не сможем сделать, только смотреть, как она постепенно угасает на наших глазах, — Чонён подняла голову и посмотрела в глаза Момо. — Мне жаль, — вновь повторила Чонён, извинилась за свой поступок, за свою трусость, но сердце больно сжалось. — Если бы я могла вернуться в тот день, я бы не стала соглашаться на план, а уволилась бы. Ведь человеческая жизнь была гораздо важнее работы. — Поздно теперь сожалеть, оставь это и работай дальше, — вытерев мокрые глаза, сказала Момо и Чонён горько хмыкнула. — Мы будем просто наблюдать. — Больше нам ничего не остаётся.***
— И ты действительно хочешь её убить? — спросил Намджун, наблюдая за тем, как Чонгук вливал в себя уже третью бутылку вина, выпивая прямо из горла. — Не думаешь, что слишком торопишься? — Нет, — твёрдо ответил Чонгук и убрал уже пустую бутылку в сторону. — А если честно? — выгнул бровь Намджун, а Чон замер, смотря на свои руки. — Брось, Чонгук, я много раз говорил тебе, что ты можешь рассказывать мне не только про свои планы, стратегии, но и про внутреннее состояние. Я не дурак, и всё прекрасно понимаю. Про твои чувства к Чеён уже все знают, один только ты делаешь вид, будто ничего не понимаешь. — Я на неё смотреть не могу, — вдруг сказал Чонгук, достал новую бутылку и сделал несколько больших глотков. — Я сказал ей, что убью её потом, а сам на самом деле тогда не смог, рука дрогнула, можешь себе представить? А она, дура, сидит и ждёт, хотя я даже не уверен, что смогу забрать её жизнь, хоть и обещал кровью, — коротко усмехнулся Чон. — Что тебе мешает просто сказать ей? — спросил Намджун, отбирая у Чонгука бутылку, когда тот собрался снова выпить. — Есть ряд причин, из-за которых мой рот на замке. Даже если я скажу ей про свои чувства, я не думаю, что они окажутся взаимными. У Чеён не может быть причин любить меня, это я, идиот, влюбился по уши в дочь своего врага, и что самое печальное, я не мог это контролировать. Чеён, по своей натуре, глупа, но чтобы влюбиться в того, из-за которого его жизнь испортилась ещё сильнее, я не думаю, что такое может быть, — грустно улыбнулся Чон, а потом положил руку на сердце и пьяно продолжил. — А она у меня тут живёт. С каждым днём я чувствую такую сильную боль, из-за которой я ночами не сплю. Я не представляю, что должен делать дальше. — Просто отпусти её, — предложил Ким, на что Чонгук вновь усмехнулся. — И что ты должен? Кому ты должен? Ты, вроде, ничего не подписывал, и оберегать жизнь Чеён не обещал никому. Просто отпусти, если захочет уйти, та уйдёт. Я больше не вижу смысла держать её. — Ты ничего не понимаешь. Я не могу её отпустить, — сказал Чонгук и покривил лицо, словно вспомнил что-то неприятное. Или он наконец-то после выпитого алкоголя опьянел и голова начала болеть. — Из-за чувства собственничества? Чонгук, если это оно, то забей, лучше не надо. — Если бы это было оно, — пьяно усмехнулся Чонгук. — Но нет, это не оно. Я бы с лёгкостью мог её отпустить, выделить какую-нибудь квартиру, даже в другую страну отправить, чтобы он зажил новой жизнью, да хоть целый трактор купить! Но проблема в том, что сейчас это невозможно. Я слишком много знаю, чтобы отпустить её. Только в особняке, рядом со мной, о5н будет в безопасности. — Что же может быть такого, что тебе приходится держать её у себя? — выгнул бровь блондин. — Долгая история, — проговорил Чонгук, а потом, подождав несколько секунд, рвано выдохнул и всё ему рассказал в мельчайших подробностях, не пропуская ни один момент, как будто, если он упустит что-то, это могло кого-то убить. Намджун его внимательно слушал, тщательно переваривая в голове каждое слово, и начал понимать Чонгука, который так загонялся из-за простой девчонки, от которой, смотря на то, что происходило сейчас, лучше всего было сразу же избавиться, впустив пулю в лоб. Хотя Чонгук утверждал, что можно обойтись без этого, Намджун не возражал, лишь коротко кивнул. — М-да, — выдал Намджун и сделал глоток из бутылки, которую до этого всё время держал в руках. — Если твои догадки могут быть правдивыми, то действительно, лучше оставить её у себя, пока мы не разберёмся с Джимином, — кивнул он, а потом внезапно усмехнулся. — Ох, боже мой, я знал, что на свете есть жестокие и очень жадные люди, но чтобы настолько… Чонгук, в этом плане он даже тебя переплюнул. — Я и не собирался соревноваться с ним в плане жестокости. Я жесток только с врагами, которые посмели тронуть моих близких или попытаться убить меня, ну или попытались ворваться в мою территорию и лишить меня власти. А так я прям святой ангел, — улыбнулся Чонгук, а у самого уже глаза закатились. — Прям ангел хранитель с армией хранителей снов, — слабо улыбнулся Намджун. — Ладно, поехали домой, а то за руль сесть ты не в состоянии, — сказал он и помог Чонгуку встать.***
Чеён услышала, как во двор въехала машина, и ей не понадобилось особо напрягаться, чтобы узнать кто приехал. Очевидно, что Чонгук вернулся, но Чеён даже с места не двинулась, продолжая сидеть на полу, спиной прислонившись к двери и смотря на тёмный потолок. Встать совершенно не было желания, как и желания жить дальше. Она пустым взглядом смотрела на потолок и думала о Чонгуке, который должен пройти мимо её комнаты, чтобы добраться до своего кабинета. Со подумала о том, что почувствует Чонгук, когда увидит эту дверь, зная, что там находится Чеён. Девушка долго думала на этот счёт, но даже примерно не могла дать ответ. И у неё из головы весь день не выходила Момо и их разговор, из-за которого её подруга явно подумала о том, что она слетела с катушек. Честно, Чеён и сама не знала правды. Возможно, Момо правильно думала и Чеён действительно лишилась рассудка. После всего случившегося оставаться в своём уме действительно оставалось сложной задачей и для этого надо было быть очень сильным человеком, чтобы выдержать такое и не свихнуться. А насчёт слов Чеён… то она не лгала. Она действительно устала от всего этого, она действительно хотела наконец-то сдохнуть, она действительно была готова просто сдаться и позволить Чонгуку убить себя, но она всё равно боялась. Даже после всего, что с ней произошло, она боялась смерти. Боялась той неизвестности, которая ожидала её после того, как душа покинет тело. Что бывает с душой человека после смерти? Она много раз задавалась этим вопросом, который не давал ей покоя много времени, но ответа она не нашла. Не только Чеён, ни один человек не нашёл точный ответ, а лишь догадки, и то очень сомнительные. Она просто устала быть сильной, делать вид, что даже смерти не боится, хотя очень сильно боялась. Даже думать о ней страшилась. Чеён всю жизнь только и делала, что притворялась. Она была просто безвольной куклой, которая безоговорочно выполняла приказы своего отца, терпела от него всё, чего только можно, но скрывала все свои чувства в себе, делая вид, что всё хорошо, что ей всё нипочём, что она безэмоциональный человек и такие действия вреда не причиняют. Но нет, причиняли, с каждым разом треск был слышен сильнее, и Чеён, всё это время притворяясь другим человеком, просто потеряла себя, оставив вместо себя кого-то очень похожего на Чеён, но не являющегося ею. Эта игра зашла так далеко… Со даже не думала, что это дойдёт до такого. С этой игрой, Чеён потеряла не только себя, но и потеряла душу, которую надо было беречь. Но она не смогла справиться с этой задачей, в итоге превратившись в пустой сосуд, которого легче теперь разбить. Чеён считала, что ей лучше умереть, чем жить дальше. Страх присутствовал, он никуда даже не исчезал, но девушка была уверена, Чонгук сделает всё быстро, Чеён даже подумать ни о чём не успеет. Посмотрев в окно, девушка увидела лишь темноту и слабый свет фонарей, которые частично освещал её комнату. Со поднялась с пола и замерла на месте, а потом сделал шаг назад и вновь упёрлась спиной в дверь. Ноги подкосились. Чеён слабо улыбнулась, закрыла глаза и погрузилась в себя, потёрлась спиной, будто кто-то стоял сзади, сделала глубокий вдох, а потом пошла к кровати и упала на неё, утыкаясь лицом в подушку. В голове один был только Чонгук, но на этот раз не в образе убийцы, а в роли совершенно другого человека, которого ей не довелось ещё увидеть. Чонгук улыбчивый, радостный, ласковый, обращался с Чеён так, словно та была самой тонкой на свете хрусталью. Девушка улыбнулась своим мыслям, с горечью понимая, что такого Чона она в жизни никогда не будет. Чеён будет получать только удары, а раны… заживут. Чтобы получить новые.***
Если бы можно было стереть себе память, то Мина в первую же очередь сделала бы это, не задумываясь. Она не спала ночами, потому что, стоило ей закрыть глаза, как она видела кровь, вспоминала тот день, когда она потеряла мать, как она видела её смерть, вспоминала Чеён, из которой будто жизнь высосали. Очень много картин, которые не давали ей покоя, медленно пожирая мозг, который был готов лопнуть. Девушка часами разглядывала потолок, а утром вливала в себя кофе тоннами, ещё немного, и она могла дойти до крайней точки и выпить смертельную дозу. Но… за то после этого наконец-то заснёт. Чимин, как только приходил с работы, не оставлял девушку одну ни на секунду. Проверял, поела ли она, как прошёл её день, получая лишь сухие ответы на свои вопросы, но мужчина не злился на неё, а лишь слабо кивал и широко улыбался, но в ответ улыбки не получал, что очень расстраивало Пака. Девушка мыла посуду, а в голове лицо Чимина не исчезало. Мина даже не заметила, как она стала считать время, когда Чимину надо возвращаться с работы. Она помыла за собой кружку и тарелку, а потом принялась за ужин. Взяв нужные продукты, Мина включила плиту и, достав нож, принялась резать овощи. Погрузившись в процесс готовки, Мёи совсем не слышала посторонних звуков, и не услышала, как входная дверь открылась и как мужчина зашёл на кухню. Чимин остановился у проёма и смотрел на Мину, которая на него внимания не обратила. Ему не впервой так, поэтому это его вообще это не задело. Он медленно подошёл к ней и обнял со спины, сложив руки на её животе. Мина прекратила свои действия и на пару секунд замерла, перестав даже дышать, когда крепкое тело прижалось к ней со спины. Мина медленно выдохнула, смотря на свои руки, а потом медленно сделала шаг назад, из-за чего между ними не осталось ни сантиметра, и откинула голову ему на плечо. — Вы… ты сегодня рано, — произнесла Мина, опуская свои руки на руки Чимина. — Я решил сегодня побыстрее закончить и вернуться пораньше, — сказал Чимин и уткнулся носом в плечо девушки. От этого места у Мины по всему телу пробежались мурашки, но лицо осталось непроницаемым и холодным, хотя внутри всё сжималось от этой близости. — Я не приготовила ужин, — сказала так, будто её это волновало. Сейчас в её голове был только Чимин, из-за которого она напрочь забыла об этом мире. Она говорила себе не вести себя как тряпка, хотела отойти, но осталась на месте. Рядом с Чимином было так приятно, так спокойно, будто они оказались в совсем другом мире, созданном только для них. Рядом с Чимином девушке было тепло, уютно. Она лишь сильнее к нему прижималась, будто пыталась слиться с ним, сжала его руки, которые помогали ей всё ещё стоять на ногах, потому что у самой сейчас все конечности стали ватными и совсем её не держали. Она была готова упасть в обморок, когда тёплые губы коснулись её и осторожно поднялись наверх, не упуская не единый сантиметр. Девушка выдохнула и позволила Паку повернуть себя лицом к нему. Чимин двигался медленно, будто боялся Мину, у которой броня наконец-то начала трескаться, впуская в свой мир Пака, который долгое время этого добивался. Чимин накрыл губы Мины осторожно, а девушка лишь закрыла глаза, позволяя ему делать то, что его душа пожелает. Не получив никакого протеста, Пак обнял Мину за плечи, раскрыл языком его губы и углубил поцелуй, заставляя внутренний мир Мёи сжаться до самых мизерных размеров. Она охнула в поцелуй, схватилась пальцами за его руки и глубоко дышала, пока Пак языком проводил по дёснам, а потом поймал её язык, из-за чего Мина почти падала в обморок. Хоть Чимин и не сдержал себя, но в поцелуе даже намёка не было на пошлость, а только самый настоящий трепет. Чимин целовал медленно, каждое движение аккуратное, будто он целовал золото, и рука, которая мягко перебирала её волосы на затылке. — Моя луноликая, — на секунду оторвавшись от сладких губ, прошептал Чимин, и вновь поцеловал, делая более уверенные движения, от которых у Мины голова кружилась из-за нахлынувших чувств. Мина отвечала на поцелуй, потом всё же набралась смелости и коснулась руками шеи, медленно скользя на затылок и сжимая волосы. Поцелуй с Паком заставил её воспоминания, которые она закрыла в самом дальнем углу сознания, проснуться. У неё перед глазами снова появились картинки прошлого, которые она так хотела забыть, потому что даже мельком вспоминать их ей было противно и больно одновременно. Она увидела рабочий стол, свою мать и Джимина, который нависал над ней и грубо трахал, пока её мать старалась закрыть рот рукой, чтобы не издавать звуков. Мине было понятно, что это не по собственному желанию матери и, что господин Со её, если говорить простыми словами, насиловал, а ей нечего делать, потому что потерять работу она не могла, пока рядом находилась маленькая дочь. Джимин схватил её за шею и дал ей несколько пощёчину, потом небрежно столкнул со стола, из-за чего та с болезненным стоном упала на пол. У Мины весь мир перед глазами перевернулся. Она резко оттолкнула Чимина от себя, а сам, не в силах устоять на дрожащих ногах, сделала несколько шагов назад и схватилась за кухонную стойку. Она глубоко дышала, губы всё ещё покалывали, но сейчас ей нихуя не хорошо. Ей было плохо от тех воспоминаний, которые вновь всплыли из подвала её сознания. Те мерзкие дни, пока она стояла за дверью и тайно смотрела, как её мать насильно трахали. Иногда могло быть даже так, что Джимин врывался в их комнату и прямо при присутствии Мины мог начать свои дела. Она покидала комнату под умоляющий взгляд матери, которая не хотела, чтобы её дочь увидела такое. Она не могла уволиться. Они из чужой страны, без образования, без нормальной крыши над головой. Она была готова терпеть всё это, лишь бы её ребёнок жил в достатке, получал хорошее образование и имел крышу над головой, которая не протекает в дождливый день. Эту возможность им дал именно Джимин, которые оплачивал всё, что ей не было по карману. Такого будущего для своего ребёнка она даже во сне не видела. Мина схватилась руками за волосы, закрыла глаза и встряхнула голову, будто пыталась таким образом избавиться от тех ужасных воспоминаний, но не получалось. Не получалось много лет, так почему она решила, что получится на этот раз? Она так ненавидела себя за то, что из-за неё мама не могла сказать хотя бы слово, чтобы постоять за себя. «Доченька, это всё ради тебя, ради твоего будущего.» «Твоего будущего…» Каким видела её будущее Хагён? Неужели она и правда думала, что Мина вообще может остаться в живых, что Джимин не будет терзать её тело? Она ошиблась, потому что один раз Джимин всё же хотел с ним сделать «это», но когда он просто коснулся её губ, Мине пригодилось несколько секунд, чтобы собраться и, ударив его в пах, убежать из кабинета. Она всю ночь думала о том, что её могут выгнать из дома за такое, что её вообще могут убить, но господин Со на следующий день ничего не сделал, а вёл себя так, будто ничего не было. — Мина… что с тобой? — взволновано смотря на тяжело дышащую девушку, спросил Чимин. Он не рисковал подойти ближе, потому что девушка его оттолкнула, лучше не нарушать её личное пространство, иначе вновь начнёт избегать. — Только не они, — прошептала Мёи, поднимая на мужчину глаза полные ужаса и отрицательно качая головой. — Пожалуйста, только не они, только не они, только не они, — сиплым голосом повторяла себе под нос Мина, готовая на месте разреветься. Она закусила дрожащую губу, посмотрела на Пака, который стоял в ступоре, а потом резко поддалась вперёд, оказываясь в объятиях Чимина, который всё ещё ничего не понимал, но прижал дрожащую девушку к себе. Для Мины эти воспоминания были слишком болезненны. Они буквально рвали её на куски, а тот факт, что из-за неё Хагён пришлось через это пройти, пробуждало сильное желание умереть, потому что из-за неё испортилась жизнь её матери. Не родись бы она на свет, Хагён не пришлось бы жить так, как жила последние свои дни. Она испортила жизнь не только своего матери, но и Чеён, из-за которой та не могла убежать из дома, не выполнить приказ отца, потому что Мина была жертвой обстоятельств, точно как Чеён, которую умело использовали в нужном направлении. Мёи не догоняла мотивов господина Со, не понимала чего он хочет, ведь тот прекрасно должен был понимать, что Чеён со своей задачей не справится. Это было просто пустой тратой времени. — Минари… — вновь позвал её Чимин, на что девушка отреагировала слишком остро, дернувшись как от удара током. Пак только делал вид, что он спокоен, хотя пальцы немного дрожали. Поведение девушки сильно его пугало, и он не понимал что он сделал не так. Он внимательно рассматривал Мину, у которой дыхание постепенно приходило в норму. Мёи сделала глубокий вдох, но от Чимина не отошла, лишь сильнее прижалась к нему, утыкаясь лбом ему в плечо. Будь сейчас немного другая ситуация, Пак прыгал бы от счастья, но сейчас ему не давало покоя странное поведение Мины. — Со мной всё хорошо… уже, — тихо произнесла Мина, но Чимин лишь нахмурился. Девушка подняла голову и на несколько секунд замерла, но потом добавила. — Правда, всё хорошо… — Сделаю вид, что поверил тебе, — нервно усмехнулся Чимин, получая в ответ неловкую улыбку девушки. — Хотя, мой вид сам за себя говорит, — добавил он, а девушка отвела взгляд в сторону. Мина мягко оттолкнула от себя Пака и вновь принялась за приготовление ужина, пока Чимин всё ещё стоял на месте и подозрительно косился на Мину, которая несколько минут назад сознание не потерялась, а потом не прошло и десяти минут, как у неё уже всё хорошо, и она готова работать. Чимин уже сто раз, наверное, говорил ей не заниматься подобной ерундой, но та даже после покушений и похищений, выполняла роль дворецкого, которого Пак не нанимал. Мина говорила, что так ей легче, что ещё сильнее разогревало любопытство Чимина. Он понимал, да и сильно гадать не надо, что Мина так старалась сильно не погружаться в себя, поэтому и отвлекала себя работой, чтобы оставаться в стабильном состоянии. Но Чимин понимал, что даже это ей не поможет, что Мина лишь притворялась, что за работой её ничего не тревожит. И даже сейчас её движения были дёрганные, резкие, неуверенные, как будто она даже понятия не имела, как правильно держать в руках нож. — Мина, оставь, лучше поднимись к себе и отдохни, — через минуту сказал Чимин, подходя к девушку и отбирая у неё нож. — Ужин приготовят слуги, а ты дуй к себе. — Чимин, всё хорошо, сейчас всё пройдёт, — отмахнулась Мина, пытаясь отнять у Чимина нож, но тот завёл руку за спину. — Мина, прошу, — настоял Чимин и Мина сдалась, всё равно Пак будет стоять на своём, поэтому она по наставлению Пака поднялась к себе. Чимин ещё несколько секунд задержался на кухне, потом поднялся к Мине, которая в это время сидела на кресле возле окна и поглядывала на постепенно темнеющее небо. На звук открывшейся двери повернулась всего лишь на секунду, будто хотела этим сказать, что заметила его, и вновь вернула своё внимание к небу. Пак снял с себя пиджак и положил на кровать, а сам присел рядом с девушкой. — Я долгое время скрывала это от всех, — начала Мина, и Чимин нахмурился, внимательно её слушая. — То, что я сейчас хочу рассказать… очень нехорошие для меня воспоминания, из-за которых я чувствую себя очень паршиво и самым мерзким человеком на свете, — девушка нервно похрустела пальцами и сделала глубокий вдох. — Обещай мне, что после мною рассказанного, ты не будешь смотреть на меня с презрением, и что хуже всего, будешь делать вид, что всё нормально. Очень прошу, если больше не захочешь меня видеть, то просто выгони меня, я не смогу это принять… — Я не выгоню тебя, даже если буду под дулом пистолета, — твёрдо сказал Чимин, заставляя все сомнения Мины рассеяться. Сделав глубокий вдох, Мина начала рассказ про своё детство, как им пришлось переехать, как они не могли найти работу и были буквально нищими, как они нашли работу в особняке Со, как мать Чеён уговаривала Джимина дать им работу и выделить комнату, как она себя чувствовала в то время, как она привязалась к Чеён, теперь считая её своей сестрой. Рассказала и про то, что делал Джимин с её мамой, что собирался сделать с ней, рассказала про то, что чувствует вину из-за этого, поскольку Хагён не могла уйти именно из-за дочери, которая должна была расти в нормальных условиях. Рассказала про то, как была зависимой от Джимина, потому что ей некуда было деться. Рассказала и про то, почему она стала такой закрытой, как лишилась всех эмоций, превратившись в бесчувственного робота. Она затронула даже самые секретные темы, о которых ни с кем раньше не говорила. Рассказала, как она убирала иногда трупы, как холоднокровно звонила людям и сообщала им про смерть, как она смотрела на то, как закапывают тех убитых людей, или то, что от них осталось. Единственное, что она утаила, это то, что она услышала в кабинете Джимина, из-за чего её пытались убить. Она не знала, почему она всё ещё не рассказала это, что её останавливало, просто когда она хотела или собиралась, то голос пропадал. Наверное, для неё эта тема была слишком болезненной из-за воспоминаний, связанных с ней. Когда Мина закончила говорить, Чимин сглотнул, а потом глубоко вздохнул. Безусловно, рассказанное сильно его удивило. Он смотрел на девушку, которая всё ещё разглядывала небо и не мог понять, как человек может вытерпеть столько боли. Переезд из другой страны, отец, который их бил, смерть матери, тяжёлая депрессия, которую она сама поборола. Мина была такой сильной, а девушка этого даже не подозревала. Чимин задумался, а потом встал со стула, оказался рядом с Миной и, потянув её за руку на себя, крепко обнял. — Я не могу передать свои слова восхищения, хотя понимаю, что они сейчас не уместны, — тихо проговорил Пак в самое ухо. — Но ты удивительная и такой сильная, я бы вечность мог говорить про это. Я очень рад, что ты решилась открыться и поделиться своей болью, — Мина обняла Пака в ответ, утыкаясь ему в плечо. — Ты очень сильная, моя любимая. Мина подняла голову, зарылась в волосы на затылке Чимина и поцеловала, сразу же открывая рот шире, позволяя Паку провести языком по верхнему ряду зубов. Чимин крепче прижал к себе девушку, а потом сделал шаги вперёд, заставляя Мину идти к кровати. Аккуратно уложив её на лопатки, Чимин, не прерывая поцелуй, водил руками по телу, но Мина потянулась к пуговицам на рубашке и начала их расстёгивать. Чимин наблюдал за действиями Мины, чувствуя, как в штанах становится тесно, но снимать их не спешил, позволяя девушке снять с себя рубашку. — Ты уверена? — тяжело прошептал Чимин, готовый от одного её глубокого взгляда кончить. — Если ты меня сейчас же не остановишь, я не смогу… Девушка перебила Чимина и вновь его поцеловала, ногами обвивая поясницу. Пак ответил на поцелуй, потянул Мину на себя, и, заставив присесть, снял с неё светлую толстовку, а потом, оторвавшись от губ, прижался к его шее, мягко целуя нежную кожу. Мина выпала из этого мира и то, что произошло дальше, помнила мутно. Чимин был с ней очень осторожен, целовал каждую минуту, буквально каждый участок кожи, не оставив без своего внимания ни миллиметра, старался причинить минимум боли при проникновении. Стоило ли говорить о том, что он никогда не парился на счёт своего партнёра до Мины? Нет, потому что ему было похуй и всегда находился под дурью. Но Мине он уделял максимальное внимание, получая ответ на каждое движение. Они заснули в обнимку. Точнее, Чимин прижимал к себе Мину, которая заснула у него на груди почти сразу. — Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива, ты больше никогда не будешь испытывать боль. Никто не посмеет это сделать, — тихо сказал Чимин спящему девушке и поцеловал макушку, погружаясь в сон.