Синдром Гюнтера

Шошана не поверила своим глазам. Значит пока ее муж, у которого свадьба сестры на носу, вынужден корпеть над статистикой, его правая рука, которая должна ему помогать выполнить эту работу быстро и качественно спокойно расхаживает по улицам? Конечно Шоша не догадывалась, что свадьба эта не то, что на носу, она у Хаима уже в печенках. Но и Хаим не знал, что его благоверная решит нанести внеурочный набег на Машбир аки половцы на Рязань. Сжав богатую добычу, состоящую из десятков фирменных пакетов и примерив самую очаровательную улыбку, Шошана шагнула в марево города. — А Макс, душа моя, а я думала обозналась, — она потянулась вверх для троекратного приветственного поцелуя, и стала еще больше похожа на вставшую в стойку гюрзу. Чего не переносил Макс так этих поцелуев, хотя можно ли назвать поцелуем чмокание над ухом даже без всякого касания щеки. По сладкой улыбке и колючему взгляду Макс понял, что провести день в компании Гюнтера возможно даже проще, чем провести вечер в шкуре инспектора Бузагло, отвечая на вопросы разъяренной супруги. — Скажи-ка мне, а чего ты не на работе? Все в порядке? — Да, я в отпуске вообще-то, сегодня первый день — Ммм, ах вот оно что. А я то от Хаима поняла, что ему твоя помощь нужна, архив статистика то се. Или я что то напутала? Напутать Шошана ничего не могла в принципе. Бабушка Хаима, девяностолетняя Мазаль, она же Масуда вообще считала, что Шоша это наполовину джин. Поэтому обращалась с ней предельно ласково, не забывая при этом хорошенько кормить кускусом, добавляя в тарелку самые лучшие куски мяса. Интуитивно Макс выбрал ту же тактику. Взяв женщину под локоток он доверительно зашептал. — Шошана понимаешь такое дело. Тут ко мне родственник нагрянул… брат двоюродный…он не сто процентов, понимаешь. Ты только никому не говори, в детстве случайно из окна выпал…вот теперь не совсем в порядке. А тетушка приболела, сердце…ну не оставлять его одного, — с ноткой трагизма в голосе проговорил Кляйн, изредка бросая сочувственные взгляды в сторону Гюнтера — Вот у вас ашкеназов всегда так, женитесь поздно, рожаете одного ребенка, к нему заводите собаку. А потом некому плечо подставить, эх вы, — назидательно произнесла Шошана. Кстати ты чего забыл про солнцезащитный крем? Он же у тебя как ошпаренный. Ладно он больной, ты нормальный? Ты тётке его потом в каком виде вернёшь? — опустив пакеты на землю Шошана безошибочно выудила из нужного пакета большой тюбик. Зыркнув на Макса и на пакеты, она кивком велела тому собрать все это богатство и следовать за ней. Сама же она взяла опешившего и раскисшего под нещадным июльским солнцем Штерна и приговаривая что то ласковое и бессвязное, что обычно приговаривают матери деткам, отвела его в сторону ближайшей скамейки, где занялась лечением его уже заметно обоженного лица. Наверное впервые за день, Гюнтер почувствовал, что и в аду иногда бывают поблажки. Он держался удивительно спокойно, для такого рода путешественника. То, что это будущее он понял по многим мелочам. Как ни крути, вырос он на ферме и был может быть не всесторонне образованным, но по-крестьянски приметливым. Он сразу обратил внимание, на прямоугольные куски целлулоида со стеклянным экраном с которыми не расставался ни один из встреченных им людей. С его помощью они набирали какие то тексты, а в случае необходимости использовали в качестве телефона. Он был бы не против подержать такую вещь в руках. Но не решался просить, чтоб не ставить под удар свою арийскую городость в случае, если ему откажет человек низшей расы. А уж увидя на улице машины, трамвай и главное момент когда Макс вместо денег провел целлулоидную карточку в кассовом аппарате, окончательно понял, что это будущее. Самое поразительное, что гипотетически у Гюнтера была здесь родня. Дядя его матери был из протестантов работающих в приюте Шнеллера. У матери сохранилась фотография, где он с семьей снят на фоне «Мюнхенского» дома в Иерусалиме. Но после Большой войны связь прервалась. Именно о нем размышлял Гюнтер, когда на него налетела ураган Шоша. Покончив с медицинскими процедурами и довольная собственным милосердием Шошана Бузагло направилась в сторону парковки. Макс напрягся. Хаим всегда жаловался, что если «эта женщина» хочет его добить и испортить день то всегда скажет в спину, «будто нож воткнет». — Макс, ты помнишь что в четверг свадьба? Ты приглашен, не забудь — Шошана, спасибо конечно, но я вряд ли приду. Сама понимаешь, неудобно его одного оставить — Ну ты и кусок нахала. Кто говорит оставить одного. Твой брат тоже приглашен. И не вздумай возражать. Как по твоему будет чувствовать себя Хаим перед всеми родственниками если кто то из его отдела пропустит свадьбу его сестры? То то же. Ты же не хочешь позорить собственного шефа. Мда, попал так попал — уныло подумал про себя Макс представив градус радости инспектора Бузагло от факта наличия роттенфюрера СС на свадьбе собственной сестры. Хотя сам виноват, нечего было навязывать ему этого «туриста». Эх, вот бы вернуть его до четверга. Но как? Из задумчивости его вывел своим вопросом Штерн — Эй… Макс, а улица Царей Израилевых ещё существует? Это было последнее, что ожидал услышать Макс. Да чего там, если напрямоту он вообще не ожидал такого услышать. — Ну существует конечно. А тебе на что? — У меня там родственник жил, двоюродный дед. Кляйн аж поперхнулся. — Ты чего криптоеврей что ли? — Каким евреем ты меня сейчас обозвал? Я еврей? Рехнулся совсем?! Глаза открыл и внимательно на меня посмотрел, не видишь что я классический фальский тип. — Угомонись недоумок, твои теории здесь не стоят даже бумаги на которой они были напечатаны — Эй мальчики, вы из наших? Как здорово. Не подскажете как дойти до парка Независимости, — напротив парней нарисовались две девушки в спортивных обтягивающих шортах и топиках в смешных шапках грибочками, столь любимыми немецкими туристами. И если у Макса такой вид не вызывал вопросов, то Гюнтер подрастерялся — Простите фройляйн, но я не местный… возможно мой спутник… С лиц девушек в момент слетела улыбка вместе с доброжелательностью — Шовинист, мерзкий шовинист. Постыдился бы, — сказала одна — Чертов женоненавистник, — прошипела другая. — Эй, вам в другую сторону, — бросил Макс в спину поспешно удаляющимся девушкам. И заржал в голос, увидя расстерянную физиономию Гюнтера. — Ну и что опять не так? — Долго объяснять. Просто запомни, в современном мире «фройляйн» это оскорбленние — Жидовские штучки. Какое же это оскорбление? — Просто запомни. Скажи спасибо, что не нажаловались. Называй лучше всех фрау, и молодых и старых. Так не попадешь впросак. А теперь пошли. Так и быть, покажу тебе Малкей Исраэль. Только взамен расскажешь мне как туда мог попасть твой родственник.