«Я зашла в свой первый в жизни настоящий тупик. Мне некуда идти. Некуда идти такой, какая я сейчас.» Ч. Паланик «Невидимки»
Холодный ветер пробирал до самых костей, через небольшие щели в полу проникая в утеплённую ватином карету, и заставлял Ирину кутать покрасневший от мороза на улице нос в ворот шубы, сделанной из меха баргузинского соболя. Ей не было холодно настолько, чтобы надеть что-то теплее обычного пальто, но Феликс настоял, чтобы девушка хоть раз примерила его подарок, который он сделал ей на деревянную свадьбу. Она не любила зиму, просто терпеть её не могла, заменяя и без того редкие прогулки по саду чтением книги около камина, сидя на мягком удобном диване с чашкой горячего чая. Вампир, который редко видел жену вне стен её комнаты, в это время года наблюдал ту в гостиной чуть ли не каждый день. Он иногда нарушал это молчаливое одиночество своим присутствием, садясь в кресло напротив, куря сигарету или потягивая смешанный с кровью алкоголь из хрустального бокала. Девушка, казалось, совершенно не замечала его, слишком увлеченная книгой, поэтому князь мог позволить себе краем глаза наблюдать за ней, не боясь наткнуться на холодную броню голубых очей. Им было комфортно в этой тишине, нарушаемой лишь тихим треском брёвен в камине. Каждый находился в своём маленьком мире, закрытым от посторонних, где можно было расслабиться и хоть немного позволить себе побыть настоящими. Ирина всегда замечала на себе взгляд мужа, но предпочитала не говорить тому об этом, почему-то не испытывая неприязни и желания поскорее улизнуть от него. Это пугало её, ведь девушка не могла позволить себе хотя бы на минуту забыть кто рядом с ней, но, как бы она не пыталась искоренить тепло, шампанским разливающимся от макушки до самых пят, не получалось. Ей даже иногда казалось, что почитать книгу в уютной обстановке за очередной чашкой любимого напитка, укутавшись в тёплую кашемировую шаль, лишь предлог для очередной молчаливой встречи, но княгиня сразу же выбрасывала из головы столько неподобающие мысли, не имеющие ничего схожего с реальностью. В такие зимние вечера между ними не возникало колких перепалок, где каждое слово буквально истекало ядом, не было молчаливых игр в гляделки, в которых каждый из них старался доказать своё превосходство одним лишь взглядом. Феликс, в венах которого Бахчисарайским фонтаном тёк азарт, любил смотреть в её глаза, разглядывая необычайно красивую радужку. Он подмечал каждый лопнувший от бессонных ночей капилляр и, казалось, мог бесконечно долго любоваться усталыми то ли от жизни, то ли от сильного напряжения очами, но в этой игре практически всегда проигрывал, почему-то не выдерживая слишком серьёзного для её возраста взгляда. Не смотря на то, что вампир понимал, что по большей части всё безразличие девушки — всего лишь маска, за столько лет практически сросшаяся с лицом, но даже не смотря на это ему становилось неловко и отчего-то немного страшно от, казалось бы, стального стержня, который даже не смотря на огромное количество трещин оставался всё таким же и не ломался. Князь даже иногда думал, что княгиня всё же не живой человек, а безумно качественная и технологичная кукла, настолько хорошо влившаяся в роль, что сама поверила в это и даже начала пытаться по-настоящему жить этой жизнью, но он сразу же загонял эти бредовые мысли обратно в недра своего разума, ведь Ирина дышала, хоть и редко, но смеялась, прикрывая рот ладонью, и плакала, языком слизывая с губ солёные слёзы. Её сердце билось, и Феликс, слушая его, раз за разом убеждался, что она всё-таки человек. Надломленный слабый, но человек. Фырканье разгорячённых лошадей, что быстро неслись из самого центра Петербурга, нарушило привычную, пробирающую до костей тишину кладбища. Вампир первый вылез из кареты и осмотрелся вокруг, нервно сглатывая от каждого тихого взмаха крыла чёрных, как смоль, воронов, сидевших на огромный крестах или ангелах, высеченных из камня. Подав руку Ирине, что вышла наружу следом за мужем, он успел пожалеть, что в этом году нарушил свою обычную тактику «не вмешиваться в её дела» и решил составить супруге компанию, чтобы почтить память погибших и дорогих ей людей. Князь ненавидел кладбища, ненавидел смерть, одно упоминание которой заставляло его возвращаться к белому порошку, что ему выписали в Вене лишь как способ отвлечься от рутины, развеяв скуку, но с каждой педантично ровной дорожкой, с каждым вздохом и волной эйфории, Феликс всё больше понимал, что кокаин становится его спасеньем не от меланхолии, а от одиночества и страха, сожравшего всё человеческое, что в нём когда-либо было. Вампир признавал тот факт, что желание жить в его голове было доведено буквально до фанатизма, ведь он был готов пойти на всё ради того, чтобы продлить свой и так долгий век. Оно стало для него всем, заменило родных и близких, которые когда-либо у него были. Желание жить вечно, как бы смешно не звучало, стало смыслом жизни, целью, достичь которую было необходимо несмотря ни на что. Князь был готов заплатить любую, пусть даже самую высокую цену за свои и по вампирским меркам долгие годы, что делало его одним из самых опасных серых кардиналов Российской империи. Он был одинок и несчастен, хоть и решительно отказывался признавать это, обрастая ядовитыми смертоносными иголками, стоило кому-то хотя бы заикнуться о не самой приятной для дискуссии теме. Терять мужчине уже давно было нечего, ведь у него остался только он сам и огромное нажитое предками состояние, поэтому рычагов давления, что могли бы как-то остановить вампира — не оказалось, как бы не искали. Все понимали эту истину, из-за чего и считались с ним, не смотря на своё открытое презрение и, возможно, ненависть. Феликс заставил себя уважать, построив собственный авторитет на страхе окружающих, что были для него не больше, чем грязь под ногтями — такая же раздражающая и вызывающая желание как можно быстрее от неё избавиться, но он совершенно не стыдился этого, ведь какая разница, если цель всё равно всегда оправдывает средства. — Вы могли не ехать со мной, князь, — заметив, как супруг шарахается от каждой могилы, что попадалась на их недолгом пути, Ирина резко остановилась, от чего тот чуть не врезался в её спину, и развернулась к вампиру лицом, скрытым за чёрной сеткой вуали. — Или подождать в карете, — грубо закончила она, сжимая в руках небольшой букет из шестнадцати ярко-красных, практически кровавых роз. Юсупов не вписывался в атмосферу этого места. Стоило ему выйти в свет, не важно было это появление на свадьбе, дне рождении или похоронах, то рядом сразу же появлялся хаос и разруха, а девушка не хотела приносить их в это место. Только не сюда, ведь осквернять память тех, кто уже много лет покоился здесь, было высшей степенью кощунства, оскорблением их имени и достоинства. Ирина уважала мёртвых и считала, что говорить о них стоило либо хорошо, либо никак, а Феликс держать язык за зубами не умел, поэтому она хотела спровадить его обратно в экипаж, ждущий их у входа, но вампир, проявивший какой-то нездоровый интерес к её сегодняшней поездке, что давно стала ежегодным ритуалом, не только вызвался сопровождать, но и последовал за ней, когда девушка покинула карету. — Вам так неприятно моё общество? — огрызнулся он, нервно оглядываясь по сторонам. Ирина, увидевшая как на острый нос князя опустилась маленькая белая снежинка, в миг растеряла былую злобу и, отчего-то умилившись этой картине, тихо хихикнула, прикрыв рот ладонью. Вампир, подумав, что ему послышалось, не обратил на это никакого внимания, продолжая лихорадочно бегать взглядом по каменным надгробьям, но когда звук повторился ещё раз, не мог оставить его без ответной реакции. — Почему вы смеётесь? Не вижу никаких поводов для веселья. Они стояли под пушистой раскидистой елью, что своими большими ветвями-лапами заботливо скрывала путников, решивших заглянуть в обитель мёртвых, от сильных порывов ветра, будто восставшие из могил призраки бушующие на улице. Его унылые потусторонние завывания пробирали до самых костей, заставляя ежиться не только от холода, но и от страха, что костлявыми лапами пробирался в самый центр груди, сковывая её своими оковами, как тот самый дуб, что описывал Пушкин в своём небезызвестном стихотворении. Очередной мощный порыв ветра всё же потревожил покой ели, одиноко стоявшей в самом сердце кладбища и как верный внимательный сторож охранявшей его покой, заставив небольшую кучу снега упасть прямо на непокрытую меховой шапкой голову мужчины. Ирина, увидевшая это, уже не сдерживала себя и рассмеялась, закрывая лицо руками, чтобы хоть немного остаться в рамках приличия, а Феликс, резкими движениями смахивая со своих волос пушистые хлопья, лишь раздраженно сверкал своими зелёно-карими глазами в её сторону. В этот момент он был похож на кота, нечаянно упавшего в реку — такой же мокрый и недовольный. — Ненавижу зиму. И на кой чёрт вы попёрлись сюда в такую погоду? — избавившись от снега на голове и одежде, спросил вампир, на что девушка, резко замолчав, оскорблённо поджала губы. Вроде бы он не сказал ничего такого, просто начал ворчать, что в его-то возрасте далеко не редкость, но ей вдруг стало так неприятно от формулировки и тона, что Юсупова была готова впервые по-настоящему разозлиться на князя, ведь никто его под дулом пистолета, заряженного серебряными пулями, не заставлял садиться в чёртову карету и ехать с ней в это место. Раз уж сам вызвался, то теперь пусть терпит, ведь кармаЯнварь 1898 года
***
Дождь беспрерывно барабанил по карнизу вот уже четвёртый день подряд. Ирина, почему-то с детства любившая эту погоду, стояла у окна, задёрнутого плотными тёмными шторами, и смотрела в след быстро удаляющейся с территории особняка карете мужа, казавшейся на безлюдной улице каким-то инородным телом. Феликс, что совсем недавно вернулся домой с очередного собрания дружины, собирался провести весь оставшийся день нежась в мягкой кровати или же в горячей, наполненной до краев ванне, был мягко сказать зол, когда князь Свечников, приславший мальчишку-посыльного с письмом, резко собрался в Москву по какому-то необычайно важному делу, требующему обязательное присутствие Юсупова. Тот уже в миллионный раз успел пожалеть о своём решении работать не покладая рук ради места главы Священной дружины, но не смотря на свои грандиозные и ленивые планы, всё же довольно быстро, даже для себя, собрался, при этом не переставая ворчать о напрочь испорченных выходных, и, попрощавшись с женой, что по его просьбе меланхолично и без всякого энтузиазма перебирала отчёты за последний месяц, сел в карету, проигнорировав зонт, что пытался всучить ему Бужинский, уехал на вокзал, где должен был встретиться с Владимиром Михайловичем и Руневским, которого тот везде таскал с собой, будто дама карманную собачку. Не то, чтобы он был настроен столь же скептически к обращённому, как Дашков, но поляка-ханжу недолюбливал, хоть и считал того весьма полезным и способным вампиром. Чтобы сделать свою поездку чуть более приятной и не такой скучной, Свечников и его протеже всегда были теми ещё занудами, не знающими толк в юморе и развлечениях, Феликс впервые предложил Ирине поехать с ним и развеется, ведь из дома она, если верить его памяти, выходила чуть больше месяца назад, но та, как и ожидалось, отказалась, ведь по её словам Москва — смесь благочестия и распутства, из-за чего та и не любила этот город, отдавая предпочтение красивому снаружи, но уже давно прогнившему изнутри Петербургу. Когда карета окончательно скрылась из вида, Ирина отошла от окна и под любопытный взгляд фрейлины села на мягкую софу, раскрыв книгу, что мужчина совсем недавно приобрёл в одной из своих поездок в Англию, где встречался с друзьями по Оксфорду. За последние пару лет она успела выучить английский до уровня, чтобы относительно понимать смысл написанного. Разумеется, свободно разговаривать и писать на этом языке девушка ещё не могла, слишком мало было практики и времени для более углубленного изучения, поэтому все книги она читала со словарём под рукой и, иногда, жужжащим и слишком дотошным Феликсом, что заставлял ту делать это вслух, жестко отчитывая за каждое неправильно поставленное ударение или произнесённый звук. Княгиня первое время часто закипала внутри, в самых крайних случаях даже угрожала ударить вампира книгой, но тот лишь смеялся и, специально переходя на английский, разговаривал так до той поры, пока Ирина не начинала ему хоть и коряво, но отвечать. Обычно, это случалось очень скоро, ведь та сама была заинтересована в обучении, поэтому Феликс быстро бросил данное занятие и стал просто, без каких-либо издёвок в голосе, время от времени заводить на этом языке диалог. Она была благодарна ему за эти небольшие и весьма полезные уроки, хоть и не совсем понимала зачем вампир, которому совсем скоро перевалит за двести лет, возился с ней. Самым логичным и, наверняка, правильным объяснением в голове Юсуповой стало то, что Феликс просто нашёл новый способ разрушить оковы скуки на которые тот чуть ли не ежедневно жаловался, ноя, как пятилетний ребёнок, чем знатно выводил девушку из себя, но та молчала, не желая потакать его прихотям, ещё больше раздувая и без того безразмерное эго князя. — Не хочу показаться бестактной, Ваше Сиятельство, — присев рядом с девушкой, Лиза чуть наклонила голову, надеясь заглянуть той в глаза, прикованные к книге, но Ирина, слишком увлечённая написанным, даже не услышала слов подруги, поэтому фрейлина была вынуждена продолжить уже на более высоких тонах, чтобы госпожа уж точно обратила на неё внимание. — Мне показалось, что в последнее время вы с Его Светлостью, — она выплюнула это обращение с таким нескрываемым презрением, что княгиня на секунду подняла взгляд, недоумённо посмотрев на девушку. Она думала, что Вырубова уже давно привыкла к вампиру и они даже нашли общий язык, ведь Юсупова пару раз слышала их тихий смех, доносящийся из какого-нибудь коридора. — слишком сблизились. Прошу, скажите, что мне показалось, — Лиза с беспокойством, плескавшемся в больших карих глазах, смотрела на свою подругу, которая за последний год стала через чур часто проводить время с мужем. Фрейлина не была против, ведь желала своей госпоже только счастья, но Феликс не казался ей тем, кто сможет подарить ей его. По её мнению он был эгоистичной, самовлюблённой, наглой пиявкой, что даже о себе нормально позаботится не в состоянии. Григорий, когда выпивал, любил рассказывать очень занимательные истории про своего барина и его приключения, и они не всегда заканчивались на хорошей ноте, поэтому девушка искренне переживала, как бы тот невзначай не угробил её драгоценную и такую хрупкую подругу. Она же за неё ему глотку своими клыками перегрызёт и не посмотрит, что тот князь в хрен знает каком поколении — Лизе будет всё равно. Ирина — самый дорогой для неё человек, буквально всё, что у неё осталось. Мать, после отказа от службы Анастасии Николаевне, и громкого скандала, последующего за ним, её видеть не желала, отец, будучи человеком, уже давно покоился на Новодевичьем кладбище, а больше у неё никого не было. Ни мужа, ни любовника, ни братьев и сестёр — никого. Никого, кроме Ирины, ради места подле которой Вырубова пожертвовала всем, но фрейлина ни о чём не жалела, даже наоборот — была счастлива своим положением, хоть и иногда задумывалась о том, как бы сложилась её жизнь, не встреться она тогда с маленькой девочкой, что единственная слушала все те бредовые и необычайно долгие разговоры, что та заводила. Лизу никогда никто не слушал, прерывая на половине и недовольно закатывая глаза, попрекая тем фактом, что хорошие фрейлины так себя не ведут. Они должны были быть умными, хитрыми, говорить красиво и только то, что хотели слышать окружающие, а не своё мнение, которое, как ей говорила мать, никому не было нужно. Девушка, понурив голову, всегда соглашалась и правда изо всех сил старалась быть лучше, чтобы не расстраивать матушку, но, спустя какое-то время, гиперактивный ребёнок вновь вырывался на свободу, и Анна Александровна снова недовольно смотрела на неё с неприкрытым разочарованием в серых глазах, поджимала губы и сердито хмурила брови. Наверное, девушка ещё долго старалась сделать из себя ту, кем не являлась, если бы не Ирина, показавшая, что хорошая фрейлина эта не та, кто поливает свою госпожу сладкими и красивыми, но совершенно далёкими от правды речами, а та кто искренне заботится и старается сделать всё ради неё, готова пожертвовать собственной головой, доставляя секретное любовное послание, и было совершенно не важно, сколько и как та говорит. Бывшая Романова показала ей совершенно другой мир, открыла глаза, и Лиза была благодарна. Теперь, она старалась стать лучше не для того, чтобы угодить матери, а для того, чтобы не подвести в первую очередь себя и, следовательно, свою госпожу, которая всегда была для неё примером для подражания и символом того, что люди, какими бы слабыми и беспомощными те не были, могут иметь в себе стальной стержень и несокрушимую силу духа. Вырубова восхищалась ей и бесконечно гордилась, что тогда послала к чертям свою мать с её планами и договорённостями, выбрав свой собственный путь к счастью. — Не волнуйся, я в порядке, — Ирина улыбнулась, заправив выбившийся из шишки локон за ухо. — Мы с Феликсом пытаемся жить так, чтобы нам обоим было хорошо. Не буду пытаться отбелить его репутацию, думаю, никому это не под силу, но он может быть хорошим. Не знаю, насколько это искренне и что вообще твориться в его голове, но за все десять лет брака он был практически образцовым мужем, — княгиня говорила спокойно и это чувство передалось Лизе. Она слепо верила ей, хоть и прекрасно знала о том, что та может нагло врать с точно таким же невинным, практически ангельским выражением лица. — Хорошо, но если только этот напыщенный индюк… — Юсупова не дала девушке продолжить свою оскорбительную и угрожающую тираду, тихо рассмеявшись, прикрыв лицо ладонями. Княгиня знала, что её фрейлина и правда была готова разорвать Феликсу глотку, стоило тому хотя бы подумать о чём-то, что могло ей навредить, но она не хотела, чтобы подруга лишилась из-за неё ещё чего-то, поэтому Ирина, даже если вампир что-то с ней сделает, никогда об этом не скажет. Это будет слишком эгоистично и неправильно с её стороны. Спустя пару часов, что они провели за чтением книг, иногда прерываясь на обсуждение каких-то бытовых проблем, внезапно всплывших в голове, в гостиную, трясясь то ли от страха, то ли от волнения, зашла служанка. Молодая девушка в простом коричневом платье, с коротко подстриженными русыми волосами и веснушчатым, слегка курносым носом остановилась чуть подле девушек, что не сразу обратили на неё внимание, и, не зная куда себя деть, опустила взгляд в пол, мёртвой хваткой вцепившись в чуть грязный подол платья, и тихим голос, чуть запинаясь, сказала: — Ирина Александровна, Дмитрий Павлович прибыл, — Лиза, сидящая рядом с девушкой, недовольно скривилась от одного упоминания князя Романова. Как бы скептически и настороженно фрейлина не была настроена по отношению к Феликсу, но к нему она уже успела в какой-то степени привыкнуть, да и Ирине он за все десять лет брака, по её словам, не сделал ничего плохого, даже наоборот — заботился, а вот его бывший друг своими частыми визитами ставил в неудобное положение её подругу, поэтому та не любила его гораздо больше. — Скажи, что Феликс уехал и вернётся только на следующей неделе, — не отрываясь от книги, сказала княгиня и властно махнула рукой, показывая, что служанке здесь делать больше нечего. — Но, Ваше Сиятельство! — до беления костяшек сжав пальчиками подол платья, девушка, всё также не смотря в глаза Юсуповой, подошла к ней в плотную и шепнула на ушко: — Он требует встречи с вами. Сказал, что будет стоять в парадной до той поры, пока вы не примите его, — быстро отстранившись, она вся сжалась, будто боясь, что княгиня сейчас её ударит. Ирина и правда была невероятно зла такой вопиющей наглостью. Этот вампир переходил уже все границы дозволенного. Как можно не понять столь простой истины за десять чертовых лет — она замужем, у них с Феликсом всё хорошо, даже не смотря на отсутствие чувств с обеих сторон, и никто не собирался никого бросать пока того не прикажет император. Княгиня была верной женой, чего не скажешь о её супруге, но та закрывала на это глаза и не собиралась что-то с этим делать. Ей было всё равно. Пусть развлекается и мотается по борделям, как неприкаянный, она не против. Такой образ жизни стал нормой практически для всех мужчин, поэтому смысла уподобляться князю и закатывать бессмысленные скандалы ревности она не собиралась. Слишком много чести, да и Ирина никогда не скрывала, что на его гулянки ей с высокой колокольни плевать, поэтому, когда кто-то пытался рассказать очередную историю, в которую умудрился влезть Феликс, она лишь с нескрываемой скукой слушала и в конце, когда спрашивали её мнение, говорила, что князь преподносил ей эту историю более развёрнуто и захватывающе, не упуская ни единой подробности. Многих возмущало такое равнодушие, ведь не дело женатому мужчине вести себя столь развязно, но Ирина, хорошо скрывая собственное недовольство, советовала не лезть в чужую жизнь, а лучше приглядывать за своей. После этого с ней обычно переставали общаться, чему княгиня была искренне рада, чего и не скрывала. Их пару в свете считали чокнутой и ненормальной. Один — эпатажный наркоман, любящий переодеваться в женское платье и не скрывающий своих многочисленных связей с мужчинами, а другая — молчаливая затворница, не появляющаяся на дамских посиделках, где обычно обсуждались все последние сплетни. Никто не понимал, как эти двое смогли ужиться в одном доме и при этом ещё не перегрызли друг другу глотки, ведь они такие разные, как небо и земля, как лёд и пламя, но чета Юсуповых обычно на такие вопросы лишь синхронно закатывали глаза и с неискренней улыбкой на лице уходила в другой конец зала, по дальше от любопытных взглядов и злых языков. Не смотря на разный характер и темперамент, образ жизни и манеру поведения, супругов объединяла одна очень важна вещь — нелюбовь к тем, кто старался влезть в их личные дела. Обычно, таких людей они либо игнорировали, проявляя полное равнодушие к их словам, либо уничтожали, для чего использовались самые разные методы: Феликс был более жестоким, любил поиграть со своей жертвой, заставив ту долго и мучительно страдать, в конце всё равно убивая или делая так, чтобы её смысл жизни переставал существовать, а вот Ирина старалась сделать всё быстро, не запачкав в крови свои нежные руки, предпочитая публичные унижения или аристократически холодную месть, которая ещё надолго осталась бы в памяти. Они были абсолютно разными, но личная выгода, которую те получали буквально от всего, и нескончаемое чувство собственной важности объединяли их, хоть это было видно далеко не всем. — Хорошо, проводи его сюда, — с громким хлопком закрыв книгу, княгиня отложила ту в сторону, кивком головы показав фрейлине в сторону двери, прося ту выйти, поправила складки чёрного платья и, выпрямив спину, ещё больше становясь похожей на фарфоровую статуэтку, устремила пронзительный взгляд в сторону открывшихся дверей. Когда Дмитрий Павлович вошел в гостиную, Ирина не встала, замерев в горделивой позе, недовольно поджав губы и нахмурив брови. Вампир знал, что она не была ему рада, но поговорить с ней лично, пока выдалась такая возможность, считал делом необычайной важности. Подойдя к девушке вплотную, оставил на маленькой ладони, облаченной в атласную перчатку, легкий поцелуй. Не скрывая презрения, княгиня выдернула руку и, кивком головы указав князю на кресло напротив, заговорила, пытаясь сделать голос как можно более безразличным и холодным. — Зачем пожаловали в этот раз, князь? Должно быть, вы уже знаете, что Феликс уехал по делам в Москву и вернётся не раньше утра следующей среды, — она посмотрела на вампира так, как смотрела на раздражающих её людей: властно и с долей брезгливости. С князем они были знакомы с самого детства. Он периодически приезжал в дом её родителей, где обсуждал с отцом какие-то дела, касающиеся военной службы, играл с ним в карты и часто оставался на ужин. Младшие братья любили, когда он заезжал к ним, ведь Дмитрий Павлович всегда рассказывал какие-нибудь занимательные истории из своей вампирской жизни, однако Ирина, как бы тот не старался, интерес своих маленьких наглецов не разделяла и не любила слушать их, ведь князь не вызывал у неё никаких положительных эмоций, лишь недоверие, но она не могла оставить братьев рядом с ним один на один, поэтому, как ответственная старшая сестра, сидела с ними, то и дело подозрительно поглядывая на вампира. Тот то ли не замечал, то ли не хотел этого делать, ведь из раза в раз смотрел на неё с восхищением и не совсем здоровым блеском, за которым девочка не могла разглядеть его истинных мыслей. Когда случилась та знаменательная трагедия, он был первым, кто примчался в практически полностью сгоревший дом. Найдя девочку на первом этаже, рядом с трупом отца и младшего брата, вынес ту оттуда, не смотря на все протесты и крики о том, что она должна остаться с ними, быть рядом, когда они очнутся. Дмитрий понимал, что у неё был шок и они уже не очнутся, поэтому увёз её как можно дальше от Фермерского дворца. Император забрал внучку через два дня, сразу же после того, как были найдены все члены группировки, что устроили покушение. Всё это время Романов был с девочкой, не отходил от неё ни на шаг, боясь, что та может что-то с собой сделать, но все опасения были напрасны, ведь она не сдвинулась с места, лишь изредка мигая, смотрела в стену своими кукольными голубыми глазами и молчала, полностью игнорируя расспросы князя. Следующие несколько лет Дмитрий навещал постепенно взрослеющую Ирину практически каждую неделю. Он дарил ей дорогие подарки, водил на спектакли и делал всё, чтобы девочка наконец-таки заметила в нём мужчину и ответила на его чувства. Он понимал, что это нездорово — проявлять любовную заинтересованность к семилетнему ребёнку, но не мог ничего с собой поделать. Вампир любил её, искренне и нежно, и был готов ждать столько, сколько потребуется, благо времени у него оказалось достаточно. Девушка была не глупа и быстро поняла далеко не брата-сестринские чувства князя по отношению к себе, но в слух этого произнести не решалась, боясь возможных последствий. Со временем, она стала придумывать различные предлоги, чтобы не выходить из комнаты и не встречаться с ним, а потом это делала уже Лиза, что значительно облегчило ей задачу. Выходя замуж за когда-то близкого друга князя, Ирина рассчитывала, что преследования закончатся и можно будет наконец-таки облегчённо выдохнуть, но она ошиблась, ведь настойчивости Дмитрия можно было только искренне позавидовать, ведь даже Феликс, который постоянно повторял тому, что княгиня не желает его видеть, что та боится этой одержимости собой, не остановил вампира. — Я прибыл к вам, душа моя, — сняв шляпу, мужчина положил её на подлокотник кресла и, с нескрываемым обожанием, посмотрел на девушку. — Наконец-то мы встретились. Сколько времени прошло, пять, шесть лет? — в его голосе, чуть хриплом и низком, ядовитой гадюкой скользила ложь, княгиня была в этом уверена, ведь, зная Романова достаточно давно и хорошо, могла с точностью сказать, что тот отсчитывал дни, что не виделся с ней. Его одержимость ею была доведена до какого-то нездорового фанатизма, но княгиню это, не смотря на все сказанные слова, совершенно не пугало. Она знала, что князь ничего ей не сделает, а если и сделает, то никогда себя не простит и будет всю оставшуюся жизнь помнить об этом, как о самом страшном катаклизме на свете. — Десять, князь, — поправила его Юсупова, на что тот лишь тихо рассмеялся, чуть откинувшись на спинку кресла. Он, не отрываясь, смотрел на неё, практически пожирал взглядом хрупкий силуэт, а девушке ничего не оставалось кроме как держать лицо, не поддаваясь накипевшему за долгое время раздражению. Окончательно портить отношения с князем ей не хотелось, ведь тот был последней ниточкой, что связывала её с прошлым. — Как быстро летит время! Для меня наша последняя встреча была буквально вчера, — не удержавшись, Ирина презрительно фыркнула, скрывая это за тихим кашлем. В парадной скрипнула входная дверь и раздался топот нескольких слуг, но никто из сидевших в гостиной не обратил на это внимания, предпочитая не задумываться о происходящем в пределах комнаты. Княгиня, подумав, что это, должно быть, вернулся Бужинский, что сопровождал мужа до вокзала, не стала акцентировать на этом внимания, делая следующий ход в их маленькой шахматной партии. — Время и правда скоротечно, — филосовски подметила она, — но вы не ответили на вопрос, — Ирина знала, что он скажет, но не спешила действовать на опережение, ведь слишком велик был шанс, подобно Феликсу, поддаться эмоциям и упустить что-то необычайно важное. В таких разговорах, как в шахматах и на войне — нужно было оставаться хладнокровным и продумывать каждый свой шаг, держа при этом в голове запасной план на каждую букву алфавита. — Вы прекрасно знаете ответ, душа моя. Я люблю вас и хочу быть с вами всегда, — оступившись первым, вампир, не сдерживая своих эмоций, пересел на диван, оказавшись буквально в сантиметре от девушки. Она слышала его быстрое сбившееся дыхание, чувствовала приторный аромат парфюма, смешавшийся с металлически-железным запахом крови. Княгиню внезапно замутило от столь едкой и непривычной смеси, поэтому она резко отпрянула, врезавшись спиной в мягкую обивку мебели. Девушка уже успела пожалеть, что не оставила князя торчать в парадной до самого приезда Феликса. Он бы с ним точно разобрался — раз и навсегда. При мысли о супруге Ирина чуть-чуть расслабилась, возвращая на своё лицо ненадолго слетевшую маску безразличия. Если бы тот был здесь, стоял, скажем, за дверью и всё слышал, то точно бы назвал её маленькой трусливой мышкой, боящейся собственной тени, а потом бы рассмеялся, громко и наигранно, не отводя хитрых зелёно-карих глаз от фарфорового лица. Он бы снова сказал, что она слабая глупая маленькая девочка, слишком многое о себе возомнившая. Не ему, конечно, говорить об этом, но эти слова, что нахальным и уже ставшим родным голосом пронеслись в её голове, вернули княгине уверенность в себе и собственных силах. — Не забывайтесь! — воскликнула девушка, сбрасывая чуть грубую ладонь князя со своей щеки. Она, задумавшись, даже не успела заметить, как та оказалась там, но её присутствие вызывало лишь отвращения и желание поскорее умыться. У Феликса, не смотря на далеко не нежную хватку, кожа на руках была бархатной и мягкой, как лепестки только-только распустившихся весенних цветов. Она не была шершавой или мозолистой, не приносила никакого дискомфорта, когда он хватал её за подбородок, заставляя не отводить взгляд и смотреть ему в глаза. От них всегда немного пахло травами, из которых был сделан крем, коим вампир ежедневно, днём и вечером, мазал руки. Девушка всегда удивлялась тому, сколько времени супруг уделял своей внешности, на что тот всегда отвечал одинаково: «Все смотрят исключительно на фантик, княгиня. Никто не задумывается о том, что конфета может оказаться невкусной или просроченной, если она облачена в яркую и привлекательную обёртку» — он всегда говорил это чванливо, как истинный англичанин, и снисходительно, как будто бы объяснял ребёнку, что если сложить два и два — получится четыре. Ирина ненавидела, когда вампир разговаривал с ней в таком тоне, но упорно молчала, не выдавая своего недовольства исключительно потому, что именно такой реакции с её стороны Феликс и ждал. — Я замужем, — напомнила ему Ирина, на что Дмитрий лишь снова рассмеялся, не отрывая взгляда от рассерженного лица княгини. — Ваш муж редкостный мудак и эгоист, — не смотря на то, что девушка была полностью согласна с невероятно точным высказыванием князя в сторону Юсупова, она не могла сказать ему об этом, ведь это бы означало, что у мужчины появился хоть и призрачный, но шанс заполучить её расположение. Кормить его этими воздушными замками не хотелось, поэтому пришлось возмутиться. Наигранно и слишком театрально, чтобы поверить хотя бы на секунду. — Как вы можете говорить такое? Вы же были хорошими приятелями, — Ирина возмущенно приподняла брови, сделав вид, что оскорблена такими словами до глубины души. Дмитрий, на этот цирк, никак не отреагировал, лишь схватил её руку и, не смотря на ярые сопротивления со стороны девушки, прижал ладонь к тому месту, где у обычных людей билось сердце. — Он отнял вас у меня, и с этого момента мне претит мысль, что наши судьбы когда-то связывали узы дружбы, — наклонившись к её лицу, князь прошептал ей эти слова практически в губы. В этот момент княгине больше всего хотелось оставить нормы приличия и плюнуть ему в лицо. Она видела как пару раз так делала Лиза, отбиваясь от слишком настойчивых кавалеров. Апогей мерзости и бескультурья, но зато весьма действенно и понятно. — Я люблю вас и хочу, чтобы вы стали моей, — всё-таки вырвав руку из цепкой хватки князя, Ирина вскочила с дивана, отбежав в другой конец зала, и, потеряв последние крупицы самообладания и не сдерживая истеричные нотки в голосе, направила на вампира пистолет, что всё время их разговора прятала за своей спиной, тщательно закопав в подушки. Феликс был параноиком, поэтому рассовал оружие по всему дому, за что девушка его не раз ругала, но сейчас страх супруга за свою жизнь помог ей сохранить свою в том ритме, коим она шла вот уже десять лет. Сняв с предохранителя, Юсупова переложила палец на курок, готовая в любой момент спустить его, если потребуется. — Немедленно убирайтесь из этого дома и больше не смейте являться сюда без особо важной на то причины, — девушка была решительна и не сомневалась, что стоит князю сделать хоть шаг в её сторону, то она без всякого сожаления выпустит несколько серебряных пуль в его грудь. Опыт по стрельбе из огнестрельного оружия у неё уже имелся, поэтому княгиня была уверена, что не промахнётся. — Хорошо, но прежде чем я уйду, проявите хоть каплю милосердия, если она, конечно, осталась в вашем холодном и безразличном сердце, и ответьте на вопрос, — Ирина с подозрением смотрела на вампира, совершенно не веря ни единому его слову. Наверное, ей стоило пристрелить его прямо здесь и сейчас, Феликс бы всё уладил, и никто бы даже не узнал от чьей руки пал великий князь, но она не смогла, ведь тот был не виноват, что влюбился и не мог отпустить всё это время, поэтому, всё ещё держа палец на курке, девушка кивнула, готовая выслушать и, по возможности, честно ответить на вопрос. — Вы любите его? Если да, то я молча уйду и никогда более не побеспокою вас, но если нет, — он на секунду замолчал, переводя дыхание и с каждым новым вдохом успокаиваясь. Когда Дмитрий вновь посмотрел на девушку, то его в его больших и выразительных глазах, говорящих больше, чем обычные слова, плескалось абсолютное, совершенно искренне спокойствие. — Я всё равно выполню вашу просьбу, но перед этим скажу, что вы наивная дура, раз остаётесь с ним не смотря ни на что. Так каков ваш ответ, княгиня? Пальцы сами собой разжались, и пистолет с тихим стуком упал на мягкий персидский ковёр под её ногами. Ирина знала, что за вопрос прозвучит, но не думала, что ответить на него будет так трудно. Она ведь столько раз повторяла, что Феликс для неё ничего не значит, он лишь временный этап её жизни, который нужно побыстрее пройти и забыть о нём, как о страшном сне, но сейчас, когда в голове фильмом пронеслись все их ядовитые перепалки и разговоры ни о чём, которых за последние несколько лет стало чуть больше, девушка уже не знала, как относиться к вампиру. То, что она его не любила оставалось неизменным, ведь, кажется, любить кого-то это не про неё. Читая один роман за другим, девушка поймала себя на том, что всё чаще старалась анализировать написанное, больше не относясь к этому делу как к обычному способу убить свободное время. В последнее время она всё реже вдавалась в сюжет, уделяя огромный пласт времени описанию чувств героев, стараясь понять их и перенять на себя, но почему-то не получалось. Натыкаясь глазами на очередное описание любви, влиянию которой обычно подвержены главные персонажи, Ирина, как бы не пыталась, не могла найти хотя бы намёк на это чувство внутри своей души. Воспоминания о родителях и младших братьях, о бабушке с дедушкой казались смазанными. За прошедшее время она успела позабыть их лица, оставив в памяти лишь неясные пятна, хотя клялась, что всегда будет помнить. Не сдержала обещания. Наверное, ей должно было быть стыдно, но девушка не чувствовала этого. Ирина вообще ничего не чувствовала, просто знала, что должна и каждый день, вставая с кровати и раскрывая тёмные шторы, смотрела в окно и убеждала себя в том, что что-то чувствует, что она не безжизненная кукла, которая действует по запрограммированной системе, что она не сломана, но Феликс, как бы не хотелось этого признавать, был прав. Оказался чёрт возьми прав, когда сказал, что девушка каждый день сама себя ломает, и видимо сейчас настал тот момент, когда, казалось, несокрушимый стержень, что так привлекал вампира, наконец-таки окончательно треснул, ломаясь пополам, и канул в Лету. — Я, — она на секунду испуганно замерла, не решаясь ничего сказать. Мысли путались, превращаясь в неразборчивую кашу и тупой болью отдавая в виски. Закусив щеку практически до крови, Ирина усмехнулась и, сняв обручальное кольцо с пальца, несколько секунд повертела его в руках, любуясь красивыми переливами, случившимися из-за лучей солнечного света, вышедших из-за грузных серых туч после окончания дождя, которые попадали в гостиную из больших окон с неплотно задёрнутыми шторами. Подумала, что надо бы их сменить, ведь под интерьер комнаты они совершенно не подходят, слишком невзрачные и старые, удивившись, как раньше этого не заметила, и как не заметил этого Феликс. Он же часто сидел здесь утром после пьянок, нюхая кокаин и леча похмелье, которого у вампир априори не должно было быть, водкой или виски. — Люблю. Люблю больше жизни, — такая очевидная ложь быстрой рекой стекла с губ, а Ирина, даже не посмотрев в след уходящему через парадную дверь Дмитрию, осела на пол, прижимаясь затылком к холодной стене. Она не знала, почему сейчас соврала. Наверное, посчитала, что так ему будет легче, ведь смириться с тем, что сердце твоей возлюбленной отдано кому-то другому намного проще, чем принять тот факт, что маленькая девочка, которую ты вынес из сожженного и разрушенного дома, с которой гулял по широким улицам Александровского парка и ходил в театры — превратилась в бездушную ничего не значащую даже для себя самой куклу. Юсупова подумала, что новость о том, что она сломалась, что не справилась, разобьёт ему сердце куда сильнее, чем то, что предметом её обожания стал когда-то бывший друг и хороший любовник. Раздался еле уловимый скрип открывающейся двери, и по комнате разнеслись плавные, никуда не спешащие, тихие шаги. Ирина знала, что он придёт, каким-то седьмым чувством уловила его присутствие в доме. Наверное, стоило спросить, что он сейчас здесь делал, ведь уже должен был на всех парах, первым классом, мчаться в Москву, но она не стала этого делать всего лишь из-за одной маленькой, но такой дурацкой причины — ей было абсолютно всё равно. Раз вернулся раньше времени, значит на это были веские причины, ведь вампир, не смотря на всё своё нежелание куда-либо ехать, не посмел бы пренебречь просьбой князя Свечникова. Желание стать главой дружины, что яркой путеводной звездой сияло перед его глазами, отбрасывая мрачную густую тень на все другие задачи и проблемы, было куда сильнее обычной лени. Да и раз уж он соизволил выехать, княгиня сильно сомневалась, что тот передумает на пол пути и вернётся обратно. Это было не в его характере, мужчина, если ставил перед собой цель, то не видел ничего вокруг, идя напролом и до конца. Феликс опустился рядом с ней на пол и, одним отточенным движением чиркнув спичкой о коробок, поджёг фитиль сигареты и молча предложил её девушке. Та, подумав всего секунду, приняла дорогой табак с какими-то неизвестными ей примесями, обмотанный ни чуть не уступающей в цене бумагой, и поднесла к губам. Сделав свою первую неглубокую затяжку, выпустила меленькое облако дыма, слегка закашлявшись на выдохе. На языке остался терпкий и не совсем приятный привкус табака, но, не смотря на это, девушка сделала ещё одну затяжку, на этот раз более глубокую и, постаравшись задержать в лёгких дым как можно дольше, вернула Феликсу сигарету. — Любишь, значит, — он усмехнулся, не смотря в её сторону даже краем глаза. Ирина, скопировав движение губ супруга, выдохнула белый дым, провожая его усталым пустым взглядом. Тот рассеялся, не достигнув потолка, на что княгиня лишь ещё сильнее растянула горькую усмешку. Так было всегда. Вроде стараешься, стремишься к чему-то, прилагая к этому огромное количество усилий, а в итоге останавливаешься буквально в паре шагов до долгожданного приза, не в силах справиться с решающим препятствием. Ошибаясь и проигрывая раз за разом, в один час понимаешь, что проще было просто покориться, принять тот факт, что ты лишь песчинка в бесконечности, разуму не постижимой, и что в этом мире один лишь путь верен и истинен — смирение, и подчинение, и вера в волю Господню. Княгиня, боровшаяся с самой собой, со своими страхами и слабостями до последнего наконец-таки поняла эту житейскую мудрость, поэтому даже препираться не стала, прекрасно понимая, что бесполезно. — А что если так? Что будете делать? Убьёте меня? — выхватив из длинных пальцев сигарету, снова обхватила её губами, в этот раз выдыхая дым в сторону вампира, который на действия жены лишь поджал губы, в какой-то степени жалея, что её вопросы скорее риторические и не имеющие правильного ответа. Она запуталась в самой себе, он это видел и от этого получал больное, но ни с чем не сравнимое удовольствие. Его маленькая девочка наконец-таки сломалась, и теперь Феликс был обязан приласкать её, успокоить, погладив по головке, как маленького котёнка, а потом, дав надежду на дом и любовь, выкинуть на улицу, где по закону жанра должен был обязательно идти дождь, но отчего-то ему не хотелось быть злодеем в её истории. Место главного антагониста этой далеко не радужной сказки было занято ей самой, а Юсупов ненавидел находиться на заднем плане, играя второсортного злобного карлика, поэтому он принял решение побыть сторонним наблюдателем, рассказчиком, что не вмешивается в ход событий, а лишь повествует о происходящем с главным героем всему миру. Его мир не имел границ, а вот её заканчивался стенами этого дома, и Феликс пока не решил, кому именно будет рассказана эта сказка. — Я уважаю твоё желание жить, поэтому нет, не убью, — он резко схватил девушку за шею, разворачивая к себе лицом. В который раз вгляделся в острые черты лица, в правильный носик и неотпускающие его с самого первого дня голубые глаза. Ничего вроде бы не изменилось, но он видел, как безжизненная маска, которая служила надёжным щитом от всех бед и невзгод, вдруг разрушилась, обнажая пустую ничего не ощущающую душу. Притворяться холодной сукой больше не было смысла, ведь теперь она действительно стала такой. — Но ты не любишь меня. Ты вообще ничего не чувствуешь, так ведь? — она, будто марионетка, кивнула головой, а потом резко поддалась навстречу, намереваясь поцеловать вампира, но встретила преграду в виде мужской ладони, накрывшей её губы. Непонимающе посмотрев в зелёно-карие глаза, увидела там привычные бесовские искры. Феликс игрался с ней в кошки-мышки, постоянно загоняя в угол, но раз за разом давая своей жертве улизнуть. Ему нравились их догонялки, нравилось быть охотником и видеть непонимание, когда он намеренно давал шанс избежать смерти, тем самым продолжив игру. Азарт горной рекой тёк в его венах и вампир, поддавшись быстрому течению, никак не мог ему противостоять. Интересно настолько, что хотелось ещё и ещё, как с кокаином. Очередная зависимость, очередной наркотик с которого он уже точно не слезет. Ну и пусть. Плевать. У него впереди ещё много времени, поэтому со сто процентной гарантией можно было позволить себе такую слабость, как игра с человеческой, ничего незначащей жизнью. — Глупая, глупая маленькая девочка, — медленно убрав ладонь с её губ, вампир усмехнулся, делая последнюю затяжку и туша фитиль о дорогой паркет в паре сантиметров от подола платья девушки. Она сегодня облачилась в чёрное, хотя раньше ни разу не примеряла на себя этот цвет. Он, к слову, был ей к лицу, выигрышно выделяясь на фоне бледной кожи и светлых пшеничных волос, и, как никогда, символичен, ведь девушка будто бы заранее знала, что сегодня её ждут похороны самой себя. — Мне не нужны твои поцелуи. Мне нужна твоя жизнь. Вся, без остатка. — Так забери её, — прошептала Ирина, с мольбой смотря на своего личного дьявола, что поднялся из преисподней. Она понимала, что только что заключила контракт с самим Сатаной, и у неё не будет тех десяти лет, которые обычно даются за проданную душу, ведь девушка ничего не просила взамен, лишь умоляла избавить себя от бремени, что дальше нести была не в силах. — Уже забрал, — Феликс усмехнулся, сам поддаваясь вперёд и накрывая полуоткрытые искусанные губы влажным порочным поцелуем, от которого у княгини всё внутри перевернулось, а она сама, действуя скорее по наитию, не менее страстно отвечала на грубые ласки. Они кусали друг друга, как оголодавшие звери, не знающие понятия нежности и любви. Руки девушки путались в волосах, идеально уложенных лаком на правую сторону, стремясь как можно сильнее испортить эту красивую картинку. Она оттягивала рыжие корни, со всей своей силой сжимая их в кулаке, но Феликс был сильнее, поэтому, когда тот одним рывком дёрнул заколку, распустив шишку, которая мозолила ему глаза с самого первого дня, и потянул вниз, открывая лебединую шею, с её губ слетел первый болезненный стон. Грубые поцелуи мазнули по скуле, подбородку и линии челюсти, с каждой секундой спускаясь всё ниже. Длинные острые клыки, почувствовавшие долгожданную свободу, сразу же впились в белоснежную кожу чуть ниже уха, разрывая её, стараясь впиться как можно глубже. Вскрикнув от вмиг настигнувшей неописуемой боли, Ирина распахнула глаза, сверху вниз смотря на вампира, который склонился над её шеей и, смакуя долгожданный вкус императорской крови, жадно пил её, не отрываясь ни на секунду. Это было неописуемо красиво, но так порочно и грязно, что хотелось закрыть глаза, дабы избежать появления краски на щеках, но Ирина продолжала смотреть, стараясь до мельчайших подробностей запомнить каждую родинку, звездным небом рассыпавшуюся по щеке, каждое движение кадыка, что дёргался вверх с каждым новым глотком — она старалась запомнить в Феликсе всё, ведь понимала, что больше никогда не встретится с хитрым лисьим прищуром зелёно-карих глаз своего личного тюремщика. В какой-то момент стало больно настолько, что начала кружиться голова, но девушка даже не пыталась отстраниться, безвольной марионеткой опустившись в крепкие руки, держащие её за талию. Она всё ещё сжимала в руках рыжие, липкие от лака, волосы и старалась прижать князя как можно ближе, чтобы тот побыстрее освободил её от оков жизни, выпив всю кровь, до последней капли, не оставив в бренном теле ничего, кроме органов и костей. Когда перед глазами начала появляться такая спасительная темнота, что звала её в свои объятья и хранила огромное количество тайн мирозданья, княгиня улыбнулась, ослабив хватку и, перед тем, как навсегда закрыть глаза, тихо, буквально из последних сил, прошептала: — Знали бы вы, насколько я несчастна из-за вас, князь, — после этого её тело окончательно ослабло, голубые глаза, в которые Феликс так любил смотреть, ища там ответы на свои немногочисленные вопросы, и в которых каждый раз тонул, совершенно не желая всплывать на поверхность, плотно закрылись, светлые ресницы перестали трепыхаться, будто осенние листья на ветру, а сердце отсчитало ещё несколько ударов и остановилось, словно никогда и не билось вовсе. Ирина умерла. Перестав слышать биение маленького механизма у себя под ухом, Феликс резко отстранился и, увидев неподвижное тело жены на своих руках, горько усмехнулся. Не сдержался, не смог, не спас. Поддался зову природы и собственному эгоизму, не сумев вовремя остановиться, из-за чего пострадала невинная, но далеко не чистая душа. Аккуратно положив тело девушки на холодный пол, сел рядом и, стерев с губ остатки её крови, достал из кармана белого пиджака новую сигарету, прикурил, выпуская дым в потолок, как это делала она буквально десять минут назад. В свои последние минуты княгиня не хотела жить, вампир понял это, когда та не отстранилась, позволив ему пить свою кровь даже тогда, когда почувствовала, что ещё немного и наступит конец. Феликс не хотел убивать жену, не хотел становиться её личным палачом, она должна была стать им сама — так обрывалась её хрупкая человеческая жизнь в его голове, но он не сдержал своего желания и голода, появившегося, стоило ему попробовать лишь каплю такой желанной крови. Мужчина не был в силах передать этот удивительный вкус, ведь ничего настолько прекрасного и невероятно экзотического ему до этого момента вкусить не удавалось. Как истинный гурман и ценитель прекрасного, вампир понимал, что убивать её было совсем недальновидно, но как хищник, был уверен, что это того стоило. — В первую нашу ночь вы отказались разделить со мной постель, сославшись на то, что хотите жить, — он свободной рукой заправил белоснежную прядь за ухо, но, испугавшись настолько мертвецки холодной кожи, тут же отдёрнул ладонь. — А сейчас своими же руками заставили меня убить вас. Неужели вы были настолько сломлены, что не видели больше смысла хотя бы банально существовать? — Феликс сделал глубокую затяжку, полностью наполняя лёгкие ядовитыми газами. Ему было всё равно, ведь вампиры не умирают от токсинов, передозировки или ещё какой-нибудь страшной человеческой зависимости. Они, если лишний раз не нарываться, вообще могут прожить хоть пол тысячелетия, поэтому вампиру казалось глупым хотя бы задумываться о своём здоровье. Всё равно ничего дурного с ним случится не могло, так зачем лишний раз накручивать себя, вдаваться в неприятные размышления, когда в этой жизни так много чего ещё не испробовано и не изведано, зачем уподобляться людям и трястись над собой, когда впереди ещё практически целая вечность? — Простите, княгиня, но я слишком эгоистичен, чтобы позволить вам так просто умереть. Вы же ещё даже не пробовали кокаин! Ох, моя глупая, глупая маленькая девочка, когда очнёшься, тебя обязательно нужно будет приобщить к столь прекрасному веществу, — затушив сигарету о паркет, совершенно не обращая внимания на несколько прожженных дыр, Феликс подхватил мёртвое, но всё такое же легкое, как пушинка, тело на руки и, под пустой ошарашенный взгляд Лизы, что вошла в гостиную буквально секунду назад, вышел в коридор, где по лестнице поднялся в свою комнату. Он же обещал, что не даст ей, подобно матери, умереть, и вот сейчас настало самое время, чтобы сдержать свои слова.Двадцатое мая 1901 года