Еще раз с чувством

Прежде чем дверь открылась, раздались тихие шаги, и в ней появилось лицо, которого Гарри не ожидал увидеть. Гарри позволяет себе признать, что это было очень глупо, что он даже не подумал об этом. Глаза Гарри расширяются, рот становится шире, чем у рыбы, и он просто часто моргает, прежде чем ему удается произнести хоть что-то похожее на слова. А когда они все-таки вырываются, их едва можно назвать словами. — Что… Как… Сири… Что? Сириус — потому что это он, живой, несомненно, он — хмурится, немного наклоняет голову, смотрит так, как будто пытается вспомнить кто это, но что-то не получается, а потом спрашивает: — Я тебя знаю? И Гарри прыгает вперед и обнимает его, крепко-крепко, не желая больше отпускать, чувствуя, как по щекам текут слезы, но не в силах ни вытереть их, ни сдержать. — Сириус. Черт, как… Не обращай внимания, ты жив! — Что? Гарри отказывается отпускать его, прижимается к нему крепче, просто говорит: — Это я. Гарри. И затем Сириус замирает на долгий миг. Гарри чувствует, как тело Сириуса прижимается к его телу, чувствует эффект шока в нем, как он медленно обрабатывает слова, как его руки превращаются из слабых в такие крепкие вокруг Гарри, что он думает, что его ребра могут треснуть, как его тело превращается из жесткого в обнимающее — тот невероятный тип объятий, который Гарри никогда не думал, что получит снова. — Гарри. Он произносит это тем же тоном, каким Гарри произнес его имя — благоговейно, с недоверием. Тогда Сириус обнимает его крепче, почти до невозможности крепко, до такой степени, что завтра там наверняка останутся синяки, и наступает его очередь присоединиться к празднику слез. Когда они наконец отстраняются друг от друга, все еще задыхаясь от эмоций, рука Сириуса накрывает его лицо, а другая держится за его плечо, словно боясь, что Гарри может выскользнуть из его объятий, если он моргнет. Гарри вздыхает от прикосновения, от теплой, слегка шершавой кожи, от чувства тепла, семьи и принадлежности. По его щеке все еще катится несколько слезинок, Сириус вытирает их очень нежно и шепчет еще одно, более мягкое — Гарри, — которое передает больше, чем казалось бы возможным. — Привет. Сириус улыбается, душераздирающе ярко, и еще мгновение смотрит на него, прежде чем сделать замечание о том, как нелепо они выглядят, закрыть дверь и пригласить его войти. Его рука складывается вокруг плеча Гарри, крепко обнимая его, и Гарри позволяет завести себя внутрь со смесью шокированного оцепенения и сильного любопытства. Он садится на удобный диван в гостиной, и Сириус присоединяется к нему, соприкасаясь коленями, как будто ему нужна физическая гарантия того, что Гарри действительно там. Гарри улыбается ему, обводит взглядом комнату. Дом действительно довольно милый, но подходит Сириусу гораздо лучше, чем когда-либо подходила площадь Гриммо. Отсутствие голов домовых эльфов на стенах и кричащих портретов его матери, безусловно, помогает. Сам Сириус выглядит удивительно хорошо — особенно для того, кто должен быть мертв. Его волосы по-прежнему до плеч, такие же густые и черные, его тело худощавое, но более здоровое, чем Гарри когда-либо видел, и его глаза, самая большая трансформация из всех, больше не имеют того затравленного взгляда. Улыбка Гарри становится шире, в груди разливается тепло. Он никогда бы не поверил в это, если бы не сидел рядом с этим человеком, и он с трудом может понять, как вообще возможно, чтобы Сириус был здесь. Его слова срываются с его губ, вопросы требуют ответа. — Как ты жив? Как ты здесь? Что, черт возьми, с тобой случилось? Сириус хихикает, все еще выглядя ошеломленным, затем говорит: — Я хочу знать то же самое. Как ты здесь оказался? — Я спросил первым, — съязвил Гарри, чувствуя себя подростком, которым он когда-то был. Сириус фыркает, но посылает ему нежный взгляд, весело ударяя его коленом. — Хорошо, хорошо. — Он встает, идет к столику с напитками и возвращается с двумя бокалами виски. — Это не Огден, но… Бровь Гарри удивленно приподнимается. — Сейчас 11 утра. Сириус небрежно пожимает плечами. — Особый случай. Не каждый день мой крестник появляется в другой вселенной. Гарри наклоняет свой бокал в знак признательности и пьет за это. Это, конечно, не Огден, но Гарри думает, что сегодня это может быть хорошо. Он поворачивается на диване, для удобства подгибает под себя колено, подпирает подбородок рукой и смотрит на Сириуса. В воздухе витает эфемерность, как будто Гарри может просто проснуться ото сна, и все это закончится. Сириус, кажется, тоже это чувствует, потому что он подталкивает ногу дальше, пока она не касается свисающей ноги Гарри. Нуждаясь в подтверждении того, что это никуда не денется, Гарри продолжает подкалывать его. — Итак. Скажи мне. Сириус делает осторожный глоток виски, взвешивая свои слова. Затем его глаза приобретают задумчивый вид, его мысли, вероятно, возвращаются почти на двадцать лет назад. — На самом деле рассказывать особо нечего. Беллатрикс ударила меня этим заклинанием, а затем я упал на другую сторону. Я думал, что умру, но вместо этого оказался посреди поля, мне было чертовски больно, и, на удивление, я все еще жив. Он качает головой при воспоминании, шок сменяется легкой улыбкой в течение нескольких секунд. Гарри делает сочувственное лицо. — Это падение ужасно больно, да. — Ты тоже упал? — Сириус смотрит на него с беспокойством, напрягаясь всем телом и готовый спрыгнуть с дивана, как будто он воображает, что может каким-то образом спасти Гарри от давно ушедших врагов. — Что случилось? Кто-то пытался тебя убить? — Когда они этого не делали, — уныло бормочет Гарри. Он качает головой, корча гримасу от того, что говорит дальше. — Я не падал. Я прыгнул. Лицо Сириуса становится очень спокойным. — Ты что сделал? — В мою защиту, это было либо так, либо сгореть дотла, — довольно разумно указывает Гарри. — Я рискнул либо на быструю, но болезненную смерть, либо на что-то другое. Оказывается, это было что-то другое. Сириус смотрит на него мгновение, прежде чем решает отказаться от лекции. Он качает головой, легкая улыбка растягивает его губы. — Все тот же чертов Гриффиндорец. Гарри ухмыляется, совершенно не раскаиваясь. — Ага. Я мог бы взять пример у нескольких человек. Это вызывает радостный смех у Сириуса, который наклоняется вперед, чтобы тепло пожать его руку. — Ты не можешь себе представить, как я рад тебя видеть, щеночек. Затем он хмурится, а в следующий момент его улыбка становится хитрой. — Хотя ты, конечно, больше не щеночек, не так ли? Посмотри, какой ты взрослый, я даже не узнал тебя! Гарри хихикает и смущенно проводит рукой по волосам. Он, конечно, не пятнадцатилетний тощий ребенок из воспоминаний Сириуса, но он не думает, что у него когда-нибудь будет такая же легкая уверенность Сириуса в своей внешности. — Что ж. Обучение авроров помогло мне избавиться от того голодного вида, который у меня был. Сириус тепло смеется, в уголках его глаз появляются морщинки. — Так оно и было. И ты больше похож на свою маму, на самом деле. Симпатичный парень, а? — Гарри краснеет от его поддразнивания и рассеянно думает, что, надеюсь, теперь будет меньше неловких ситуаций, когда Сириус называет его Джеймсом. — Так подожди, ты аврор? — Да. Ну, не сейчас, но да, дома. Гордая улыбка Сириуса, как всегда, заразительна. — Я знал, что в тебе это есть, крестник. Рон твой партнер? Гарри качает головой. — Драко. Глаза Сириуса расширяются от шока. — Что? Малфой? Ребенок-пожиратель смерти? — Он не хотел становиться Пожирателем Смерти, Сириус, у него вроде как не было выбора, — спокойно отмечает Гарри, очень гордясь собой за то, что не ощетинился в обороне, как это было бы несколько лет назад. — Выбор есть всегда, — возражает Сириус, упрямый, праведный и предвзятый. Все части, которые Гарри когда-то очень старался забыть о нем. Но он больше не подросток, борющийся за внимание отца, которого он боготворил, и он давно смирился с тем, что никто не идеален. Итак, довольно терпеливо Гарри качает головой. — Нет, Сириус, иногда это не так. Но дело в том, — добавляет он, прерывая взгляд Сириуса, готовый к бою. — Он совершал ошибки, а потом расплачивался за них и пытался искупить вину. И он это сделал. Гарри гордится своим партнером, гордится человеком, которым он стал. Им потребовались годы, чтобы преодолеть вражду, но как только они это сделали, они стали близкими друзьями. Так же близок, как он, Рон и Гермиона. В некоторых аспектах даже ближе. Черт возьми, Гарри так по ним по всем скучает. Они, должно быть, так опустошены. Драко, вероятно, корит себя за это, он просто знает это. Маленький эгоцентричный мерзавец. Сириус не выглядит особенно убежденным, но Гарри знает, что с ним всегда будет эта врожденная подозрительность к слизеринцам. Даже его книги в этом мире отражали это и соответственно искажали реальность. Гарри, наконец, нашел время прочитать их все, и он не очень доволен. Мало того, что многие детали были пугающе точными, заставляя его чувствовать себя полностью разоблаченным, но те части, которые не были, а именно последние две книги, были настолько полны дерьма, что Гарри захотелось их сжечь. Возможно, он подпалил тот. Совсем чуть-чуть. Его магия была слишком восприимчива к его эмоциям в тот день. — Что, черт возьми, я узнал о книгах о Гарри Поттере? Глаза Сириуса расширяются, его рот образует идеальную букву О, и, по крайней мере, у него хватает такта покраснеть. Свободной рукой он проводит по волосам гораздо менее небрежно, чем обычно, хотя эффект от этого не менее впечатляющ. Сириус всегда выглядит прекрасно без усилий, ублюдок. — Ну, видишь ли, я…… Я скучал по тебе, и я начал писать, чтобы помочь мне справиться, а потом я просто… это стало вещью? — Его голос затихает в конце, более высокий, чем обычно. Гарри одаривает его невозмутимым взглядом, не испытывая к нему ни малейшей жалости, даже если он отчасти понимает ту часть, где отсутствие его могло стать катализатором этой очевидной творческой жилки. — Да, но тебе обязательно нужно было их публиковать? Какого черта, Сириус, я не могу ходить здесь, чтобы все не прокомментировали мое имя, это почти так же плохо, как если бы я вернулся домой! Сириус бросает на него застенчивый взгляд, неловко прочищая горло. — Им действительно понравилось Гарри стонет от чувства. Сириус мчится вперед. — Нет, нет, я имею в виду, я действительно просто писал для себя, но потом моя подруга нашла это и прочитала, и она сказала, что это действительно хорошо, и я должен опубликовать это и… Ну, я сделал, через некоторое время. Это казалось безобидным, Гарри, я никогда не думал, что ты окажешься здесь! — Глаза Сириуса широко раскрыты, умоляющие, каждая частичка щенка, которым его Анимаг определенно не является. Гарри раздраженно вздыхает, но вынужден признать правоту. — Да, думаю, что нет. Сириус с облегчением широко улыбается. — Но они не настолько хороши, — добавляет Гарри, все еще чувствуя недовольство. Улыбка Сириуса мгновенно исчезает, и он смотрит на Гарри, удрученный, голос звучит тихо и побеждено. — Что? Почему? Они тебе не понравились? Гарри снова стонет. — Нет, я имею в виду — ты пишешь действительно хорошо и все такое, убедительно и дерьмо. Но определенно было много вещей, которые произошли не так, как вы их написали, и даже не заставляйте меня начинать с последних двух книг. — Ну, меня ведь там не было, не так ли? — парирует Сириус, защищаясь. — Кроме того, это называется творческая лицензия, — раздраженно добавляет он, высокомерно скривив нос, который Гарри видел бесчисленное количество раз у Нарциссы Малфой — теперь снова Блэк — и Гарри совершенно уверен, что Сириус съест корову, если он когда-нибудь озвучит эту мысль вслух. Гарри чувствует, как в уголках его губ появляется улыбка. — Справедливо, но тебе действительно нужно было придумывать этот заговор Джинни против Гермионы? Я имею в виду, чушь же это. — Эй! — Сириус ахает. — Это была одна из моих лучших идей! И не говори мне, что ты никогда не был влюблен в них. Гарри издает рвотный звук. — Гермиона мне как сестра! И, хорошо, я немного встречался с Джинни на шестом курсе, но это закончилось почти сразу, как началось. Он тоже беспокоился за нее в течение года, когда они были в бегах, и был рад видеть ее, когда они вернулись в Хогвартс, но они так и не разжигали свое пламя, и теперь он уверен, что у них никогда бы не получилось. Сириус выглядит совершенно убитым горем. — Что? Нет. Но — Джинни… Гарри сдерживает фырканье только потому, что его крестный отец выглядит почти на грани слез из-за какого-то выдуманного подросткового романа. Даже не очень стараясь скрыть свое веселье, Гарри похлопывает его по плечу. Вот, вот. В конце концов мы все стали счастливее. — Но, но… дети! Джеймс Сириус, Альбус и Лили… — В конце голос Сириуса немного срывается, а в его глазах появляются слезы, и Гарри, честно говоря, уже достаточно этого разговора. — Я думаю, с нашими воображаемыми детьми все будет в порядке, — сардонически говорит он, раздраженно закатывая глаза. — И я обещаю, если у меня будут еще дети, я назову одного из них в твою честь, хорошо? — Сириус кивает, все еще в тумане. Гарри вздыхает. — Хорошо, тогда расскажи мне, чем ты занимался последние семнадцать лет. Как выясняется, помимо написания смехотворно популярных книг — серьезно, смехотворно популярных, Гарри чувствует себя крайне неловко из-за того, что его печальная история жизни сделала его крестного неприлично богатым — Сириус работает консультантом Мстителей. — Ты серьезно? Сириус шевелит бровью, и Гарри предупреждающе стонет от каламбура, который скоро последует. — Я родился серьезным. Гарри бросает подушку ему в лицо. — Хорошо, хорошо. — Гарри бросает в него еще одну подушку, Сириус едва увертывается. — Ты не веселый старик. — Гарри игнорирует его. — В любом случае, я подумал, эй, если у тебя есть вся эта крутая магия в мире магглов, можешь использовать ее с пользой, верно? — И они тебе позволили? Вот так просто? — Ну, сначала они действительно думали, что я мутант, но это было после нападения на Нью-Йорк, и я уже доказал, что могу быть полезен. — Я управляю магическим магазином в Сохо, — возражает Гарри по поводу собственной полезности. — Обувь, которая растет вместе с ребенком, самоочищающиеся подгузники, восстановление древних артефактов и тому подобное. Сириус мгновение моргает, глядя на него, а затем быстро разражается смехом, пока не перестает дышать, безжалостно хихикая, слезы текут по его щекам. Гарри посылает ему жгучее проклятие прямо в ребра, но затем он тоже присоединяется к смеху. — Я не могу поверить… подгузники… — Только что бросил большой хуй на статус секретности. — Ты тоже зачаровываешь ключи от машины? — Они просто думают, что я мутант. -… потому что ты не поверишь, сколько раз магглы теряют свои ключи. — Зачаровал много кроватей, чтобы они никогда не скрипели во время секса. Кажется, это последняя капля, и они оба надолго теряются в смехе. После, запыхавшись и с болью в животе, Сириус спрашивает его о его жизни, о войне, удалось ли им победить. Гарри рассказывает ему. Рассказывает о шестом курсе, охоте за Крестражами и Дамблдоре, а затем о его пропущенном седьмом курсе, беготне по стране, смертельном страхе, холоде и голоде, и о том, как Рон бросил их, но потом вернулся, и как они в конце концов победили. Но это стоило им, это стоило им многих людей. Сириус плачет по Ремусу, плачет, плачет и плачет, и Гарри позволяет ему пережить свое горе, обнимает его, рассказывает ему истории о Тедди, о том, как он растет таким идеальным сочетанием Ремуса и Тонкс, как он делит опеку над ним с Андромедой. Рассказывает ему, как сильно он скучает по своему маленькому мальчику, который уже не такой маленький, и как ему нужно найти способ вернуться. Сириус печально качает головой, слезы ушли, но горе все еще искажает его черты. — Пути назад нет, Гарри. Завеса это… это односторонняя вещь. На этой стороне вообще нет никаких следов. Гарри знал, что это возможно, понял это, как только увидел Сириуса, и понял, что Сириус ни за что не остался бы в этом мире и не оставил Гарри, если бы был путь назад. Но все же его мозг отказался признать это тогда, и он делает это сейчас. — Должно быть, — говорит он, качая головой, как будто он может опровергнуть факты движением. — Должно быть. Они думают, что я мертв, Сириус. Я не могу позволить им думать, что я умер. Я должен вернуться. Я нужен Тедди, я не могу просто… Драко, он… Сириус обнимает Гарри за плечи, притягивает его ближе, кладет голову ему на макушку и говорит: — Это путешествие в один конец, щенок. С этой стороны нет Завесы, нет способа установить связь между мирами. Здесь нет магии, на самом деле, не такой, как у нас дома. Его голос тихий, добрый, голос человека, у которого были годы, чтобы приспособиться к этой информации. Это не имеет значения; он мог бы говорить это так же злобно, как и все остальное, и конечный результат был бы тем же самым. Гарри чувствует, как его надежды рушатся, а будущее рушится у него на глазах. Они остаются на полу часами и часами, переместившись туда после того, как Гарри почувствовал, что он просто не может поддерживать свое тело даже в сидячем положении. Они обмениваются приглушенными словами и мягкими банальностями, и есть слезы, мольбы и обещания, и это не совсем лучше, не совсем, но Гарри знает, что в конце концов он добьется своего. Он всегда так делает. В конце концов, это то, что он делает. Жизнь бросает ему вираж за виражом, а он просто уклоняется и продолжает двигаться вперед. Он выживает. Он пережил два смертельных проклятия и потерю стольких людей, он переживет и потерю своего мира. О его ребенке. В конце концов. Их выводит из меланхолии открывающаяся входная дверь и женский голос, зовущий Сириуса. Гарри поднимает бровь на Сириуса только для того, чтобы обнаружить, что он одурманенно смотрит на женщину, которая входит в гостиную. И вот так Гарри встречает жену своего крестного. Мария Хилл из тех женщин, которые, по мнению Гарри, никогда не взглянут дважды на такого мужчину, как Сириус, не говоря уже о том, чтобы поддаться его обаянию. И все же, она именно та женщина, которая просто идеальна для него. Она явно не терпит никакой ерунды и обуздывает дикие порывы Сириуса, но за суровой внешностью скрывается мягкость и веселая нежность, с которыми она взаимодействует с ним, что заставляет Гарри решить, что он очень одобряет. Не то чтобы его кто-то спрашивал, но все же. Она, как и все, корчит рожу при его имени, но ее лицо больше похоже на приподнятую бровь и удивленное Ха, а затем любящую улыбку Сириусу, прежде чем она говорит: — Я очень рада, что он вернулся к тебе, милый. Гарри вдвойне одобряет. Если ее первой реакцией будет порадоваться за мужа и не спрашивать его об истории его жизни, Гарри с радостью поделится этим с ней без приглашения. А также истории о жизни Сириуса, которыми он наверняка не поделился со своей женой, потому что они смущают. Но, в конце концов, это обязанность крестника.