Амарант

Когда двери открылись, Гермиона сидела на подоконнике и меланхолично разглядывала цветы в старинной вазе из изумрудного фарфора. За окном была глубокая ночь. Тучи затянули небо, потому звезд и луны видно не было. Одна лишь непроглядная тьма. Высокие пурпурные стебли амаранта в букете оттеняли маргаритки бледно-розового цвета. Какое-то странное и нелепое сочетание пышной вычурности и аскетичной простоты. Но в этом таилась необъяснимая прелесть, притягивающая взгляд. Гермиона бездумно скользила пальцами по нежным лепесткам маргариток. В голове было до жути пусто. Может, среди зелий, которыми ее напоила Нарцисса, было успокоительное? Ее окутала странная апатия. Словно все чувства оказались заперты где-то глубоко внутри, а эмоции притупились, оставшись горьким осадком на душе. На девушке было черное шелковое платье в пол, которое ей велела надеть миссис Малфой. Тонкое и излишне женственное, оно смотрелось как пеньюар. Каштановые волосы ровными сияющими локонами спускались по полуобнаженной спине. Услышав скрип петель, Гермиона дрогнула, убрала руку от цветов и обернулась. Малфой стоял на пороге с привычным невозмутимым видом. На нем все еще была черная мантия Пожирателя с серебряными нашивками на плечах. Их было много. Значит, в армии Волдеморта он был человеком высокого ранга. В таком молодом возрасте и уже… кто? Генерал? Любопытно, что ему пришлось сделать, чтобы заслужить такую должность. Догадки были одна хуже другой. Малфой мазнул по ней изучающим взглядом, сжал губы и отвернулся, неторопливо входя в спальню. Тяжелые ботинки громыхали по паркету, пока он подходил к кровати. Гермиона притихла и затравленно наблюдала за ним. Не смотря на нее, Малфой стянул с рук перчатки и отбросил их на прикроватную тумбочку. Тонкие бледные пальцы, которые Гермионе показались преступно красивыми, принялись расстегивать серебряные пуговицы мантии на груди. В другой жизни он мог бы стать прекрасным музыкантом. Такие пальцы были созданы, чтобы порхать над клавишами. Или, возможно, эти идеальные руки могли бы принадлежать талантливому зельевару. Будь она его ученицей, смотрела бы только на них. Как он аккуратно нарезает ингредиенты, изящными круговыми движениями помешивает зелье в котле, а после переливает готовый продукт в крохотный стеклянный фиал, не потеряв при этом ни капли. Опешив от собственных мыслей, Гермиона тряхнула головой. Нет, с ней определенно что-то не так. Нарцисса могла подсунуть ей не только успокоительное, но и… Нет, она бы не стала. Верно? Это было бы уже слишком. Тем более, что у зелья похоти был уникальный аромат, который Гермиона ни с чем бы не спутала. Малина и горький миндаль. Будь это оно, ее давно бы мучило сильнейшее возбуждение. А еще побочные действия: жар, потливость, тремор, навязчивые мысли. Ничего из этого Гермиона не ощущала. Но было ли это облегчением, учитывая, что мгновение назад она залюбовалась пальцами мужчины, который пришел ее насиловать? Скинув с себя мантию и бросив ее на изножье кровати, уже расправленной и готовой к событиям этой ночи, Малфой подтвердил ее мысль одним хлестким и пугающим словом: — Раздевайся. Сжавшись на подоконнике, Гермиона просто смотрела, как он стягивает с себя черную водолазку. Обнажившийся торс был похож на каменное изваяние руки талантливого скульптора. Красивый рельеф мышц и бледная мраморная кожа, которая будто шла трещинами — всю грудь пересекали тонкие белые шрамы от Сектумсемпры, пущенной Гарри годы назад. Слева под ребрами виднелся крупный рваный шрам, уходящий на спину. Кажется, он был серьезно ранен. — Или мне тебе помочь? — добавил Малфой уже слегка раздраженно, взявшись за пряжку ремня. Похолодев от лязга металла, который показался оглушительным в окутавшей спальню тишине, Гермиона встала с подоконника и обняла себя за плечи. — Малфой, я… Он выдохнул и вытащил ремень из петель на брюках, не глядя бросив его на тумбочку. Ремень повис на ней черной блестящей змеей. — Если бы существовала возможность этого избежать, я бы ею воспользовался, — сухо сказал он, не пытаясь приблизиться. — Ты мог не обременять себя этим, — напомнила Гермиона, все еще недоумевая по поводу его странного поступка. — Макнейр был готов заняться мною. Но ты сам вызвался на это задание и убил его на дуэли. Если, конечно, твою расправу над ним можно так назвать. — Что ты хочешь от меня услышать? — Правду. Малфой сложил руки в карманы брюк и посмотрел на нее этим раздражающим нечитаемым взглядом. — Что, если я скажу, что пожалел тебя? — А это правда? — нахмурилась Гермиона. — Сама решай, — лениво ответил он и обошел кровать, остановившись у изножья. — Подойди. Гермиона не шелохнулась, застыв у окна в закрытой позе. — Грейнджер, — предупреждающе прорычал Малфой, явно теряя терпение. — Не вынуждай меня действовать еще грубее, чем это необходимо. — О, так я должна благодарить тебя за то, что ты постараешься не быть слишком грубым, пока будешь меня насиловать? — ядовито отозвалась она, пряча за лживой бравадой свой страх. — Ты могла бы быть благодарной. Учитывая, что Макнейр увлекался связыванием своих жертв и использованием острых предметов в постели. Зная его прошлые «достижения», могу заверить, что он приготовил для тебя уютную камеру в подземелье своего особняка. Тебе бы это больше понравилось? Помрачнев, Гермиона отвела глаза и сморгнула дурацкие слезы. — Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался, — прохрипела она куда-то в сторону. Молчание. — Мы с Роном обручены. Хотели пожениться следующим летом. Прямо во время войны — да. В такое время никогда не знаешь, будет ли у вас завтра. Похоже, его у нас больше нет… Малфой снова ничего не ответил. В тишине сократил расстояние между ними и мягко, но настойчиво спустил с дрожащих плеч сначала одну, а затем другую лямку. Гермиона все еще обнимала себя, потому платье продолжало держаться на теле. Она всхлипнула, когда холодные пальцы, которые еще недавно казались ей произведением искусства, коснулись ее запястий и медленно развели руки в стороны. Шелк заструился по обнаженному телу и упал бесформенной грудой вокруг босых стоп. Зажмурившись, Гермиона спрятала руки за спину, когда он их отпустил. По щекам заскользили слезы, стекая по подбородку на голую грудь. Она дернулась, когда почувствовала на ней чужие прикосновения. Малфой обвел указательным пальцем затвердевший от прохлады сосок на левой груди, а затем, заставив ее зашипеть от неприятных ощущений, резко смял ее всей ладонью. Распахнув глаза, Гермиона сморгнула пелену слез и уставилась на его лицо, нависающее над ней в полумраке. Сведенные брови, плотно сжатые челюсти и темный взгляд, от которого хотелось спрятаться. — Ты не выглядишь так, будто тебе омерзительно прикасаться к такой, как я. — Хотелось хоть немного задеть его, чтобы не ей одной было так мерзко и паршиво. — К грязнокровке. — Мне плевать на это, Грейнджер. — Твой хозяин будет расстроен, если услышит подобное. — У меня нет хозяев, — равнодушно бросил Малфой и, не дав ей опомниться, подхватил за талию и потащил к кровати. Гермиона зажмурилась, ожидая жесткого удара об матрас, но вместо этого он мягко опустил ее на подушки и убрал руки. Озадаченная этим несоответствием страхов и реальности, она распахнула глаза и недоверчиво уставилась на Малфоя. Он не спешил забираться на кровать. Использовав палочку, наколдовал на тумбочке бутылку огневиски и стакан. Пока он наливал алкоголь в стакан, Гермиона напряженно наблюдала за ним. Вот он подносит стеклянный край к губам, вот делает два больших глотка и слегка морщится от горечи напитка. Малфой уже хотел поставить стакан обратно на тумбочку, как Гермиона хрипло произнесла: — Я тоже хочу выпить. Повернувшись к ней с легким удивлением на лице, Малфой безрадостно усмехнулся. Не говоря ни слова, он налил еще одну порцию огневиски и, сев рядом на кровати, протянул ей бокал. Гермиона приняла его и залпом опрокинула в себя содержимое. Едкая горечь опалила ее горло и заставила сдавленно закашляться. Малфой, кажется, тихо рассмеялся, забирая у нее пустой стакан. Их пальцы случайно соприкоснулись. — Не налегай, Грейнджер. Ты должна быть в сознании. Эти слова вернули ее в страшную реальность. Где она пленница, а он — ее мучитель. — Почему ты не можешь подделать воспоминания? — Гермиона отчаянно искала пути спасения, хотя и понимала, что это бессмысленно. Он не ослушается приказа. — Выдай ему свои фантазии. Терпеливо вздохнув, Малфой встал, повернулся к ней лицом и поставил одно колено на кровать. Его пальцы опустились на пояс брюк и расстегнули пуговицу. — Темный Лорд — не наивный и доверчивый мальчик. Он — лучший легилимент из всех, кого я встречал, а встречал я многих. Ему ничего не стоит отличить фантазии от реальных воспоминаний. Я могу спрятать от него кое-что, могу закрыть свой разум, но заставить его поверить в то, что мои фантазии реальны — нет. — Тогда… можно использовать Оборотное зелье. — На ком? — Неужели в вашем подземелье не найдется ни одного пленника? Ни за что не поверю. — Даже если кто-то и найдется, а я чудом раздобуду Оборотное зелье до рассвета и отыщу способ скрыть замену от Темного Лорда, ты позволишь кому-то другому страдать вместо тебя? Ни за что не поверю. Гермионе было нечего на это ответить. Разумеется, она не сможет так поступить. Ее отчаяние потухло и обратилось в пепел сожаления. Как бы она ни пыталась, этого не избежать. Он не стал снимать брюки и забрался на кровать, встав на колени рядом с ее бедрами. Гермиона сжала их и снова обняла себя за плечи, тем самым скрыв от чужого взгляда обнаженную грудь. Малфой взглянул на нее сверху-вниз, не спеша прикасаться. Он застыл, и что-то странное таилось в его глазах. Малфой не был в предвкушении, не испытывал удовольствия, не демонстрировал самодовольства или злорадства. Хмурый и бледный, он просто смотрел на нее. А в глазах — скорбь и боль. — Тебе… тебе это не нравится. Гермиона и сама была поражена смыслом слов, которые сами по себе сорвались с ее губ. — Ты ожидала, что мне придется по вкусу роль твоего насильника? — И хотя его глаза говорили столь многое, голос был пуст и холоден как арктическая пустыня. — Я делаю то, что должен. Наверное, она сошла с ума от страха. Или это паника вынудила ее действовать так, как она сама от себя не ожидала. В каком-то необъяснимом порыве схватившись за его ладонь, Гермиона срывающимся шепотом попросила: — Помоги мне. Малфой, который в этот момент пытался устроиться на кровати поудобнее, замер. Он обратил тяжелый взгляд сначала на их сцепленные ладони, а затем на ее умоляющее лицо. Челюсти его сжались почти до скрежета, и он грубо высвободил свою руку из ее захвата. — Не усложняй, — процедил он сквозь зубы. Вся несвойственная ему и ситуации мягкость вмиг улетучилась. Грубовато обхватив ладонями ее бедра, он подтянул ее к себе и зло сверкнул глазами, когда Гермиона сдавленно вскрикнула. Одной рукой Малфой достал из кармана брюк фиал с фиолетовой жидкостью и, зубами вытащив пробку, осушил его одним глотком. Прохладные пальцы второй его руки словно бы машинально проскользили по ее бедру и… помассировали кожу под коленом. Ее ноги мгновенно расслабились под напором нежных пальцев. Она почти разжала бедра и… Гермиона застыла в недоверии, снова сжавшись. Он не мог этого знать. Не мог знать, что ее это расслабляет. Так делал Рон, когда она напрягалась из-за переживаний, что кто-то застанет их в переполненном убежище за быстрым сексом между планированием битв и участием в них. И то Рон узнал об этом чувствительном месте спустя несколько лет отношений, когда она сама ему подсказала. Либо Малфой сделал это случайно, либо он был действительно — на интуитивном уровне — хорош в том, как обращаться с женщинами в постели. Даже если это было не свидание, а задание хозяина. — Что ты выпил? — нервно осведомилась Гермиона, стараясь отвлечься от подступающей паники. — Это не Противозачаточное зелье. Малфой проигнорировал ее, приспустил брюки, без всякого стеснения обхватил ладонью свой член и подвигал кулаком верх-вниз. Гермиона расширила глаза, удивленная тем, что он делал. Ее затопило осознание. — Это было что-то для повышения либидо? — Слишком много болтаешь, Грейнджер. — Малфой накрыл ладонями ее колени и попытался развести их в стороны, но встретил сопротивление. — Ты разве не хочешь закончить с этим поскорее? — раздраженно выдохнул он. — Я не хочу, чтобы ты сегодня хоть что-то заканчивал, — огрызнулась Гермиона. — О, с этим зельем я точно закончу. Оно поднимает член даже Темному Лорду, а он, сама знаешь, на человека уже мало похож. Гермиона выдохнула от ужаса, оттолкнув от себя его руки и забравшись на постели повыше — почти на подушки. — Он… он с кем-то?.. — Трахается? — Малфой иронично изогнул бровь. — Поверь, еще как. — Но с кем? — Гермиону замутило от одной только мысли об этом. Взгляд Малфоя помрачнел, и вся насмешка мгновенно стерлась с его лица. — С кем захочет, — процедил он, а потом поймал ее за лодыжку и снова подтянул к себе, не обращая внимания на ее попытки вырваться. — Добиваешься того, чтобы я связал тебя? Мы и вправду можем сделать из этого что-то омерзительное, Грейнджер, если ты так хочешь поиграть в недотрогу. Гермиона перестала вырываться и напряженно посмотрела ему в глаза. — Не хочешь? — он жестко ухмыльнулся. — Тогда закрой глаза и, блядь, расслабься. Представь, что это твоя… домашняя работа, которую ты не можешь не выполнить, потому что получишь незачет. Ужасная перспектива, правда? — Ты такой мудак! — выплюнула Гермиона и, закрыв лицо ладонями, дрожащим от невыплаканных слез голосом простонала: — Мерлин, за что мне все это? — Заткнись уже. Несмотря на грубые слова, Малфой довольно мягко перевернул Гермиону на живот, когда она этого не ожидала, потому что все еще лежала с прижатыми к лицу руками. Его бледные ладони оказались по обе стороны от ее головы, а затем он опустился на локти, и его вес прижал ее к кровати. Малфой пробормотал что-то ей на ухо, и Гермиона почувствовала влагу между ног. Он не хотел травмировать ее и использовал незнакомое ей заклинание… смазки? Такое существует? Как только Гермиона ощутила слабый отголосок благодарности за эту извращенную заботу, ее передернуло. В каком же дерьме она оказалась, раз могла быть благодарна за нечто подобное? Гермиона взвизгнула скорее от неожиданности, чем от боли, когда Малфой вошел в нее одним резким рывком. Он больше не двигался, пока она задушенно всхлипывала под ним. Ее щека была прижата к покрывалу, и она видела, как его ладонь стиснула ткань в кулаке так сильно, что побелели пальцы. Казалось, Малфой был на грани и вот-вот случится… взрыв. Гермиона буквально чувствовала ярость в его дыхании, обдувающем ее затылок и шею. Почему он так реагировал? Почему это вообще его трогало? Эти мысли мигом были забыты, когда Малфой отмер и начал двигаться в ней грубыми и быстрыми толчками. Он не прикасался к ней, удерживая свой вес на руках. Гермиона зажмурила глаза, вскрикивая от каждого движения его бедер и молясь про себя, чтобы это поскорее закончилось. Это было настолько ужасно, насколько она себе и представляла. С ней еще никогда не обращались так грубо. В сексуальном плане она была лишь с Роном, и он никогда не позволял себе хоть толику той безжалостности, которую сейчас проявлял Малфой. Но чего она еще могла от него ждать? Ее насиловали, чтобы сломать. Таков был замысел Волдеморта. И наутро он ждал доказательств успешно выполненной работы со стороны Малфоя. Разумеется, тот не планировал разочаровывать своего хозяина. Все знали, что тогда его будет ждать. Ты либо подчиняешься, либо умираешь. И не то чтобы Гермиона оправдывала происходящее или уж тем более жалела Малфоя — бедного и несчастного Пожирателя Смерти, который каждый день убивал ее друзей и союзников. Она просто пыталась хоть как-то рационализировать происходящее и отвлечься этими размышлениями от боли и унижения, которые сейчас испытывала. Когда ее схватили за волосы, Гермиона не выдержала и зашлась плачем. Малфой тут же сбился с ритма, а его пальцы ослабили хватку на ее затылке, но через несколько секунд он словно бы взял себя в руки и снова причинил ей боль, сильно дернув за волосы и заставив уткнуться лицом в покрывало. Ее крики и всхлипы стали почти не слышными. Похоже, этого он и добивался. Его толчки стали чаще и глубже. Гермиона поняла, что вот-вот все закончится. И она разрыдалась от облегчения, когда Малфой в последний раз врезался бедрами в ее тело и, прорычав ругательство сквозь зубы, кончил. В то же мгновение он поднялся с нее и, схватив с тумбочки свою палочку, едва ли не бегом скрылся в ванной. Дверь за ним с грохотом захлопнулась. Гермиона не двигалась, продолжая рыдать в покрывало и пытаться справиться с болью, которая разлилась не только в ее теле, но и в душе. Только сейчас до нее в полной мере дошло осознание, во что превратится ее жизнь здесь — в плену у Волдеморта. Ее осквернили и сломали сегодня, чтобы повторять это из раза в раз, наслаждаясь агонией беспомощного Ордена. Рыдания постепенно превратились в тихие всхлипы, и Гермиона почти провалилась в изнеможенный сон, надеясь поскорее сбежать из этой страшной реальности, когда в ванной раздался ужасающий шум. За грохотом последовал звон разбившегося стекла. Гермиона подскочила и, приподняв голову, увидела, как Малфой толкнул дверь ванной, которая ударилась о стену, и все еще обнаженный по пояс промчался к выходу из спальни. Она заметила, что его левая рука была окровавлена. С его безвольно свисающей кисти на пол стекала темно-бордовая кровь. Воцарилась тишина. Несколько минут Гермиона тупо смотрела на дорожку из кровавых капель, которую оставил Малфой. Она перевела воспаленный от слез взгляд на открытый проем в ванную и поняла, что он разбил зеркало. Потому его рука и была ранена. Сотни осколков разных форм и размеров сверкали на выложенном черной плиткой полу. Острые. И, если нужно, смертельные. Гермиона моргнула, когда ее разум пронзила эта отстраненная мысль. Ее обволакивала странная апатия, хотя она должна быть в ужасе от подобных размышлений. Но ей не было страшно думать об этом. Нет. Она внезапно увидела в этом единственно возможный путь избавления от страданий, которые ждали ее в будущем. Она порушит все планы этого кровожадного ублюдка. Волдеморт не получит то, чего жаждал — ее страданий, которые стали бы причиной страданий ее близких. Она ускользнет от него. Сбежит. Туда, где уже никто не причинит ей вреда и боли. Воодушевление, вызванное этими мыслями, заставило Гермиону собраться с силами и покинуть кровать. Полностью обнаженная, она медленно прошла в ванную и опустилась на колени прямо посреди осколков. В каждом из них Гермиона увидела свое искаженное отражение и горько улыбнулась. Как же хорошо это отражало ее внутреннее состояние. Она тоже была разбита на тысячи частей. Выбрав самый острый из осколков, похожий на лезвие кинжала, Гермиона меланхолично его осмотрела. Что странно, ей даже плакать не хотелось. Хотелось поскорее умереть. Сглотнув, Гермиона приставила острый край зеркального осколка к своему запястью. Сжимающая его ладонь дрожала так сильно, что острие чиркало по коже, оставляя тонкие царапины. Пока еще незначительные. Но вот она надавила сильнее и, зашипев от боли, увидела, как кровь заструилась по ее кисти вниз — на пол. Совсем как у Малфоя. Они оба истекали кровью этой ночью. Но если к рассвету он просто залечит свои раны и выбросит произошедшее из головы, она уже не увидит солнца. Гермиона отползла к стене и прислонилась к ней спиной, прикрыв веки от накатывающей на нее слабости и даже легкости. Жизнь утекала из нее вместе с кровью, но она с трепетом ждала смерти.