Маленькая смерть в огромном мегаполисе

Рома Невелев обладал уникальной способностью – не делая никаких усилий спасать самые говняные ситуации. Вот и сейчас его звонок так удачно перекрыл только-только начинающуюся вечернюю ссору – продолжение утренней. – Не бери. Потом перезвонишь. Не отвечая Косте, Юрий принял вызов. – Привет, Ром. – Здорова, Юлианович. Короче, звонил организатор – Невелев явно находился в приподнятом настроении– Короче, площадка готова, свет и картинка поставлены, звук более или менее отлажен. Организатор нас просто умоляет, прикинь, провести концерт: он по самые яйца в долгах. Ребята согласны, что ты сам скажешь? – Рома.. повтори, пожалуйста, я поставлю на громкую, чтобы Костя тоже услышал. – А, ну окей.. – Невелев коротко повторил сказанное. Шумайлов молча мрачнел – Так что, Юр? – Как что? Согласен, конечно. Завтра репетируем и вперёд. – Классно! – искренне образовался Роман. Он успел уже изглодаться по концертам – Тогда давай до завтра. – Давай – и, отключив телефон, обратился к клавишнику – Видишь, концерт всё-таки будет. Ребятам неудобно отказывать, да и люди нас ждут. Шумайлов только поморщился и нехотя кивнул. *** Концерт. Когда-то Юрий ощущал на этом слове безграничный прилив сил и предвкушение , чего-то захватывающего. Но теперь...Стоило выйти на сцену, как его оглушили голоса. Он не видел лиц, не слышал оваций зала: его захлестнули видения, и шепот тысячи несуществующих глоток ворвался в мозг. Он видел картинки, проносящиеся обрывками, на которых ничего не мог разобрать, только терялся в водовороте сознания ещё больше, уходя в себя: неожиданно он кожей почувствовал удар, порыв ветра на лице, крик, визг тормозов и лицо водителя иномарки, распавшееся на десятки осколков, когда кровь залила примятое лобовое стекло. Видение оборвалось, когда Романова чуть встряхнула Юрия за плечо. оказалось, никто не заметил краткого помутнения рассудка Шевчука, длившегося от силы несколько секунд, кроме Алены, стоявшей к нему слишком близко. Девушка ещё улыбалась по инерции, но в глазах стояла тревога. – Юра.. – прошептала она мимо микрофона. Фанаты бесновались на своих местах, но Шевчуку впервые за много лет не хотелось смотреть на них: один взгляд, и голоса взорвут его голову вновь. Хватит и того, что безымянного мужчину в ближайшее время собьет иномарка цвета мокрый асфальт, а Юрий даже помочь ему не может – не знает ни лица, ни имени, ни номера рокового авто. Знает только судьбу. Между тем Романова продолжала быстро и взволнованно говорить, энергично почесывая коротко, почти под ноль остриженные волосы. Она вновь завела руку назад, когда Юрий перехватил ее за тонкое запястье. Он знал, что собирается сказать вокалистка. – Алена, послушай сюда.. Ну не можем мв сейчас отменять концерт,не можем! – Юрий тоже говорил мимо микрофона, поправляя в ухе наушник – Я в нормальном состоянии, и это вообще неважно.. Группа стояла в недоумении. Тема тихонько настукивал ритм, гитаристы возились с инструментом. – Вот именно, бля – неожиданно вступил в разговор Константин, раздраженно глядя на Юру. Тот удивлённо обернулся к мужчине – Давайте уже начинать, а? Люди ждут. Воцарилась относительная тишина, даже рука Мамая с палочкой замерли, не долетев до барабана. Ребята были удивлены такой злостью в голосе Константина: почему он так обращается с Юрой, ему же и так несладко? Первой пришла в себя Алена, она уже решила было выразить общее возмущение, когда Шевчук жестом остановил девушку. Он меньше всего хотел ссоры прямо перед концертом. – Костя прав – хотя за что этот раздраженный тон? Юрий хотел встретиться глазами с клавишником, но тот смотрел лишь в свой синтезатор. Шевчук развернулся лицом к залу– Давайте начинать.. Он глубоко вздохнул. Зал пестрел светлыми пятнами лиц, и голоса ожили тут же, но Юра пытался хоть как-то от них отвлечься. – Здравствуйте, друзья.. – гром оваций, крики. Только бы не провалиться, только бы не снова видения... – Извините за небольшую зажержку, пришлось решить, ээ.. ряд вопросов – сопроводив слова виноватой улыбкой, артист чуть склонил голову. Крики в зале стали громче, где-то скандировали его имя и название группы, но все заглушали предательские голоса, от которых хотелось скрыться любой ценой: они давили на виски так, что хотелось выть от боли. А он начал петь. Сначала получалось, на его взгляд, не очень, голос так и норовил сорваться на хрип или визг, кричащие зрители сливались с видениями, музыка – с шепотом. В какой-то момент Юрий просто понимал, что понятия не имеет, о чем они вообще сейчас поют. К счастью, выручила Алёна: он узнал заглавные строки песни практически по её губам, тут же подхватил, стремясь сосредоточиться на тексте. Получилось не сразу, перед глазами стояли последние минуты того бедолаги, даже привкус крови во рту появился. Но Юрий сжал пальцы так, что они побелели, с трудом пытаясь сосредоточиться на реальности. Сначала Шевчук пел скорее по инерции, его дар ослеплял и оглушал, благо песня была старой, её текст он вспомнил бы, находясь и при смерти. Смерть! Новая вспышка голосов, а ведь он только-только только начал успокаиваться... Темное помещение, размытые стены. Тишина, что-то дёргается в углу серого марева. Что-то.. или кто-то? Он подходит ближе, не чувствуя ног. Почему в его руке нож? О господи, он понял, кем была фигура в углу,но слишком поздно. Рука – тонкая, белая, совсем чужая – хватает за волосы совсем юную девушку, запрокидывая ее голову. Шевчук не может разглядеть ее лица за серой рябью, он кричит, но изо рта не вырывается ни звука, а между тем взметнулась уже вторая рука, сжимавшая простой конный нож, заляпанный чем-то красно-коричневым. Юрий уже знает, что сейчас случится, он не хочет видеть это, но не может даже закрыть глаза. Рука падает в пропасть, устремляясь к тонкому женскому горлу... Вспышка света. Пустота и тишина внутри, снаружи – гром оваций. Юра не может стоять, и хватается за стойку микрофона, чуть озираясь. По спине катится ледяной пот, ноги мелко дрожат. Волосы липнут к голове и лицу, очки съехали на кончик широкого носа. Шевчук шумно выдыхает, отбрасывая рукой темные пряди и поправляет очки. Он даже не замечает,что ушла боль, и голоса сжалились, дали короткую передышку. Мотнул опущенной головой, потом вскинул взгляд. Глаза обожгли лучи софитов, а музыканты сзади уже разыгрывали что-то новое. Шевчук коротко метнулся в одну сторону, потом в другую. Он не мог поверить, что кому-то из сидящих в этом зале.. или снующих туда-сюда технических работников в скором времени предстоит перерезать горло бедной девушке. Юрий отчего-то знал, что безымянный убийца довел бы свое дело до конца, если бы не Алёна, вырвавшая его в реальность. Но может.. может, не всё потеряно. – Ребят, слушайте.. – Шевчук повернулся лицом к группе – К чёрту "повелителя мух". Давайте "Не стреляй", а? Мамай задумчиво постучал палочкой по бочке. Ему в принципе было немножко всё равно, в какой последовательности что играть: свои партии он знал в совершенстве. А Юрий, как никак, авторитет. Ему виднее. – Оно же в конце, нет? – поинтересовался Невелев, тихонько перебирая струны. Алёна же просто молча стояла, широко расставив ноги и морщась на свет. Что-то происходило с Шевчуком, а он отмалчивался и делал вид, что всё в порядке, он на коне и вообще чего прицепились? Алёна сердито глядела на мужчину. Ведь они же друзья, к чему секреты? Но вопросы можно задать и после концерта. – А давайте всё-таки сейчас – чуть надавил Юрий. Если есть хоть призрачная надежда, нельзя ее упускать. Если.. если эта песня заставит одуматься, не прерывать чужую жизнь холодным лезвием.. Юрий должен сделать всё, что в его силах. – Вот зачем она нам сейчас? Именно сейчас? Сыграем в конце.. – Константин был недоволен. Какого черта? Если у солиста подтекает крыша, надо отменять концерты, а не страдать хернёй на сцене, угрюмо думал клавишник. Шевчук на секунду задумался. Но тут положение спас басист: проигнорировав слова Шумайлова, он начал разыгрывать "Не стреляй!". Зал довольно зашумел, Юрий, ощущая приближение голосов, бросил быстрый взгляд на зрителей. Затем уверенно вышел на середину сцены. И от песни к песне: от "Лажи" к победе, от одной осени до другой, самообладание то появлялось и Шевчук оживал и бодрился, а то в голову неожиданно била очередная порция видений. Голоса отвлекали, звали в свое жуткое путешествие по чужим мыслям, но Юрий сделал неожиданное открытие: если подойти к гитаристам побиже, вой их рифов перекроет даже собственную шизофрению. Ну, или позволит немного отдохнуть от внезапно свалившегося дара. Хотя уши болели, будь здоров.. Слезы, браки по расчету, секс без любви, крики, удары пощечин, грубый смех, едкая горечь сигарет, запои и одиночество – мгновения чужой жизни видел Юрий. Чувствовал в кармане стольник и счастливо шагал по улице, ощутил на щеке теплый поцелуй после слов "Наташка, как же я тебя люблю.." от рыжеволосой школьницы, вдыхал аромат нового одеколона. Перед лицом проносились и престижные высотки, и серые панельки, и тесные хрущёвки, и старые деревенские домики. Всё видно, всё слышно... И от этого осознания петь становилось труднее. Против воли стихи складывались в прозу, Юрию хотелось говорить. Говорить с ними со всеми: богатыми и бедными, подростками и пенсионерами, с длинноволосым геем и почтенным профессором... А впрочем, как оказалось они являлись одним лицом. Дать им частичку себя, своего света. Похлопать по плечу и сказать немного теплых слов. Хотя бы попытаться. – Друзья, вы знаете... – пожалуй, последней каплей стало презрительно брошенное "чурбан" от компании малолетих мажоров – Знаете, я хотел бы вам сказать.. сказать о том, как важно быть добрее друг к другу – перед глазами всё ещё дергалась связанная девушка с размытым лицом. Юрий никак не мог заставить ее образ померкнуть, потому что его продолжало преследовать это ощущение: он был в теле убийцы. Встряхнувшись, Шевчук продолжил – Это очень важно – позволять другим людям быть другими. Не такими, как вы. Отличаться по цвету кожи или длине волос, быть другой веры и других взглядов. Наверное, только тогда мы и станем свободными, и найдём в себе силы бороться. Да, а еще.. – он немного помолчал, опусив голову. Зал затих, зрители ждали, устремив глаза на фигуру посреди сцены: она казалась одинокой несмотря на стоящих вокруг музыкантов. – А ещё я хотел бы просто пожелать вам, друзья.. не живите завтрашним днем. Будьте здесь и сейчас первыми, потому что жизнь.. она же не бесконечная, черт бы её побрал ,– пробормотал Юрий тише, словно не соглашаясь с последней мыслью – И не всегда известно, а будет ли вообще это "завтра" или нет? Да. Будет ли завтра у той пленницы серой комнаты? У мужика на капоте иномарки? У двух прыщавых школьниц? У ВИЧ-положительного Сергея или рабочего Айли, что так неудачно упал со строящегося здания? Зал начал хлопать, кто-то вставал или вскидывал вверх кулаки. Юрий развел руки, вновь вглядываясь в зрителей, но уже не ища чего-то концертного. – Живите настоящим, друзья! – крикнул он под одобрительный шум – И примерно об этом будет и наша следующая песня. Что же, к концу выступления Шевчук все же вошёл в кураж. Голоса теперь только злили, придавали какого-то задора его голосу. У ребят отлегло от сердца – их лидер, похоже, снова приходит в себя. Только Шумайлов был чем-то недоволен: его раздражало, какой спектакль разыгрывал Шевчук, ведь Костя так и не смог поверить в способности Юры. Либо специально брешет... Либо и впрямь псих. Но с этим он разберётся попозже, дома и не сегодня. Группу провожали хорошо. Какая-то девица влезла на плечи своему крепкому ухажеру, что-то восторженно крича музыкантам. Юра обернулся, на миг его лицо исказилось болью, но он тут же взял себя в руки и, усмехнувшись, показал девушке поднятый ввверх большой палец. Та расплылась в улыбке. Парень внизу пыхтел, обнимая ее ноги. Через три месяца, почему-то четко понял Шевчук, тест на беременность покажет этой милой даме две полоски. С чувством выполненного долга музыкант шагнул за кулисы. Он даже не представлял, во что выльются эти двадцать шагов до душной маленькой гримерки с выцветшим плакатом "Кино" поверху Twisted Sister, надписями маркером на стенах и голой женщиной, безыскусно нарисованной за отслоившимся углом обоев. Сначала он столкнулся взглядом с одним человеком. Человек как человек, лет тридцати, с короткой стрижкой и обычной одеждой. Будущее этого субъекта пронеслось перед Шевчуком как в ускоренной записи, он не успел ничего понять, и просто прошел дальше: слишком устал для автографов, а парень и не рвался. Зря конечно, стоило бы всё-таки подойти к застенчивому фанату... Шевчук уже хотел вернуться, когда заметил второго, точную копию первого от стрижки и тяжелого выражения глаз до смазанного и быстрого, как удар, будущего. Третий – рыжий, высокий и тощий, не заставил себя долго ждать. Он улыбался, но от его улыбки веяло холодом. Шевчук спокойно выдержал взгляд водянистых зелёных глаз и чувствовал, как они впились в его спину. Это действовало на нервы, и не будь Юра так вымотан, заметил бы подвох раньше, а так... Странных людей становилось всё больше. Наконец, его со всех сторон окружила толпа, двадцать с лишним глаз впились в одинокого музыканта, чертова дюжина ртов кривилась в усмешке. Шевчук замер. Толпа гопников тоже чего-то ждала, кое-кто, как заметил Юрий, опустил глаза. Ясно и без всяких голосов, не за автографами пришли. И тут Юру накрыло, да так сильно, что он буквально растворился в потоке чужой жизни: из крови, страха и пота. Он погрузился во мрак этой жизни за гранью. Это он обирал торговцев, он щупал шлюх, он свергал пахана вместе с корешами. Это он ширялся грязной иглой, он мчался в угнанной тачке под вой сирен, он... Он залепил себе пощечину. – Не заебало? – раздражённо бросил он, кашляя и чувствуя горячую боль в горле –Не надоело? Всю жизнь маяться, жить, как собака.. да нет, хуже собак! Горбатиться на авторитетов и нести зло и боль?? – Ты чё гонишь, фраер? – вперёд двинулся мускулистый молодой детина, жующий сигару, просунутую между губ. Кажется, кулаки он ободрал точно не о стены.. – Остынь, баклан – на татуированное плечо легла тощая рука с синими венами. – Михалыч, чё ты его мажешь, а? Он чё, батя? – Батя-не батя, не твоё дело. Понтоваться на гастролях будешь, шестерка сраная.. – говоривший был худым, с желтым лицом, начисто лишенным волос. Почему-то Шевчуку казалось, что перед ним завзятый наркоман, которому осталось недолго. Голоса в голове ехидно это подтвердили, в красках описав, как он шмалялся в темном сыром подвале на вонючем матрасе. – Короче, мужик – глаза его были пусты, голос сер– Дело к тебе есть у одного важного человечка. Пойдешь с нами? – От такого предложения сложно отказаться – Юрий дёрнул щекой. Бандиты довольно загоготали – Но я всё же попробую. Желтолицый склонил голову на бок, кадык под тонкой кожей ходил из стороны в сторону. – Да я всё понимаю.. Только дело-то серьёзно, сечешь? Интересуются тобой.. – Твои хозяева? Кому ты тащишь деньги в общак, а получаешь копейки? Да на тебе подозрительную дрянь проверяют, потому что знают, что скоро сдохнешь.. и всё равно – служишь им?? – голос взлетел. Плевать, что бандиты могут его зарезать, плевать на голоса и злого Костю, да что же это за люди такие?! Мы же не рабы... Зачем тогда служим кому-то? – А вы, вы все? Молодые ребята.. неужели хотите так всю жизнь: вместо правды понятия, вместо любви – перепихнуться с первой шлюхой. Хотите умереть пораньше? Ваше, сука, право! Но можно не приносить в жизнь простых людей разрушение и боль? Вы же... Вы же не всегда такими были... – Вот ты – Юрий перевел взгляд на щуплого паренька, который смотрел и пытался прятать за спиной мусорскую дубинку – Почему ты здесь? – А чё я сразу? – насупился юный бандит, продолжая прятать глаза – Бабки нужны, а батя всю получку на бухло тратит. А я жить хочу! – голос, ещё не тронутый ломкой, взвился до слабо-истеричных нот. Кореша постарше недовольно зацыкали, молодняк топтался на месте – Нормально жить! Учиться дорого, работать.. – он только рукой махнул – Хуйня. Ну и... Юрия разрывало от жалости и чужой боли, которая волнами накатывала на него. Казалось, музыкант знает не только будущее парня: пустую трассу в ночи, которая ведёт в неизвестность, но и прошлое – маму с папой, футбол во дворе, мечту стать космонавтом. А потом, наверное, что-то случилось. Ушла мама, стал пить отец, исчезли глупые детские мечты. А обчищать карманы на базаре оказалось очень соблазнительной идеей, а потом всё закрутилось и сплелось в тугой узел. Сколько таких ребят по стране? Запутавшихся, свернувших не туда и не знающих иной жизни? Погрязших в чем-то до боли пошлом и земном, лишь иногда пробуждая в себе тонкую, страдающую душу. И как помочь им всем или конкретно этому парню выбрести на свою полупустую трассу, ведущую к новой жизни? Отчего-то Юрию хотелось верить, что дорога – его сакральный символ – приведет юношу туда, куда нужно. – Ты знаешь, я никогда не считал себя судьей... – произнёс Шевчук в неожиданно наступившей тишине – Но всё-таки хотел бы сказать одну вещь. От цепей избавляться всегда больно. Быть хозяином своей жизни – тяжело и непросто. Но необходимо чтобы в полной мере называть себя живым, понимаешь? Кто-то присвистнул , кто-то оскалился в улыбке. А парень стоял некоторое время молча, потом вдруг резко вскинул голову, лицо его переменилось. Короткая дубинка с глухим стуком упала на пол, когда он начал расталкивать своих подельников, идя к выходу. Отойдя от них, он неожиданно зло выкрикнул. – К чёрту вас всех! Если и дальше хотите оставаться под каблуком этого авторитетного психа, пожалуйста! А я больше не хочу людей пытать и грабить неизвестно для кого. Поднялся ропот. В спину удаляющегося кто-то бросил: – Бежишь? – Да, бегу! – Он же всё равно достанет – вдруг тихо проскрипел бандит с желтушным лицом – Ты же знаешь, он из под земли достанет.. помнишь, что случилось с Кирей, с Вадиком? А как Хромой получил своё прозвище, тебе никто не говорил? Он, может и псих, но хорошо платит. Вернись... – Старый идиот! – толпа вздрогнула от этого выкрика – Даже при смерти держиться за жизнь, надо же! Желаю удачи, а я так больше не могу.. Он выбежал. Бандиты повернулись лицом к Юрию, и только навалившиеся вдруг голоса помогли ему сохранить самообладание. Шевчук уже смирился с тем, что сейчас его изобьют или вообще прикончат. Как вдруг единая стая гопников задрожала и распалась – как распалось их монолитное будущее на осколки разной величины в голове музыканта. Молодые и те, кто ещё не смирился, покидали строй, молча пробиваясь вперед. Остальные зверели, растерянно вертя головами. Желтушный грустно усмехнулся ртом с гнилыми зубами, неторопливо закурил. – Твоя взяла – произнес он почти весело – Мы сейчас уйдем. Но помяни мои слова, для тебя это выльется в большие такие неприятности... Он бросил пепел себе под ноги, развернулся и ушел, махнув рукой остальным. Шевчук устало привалился к стене, едва остался один, и закрыл глаза. Сердце громко стучало, руки подрагивали. До него только сейчас начало доходить,что могло бы с ним случиться, будь бандиты более прожженными, а он сам не нашел правильных слов. Хотелось курить, из головы не шло лицо желтушного – а ведь ему вряд-ли больше сорока. Юрий злился на неизвестного заказчика и гадал, связан ли визит гопников с его открывшимся даром, когда рядом не слышно кто-то присел, а на плечо легла рука. – Юра? – Алёна, кто же ещё. Шевчук медленно открыл глаза, положил свою ладонь поверх тонких пальцев Романовой. Надо бы хоть немного взбодриться... Впрочем, вокалистка по глазам читала его состояние, проще попытаться обмануть себя, чем её – Всё хорошо? Почему ты сидишь здесь? Ребята уже расходятся.. Всё точно нормально? – Да-да, всё замечательно – он медленно встал следом за Аленой – А.. а Костя? – Уехал уже – девушка поморщилась – Слушай.. это не моё, конечно, дело, но... Ему на тебя как будто бы всё равно. – Нет, совсем нет! Наверное.. – Юрий поморщился. Он не любил, когда лезли в его личную жизнь. Но Алена была верным другом, как-никак – Короче, мы разберемся, правда. Но спасибо за.. – музыкант неопределенно повел рукой. Романова чуть расслабилась. – А, да не за что.. кстати, что это за странная толпа здесь была? Фанаты? – Эм.. – Сначала Шевчук думал никому не говорить о странных визитерах. Только Косте, разумеется. Но что, если другим участникам группы может грозить опасность? – Да, вроде того. Бандиты какие-то.. – он попытался улыбнуться – Будь осторожней, на всякий случай, ладно? – Эх.. найдем мы приключений на нашу с вами голову, жопой чую – грубовато призналась Алёна – Ладно, давайте в гримерку пойдём, что-ли... И они пошли. Шевчук с трудом давил в себе желание оглянуться. Участники группы уже заканчивали переодеваться, все были в приподнятом настроении. С какой-то слабой надеждой Шевчук оглядел тесное помещение – Шумайлов действительно уже ушёл. Быстро стянув мокрую футболку, Юрий одел свежую, коротко попрощался со всеми и ушел. – Юрец какой-то сам не свой после ковида – грустно произнес Додонов, сидя на корточках спиной к стене – И Костян себя странно ведёт.. – Просто волнуется за него, и всё. Хотя да, странно – Тема заканчивал упаковывать палочки в чехол – Да и после такой дряни, как у Юлиановича была, это неудивительно. Ещё и этот дар странный.. как думаете, хуйня или нет? – Я ему верю – просто сказала Алёна. Ей до сих пор не давали покоя воспоминания о том, как Шевчук спокойно рассказал каждому из них о ближайшем будущем, и как оно потом в точности произошло. Правда, ей он выдал нечто невнятное, а Шумайлову вообще не смог. Но в том, что способности солиста – не психическое расстройство, девушка была уверена. – Дак кто же спорит.. А всё-таки Костик неправ. *** Юрий в изнеможении упал на сиденье метро, привалился лбом к холодному стеклу и погрузился в себя, стиснув от боли челюсти. Голоса давили на мозг, казалось, ещё немного – они сломают хрупкие кости черепа. Тело ныло, на душе скребли кошки Какое-то время он просто сидел, не шевелясь. Потом сбоку от него кто-то завозился, поудобнее устраиваясь на кожаном сиденье. Шевчук скосил глаза. Тощий подросток в безразмерной куртке быстро встретился с ним взглядом и моментально уткнулся в телефон, к которому были подключены тонкие змейки наушников. Музыкант тоже не стал долго рассматривать попутчика, уперев подбородок в сцепленные руки, он неожиданно ощутил волну тоски и собственных воспоминаний. Пашке сейчас уже лет девятнадцать, совсем взрослый уже. А ведь когда-то он был шпингалетом меньше этого.. Им было хорошо вместе, насколько тогда вообще могло быть хорошо после смерти Эльмиры. Единственным светом в жизни Юры тогда были Пашка и музыка, они нк давали упасть на дно и остаться там навсегда. Уже тогда в его жизни был Костя, которому Шевчук предложил съехаться, когда понял – один не вывезет. А Шумайлов всегда был рядом, так трогательно поддерживал... Но не поспешили ли они? К хозяйству клавишник оказался не приспособлен, и все заботы легли на Юру. С парнем Шумайлов вроде бы нашел общий язык, но мальчик к нему никогда не тянулся, скорее опасался. Как оказалось, опасаться надо было Юре. Очередная ссора, к которым все трое уже привыкли. – Да ты блять заебал уже! – от ора Шумайлова только чудом не трещали окна. В соседней комнате замер Петя. Ему больно дышать с каждым словом Кости, он вслушивается против воли и костенеет. Почему этот человек так ненавидит папу? Они же любят друг друга, зачем же тогда... Мальчик жалеет, что не пошел гулять с друзьями. Когда слышать ругань становится совсем невыносимо, он тихо выбегает в коридор, надевает куртку и исчезает за дверью. Лучше слоняться по городу до темноты, чем слушать этот ужас. Ну почему, почему?? Петя приходит домой уже вечером. С окраской заходит в квартиру, но его встречает только тишина. Наскоро поев и доделав уроки на следующий день Шевчук-младший берет было книгу, но сюжет не лезет в голову. Он думает о своём отце до глубокой ночи, пока не засыпает тревожным сном. А Шевчук-старший спустя столько лет помнит, как встречал сына из школы, и как они долго шли в тишине, когда Петя вдруг остановился и спросил: – Па, откуда у тебя этот синяк на лице? Юрий отвел взгляд, но сын не отступал – Это дядя Костя, да? Шевчук тяжело вздохнул и нехотя кивнул. Да, они действительно вчера подрались с Костей, и Юрий даже не мог вспомнить точно, из-за чего они вдруг сцепились, остервенело целясь друг в друга кулаками. Сейчас музыканту было неловко, стыдно и обидно до боли: раньше такое если и случалось, то очень редко, Костя потом едва ли не на коленях прощения просил. А теперь... – Па.. почему ты его терпишь? Папочка, он же делает тебе больно.. – тихо произнес Петя. – Понимаешь, сынок – Юрий запрокинул голову, позволяя волосам лететь по ветру. Давно хотел подстричься, но клавишник каждый раз отговаривал. "Тебе же очень идет" бормотал он, утыкаясь в мягкие пряди носом – А, чёрт возьми, я и сам не до конца знаю. Просто.. мы любим друг друга, а это.. ну, бывает... – Уходи от него, па. Пожалуйста – без всякой надежды пробормотал Петя. Затем нахмурился и побежал вперед, остаток пути они проделали молча. Да, надо было уходить тогда, наверное. Может, тогда отношения с сыном не полетели бы в тартарары, и он не сбежал бы к бабушке после очередной ссоры мужчин. Но ведь он так любит Костю! Но неужели больше, чем родного сына? Шевчук поморщился, уронив лицо на ладони. Неизвестный пацан рядом (ничего необычного, шептали голоса) пугливо дернулся и пересел на другое место. Юрий, скрытый от всего мира сеткой волос, только горько усмехнулся. Дома его ждал всё тот же Шумайлов: в старой белой футболке и черных спортивках, хмурый и босиком. – Привет – коротко поздоровался Юрий – Ты чего уехал без меня? – Надо было. Извини – сухо ответил Костя, сложив на груди руки. – Что-то случилось? – произнес музыкант, стаскивая обувь и проходя в зал – Как тебе концерт? – Херово. – В смысле? – такой ответ сбил солиста с толку. – В коромысле, блять. Юрка, я всё понимаю.. но если у тебя проблемы с психикой, надо отменять концерты и идти к врачу, а не страдать хуйней. – Костя, я в порядке – Шевчук слишком вымотался, чтобы спорить. Но обида жгла душу. Неужели нельзя хотя бы один вечер без очередной ссоры? – Я не знаю, что за хрень во мне появилась, но это не шиза, и я не псих! А концерты нам нужны, ты же знаешь. Костя раздраженно цыкнул. Конечно, переубедить шатена – бессмысленно, поэтому он бросил раздраженное "ну и хуй с тобой, делай как знаешь" и пошел в спальню. Шевчук глядел ему вслед долго, пока не хлопнула закрывшаяся дверь. Потом уныло поплелся на кухню, но Шумайлов ожидаемо даже не озаботился едой. Наскоро сделав себе бутерброды, музыкант сел посреди темной кухни. Голоса на время унялись, зато собственные мысли неслись вскачь. Скоро вечно недовольный Шумайлов, бандиты и воспоминания о сыне переплелись так тесно, что Шевчук не выдержал, принялся судорожно искать бумагу и карандаш, чтобы не пропустить строки, которые начали рождаться в его измученной голове. В итоге, найдя полуисписанный фломастеры и какой-то старый чек, Юрий погрузился в мир собственной фантазии. Однако скоро усталость взяла верх. Он не стал ложиться в кровать к Косте, а лег на диване. На удивление, измотанное сознание даже сквозь змеиный шепот смогло относительно быстро погрузиться в тяжелый и липкий, но всё же сон, в котором видения смешались с последними событиями. А ещё Юра всё время видел чьи-то смутно знакомые глаза, только никак не мог вспомнить, при каких обстоятельствах встречался с их обладателем.