Хёнджин уже около часа сидит на лестничной клетке и смотрит на квартиру под номером 76. Туда никто не входит и никто не выходит, если просто позвонить, не показав лица — не откроют, Хёнджин пробовал. Альфа нервно трясёт ногой, перебирает в голове варианты, что делать, как же поговорить, но всё идёт с применением силы, а её ни в коем случае нельзя показывать — спугнёт. Он сжимает в кулаке огненные волосы и пытается думать, но получается плохо.
Но вот и наступает момент, когда удача ему улыбается — к квартире подходит невысокий молодой омега из службы доставки еды и уже собирается нажать на звонок, но Хёнджин его останавливает. Он кладёт ему в карман несколько крупных купюр и тихо шепчет:
— Звони, но внутрь зайду я.
Перепуганный омега, увидев за поясом альфы пистолет, который тот продемонстрировал для убеждения, тут же кивает головой и трясущейся рукой нажимает на кнопку звонка.
Через несколько секунд послышались шаги. Феликс увидел в зрачке парня из доставки и ничего не подозревая открыл дверь, дабы забрать заказ. Но Хёнджин, который на самом деле и держал пакет, тут же ногу в проём подставляет и резко врывается в квартиру. Он знает, что другого пути нет, потому что иначе Феликс его не впустит.
— Я пришёл поговорить, я клянусь тебе! — Хёнджин ставит пакет на пол и поднимает руки вверх, пытаясь показать, что он не имеет плохих намерений.
— Уходи!
Феликс узнаёт человека перед ним с первой же секунды. Он бросается в гостиную и хватает с журнального столика пистолет, что всегда лежит вблизи хозяина. Направив дуло на Хвана, он крепко держит оружие двумя руками, пытаясь не трястись всем телом.
— Я пришёл без оружия, Феликс. Я молю тебя, давай поговорим. Ты сам понимаешь, что нам есть о чём поговорить. Я не могу жить, зная, что ты так близко, но не позволяешь мне даже посмотреть на тебя! — Хёнджин становится на колени и с мольбой в глазах смотрит на омегу. — Если хочешь — стреляй. Мне всё равно, если я умру. Было бы намного хуже, если бы я умер так и не увидев тебя.
— Ты думаешь, я не выстрелю?! — Феликс начинает задыхаться от волнения. — Я последний раз прошу тебя уйти!
— А я последний раз прошу тебя позволить мне хотя бы разговор, — Хёнджин показывает свою перебинтованную руку. — Я отдал палец за возможность увидеть тебя. Прошу, Феликс...
Омега упирается спиной о стену и тяжело выдыхает, но пистолет в руках так и остаётся. Тяжело... Невыносимо. Хёнджин для него — прямая угроза. Феликс, даже если бы и хотел, то не смог бы дать ему надежду или шанс. Атмосфера в комнате продолжает становиться всё тяжелее, дышать уже почти невозможно, грудь Феликса сильно вздымается в попытках получить кислород, но его здесь нет. Квартиру полностью заполняет запах Хёнджина и только он. Ли качает головой. Он не может перешагнуть через себя, не может вот так просто протянуть руку альфе, подпустить к себе. Это всё равно что прыгать с самолёта, не зная, есть ли за спиной парашют.
Феликсу откровенно жаль Хвана. Он видит его боль во взгляде, перебинтованную руку, ссадины на лице. Тот словно на эшафоте сидит перед омегой на коленях и ожидает приговор от своего личного палача.
Омега оружие с рук не выпускает, но молча уходит на кухню и заваривает рамен. Он ни о чём не может думать, говорить, слушать. Для него это слишком тяжело. Через пятнадцать минут он ставит на низкий столик в гостиной две больших тарелки с лапшой и две жестяные банки с колой. Они садятся друг напротив друга, Хёнджин с опаской принимает палочки и начинает есть следом за омегой, что до сих пор пистолет в правой руке держит. Он смотрит на его самое прекрасное в мире лицо, на не очень длинные ярко-голубые волосы, пухлые малиновые губки, щёчки и самые красивые глаза, словно две больших чёрных бусинки.
— Феликс, я не хочу навредить тебе... — проговаривает вполголоса Хёнджин и ожидает в ответ хоть какой-то реакции.
— Мне жаль тебя, Хван Хёнджин, — омега выпрямился и посмотрел тому в глаза. — Мне тебя искренне жаль. Но уходи. И не смей больше приходить, иначе я расскажу всё Чон Хосоку. Сколько бы ты не приходил сюда, ничего не изменится. Я не приму ни тебя, ни твою со мной истинность. А если попытаешься силой — я выстрелю в себя.
Хёнджин опускает голову. Он знал, что будет непросто, сложно, больно. Это обидно. Он не понимает, неужели количество его грехов настолько большое, что вселенная послала его истинному такие мучения?
— Спасибо...
Хёнджин благодарит его за ужин, за разговор, за возможность увидеть. Он низко поклонился и медленными тяжёлыми шагами вышел из квартиры и упёрся спиной в дверь с обратной стороны, даже не догадываясь, что за ней точно так же сидит рыдающий взахлёб омега, что сильнее всего на свете хочет впустить его обратно и любить как нормальный человек. Но в их случае это невозможно. Судьба к ним особенно жестокая.
Просидев так ещё несколько минут альфа сообразил, что вся его работа остаётся его работой и пора бы к ней вернуться. Собрав себя в кучку обратно, альфа решает сначала проверить Сокджина. Ему сообщили, что тот уже поехал к Минхо, так что Хван уже готов увидеть труп.
Когда он приезжает к месту заключения Минхо и выходит из машины, из гаража как раз выходт Сокджин. По нему было заметно, что после того вечера он ещё слаб, на лице болезненная бледность, ссадины и раны. Но глаза... Глаза Сокджина выдавали его. В них видно, что чудовище внутри омеги утолило свою жажду крови и мести и сейчас упивается от радости.
Хёнджин несколько секунд смотрит на Сокджина, что был заляпан кровью, а затем приоткрывает дверь в гараж и видет то, что осталось от Минхо. Солдаты как раз помещали части тела в пакет, чтобы позже кремировать, дабы не оставлять следов. И даже Хёнджина, человека, приближенного к Джокеру, который видел столько боли, пыток и крови, от такой картины взял несильный приступ тошноты. Он закрывает дверь и ещё раз смотрит на омегу, что стоит и широко улыбаеься.
— Приятно иметь с тобой дело, Хван Хёнджин.
Хёнджин скептически окидывает его взглядом и сплёвывает в сторону.
— О тебе того же сказать не могу. Не зря говорят, каждая собака похожа на своего хозяина, но ты, Сокджин, превзошёл в кровожадности даже самого Джокера. Ты больной на голову психопат. Вот именно поэтому он держит тебя на расстоянии вытянутой руки — не ближе и не дальше, — Сокджин на это лишь хмыкает, ничего не отвечая. Откуда вообще Хёнджину что-то о нём знать. — Однажды твоя ревность тебя погубит. Ты ослеплён своей больной любовью. Прислушайся, иначе, когда ты перейдешь черту, даже я тебя не спасу.
— Я не нуждаюсь в спасении, — Ким скрещивает руки на груди и наблюдает, как с гаража выносят мешки. — Минхо заслужил каждую капельку боли. И я сделаю подобное с каждым, кто попытается помешать мне стать счастливым. А тебе, Хван, я советую воздержаться от советов, которых у тебя не просили.
— Я воздержусь, не переживай, — Хёнджин достает пачку с сигаретами и закуривает, а затем и Сокджину протягивает, омега же не отказывается. — На этом наша сделка заканчивается. Я получил своё, а ты своё. Больше не приходи ко мне с подобными предложениями, я не хочу идти на дно следом за тобой.
Хёнджин в последний раз смотрит на омегу, а затем садится в свой автомобиль и уезжает прочь с этого жуткого места. Сокджин с сигаретой между пальцев лишь с улыбкой смотрит ему вслед.
Хорошенько вымывшись от крови и больничного запаха, Сокджин делает себе кофе. Этим вечером он впервые за долгое время решил наведаться в родной дом. Сейчас он почти пустой. После смерти отца Сокджин оставил тут только несколько служанок и охранников, чтобы те следили за порядком.
Омега совсем не скрывает своего злорадства. Он в полном одиночестве пьет ароматный горький напиток с широкой улыбкой сидя в длинном шёлковом черном халате на кухне за большим столом. Даже головная боль, которая совсем не уходит, ведь после полученных травм прошло слишком мало времени, не в силах помешать Сокджину. Он собирался сегодня переночевать здесь, а уже утром наведаться к Джокеру и приступить к выполнению своих обязанностей. Омега увлечённо просматривает в памяти крики и слёзы Минхо, словно любимый фильм. Иногда он тихо хихикает себе под нос, а потом вновь закуривает. Джин вспоминает смерть отца и ещё нескольких чиновников, что причинили ему много боли, которых для него убил уже сам Чон Хосок. Сокджин не привык жалеть. Он с самого начала понимал, что если пустит в своё сердце сожаление, то никогда не сможет постоять за себя. Он занимается не тем делом и служит не тому человеку, чтобы иметь время на жалость.
Омега настолько занят своими размышлениями, что не слышит тихие шаги за спиной и лишь через несколько секунд замечает перед собой большой букет жёлтых лилий.
— Поздравляю с победой, — раздаётся прямо над ухом Джина и он в тот же момент поворачивает голову и видит над собой самого Чон Хосока. Улыбка мигом исчезает с его лица, а между губ выходит густой серый дым.
— Господин... — омега кусает губу. Он удивлён появлением альфы здесь и даже не знает, как правильно реагировать. Встав с места, он слегка кланяется ему и с нервной улыбкой смотрит на цветы. — Я собирался к вам уже завтра утром... Не знал, что вы придёте сюда. Может, желаете кофе?
Хосок с улыбкой смотрит на омегу, ничего не отвечает. Уже по привычке смотрит ему прямо в глаза, а затем тыльной стороной ладони нежно гладит щёку, где нет ссадин. Альфа молчит несколько минут, не спешит начинать разговор или что-то делать. Ему нравится наблюдать, как неудобно становится Джину от этого молчания, как он нервничает и бегает глазами, как сжимает рукой угол стола, а грудь под тонким шёлком быстро, но тяжело поднимается.
— Господин... — Сокджин не выдерживает, хватается руками за воротник кожаной куртки и лицом в грудь альфы утыкается. — Зачем вы здесь? Зачем цветы? — его нижняя губа начинает дрожать следом за словами и ладонями.
Хосок вновь не отвечает. Одним пальцем поднимает край халата и стягивает с хрупкого плеча омеги, там же нежно касаясь бархатной кожи губами. Мужчина медленно ведёт рукой по столу и улыбается от того, как Джин несколько раз вздрагивает и жмурится, когда на пол падает и разбивается сначала чашка с уже остывшим кофе, затем пепельница. Он медленно подхватывает омегу под бёдра и усаживает на стол, разводя колени в стороны. Хосок изводит его молчанием.
— Расскажи мне, Джин... Как ты это сделал? — он руками его талию сжимает, к себе прижимает, душит объятиями.
— Что именно вам рассказать? — омега решается посмотреть своему хозяину в глаза и это становится его главной ошибкой.
— Расскажи мне, каким способом ты убил Минхо? Как долго он страдал от твоей руки?
Хосок улыбается. Ему откровенно весело наблюдать за тем, как тушуется омега, как дрожит его тело. Сердце начинает биться в бешенном темпе, ладони парня покрываются холодным потом, а пухлые губки приоткрыты в надежде на кислород. Но его нет. Есть только Джокер и его запах. Запах смерти и страха, которым он наполняет жизнь всех, кого встретит. Запах власти, покровительства. Он владыка. Хосок вправе решать кому жить, кому умереть, кому страдать, а кому наслаждаться в раю. Он повелитель земной жизни, царь среди демонов, смерть среди ангелов. Сокджин — ангел, падший к его ногам и выбравший его своим хозяином.
Он медленно ведёт рукой вверх и сжимает тонкую шею, упиваясь стонами то ли боли, то ли наслаждения.
— Букет, которому он так радовался, я впихнул ему под кожу. Я срезал её и в каждое отверстие засовывал цветок. Думаю, ему понравилось, — Сокджин с улыбкой шепчет каждое слово, смотря прямо в глаза Джокеру. Рука так сильно сжимает горло, что говорить громче уже не получается, но стон один за другим то и дело слетают с его уст. Для него нет лучшего чувства, чем когда Джокер своё превосходство показывает, когда под себя подминает, нависает, сжимает шею и душит неясными чувствами. За столько лет Джин так и не смог понять, что Чон чувствует к нему, но это вовсе не важно. Особенно в такие моменты. — А потом... Я отрезал ему голову. Чтобы он точно отправился следом за моим папашей, прямо в ад, — Джин языком по собственным губах ведёт, соблазняет, к себе располагает. Знает наверняка, что сегодня Джокер его не убьёт, не за такой пустяк. Руками к его ширинке опускается, расстёгивает кожаный ремень.
— Шикарно, — Хосок улыбается в ответ и пояс халата развязывает, чтобы тело усыпанное синяками в тонких кружевах увидеть. — Если бы ты просто в него выстрелил, я бы был в тебе разочарован. Но, как вижу, твоя бурная фантазия только растёт, — Хосок голодным зверем в его шею вгрызается, целует, кусает, новые метки оставляет. Вновь и вновь себе присваивает.
— Потому что все жёлтые лилии в мире принадлежат мне, — омега ногами торс старшего обхватывает и к себе полностью прижимает. — Только мне вы можете их дарить, только на моём столе могут цвести эти адски прекрасные цветы. Вы сами говорили... — омега руками за широкие плечи хватается и шею под укусы подставляет. Ему эта боль нужна больше, чем воздух. — Но если вы всё знали, почему позволили? Разве Минхо не был важным для вас?
Хосок тихо смеётся и вплотную омегу к себе прижимает. Водит руками по стройным ножкам, сжимает бёдра и ягодицы, тонкую талию, позволяет себя касаться, тереться, в глаза смотреть. Убивает. Сжирает. Отправляет прямо в ад.
— Потому что никто кроме меня не смеет причинять тебе боль. Никто. А пускать твою кровь, бить это невероятной красоты лицо — смертный грех. Я хотел, чтобы ты выпустил пар, накормил своих демонов и вернулся ко мне вновь полным сил. Больше всего я ценю твою преданность и это заслуживает мелких поблажек.
Хосок ведёт указательным пальцем от нижней губы вниз по шее к груди, животу, тонкой линии чёрных трусиков. Отодвигает их в сторону даже не снимая, ножки пошире разводит и плавно заполняет омегу одним толчком. Рукой его шею сжимает и чувствует, как Джин от этого лишь ещё больше заводится и в себе член сжимает. Чон не медлит, придерживая задницу на весу уже двумя руками, вбивается в хрупкое тело быстро и резко, словно саму душу хочет из омеги вытрахать. Джин же лежит на дубовом столе спиной, тонкий шёлк безобразно скатался и прилипает к горячей коже. Омега кричит, стонет, молит не останавливаться. Ему хорошо как никогда раньше, перед глазами вместо фейерверков огни ада мерцают и он на собственный живот кончает, даже не прикоснувшись к себе. Хосок ухмыляется. Он знает, как сильно Сокджин любит их секс и сам обожает не меньше. Альфа с не меньшим удовольствием продолжает его попку трахать, наблюдает за тем, как омега мечется на твёрдом и неудобном столе, и глубоко внутрь кончает. Он не выходит даже из него. Резко тянет на себя, сгребает в объятия и подхватив под бёдра быстро в спальню уносит. Чон на кровати его разложил как лучшее блюдо на банкете, срывает с маленького тела ненужные тряпки, затем и сам, с помощью Кима, раздевается.
Кровать для Джина становится могилой. Он всего себя этому чудовищу отдаёт, кормит, позволяет болью упиться. Хосок на самые уязвимые места давит, сам же боль причиняет. И Сокджин счастлив. Он смеётся, когда рука альфы его горло сжимает, душит, изводит, убивает. Пошире ноги раздвигает, принимает в себя так глубоко, как никого и никогда. Джин вместо стонов своему богу-дьяволу молится, а вместо оргазма — жертвоприношение кровожадной души.
— Ты только мне принадлежишь, — шепчет Хосок, перевернув омегу на живот, и с новой силой темп набирает. Альфа округлые ягодицы в стороны разводит, любуется прекрасной картиной и несколько раз шлёпает в полсилы. — Только у меня есть право тебе боль дарить, казнить и миловать. Ты — моя собственность, Ким Сокджин.
Джин почти кричит от удовольствия, зубами цепляется за подушку с такой силой, что через мгновение уже перья по комнате летают, вбиваясь в волосы, прилипая к коже. Он кончает со слезами на щеках, тело своё больше не может контролировать, обмякает в больших сильных ладонях словно кукла и позволяет Хосоку делать с ним всё, чего тот только пожелает.
Когда Сокджин полностью без сил лежит на плече Хосока и подушечками тонких пальчиков водит по груди альфы, уже приближается утро. Он лежит с довольной лёгкой улыбкой и равномерно дышит, не желая портить такой идеальный момент — когда сам дьявол дарит ему нежность и заботу. Одна его нога закинута на бёдра Чона и тот в свою очередь задницу Джина рукой поглаживает. Фигуре Кима позавидует любой омега в мире и он об этом знает и нагло пользуется своей красотой. А Хосок совсем не против, чтобы такая красотка была рядом с ним, да ещё и пользу приносила помимо удовольствия.
Неожиданно за окном слышатся взрывы. Около десятка ракет влетели прямо в город, отчего даже окна в доме затряслись. Джин на это лишь тяжело вздыхает и поднимает взгляд на Хосока, не зная, что сказать первым. Война удовольствия им не приносила.
— Я сравняю их кратера с землёй и засею лилиями, — Хосок тянется за пачкой с сигаретами, что лежит на полу, и зажигалкой, прикуривает и затягивается горьким дымом. — У тебя будут миллионы букетов, Джин, а у нашей страны появятся новые территории. Сегодня будет заседание Совета, хочу услышать мысли этих одноклеточных, так что подготовься.
Джин широко улыбается от мысли, что сегодня он будет присутствовать на заседании как официальный Секретарь Главы, и затягивается той же сигаретой.
— Зря потратите время. Лучше просто раздайте приказы, пусть исполняют. Они всё равно не способны на большее. Совет помыкал предыдущим Главой только потому, что он сам позволил им это. Старик любил тишину и не хотел править в стране, где идёт война. Но сейчас всё по-другому. Теперь вы Глава, теперь они обязаны подчиняться вам и больше у них нет столько власти. Мы должны как можно быстрее закончить войну и забрать то, что по праву принадлежит нам.
Хосок с лёгкой ухмылкой смотрит на омегу, который говорит отчасти умные вещи, и нежно ладонью по его щеке ведёт. Иногда Сокджин его откровенно удивляет, как в плохом, так и в хорошем смысле. Ничего не ответив, Чон тушит окурок пальцами и бросает на пол, уже собираясь встать и принять душ.
— Хосок... — Сокджин со спины его обнимает, хватается за широкие плечи, где разлились чернильные узоры, словно за последнюю надежду, а затем губами нежные поцелуи на спине и шее оставляет. Моменты, когда он Джокера по имени звал, можно на пальцах одной руки сосчитать, от того они и так дороги омеге. — Спасибо. Я живу лишь благодаря тебе... Моя душа навеки в твоих руках, — Джин телом к телу прижимается, кожей к коже, хочет как можно дольше это ощущение абсолютного счастья продлить. Для него это способ выжить.
— Ты жив, потому что ценен для меня. И так будет до конца твоих дней, Джин. Если в один день я не увижу в твоих глазах того, что вижу сейчас, ты закроешь их навечно.
— И это прекрасно. Потому что лучше умереть от твоей руки, чем существовать без моих безграничных чувств к тебе.
Хосок в последний раз с лёгкой ухмылкой нежно гладит щеку омеги и уходит в душ, оставляя Сокджина одного в постели. Омега взглядом его провожает, прижимает к груди одеяло, что впитало в себя за ночь самый лучший в мире запах, в попытках угомонить выпрыгивающее из груди сердце. Оно словно в безумии стучало в слишком быстром темпе, так и норовило вырваться с грудной клетки и сбежать к хозяину.
Сокджин позволяет себе ещё несколько минут полежать в кровати и насладиться точно самым приятным моментом за последнее время. Запах пепла эту комнату наполнил до краёв и сейчас Джин словно на догорающем костре лежит и пытается этот запах в себя вобрать, втереть в кожу, лёгкие до отказа наполнить и больше никогда с ним не расставаться. Джин уверен — наступит день, когда он будет вот так лежать в спальне Чон Хосока.
...
В здании Совета как всегда шумно. Но когда в холл входит Чон Хосок, время на секунду останавливается и все загибаются в низком поклоне. Альфа быстрыми шагами направляется прямо в конференц-зал, чтобы провести очередное внеплановое заседание. Хосок садится в кресло во главе стола и лишь после быстрого жеста руки остальные чиновники также занимают свои места. Единственное, что сейчас волнует Чона — война и способы закончить ее побыстрее. Он не брезгует ничем, ссылаясь на одну из своих любимых поговорок "На войне все методы хороши". Несколько министров предлагают придерживаться международного права ведения войны, что попросту выводит Хосока из себя. Он сжимает кулаки и недовольно губы поджимает. Объявить войну, придерживаться правил, пойти на переговоры... Подобные предложения взбесили и не приносили никакой пользы. Хосок начал искренне сожалеть о проведённом заседании.
— У меня есть нестандартное предложение, — неожиданно поднялся глава отдела культуры. — Пусть это не мой профиль, но я детально изучил систему власти в первом кратере.
Хосока этот молодой альфа заинтересовал хотя бы потому, что почти всё заседание он молчал и не поддакивал другим глупым предложениям.
— Почему бы нам не попробовать немного пошатнуть систему власти? Подкупить сначала низших чиновников, сеять между ними ссоры и раздор, устроить несколько митингов и...
— Какие же вы жалкие и бесполезные. Заседание окончено, все свободны, — Хосок резко поднимается со своего места и покидает зал. Зря он надеялся услышать что-то стоящее. Их идеи сработали бы лет пятьдесят назад, но не сейчас. Сокджин еле успевает бежать за ним на своих каблуках и когда за ними закрывается дверь кабинета, опирается бедром о край стола. — Позови ко мне Пак Чимина, немедленно, — нервно бросает Хосок, а после просит оставить его наедине со своими мыслями.
Чон в ярости. Он сгребает со своего стола всё на пол, кричит, разбивая стекло в дверце шкафа кулаком, сбивает костяшки до крови о дерево и превращает кабинет в комнату гнева и разрушения. Хосок открывает в телефоне галерею и сидя на полу смотрит на одну-единственную фотографию. Он затягивается сигаретой и отпивает из чудом уцелевшей бутылки немного виски. Внутри него сидящий дьявол наружу выходит, жаждет крови, боли, страданий. Ему нужна невинная душа, которую можно сожрать и насытиться, подарить ей нечеловеческие пытки. Хосок больше не может сдерживать его, не может останавливать себя, потому что они одно целое. Джокер разум туманит, не даёт даже капельке жалости просочиться наружу и помиловать. Всё хорошее, что могло в Хосоке быть, он убивает на корню, оставляя внутри лишь непроглядную тьму, которая сжирает всё вокруг и заполняет собой. Без шансов.
— Я убью тебя, Ким Намджун. Убью... Ты уничтожил меня много лет назад, а сейчас пытаешься уничтожить мою страну. Ты не заслужил пощады. Я сотру в пыль тебя и твою страну, обещаю.
Хосок поднимается на ноги, когда раздаётся стук в дверь. В кабинет входит альфа с пепельными волосами. Его имя Пак Чимин и он один из самых приближенных к Джокеру людей. Он не обращает внимания на беспорядок или вид самого Чона. Чимин низко кланяется и негромко обращается:
— Вы хотели меня видеть.
Хосок еще с минуту смотрит в одну точку в стене, а затем громко вздыхает. Сглупил. Знает ведь, что не стоит перед слугами свои слабости показывать.
— Мне нужна информация про Ким Намджуна. Семья, друзья, близкие. Найди его слабое место, на которое можно надавить. Оно обязательно есть. Оно есть у каждого.
Чимин покидает кабинет без лишних вопросов. Он служит Хосоку вот уже семь лет и за это время хоть немного изучил его поведение. Сейчас Чимину двадцать девять лет, он не числится на официальной госслужбе, но при этом его должность одна из лучших и выгодных. Пак часто называет свою работу непыльной, потому что убийства в его обязанности входят редко. Он занимается поставками оружия и техники для Джокера и его личного отряда, которых недаром прозвали демонами. Чимин не его охрана, не подручная собачка. Он знает, что входит в его обязанности, а что нет, и не живёт в неведении. Чимину повезло.
Он вновь приходит к Джокеру уже вечером. Хосок всё так же сидит в кабинете, курит возле окна, просматривая какие-то бумаги с уже перебинтованными костяшками рук. Джин же копошится в попытках убрать бардак и заметно, что омега не столько устал, сколько взволнован из-за состояния своего хозяина.
— Нашёл? — кратко спрашивает Чон, даже не оборачиваясь.
— Да, господин. Тут все возможные цели, которые будут нам полезны.
Чимин отдал папку и покинул кабинет. Хосок же некоторое время стоит возле окна, просматривая досье нескольких людей. Воистину интересует его только одно. Он уже знает, куда надавит, чтобы причинить Ким Намджуну максимальную боль. Знает, как растоптать его честь и достоинство, как уничтожить сначала душу, а затем и тело. Хосок будет использовать самые дьявольские методы против того, кто и сделал его таким. Ким это заслужил. Хосок нашёл его самое слабое место и теперь будет медленно и верно уничтожать. Ради страны, которая теперь принадлежит ему, он готов на всё.
Хосок в тот же момент вызывает к себе Хван Хёнджина, а Сокджина просит выйти. Омега на это недовольно поджимает губы, но молча выходит, а Хёнджин принимает в руки бумагу с биографией одного конкретного человека и внимательно всматривается в фотографию.
— Привези его ко мне, — тихо говорит Хосок. — Я даю тебе 72 часа и всё, что нужно. Самолёт, людей, деньги. Используй всё, что потребуется, но он, — Джокер в последний раз указывает на фото, — через трое суток должен быть у меня.
Хёнджин знает, что выбора нет. Если Хосок кого-то или что-то захотел — это будет его. За всё время работы он ни разу в этом не усомнился. Джокер не брезгует ничем, идёт по трупам, вступает в смертоносные стычки, ничего не жалеет, дабы получить желаемое. Хёнджин также знает, что будет за невыполнение приказа. Отлично знает. Не раз лично могилу копал своим товарищам, что приказы Джокера исполнять отказывались, что не подчинились или предать посмели. Он никого не милует, не прощает, не щадит. Он — само воплощения зла на земле и служить ему — это та ещё лотерея.
Хёнджин тяжело вздыхает уже выйдя на улицу из здания Совета. Альфа понимает, что это будет одно из самых ответственных заданий, которые он когда либо выполнял. Но даже сейчас его мысли заняты совсем другим. В них мерцает волшебный облик голубоволосого омеги. Образ того, кто заставляет сердце Хёнджина биться куда чаще, чем перед страхом смерти.
***
И пока Хёнджин отправился с поручением аж в штаты, Хосок решает наведаться на прифронтовую зону. Лично хочет убедиться, что враг слабее их и армия седьмого кратера в состоянии удержать оборону и не только. Дорога ко второй линии занимает около семи часов на авто от столицы. Сокджин, как и всегда, следует за хозяином, пусть на время и пришлось сменить красивый деловой костюм на джинсы, тяжёлые ботинки и худи, под которым ещё и тяжёлый бронежилет. Омега за ним в сам ад шагнуть готов и даже не задумается.
Джокера здесь боготворят. Солдаты — это те люди, которые против него ничего не имеют. По распоряжению Джокера из казны денег на армию выделялось в семь раз больше, чем при предыдущем Главе. Огромные награды, шикарные условия для всех отрядов, новейшая техника и оружие в излишних количествах. Джокер заботился об армии, словно мать о маленьком ребёнке. Потому что именно здесь он воспитывал своих лучших демонов. Тех, кто был самым отважным, лучшим, более жестоким — он забирал себе в личный отряд. Джокер был непобедим. Его нельзя было уничтожить ни морально, ни физически. Этот дьявол не просто людей себе подчинял и приказывал служить, а они сами к нему рвались, мечтали склонять перед ним голову и быть верными до конца своих дней.
— Да здравствует Глава Чон Хосок! — хором закричали солдаты, выстроенные в шеренги, как только на полигоне появился Чон в сопровождении своей свиты. Он ничего и никому не ответил, просто окинув всех быстрым взглядом.
— Господин Чон! Для меня невероятная честь встретить вас лично! — полковник — альфа сорока пяти лет — низко поклонился, как только Хосок вошёл в огромный шатёр, где собрались командир этого батальона и низшие чины.
Хосок на это ничего не ответил. Он приехал сюда с конкретной целью и собирается её выполнить.
— Война на этом участке идёт уже около двух недель, — альфа встал во главе стола и внимательно смотрел на большие карты, — а вы мало того, что не смогли отобрать наши земли обратно, так ещё и еле удерживаете оборону. В вашем батальоне самый большой процент живой силы. Вы не заботитесь о своих солдатах, до меня даже дошли слухи о взятках и незаконном присвоении госсредств.
Джокер поднял взгляд на полковника. Мужчина уже побелел словно стена и сейчас точно не в лучшем состоянии. Такого заявления прямо с порога он точно не ожидал, а по шатру пронёсся предательский шёпот. Альфа снимает свою фуражку, нервно руки заламывает и пытается улыбку из себя выдавить, но выходит плохо.
— Господин, это не более чем клевета, я бы никогда...
— Последние две недели на ваш банковский счёт поступали семизначные суммы, вы сумели приобрести несколько объектов недвижимости за границей. На руководящие должности, которые подчиняются непосредственно вам, было назначено несколько человек, которые являются вам родственниками, либо же друзьями, — Сокджин, стоявший справа от Хосока, неспешно зачитал короткие ведомости о деятельности этого альфы и хладнокровно посмотрел на него, зная, что его ожидает. — Полковник Че Юнхон, вам предоставлены обвинения в коррупции, злоупотреблении своими полномочиями, присвоении госсредств и государственной измене. Вас приговаривают к немедленной казни без возможности подачи апелляции, все ваши деньги и недвижимость будут конфискованы в пользу государства, а люди, которых вы назначали на должности — немедленно уволены.
Хосок даже не улыбнулся. Он с отвращением смотрит, как альфу по сигналу Джина уводят его люди, скрутив руки за спиной, и переводит взгляд на всех оставшихся в шатре. Никто не смел смотреть ему в глаза или говорить без разрешения. Никто не хотел повторить судьбу полковника.
— Не ждите, что вас будут сажать за решётку, судить, адвокаты будут тянуть время, пока вы придумываете план выйти и хорошо жить на украденные деньги, — Хосок ударил кулаком по столу и готов был убить всех собственными руками. — Есть преступление, значит будет и наказание. С этого дня вы все здесь — обычные солдаты. О вас будут заботиться так же, как это делали вы, мерзкие ублюдки.
Конечно, Хосок собирается ближе к вечеру назначить на эти должности более достойных людей, но гнев его от этого не уменьшается. Он выходит из шатра и тут же закуривает. Сегодня дует холодный сильный ветер, солнце уже даже не пытается пробить свои лучики сквозь огромные серые облака. Сегодня первый день зимы и со дня на день все ожидали и первый снег.
Альфа направляется на поле, где уже устроили целое выступление. Солдаты, возненавидевшие командира за жестокость и халатность, уже успели раздеть его и поводить по полю босиком всем на потеху.
Двое альф из охраны Джокера схватили виновника и поставили перед ним на колени. Чон молча достал свой пистолет и, ничего не сказав, тут же выстрелил прямо между глаз. Полковник до последнего клялся в невиновности, молил пощадить и плакал как последний трус, пока его тело не упало на землю, истекая кровью. Но Джокеру это вовсе не интересно.
— Закопайте, чтобы даже могилы не осталось. Предатели её не заслуживают.
Солдаты, наблюдая такую картину, тут же начинают громко кричать и стрелять в воздух в честь своего лидера, который действительно о них заботится.
— Джокер! Джокер! Джокер! — скандируют они во весь голос и мужчина на это лишь приподнимает один уголок губ.
Чон возвращается в шатёр и просит выйти из него всех, кроме Джина. Он должен изучить местный рабочий штат и назначить на освободившиеся должности достойных кандидатов. Он провёл там несколько часов, изучая досье на многих, а также карты и планы наступления, чтобы как можно быстрее вернуть свои территории обратно. Лишь иногда он отвлекается на то, чтобы покурить, и к вечеру уже заканчивает с делами на этой точке. Новые люди назначены, план наступления создан и подкорректирован, все виновные наказаны.
Здесь, на линии фронта, Джокер чувствует себя свободным полностью. Нет душных кабинетов, городской суеты. Никто не трогает с глупыми вопросами. Здесь постоянно слышно взрывы и стрельбу, но здесь нет сигнала тревоги и потому Хосок чувствует себя как рыба в воде. Ему куда приятнее находиться в окружении солдат и войны, чем меркантильных чиновников и шлюх. Настолько, что в столицу он возвращается только через двое суток, объездив не одну горячую точку и наводя порядок, и то только потому, что получил от Хёнджина нужные новости.
— Ну вот, пора вновь возвращаться к сидящей работе в кабинете, — тихо жалуется Джин, когда они уже вернулись и как раз вошли в дом Хосока. — Признаюсь, на севере обстановка куда приятнее, — Хосок на это лишь молча одарил омегу лёгкой улыбкой и приказал прислуге готовить ужин. — Господин, вы, верно, устали с дороги, я пойду приготовлю вам ванну.
Джин с улыбкой уходит наверх. В его планах принять ванну вместе с Хосоком, выпить по бокалу вина и насладиться приятным вечером после столь утомляющей поездки. Омега уже предвкушает их прекрасное завершение вечера в постели, будто бы специально виляет бёдрами, шагая вверх по лестнице, зная наверняка, что на него смотрят, и с улыбкой открывает дверь в спальню Джокера.
Но все мечты, надежды и планы Сокджина вмиг разбиваются на мелкие кусочки, словно хрустальный шар. Он стоит и не понимает, что за галлюцинации выдаёт ему сознание, почему судьба к нему настолько жестоко. Сердце омеги пропускает несколько ударов, останавливается в нежелании биться для того, кому не нужно. Слёзы стекают по щеке омеги одна за другой, тело пробирает дрожь и Джин чувствует, как его резко и грубо опускают с небес обратно в ад. Он окончательно осознаёт своё место, потому что в алых шелках, прямо в кровати самого Джокера спит ангел со светлыми, словно первый снег, волосами.
