Ханджи Зое
25 января 2023 г. в 23:53
Запись 204.
С первых же дней тренировок я удивилась тому, насколько превосхожу по силе многих из однокурсников. Имея представление о своих физических данных, я не подозревала о полноте всех возможностей моего тела. Но я не жалуюсь. Так и стала тренироваться вне учебного времени. Я нашла незаменимую отдушину и новую страсть - грушу. Все, что накопилось в душе, я выплёскиваю ударами и агрессией. Трудно теперь утверждать, что эффективней: переносить все на бумагу или отпечатывать на мешке с опилками. С людьми я почти и не веду разговоров, у меня нет друзей. Да, собственно, я к этому и не стремлюсь. Мой приход в кадетское училище не был обусловлен желанием завести пустую дружбу. Тем более, что всегда, сколько себя помню, я была социальным изгоем. Дичилась людей и старалась не привлекать внимания. Я далеко не деятель, я - наблюдатель. Не люблю навязчивого внимания. И не понимаю тех, кому льстят посторонние взгляды, иллюзорная известность и толки за спиной. Публичная личность не защищена, мало ли кто о чем может судачить. Поэтому я держусь особняком от каких-либо историй и людей в целом.
Джульетт единственная меня понимала. Она была самым близким для меня человеком. В последнее время я много о ней думаю. Что делает; как дела в гимназии; какое у неё настроение, и что она будет есть на обед. Я оставила Джульетт в Эрмиче и не жалею об этом. Я верю в то, что поступила правильно. Так было нужно и для неё, и для меня. Но иногда мне так не хватает моей милой Джульетт. Ее общество всегда заменяло мне одинокие минуты уныния и погружения в неприятные мысли. Своим присутствием и улыбкой, полной нежности и ласки, она вызволяла меня из оков скуки, и заставляла на ничтожно короткое время, что мы проводили вместе, позабыть о тяготах моей жизни. То были самые яркие моменты в гимназии. Я надеюсь, она уже успела позабыть обо мне, а я смогу хранить о ней добрую память как можно дольше. Хоть это и не всегда приносит мне приятные чувства. Ведь тогда оказалось, что я ещё многого не знала о самой Джульетт. Помнится в ту ночь я невольно спросила у себя: «Кто ты?»
Впрочем, мои мысли снова идут не в том направлении. Я что-то забылась. Хотелось только написать о том, что сегодня я обменялась парой фраз с одной особой из приближенных моего загадочного преследователя. И вот как это случилось…
День начался по своему обыкновению: ранний подъем, форма, завтрак, тренировка, учение, - таков быт кадетского утра.
Будучи на завтраке, где нам по традиции выдали пресную манную кашу, я сидела на краю общего стола и ненароком вслушалась в разговоры сидящих за задним столом однокашников. Вообще, я очень пронырливый человек. Не самое мое лучшее качество. Но, знаете, некто, к кому я зачем-то обращаюсь, в условиях выживания на мрачных улицах глубин стены Роза невольно вырабатывается навык, а потом ты с ним живешь, ожидая в каждом услышанном слове двузначности. Но ведь я уже говорила. Я не кто иной, как наблюдатель.
- Уже скоро нас будут учить, как пользоваться устройством вертикального маневрирования, - с энтузиастом говорил один из кадетов.
- Едва ли так скоро, Гилберт. Я слышал этому обучают только на втором годе курса, так что прибереги себя хотя бы до конца нынешнего, авось гляди и уже окажешься у ног инспектора, корчась от его лещей.
- Он от тебя и живого места не оставит.
Инспектор и правда зверь. В день зачисления он долго останавливал на мне взгляд, не решаясь задать какой либо вопрос, по типу: «Назови себя» или «Откуда ты родом?». Не уверена, что колебалось в его двухметровом теле, но мимо меня инспектор прошёл без лишнего звука. А зверь он потому, что действительно мог жестоко избить или, к примеру, взять кого-либо за голову и поднять над землей-матушкой, держа так несколько минут и попутно задавая вопросы. Это не мое разыгравшееся воображение, это то, что случилось с стоящим со мной рядом парнем на зачислении. Жаль, его через два дня отчислили.
Тем временем некий Гилберт шлепнул хохочущего приятеля по затылку и добавил:
- Дубина, на втором году обучения начинаются тренировки с клинками. Скорей бы всему научиться.
- А что ты так торопишься? Неужто в разведчики метишь?
Прозвучавший голос не вызвал у меня приятных эмоций. Самое время представить Хупперта Фишера. В двух словах - редкостная мразь. Он всегда всегда найдёт, к чему придраться, и куда сунуть свой длинный нос.
- Брось, Гил, ты и секунды за стенами не протянешь, - засмеялись курсанты. Они начали всячески потешаться над бедняком Гилбертом, который смиренно сидел и похлёбывал свою кашу, опустив голову. И тут снова заговорил Хупперт.
- Ну, ну, парни, перестаньте издеваться над славным Гилбертом. Вы зря смеётесь. Вступить в разведку - очень благородная цель, весьма благородная!
Сраная подлиза.
- Храбрец, значится. Я думаю, нам стоит поддержать нашего дорогого Гилберта. А? Согласны со мной? Ну! Он очень храбрый! Посмотрите на него. Его уже можно пустить в титанью обитель, я уверен, всякая храбрость может компенсировать хилые ручонки. А, Гилберт? Что скажешь? Готов выйти за стены? Может покажешь, как биться с титанами? Или ты так хочешь наружу по другим предпочтениям. Видел я тут одну фетишистку. Может это она тебя заколдовала?
Последние фразы Хупперт произнёс понизив голос и наклонившись к Гилберту, словно наседая. Остальные же за их столом, понимая, что слова Хупперта - насмешка, не переставали смеяться. Но хорошо, что в этот момент закончилось время на трапезу, и всем было приказано выстроиться на улице. К своей еде я не притронулась, слишком погрузилась в чужие жизни. Но не я одна была увлечена сим предметом. Очевидно, Эрвин Смит был также захвачен данной беседой. Я смогла увидеть это, потому что он сидел немного впереди меня, он же меня не смог бы заметить.
После утренней трапезы мы сразу отправились на тренировку рукопашного боя. Нас распределили попарно, и мне посчастливилось проверить свои навыки на той, которой я посвящаю эту запись. Имя ее - Ханджи Зое. Она ходит в очках и с растрепанными волосами, затянутыми в хвостик, а короткие локоны на затылке небрежно свисают вдоль шеи. До того я знала о ней лишь по слухам: гиперактивная, странноватая уроженка провинции на границе стены Роза, известная по своему интересу к титанам, доведенного до предельного фанатизма. Во время тренировки Зое, не жалея воздуха, беспрестанно трещала обо всем, что приходило на ум. Всячески пытались вывести меня на диалог, что дико раздражало мне нервы, но в итоге я поддалась, лишь бы поскорей отстала.
Она расспрашивала о том, о сем, а я покорно и холодно отвечала на вереницу расспросов. Я запомнила момент, как повалила ее на сухую землю с такой силой, что чуть не сшибла ей голову, вовремя остановившись. Она так испугалась, что я сразу пришла в чувство. Мне до сих пор неловко. Я часто забываюсь во время боев, будто мной управляет другая воля. И потому я почти не запоминаю сам процесс – когда нанесла удары, сколько раз я и их наносила, какой рукой блокировала, и как сокрушила противника. Я словно пребываю с сладостном забытье. Бесконтрольна, но я точно знаю, что делать и как. А ведь могла и убить. Этого я и боюсь всю свою жизнь, а придя в кадетское училище, кажется, я только становлюсь ближе к ней. Я не стану как она. Я не такой человек, как моя мать.
Зое с восторгом вскрикнула, что у меня отличные данные и сказал: «Наверняка ты метишь в полицию». На это я ответила коротким отрицанием. И тут в ее глаза заискрился фейерверк бликов, а сама я почувствовала легкий испуг. Так на меня глядели только маньяки. Голос Зое понизился, и последовал вопрос: «А куда же тогда?» Она уперлась на меня своим взглядом так, будто ожидала чего-то конкретного. Я не успела дать ответа, как тут, откуда не возьмись, явился Хупперт. Он стал потешаться над Зое, сначала неочевидными колкостями, окликая ее прозвищем «фетишистка», перейдя потом на откровенное издевательство. Что меня удивило, так это то, что Ханджи, казалось, и бровью не повела.
- Хватит увиваться за новичками и заманивать их в разведку, чокнутая. Вы все там в этой секте поголовно умалишенные, что ты, что ваш главарь - бровастый.
Я смотрела на самодовольную рожу Хупперта с презрением и сказала ему, чтоб нашел себе другую жертву. Ханджи все это время оставалась сидеть на земле, и когда она начала подниматься, эта мразь позади нее грубо схватила ее за плече и толкнула обратно на грунт, отчего та коротко застонала. Я обозвала Хупперта сволочью, о чем ни ка Али не жалею, и приказала пойти ублажить свои садистские наклонности избиением голубей, но не людей. Затем пустилась к Ханджи, чтобы помочь ей встать на ноги. Меня распирало от жуткого отвращения к этой самодовольной животной твари. На мои слова он лишь повел руками и ядовито улыбнулся, говоря:
- Что же мне не «распускать рук» на тренировке по рукопашному бою? Я всего лишь обезвредил врага, только и всего. Ты должна меня благодарить, а вместо этого упрекаешь.
Я и Ханджи наконец поднимаемся с земли, и, подойдя к Хупперту, процедила сквозь зубы:
- Я не нуждаюсь в твоей жалкой услуге. Ни сейчас, никогда. Еще раз говорю, ищи себе другую жертву. Но к ней не подходи.
Его глаза бегали по моему лицу, а брови свелись к переносице. Он спросил глухо:
- Ни то, что?
- Ни то будешь иметь дело со мной. - ответила я сразу.
Хупперт слегка пошатнулся, посмотрел на Ханджи, потом снова на меня, и сказал оставаться начеку с этими людьми, вероятно, имея ввиду Зое, Смита и его «секту». Что это была за «секта», и, почему он так это назвал, волновало мои мысли с навязчивым нетерпением. Когда мракобес ушел прочь, я обернулась к строящей за моей спиной Ханджи и поинтересовалась, все ли в порядке. Я пыталась объяснить для себя мое спонтанное сочувствие и желание заступиться, ведь эта девушка не представляла для меня никакой ценности. И все же я это сделала. Сейчас мне кажется, что я просто хотела поставить Хупперта на место, настолько он раздражает мне нервы. Но кроме того, я так же ненавижу проявления жестокости к людям за их особенности. Никому такого не пожелаешь. Именно этим я пояснила мое поведение Ханджи на ее жертвенное «Не стоило этого делать». Помолчав немного она проговорила, что успела привыкнуть и что ей далеко не впервой. Я не могла понять Ханджи и спросила почему она заставляет себя терпеть нечто несправедливое. «Разве не стремление к праведности присуще разведчикам?» Зое ответила с улыбкой, но в ее глазах более не было того блеска. В моей памяти отпечаталось каждое сказанное ей слово.
- А почему ты думаешь, что я терплю? И как ты считаешь должно отвечать на несправедливость? Привыкание - это всего лишь знак смирения. Но никак не рабское терпение. Если каждый раз придавать большое значение издевательствам и давать отпор, не останется сил на то, что действительно важно для меня. Поэтому мы никому из таких, как Хупперт, не платим той же монетой. Мы стремимся к большему. Я верю, что мы способны на большее. Внешние помехи - это все пустое. Но не наши мечты.
Я осталась пораженной тирадой Ханджи. Мне впервые нечем было ответить, а значит, ее слова были приняты мной за истину. Не свою, но ихнюю. Я поняла о каких «нас» говорила Ханджи, сразу поняла. Осознание пришло поздно, но я заключила для себя, что совсем не похожа на них. На будущих разведчиков.
После тренировок мы с Ханджи проводили почти все остальное время вместе. Она показалась мне интересной. Со своими странностями, но куда занимательней большинства. Смею сказать, что ее легкое безумство меня очаровывает. . Пока мы беседовали, Ханджи рассказала мне о своей неироничной любви к титанам. Но едва ли это любовь. Из ее слов я заключила, что Ханджи – ученый. Сумасшедший ученый. Она определенно завоевала местечко в моем сердце.
- Я больше предпочитаю, когда меня зовут «очкастой» или «кошмар титана», так звучит, будто я имею над ними власть. Я ведь здесь для того, чтобы после выпуска увидеть титанов собственными глазами и исследовать их природу. Вот здорово было бы поймать одного трехметрового. - говорила Ханджи, палая от будоражащего кровь нетерпения.
Меня клонит в сон. Свеча догорает тухлым пламенем, я почти не вижу, что пишу, и веки мои слипаются. Кончаю писать признанием: впервые за долгое время я в предвкушении следующего дня.