Помазанники
27 мая 2023 г. в 01:18
Запись 424.
Вот мы уже и солдаты. Разодетые в шинели и зелёные плащи с заветной эмблемой разведывательного корпуса, вышитой на всю спину, так и кричащей об исключительности. Это странное чувство. Только сейчас я понимаю, что происходит это в самом деле и что моя игра, нужда в крепком крове и пище зашла дальше, чем мне предполагалось. Я совершенно забылась во всей этой кутерьме кадетского быта. И теперь я уже слабо понимаю, для чего мне все это. Слова, произнесенные мной в кадетские дни касательно моих побуждений стать частью разведки, теперь кажутся лишь сладостной ложью, подправленной безволием и стремлением следовать хоть за чем-то, стоящим существования. И пути назад уже нет. Как минимум на следующие десять лет добросовестной службы, если конечно меня убьют раньше окончания этого срока, на что я в тайне молюсь. Но мысли эти чистый вздор, поэтому я отбрасываю их каждый раз в моменты слабости. Однако это не единственное, что сбивает меня с толку. Ведь на следующее утро, к большому удивлению, я встретилась с тем, кого уже не надеялась даже за услышанные мной молитвы увидеть больше никогда. Стоит признаться, эта встреча, как и в первый раз, все же подарила мне новый, давно потерянный смысл существования. Но об этом потом. Сейчас же я хочу рассказать о нашем посвящении в солдаты.
Проснулась я от ласкового голоса будившей меня Миллисент. Она с трепетом и огоньком в больших глазах твердила, какой нас ожидает важный и торжественный вечер церемонии. Раздраженная поначалу тем, что меня отвлекают от глубокого сна, я потом умилилась возбужденности моей верной соседки. Она порхала перед нашим маленьким окошком в одной только ночной рубашке, живо воображая будущие воинские подвиги со всей присущей ей наивностью, которой она не лишилась даже спустя три года жестких подтверждений обратному положению вещей на службе. И не успела я привстать с постели, как Милли одним рывком припала к моим коленям и с жарким взглядом сказала:
⁃ Знаешь, что я решила? Ты посчитаешь меня умалишенной, я уверена, но мне все равно, что ты скажешь, потому что я все решила!
Я с некоторым недоумением начала допытывать, от чего я могу посчитать ее сумасшедшей. И тут она с восторгом прошептала:
⁃ Я хочу поступить в развед-корпус. Как ты!
Тут я остолбенела, и в этом состоянии я спросила серьезна ли она, ведь это было первое, что пришло мне на ум. Я уже собиралась отговорить беспечную Миллисент от этой, очевидно, импульсивной затеи, но потом поняла, что тщетно что-либо предпринимать. Она хоть и маленькая, но упертости в этой девочке как в буйволе. Так что я приняла это с тяжелым сердцем, явно предчувствуя самое худшее. Но что я могла сделать? Жизнь ее, ей же нести за нее ответственность. Пусть делает, что душе заблагорассудится. Я же, умывшись и одевшись, направилась в комнату, где жила Ханджи. Когда я зашла, то застала ее скорчившейся за письменным столиком, черкавшей письмо для своих предков, в котором говорилось, что очень скоро она станет настоящим солдатом. Мы провели вместе какое-то время, она рассказала мне о своих замечательных родителях, а я думала о том, как приятно знать, что где-то еще любимые люди ждут от тебя хотя бы весточки, напоминающей о твоем существовании. Потом на нее снизошел тот же самый восторг, что и на Милли, в ожидании церемонии, и Ханджи выпаливала всякого рода вопросы по типу: «Представляешь, что нас ждёт?» А я не могла ей ничем ответить, потому что нет - не представляла. И тот день понемногу начал меня угнетать. После того, как Ханджи привела себя в порядок, мы вышли из казармы.
Все последующие часы мы проводили за кадетскими обязанностями, подготовкой инвентаря и прочее. Нас впервые пустили на стены. Вид оттуда на внешние земли открывался умопомрачительный. А город простирался по земной глади так, что казалось, будто его можно заключить в одно объятие. Люди и дома мнились с этой вышины столь ничтожными перед горами стены Мария. А за ней - широта необъятных полей и лесов внешнего мира. Так что же там, за пределами этих самых полей и лесов? Возможно, никто никогда не узнает. Но, наверняка, там очень спокойно.
В общем, подивившись видами, мы приступили к обязанностям. Но никто особого значения им не придавал. Где-то в казенном погребе парни нашли настоящее пиво, и поспешили показать его нам, заверив, что мы разольем его сразу же после церемонии. Некоторые девочки начали их упрекать за такую дерзость красть у солдат алкоголь, но в основном были не то чтобы сильно против. Я замечала вокруг себя, что все были преисполнены восторженным трепетом и кричали чуть ли не на каждом углу, что они «с сегодняшнего вечера вершат судьбу человечества». Но мне казалось, будто я единственный человек, находивший себя в полной дезориентации и неопределенности. Мне не хотелось ликовать, как бы сильно я себя не заставляла. Приближавшееся событие только отпугивало меня, потому что не знала, куда себя деть среди толпы возбужденных юнцов. Тогда же на стене Бруно, застав нашу компанию вместе, со всей трогательностью, какую только мог воссоздать, произнес, будто провожая каждого в свободный полет:
⁃ Ребята, давайте дадим друг другу слово, что мы будем держаться друг за другом всю жизнь. Не будем умирать молодыми. Пусть никто из нас не умрет раньше своего товарища! Я в нас верю.
Но как же я могу давать подобное, полное наивности и утопичности обещание? Там, за стенам, никто не застрахован. Чему суждено будет сбыться, того не миновать. И мне отчаянно хотелось лелеять надежду, что я не одна, кто в тот момент думал так же и не питал ложных мечтаний.
Наступает-таки вечер церемонии. Весь прежде 99-й кадетский корпус стоял перед чуть возвышенной трибуной с замиранием сердца. Стояла гробовая тишина. Свет от дребезжавшего пламяни факелов неустанно пробивался сквозь головы ожидающих кадетов, грозно отбрасывавших свои тени. Огонь этот выражал все то, что творилось в душе каждого из нас. Такой же сумбурный и трепещущий, как и наши мысли. Наконец послышались тяжелые шаги бригадира развед-корпуса, Кита Шадиса, выходившего к трибуне. Сначала он представился, потом объявил начало торжественной церемонии посвящения в солдаты. Затем заявил хриплым басом, что намеревается убедить нас вступить в его ряды. Речь его состояла в основном из того, что тем, кто решится стать разведчиком, придется рисковать каждым днем и оставить все, что у них есть, позади и посвятить себя всецело солдатскому долгу. Окинув одним взглядом всех стоящий подле меня бывших однокурсников, я наконец увидела в их глазах страх. Я знала, что мнимый восторг сменится самым искренним человеческим чувством и полным осознанием подлинного положения дел. Покойными были лишь те, от которых я не ожидала смены ожиданий: Эрвин, Ханджи, Майк, Луиза и прочие из нашей компании. Я не чувствовала страха, но я чувствовала потерянность. Опять. Оно никуда не исчезало с самого утра. Даже Миллисент старалась держать лицо серьезным и гордым. Я уже не помнила своей цели. Я забыла все, не могла думать. В мыслях не было ничего. Хотелось убежать оттуда поскорее, но ноги не слушались. Я не желала этого себе. Нет, решительно не желала! И дело даже не в самом развед-корпусе, мне было все равно на честь и жертвенность. Я вспомнила, что мечтала об одном покое. Но значит ли это, что я трусиха? Значит ли это, что я мысленно отрекалась от всего того, что обещала себе три года? Да черт с ним, думала я, я не хотела быть солдатом! Так на что же я потратила эти три года? На фикцию, на уродливое разубеждение. Да, все так. И тогда же в речи бригадира, в которой мне уже слабо удавалось различать отдельные слова, я услышала довольно толковую вещь, что заставила меня оставить по его же наставлению все позади. Он говорил о смирении. Сказал, что так или иначе на пути разведчика придется со многим мириться и идти дальше своим путем, не видя преград. Да, все верно. За свою жизнь я уже успела примириться со многими обстоятельствами. А это лишь продолжение моей тропы. Я решила просто смириться. Это все, что остаётся. Так будет проще жить, подумала я. И, может быть, в недалеком будущем мне воздастся.
⁃ Если вы считаете, что готовы пройти со мной и моими солдатами этот нелегкий путь, пройдите вперед. Раз ступите, и назад уже не вернетесь. И тогда вам придется отдать свои сердца за исполнение нашей общей мечты. Примите эту участь и будьте таковы,- голосил бригадир.
Ребята, к которым я когда-то прильнула, уверенно шагнули ближе к трибуналу. И я вновь отдалась воли судьбы. Больше мне некуда было идти. Я с покойным рассудком и полным принятием просочилась сквозь толпу однокурсников, вступив в ряд самых отъявленных бойцов. Подождав некоторое время пока все те, кто решился, не ступят впереди всех, бригадир окинул нас оценивающим, но в то же время гордым взглядом, и театрально прижав правый кулак к груди, завыл:
⁃ Посвятим свои сердца, мои солдаты! С этого самого момента вы официальные члены разведывательного корпуса. Посвятим свои сердца!
Мы, отныне новоиспеченные разведчики, как один отдали честь и вторили словам нашего бригадира. И прошелся гул по площади, вещающий одно только заветное «посвятим свои сердца!»
После церемонии нас перевели в штаб развед-корпуса, там мы и разместились. Казармы были теперь не многоместными, как в кадетском училище, а только с двумя кроватями. Я надеялась, что со мной будет жить Ханджи, но ее поместили в комнату напротив, так что ту ночь я провела одна, ибо мою новоиспеченную соседку еще не утвердили. Разложив все свои вещи, которых было очень немного, я решила пройтись. Я чувствовала потребность доверить свои мысли полной луне на звездном небосводе. Вооруженная одной только свечей, я проходила по безлюдным коридорам, что было мне на руку. В казарме царила мертвенная тишина, до того момента пока я не уловила глухие всхлипывания в одной из дальних помещений. Я прошла дальше на звук и добралась до чуть приоткрытой двери, выходящей в освященную комнату, из которой все явственней доносился чей-то плач. Я поняла, что это комната одного из новобранцев и решила, что будет не лишним утешить бедняжку. Но как только я отворила дверь, то увидела совсем не того, кого ожидала. У окна стояла плачущая Луиза. Она резко развернула лицо, с опухшими от обильного потока слез глазами, видимо, услышав скрип открывающейся дверцы. Я смотрела на нее в оцепенении, ведь еще ни разу я не видела Луизу такой уязвимой. Мне стало искренне жаль приятельницу. Я только произнесла ее имя, как она ринулась к двери с криками «уходи!» и захлопнула ее перед моим носом, заперев щеколдой. Я нисколько не обиделась на такую ее реакцию. Мне стало все понятно без лишних излияний души. И я ее прекрасно понимала. Я не стала долго оставаться у дверей приятельницы и пошла дальше по коридору. Вот только с той секунды Луиза не покадила мои думы.
На следующий день нас распределяли по ротам. Тогда же мы совместились с новобранцами из западного кадетского корпуса. Сперва проходя мимо них я думала, что мне приводилось, но тогда это должно было быть самым натуральным видением. Я увидела ее снова. В рядах новобранцев западного кадетского корпуса, одетая в шинель и зелёный плащ с злополучной эмблемой разведки, вышитой на всю спину, стояла она - Джульетт.
Я не могла ошибиться, ведь этот образ отражался в моей памяти беспрестанными бликами света. Глаза мои чуть было не покрылись соленой влагой. В миг все мои члены застыли в оцепенении. Душа моя ликовала при виде дорогой подруги, вот только…Почему Джульетт в разведке? При этой мысли я страшно забеспокоилась. Ну почему небеса одаряют меня встречей с самым дорогим мне человеком, и тем самым отнимают у меня всякую надежду на светлое будущее с ней? И счастье, и горечь охватили все мое существо. Но второе исчезло тут же, не оставив за собой и следа, стоило Джульетт, будто бы почувствовав всеми фибрами своей души мое присутствие, повернуть ко мне голову. Мы встретились глазами, и взгляд ее переменился с равнодушного на озаренный и удивленный одновременно. Она так выросла. Стала ожесточенней, но не сияющие зелёные глаза не лишились прежнего детского огонька, и сейчас он только отражали в ей решительность и смелость духа. Я видела в них мою Джульетт. И как же это было приятно. Она здесь, со мной. Спустя пару секунд осознания, Джульетт ринулась ко мне с лучезарной улыбкой, выкрикивая мое имя. Мы стояли в нескольких метрах друг от друга, она быстро преодолела это расстояние и заключила меня в крепкие объятия так, что я чуть не сбилась с ног. Тяжело дыша, я ответила на ее жест взаимностью и со всей своей любовью мяла ее спину в мертвенной хватке. Мы смеялись и плакали от радости, не могли никак оторваться друг от друга. Не знаю, смотрели ли на нас в любопытстве другие, но мне было совершенно все равно. В эту секунду для меня не стало никого в этом мире, кроме нас с Джульетт. Как же я по ней скучала! Как же я ужасно тосковала без нее! Мы не переставали говорить эти слова друг другу, не хотели расставаться больше ни на мгновение! Я поняла, что ничего из этой встречи не могло быть простым совпадением. Это наш с ней рок. Мы всегда будем вместе, всегда! Джульетт - моя судьба, мое начало и мой конец. Я дала себе слово в то же утро, что больше никогда не брошу ее бесцеремонно и беспечно, как это было в Эрмиче. Больше никогда. Мне проще было бы убить себя, чем предать это свое обещание. Ведь я…Я так ее люблю. А я ни за что не хочу оставлять любимых.
Когда мы обе слегка отошли от нашедших на нас лавиной эмоций, первое, что я спросила у Джульетт было: «Что ты делаешь в разведкорпусе?» Она ответила так, не переставая улыбаться:
- Это долгая история. Но у меня тот же вопрос. Что ты здесь делаешь?
Я немного заколебалась и никак не могла сформулировать мысль. В итоге усмехнувшись я выпалила то же, что и Джульетт:
- Это долгая история.
В эту же секунду старшие по званию проводники, что вели нас на сборы, приказали всем выстроиться и выслушать, кого по каким ротам распределили. Джульетт засуетилась и повертела головой, ища глазами свою группу, и только она собиралась кинуться в противоположную мне сторону, как сказала, протараторив:
- Слушай, встретимся сегодня после ужина на стенах к северу от казарм. Найдешь меня на вершине. Я буду тебя ждать. И прихвати свое УПМ! - последнее Джульетт уже прокричала мне на бегу, направляясь в сторону толпы новобранцев. Напоследок она живо помахала мне рукой, а потом поравнялась со своими прежними однокурсниками.
Я же провожала Джульетт взглядом, пока ее образ не затерялся в своре уходящих зеленых плащей. Опомниться меня заставила легшая мне на плече ладонь Ханджи, напомнившей о приказе. Мы с моей подругой догнали наших, а пока бежали, Ханджи выразила свое любопытство по поводу некой блондинки, с которой я так страстно приветствовалась. Я лишь сказала, что это моя давняя подруга, и поняв по моему тону, что это все, что ей нужно знать, Ханджи замолчала, ехидно заулыбалась и, пожимая плечами, больше ничего не говорила.
Меня направили в отряд под командованием некоего лейтенанта Моррис. Со мной в одном составе из знакомых были Миллисент и Дирк. Хорошо, что мы с Милли в одном отряде. Тогда я смогу не терять ее из виду. В нашем новоиспеченном составе будут еще новобранцы из западного корпуса, в целом, считая опытных бойцов и командира, в одном отряде всего девять солдат. Что касательно моих давнишних сотоварищей, то Ханджи, Эрвина и Майка утвердили в отряд командира Браун. Бруно и Луизу - к лейтенантше Рой. А Майлза направили в отряд, ответственность за который несёт капитан Ферт. Так мы и распределились. Как-то я взглянула мельком на Луизу, припомнив случай прошлого вечера, она взглянула на меня в ответ. Взгляд у нее был тяжелый, а брови были прижаты к переносице. В принципе, Луиза всегда одаряла меня только таким взором, так что я посчитала, что она не подает виду, будто что-то произошло несколькими часами ранее. Не знаю, показалось уже это мне или нет, но взгляд ее будто смягчился на секунду, и Луиза поспешила отвести глаза и укрыть лицо за коротко стриженными волосами. Я приняла этот жест как подтверждение всем тем своим домыслам и вскоре забыла о ней. Мысли мои вновь заполонил образ Джульетт и сердце забилось так часто. Я ждала предстоящего часа нашей новой встречи с нетерпением.