***
— Чунь Гуйфэй пришла засвидетельствовать своё почтение Императрице У Цзэтянь. — Склоняется в элегантном поклоне, но взгляд не отводит. Знает же, что наказания никакого не понесёт за непочтение пока они наедине, когда даже приближённым слугам Императрицы нельзя войти в покои. — Вы так долго работаете, позвольте мне помочь Вам, дорогая сестра.***
Они обе были женщинами гарема Гао-цзуна и с тех давних времён между ними закрепилась напрочно связь, что неразрывно шла с ними рука об руку до того как дворец Т\И стал Холодным. Местом, позабытым Императором и покинутым собственными слугами. Там свои последние дни и доживала Чунь Лифэй, которая ожидала смертного приговора, уже который месяц. Но который всё ещё не спешили предварить в жизнь, а лишь морили голодом, холодом и мучительным ожиданием. — Дорогая сестра. — Опускаясь на колени перед пришедшей, тихо произносит Т\Ф. — Вы пришли, чтобы повидать меня в последний раз. Я счастлива, пусть моё угасшее лицо и сердце не смущают Вас. Теперь мне не страшно принять яд, что мне передаст евнух с приказа его величества. — Т\Ф, я говорила, что нельзя быть такой мягкой и добросердечной в гареме. Было невыносимо наблюдать и не иметь возможности помочь всё это время. — Вы не должны рисковать ради этой ничтожной рабыни. Моё желание, чтобы с вами всё было хорошо, а большего мне и не надо, дорогая сестра. — Смаргивает слёзы и слабо сжимает утончённые ладони женщины, что пыталась её поднять. — Вы должны держаться как можно дальше, чтобы связь со мной не очернила ваше имя, и Императрица со своими сторонниками не посмели вам навредить. — Поэтому я и пришла, Чунь Лифэй, примите императорский указ. — Что? — Глаза распахиваются, и дева опускается на ослабевших ногах. — Супруга Чунь была оклевещена злыми языками и подверглась незаслуженно наказанию за преступление против императорского наследника, которого не совершала. Поскольку истинный злоумышленник был пойман и справедливо наказан с Супруги Чунь снимаются все обвинения, ей даруется титул Чунь Гуйфэй за её кроткий нрав, сострадательное сердце и женскую добродетель. Руки нервно сжимали длинные рукава прохудалого платья, а из глаз стекали тонкими дорожками слёзы, опускается в низком поклоне, сжимая в обессиленных руках указ императора. — Благодарю его величество за милость. — Голос нервно дёргается. Пока ей помогают подняться с пола и прижимают к себе. — Теперь никто не посмеет причинить тебе вред. За все твои слёзы они заплатят собственной кровью. О том, что её возлюбленная стала императрицей Т\Ф узнала лишь, когда направилась, чтобы засвидетельствовать своё почтение уже как Чунь Гуйфэй, а в окружении супруг — У Цзэтянь, что восседает на месте императрицы. В этом и был весь ответ, как же так вышло, что её помиловали. Император слабел и доверял своей новой императрице — женщине, к которой он питал чувства. Спас Т\Ф указ императора написанный самой У Цзэтянь и ей же была поставлена печать властителя Поднебесной с позволения Гао-цзуна. С титулом Хуанди не изменились и их отношения. Неизменным остался титул Гуйфэй у Т\И пусть императоры сменились достаточное количество раз и ей давно полагалось обрить голову и отправиться в храм, как всем остальным жёнам и наложницам, но это участь Т\Ф не коснулась, а после У Цзэтянь и вовсе сама стала Хуанди. Все зарождающиеся слухи исчезали вместе с людьми, что их разносили. Так никто и не посмел обсуждать то, что происходит за закрытыми дверьми императорского дворца. Сердце Императрицы захватывали разные мужчины, становясь фаворитами, Т\И лишь покорно склонялась перед этим и продолжала, молча любить, оставаясь подле. Чунь Гуйфэй знала, что никто из них не сможет обойти её. Поэтому отойти на задний план до казни или ссылки очередного фаворита было не сложно. Свою смерть Т\И наречённая Чунь Гуйфэй встретила в безмолвном ожидании своей Императрицы, но так и не дождавшись. Волосы её уже тронула седина и от прежней девы, чьи черты и грацию сравнивали с весной, остался только облик пожилой женщины. Даже изысканные наряды и искусный макияж не скрывали возраст. Единственной мыслью было то, что она, Т\И, бросает У Цзэтянь бороться в одиночестве. И нисколько не обижало, что та так и не пришла к ней. Абсолютная власть всегда требовала абсолютного одиночества. — При следующей нашей встрече эта рабыня просит её величество защитить меня, как я защищала Вас, моя госпожа. — устало сказала Т\И своим пустым покоям, когда слуги покинули её. За дверью плакали личные служанки и евнух, что были приближены к ней. В стороне раздался юношеский голос. Т\Ф перед собой видела своего сына. — Простите меня, мой принц. — Он умер достаточно давно. Но черты его личика она никогда не забывала. Совесть никогда бы этого не позволила. Как и не смогла начать винить Императрицу У Цзэтянь. Её сын был помехой для Чжун-цзуна, и его доля была предрешена. Смерть приняла её в свои объятия и Т\И ни о чём не жалела. На этом и должна была закончиться эта история, но всё обернулось совсем иначе. Ведь как объяснить то, что перед ней её Хуанди, молодая и полная амбиций. И она тоже помолодевшая. Разве Т\Ф может не верить в то, что У Цзэтянь одержит победу, Т\И покорно принимает поцелуй в губы, столь долгожданный и желанный. Прижимается к груди возлюбленной, счастливо вслушивается в речи своей госпожи по которым так скучала. Нехотя покидает тёплые объятия и шествует к трибунам, где восхищенно смотрит на Цинь Шихуанди. Разве она могла подумать, что однажды сможет лицезреть его лично. Она с волнением переживала битву. Каждая рана, каждая капля крови словно была её личной. Поцелуй оставленный на устах казалось, начинал гореть сильнее. Нервно заламывала пальцы, но упорно верила, что Императрица не проиграет. Они не могли закончить здесь. Не тогда, когда у них появился шанс. Но надежда себя не оправдывает. Осевшая пыль на арене открыла вид на рассечённое тело Хуанди. Едва сдерживая вскрик Т\И кидается вперед. Минуя ряды зрителей она неслась к своей госпоже. Не слышит и возгласов позади, мир Т\И сужается до одной женщины. Однажды ей довелось умереть в одиночестве, сейчас понимая всю обреченность Т\И не оставит У Цзэтянь умирать одной. Девушка падает в объятия своей возлюбленной. Где-то в этом тихом шёпоте теряется её имя, не то каким её звали во дворце, а в те безумно далёкие годы юности, произнесённое со всей возможной нежностью этой сильной женщиной. Она как в бреду шепчет что-то на что У Цзэтянь тихо смеётся и путает свои длинные и тонкие пальцы в т\ц\в волосах. Саднящая боль в сбитых и кровоточащих коленках даже не ощущается. Последний поцелуй остаётся тяжёлым грузом в груди, вкус кровы забивает собой рецепторы. В её руках прах Хуанди. А перед глазами, уходящие в бесконечность коридоры Холодного дворца. Там она однажды погибла и воскресла. Там они украдкой без лишних глаз любили друг друга, предавались трепетным мечтам и жгучей страсти. Там она впервые познала насколько можно быть любимой кем-то. Там на смертном одре Т\Ф желала и после оставаться со своей императрицей. Там же над её хладным телом скорбела ввергнутая в отчаяние величайшая женщина Поднебесной, но узнать об этом не было возможности, пока не воссоединились в этом жестоком месте. Т\И заливается слезами. Едва не разрывает подол своего ципао. И воет точно волчица. Сейчас ей всё равно на взгляды, обращённые к ней, выкрики и насмешки в перемешку с презрением. И неважно сейчас, что она — благородная супруга — лежит в пыли, где собственно и лежало её достоинство, взращенное в гареме. Волосы водопадом накрывают дрожащие плечи, а шпилька в ладонях становится оружием убийства. Всё же она была счастлива увидеть Хуанди ещё раз. Ощутить ту любовь, что со временем не прошла. И умереть почти одновременно. Теперь они могут остаться вдвоём в месте недостижимом простым смертным. Без титулов, мешающих наложниц и фаворитов, хмурых министров и слуг, продающихся за гроши. Разделить вечность на двоих чего не дозволено было им при жизни.