Когда наступит после

Он знал, что нельзя злить Бакуго. Знал, что нельзя провоцировать. Но его кто-нибудь предупреждал, что на похвалу тот тоже не совсем адекватно реагирует? Случайно брошенное «Ты молодец» после его спарринга с Мидорией, и его уже прожигают взглядом. Долгим и недобрым, сулящим какой-то непонятный контекст, который разобрать Шинсо не смог. Он успокоился после привычной огрызки «Конечно я молодец! Я любому надеру зад!», вот только понятия совсем не имел, что последняя фраза рано или поздно скажется и на нем. Только. В другом смысле. Матрас сильно пружинит, когда его сваливают на кровать, словно какой-то мешок. Руки уже порядком затекли, связанные за спиной какой-то крепкой лентой — уж не у Айзавы-сенсея ли он её спёр? -, и Шинсо рвано выдыхает, оборачиваясь на одноклассника. Теперь его очень пилить в нем дыру взглядом. Расспросы, если так можно назвать возмущения, пока они куда-то шли, ничего не дали. Бакуго лишь молчал и фыркал, под конец даже не выдержал и оставил смачный шлепок на бедре. И как это понимать?! — Развяжи меня, — пытается снова, но в ответ молчание. Гад знает, что на нем хотят использовать причуду, и упрямо молчит, лишь довольно скалясь. — Блять, Бакуго! Мне больно и я ничего не понимаю! Прекрати это всё! Блондин будто и не слышит. Матрас продавливается под весом второго человека, когда он встаёт на него коленями и нависает над Хитоши. Глаза последнего непонятливо щурятся. Он пытается хоть немного отползти, но крепкая рука на талии не даёт ему и с места сдвинуться. К нему склоняются сильнее. Неожиданный поцелуй в загривок выбивает из реальности, рикошетит в сознание немым шоком и совершенно отвлекает от той руки, что спустилась к его ремню. — Т-ты чего? — Шинсо запинается, не зная, как правильно реагировать, но в реальность его возвращает лязг расстегнувшейся пряжки. — Бакуго, на солнце перегрелся? Убери от меня руки и свое лицо вдобавок. Он никогда в жизни не признается, что покраснел в этот момент, пусть это и было очевидно. Ну а как ему ещё реагировать, когда этот заносчивый эгоист, невыносимый ублюдок и горячий блондин в одном флаконе делает что-то подобное? И нет, он не влюблен в Кацуки Бакуго ещё со Спортивного фестиваля первогодок! И вообще все это кажется просто очень странным сном. Вот только руки ощущаются очень реально, как и зубы, что прикусили мочку уха, провоцируя рваный вздох. Все слова внезапно забылись, кроме чужого имени и уже не такого настойчивого «хватит». Только вот останавливаться никто не собирался. Чужая рука уже залезла в его школьные брюки и миновала белье, крепко обхватив полувставший член. Что за предательство собственного тела и голосовых связок, когда на это нехитрое действие с губ слетает тихий стон? Ладонь правильно и умело скользит от основания вверх, палец надавливает слегка на головку и царапает ногтем уретру. Шинсо приходится прикусить язык и уткнуться лицом в подушку, чтобы не издавать никаких звуков. Стыдно, неловко и хорошо. — Эти придурки все равно свалили куда-то, можешь не сдерживаться, — звучит позади хриплый голос одноклассника, а Шинсо готов взвыть от досады. Сволочь же Бакуго, выбрал момент, когда под контроль он взять его уже не сможет из-за нарастающего возбуждения и поплывших мыслей! Даже сетует он на него через короткие стоны, срывающиеся с губ теперь свободно. Он упускает момент, когда штаны с него стягивают до колен вместе с бельем, прерывисто дыша в подушку. Чувствует лишь холодную вязкую жидкость, стекающую на ягодицы, и руки, властно сжимающиеся на половинках. — Бакуго. — шепчет Хитоши, пытаясь уйти от необычных ощущений. — .Прекрати, п-пожалуйста… Блондин, оказывается, не скуп на внимание. Проводит должную подготовку, слушая постепенно стихающие просьбы и нарастающие стоны. На удивление он аккуратен и не доставляет лишней боли, прислушиваясь к парню, и поощрительно целует в оголённый участок шеи, когда тот более не сопротивляется и только подставляется для него. Возбужденный, открытый и весь его. Бакуго Кацуки давно мечтал сорвать нахальную маску с лица Шинсо Хитоши и увидеть такого человека. Первый толчок сопровождается громким вскриком и последующим хрипом. Кацуки выдыхает сдержанно, стараясь сдержать желание начать сразу втрахивать парня в кровать, крепко сжимая пальцы одной руки на бедрах, а второй опираясь на матрас. Слышно сбитое дыхание обоих, тихое шуршание ленты на бледных запястьях. Несколько секунд понадобилось, чтобы наконец развязать ее и отбросить подальше с полной уверенностью, что Хитоши не сбежит. Уже не сможет. — Баку. — Успокойся, сейчас легче станет, — произносит он негромко. Рисковано, но разум самого партнёра слишком затуманен, чтобы ещё активировать причуду. — Потерпи. Движения становятся более ритмичными, когда Шинсо перестаёт сдавленно шипеть от дискомфорта. В стонах начало проскакивать удовольствие вперемешку с тихим «пожалуйста», и Бакуго перестаёт сдерживать свои порывы. Пуговицы на рубашке отрываются и отскакивают, стоит ему потянуть ее за воротник вниз и открыть себе больше кожи для поцелуев-укусов-засосов. Они чередуются между собой в хаотичном порядке, в такт влажным шлепкам кожи о кожу при каждом глубоком толчке, их становится больше с каждым несдержанным стоном и рыком, звучащим в унисон. Комната буквально наполняется лишь этими до одури пошлыми звуками. Наполняется сексом. Двух юношей хватает ненадолго. Члену стоит проехаться по простате ещё раз, чтобы Шинсо, неестественно выгнувшись в спине, самостоятельно насадился до основания и кончил с громким вскриком. Сзади к нему прижимается разгоряченное тело одноклассника, придерживающее его рукой поперек груди, и Бакуго кончает следом, в завершение кусая особо сильно до кровоподтеков. Они оба валятся. Оба вспотевшие и уставшие, но скрыть удовольствие на лицах не могут. Шинсо Хитоши влюблен в Бакуго Кацуки ещё со Спортивного фестиваля первогодок. Бакуго Кацуки наконец сорвал с засранца Шинсо Хитоши нахальную маску. Два озабоченных придурка.