Когда наступит после

На памяти Айзавы это был первый класс, который вызывал в нем искреннюю гордость. Конечно, он этого не говорил в открытую, однако, кажется, ученики об этом сами догадывались, когда его взгляд был чуть яснее обычного. Да, эти дети доставляли ему немало хлопот, устраивали бессонные ночи и порой нервный тик своими выходками и стремлением к приключениям на одно место, но видя каждый раз, как они растут и развивают свои силы, как учатся на своих ошибках, он гордился. И конечно среди этих чувств было и место искреннего переживания. За каждым он старался присматривать, узнавать о самочувствии и моральном состоянии. Но он один, а их достаточно много, поэтому не всегда удается досмотреть/увидеть/понять (нужное подчеркнуть). Бывает так, что и ученики его, те ещё засранцы, подавляют свои проблемы за яркой улыбкой. Но все же он старается. Был уже поздний вечер, и Айзава зашёл в общежитие, чтобы проверить их. Бывали раньше нарушители режима, потому то он сейчас и ведёт контроль за ними, чтобы не смели перенапрягаться. Проходя мимо дверей, он прислушивается к звукам за ними, но везде было тихо. Похоже, драить полы на первом этаже никому не хотелось. Мужчина уже собирается уходить, как вдруг слышит все-таки какой-то посторонний звук в абсолютной тишине. Прислушавшись, он подходит к комнате Киришимы и осознает, что услышал всхлип. На пару секунд его одолело замешательство, но он все же приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Было темно, даже силуэт на кровати еле разглядывался. — Айзава-сенсей? — послышался хриплый голос ученика, явно испуганный, что его застали врасплох. — Простите, мне не спалось, я сейчас лягу. Учитель слышит в голосе эти странные нотки, что несвойственны были этому вечно улыбающесуся позитивному парню. Он, пренебрегая личным границам, проходит внутрь и присаживается на корточки перед кроватью Эйджиро. — Что случилось, ребенок? — Все хорошо, сенсей, извините. — Эйджиро, — голос Айзавы был требовательный, но при этом мягкий, чтобы не пугать лишний раз. — Ты можешь мне доверять. Он разглядел в темноте, как чужие глаза, и без того блестящие от слез, снова налились влагой, а руки судорожно сжались на нижней части живота. Киришима опустил голову и его прямо накрыла истерика. Шота присел на кровать рядом и положил руку на юношеское плечо, а после и вовсе обнял, притягивая к себе дрожащее тело. Парня несколько минут колотило от чего-то ужасного, пытался что-то сказать, но язык не слушался и срывал начатое предложение. Айзава терпеливо ждал, когда его ученик немного успокоится, и выдохнул, стоило беззвучным рыданиям перейти обратно во всхлипы. Киришима начал говорить. Неуверенно, со страхом и неприязнью, а Шоту пробивал от каждого слова холодный пот. Изнасилование. Жестокое, с применением наркотических веществ. И явно не одно, но разум юного героя на тот момент был настолько отравлен, что помнит все он смутно и частями. «Черт… Черт, черт, как я мог это пропустить?» — Учитель крепче сжимает красноволосого в объятиях и скрипит зубами. Он допустил то, чего боялся больше всего — его ребенку навредили, когда он об этом даже не подозревал. Никто не застрахован, конечно, от подобных случаев, однако для него, как учителя, это ощущалось просто. Отвратительно. — Все хорошо, Эйджиро. Теперь все хорошо. Я никому не расскажу, но завтра тебе нужно будет показаться Исцеляющей девочке, — говорит он, едва сдерживая срывающийся тон. Не говорит больше ни о чем, чтобы не травмировать ученика ещё больше, но видит в кромешной темноте благодарный взгляд напротив. — Спасибо. Что выслушали. И не отвергли, ведь я теперь грязный… — Выбрось этот вздор из своей головы. Ты ни в чем не виноват. Ты не грязный. А эти твари. Они получат свое. Обещание, которое окончательно успокоило Киришиму. Он знал, что учитель никогда не бросает слова на ветер, а оттого становилось сразу спокойно и тепло на душе.