Per aspera ad astra

Джеймс почти подпрыгивает на месте, когда Регулус наконец показывается в его поле зрения. Не то чтобы он ждет его слишком долго, вовсе нет; если верить часам на приборной панели, он приехал сюда всего семь минут назад. Правда, он провел последние несколько недель в сказочном круизе под названием «Ожидания и опасения Джеймса Поттера», циркулирующем в эмоциональном аду, так что даже эти семь минут кажутся ему гребаной вечностью. «Змеиный поцелуй» в полном составе шествует в сторону парковки, и какое-то время Джеймс просто любуется тем, как блестят и переливаются парные костюмы Пандоры и Эвана в лучах заходящего солнца. Регулус сегодня одет проще, чем обычно, — черные брюки, белая рубашка с воздушными рукавами, массивная обувь на высокой подошве, — хотя это все равно не делает его менее неотразимым, и Джеймс уже привычно чувствует, как все внутри него переворачивается при одном взгляде на этого парня. И как он может хоть на секунду сомневаться в том, насколько он прекрасен? Джеймс выходит из машины и прислоняется к капоту, слегка взмахивая рукой в воздухе, чтобы у Регулуса не было нужды искать его. Регулус бросает на него долгий взгляд, мелко кивает и отворачивается, продолжая прощаться со своими друзьями. Пандора, привстав на носочки, стискивает его в объятиях, Эван пару раз хлопает по плечу, Барти выразительно целует в щеку и подмигивает, и все это выглядит так, будто они провожают его на фронт, а не на свидание с Джеймсом. В какой-то момент Барти даже поворачивается в его, Джеймса, сторону, видимо, намереваясь прокричать что-то — что-то саркастичное или непристойное, как обычно, — но Регулус с силой пихает его в плечо, и он замолкает, обиженно скрестив руки на груди. Вскоре они трое — Барти, Пандора и Эван — залезают в машину, а Регулус, нацепив солнцезащитные очки, неспешно движется в его сторону, лавируя между машинами. Джеймс даже дыхание невольно задерживает, наблюдая за ним, за его легкой, но уверенной походкой, покачивающимися на каждом шагу кудрями и тем, как редкие порывы теплого майского ветра треплют тонкую ткань рубашки. — У тебя все хорошо, Поттер? — спрашивает он, останавливаясь в шаге от Джеймса. — Да, я… да, а что? — Выглядишь более бледным, чем обычно. — Просто немного нервничаю. За черными стеклами не видно глаз, и Джеймс на самом деле страдает: мимика Регулуса, и без того не самая выразительная, становится полностью нечитаемой, когда он скрывает глаза. Джеймсу приходится приложить настоящее усилие, чтобы не стянуть очки с его лица. — Почему ты нервничаешь? — спрашивает Регулус через несколько секунд озадаченного молчания. — Из-за нашего свидания? — Джеймс жмет плечами и наконец двигается с места, чтобы открыть перед Регулусом дверь машины; тот послушно запрыгивает внутрь салона. — А что, у меня, по-твоему, нет причин волноваться? — спрашивает Джеймс, когда садится с водительской стороны. Проходит, наверное, несколько минут, прежде чем Регулус подает голос; Джеймс к тому моменту успевает завести машину и выехать с парковки. — Ты боишься, что я сделаю что-то не так? Его голос такой тихий и настороженный, что у Джеймса противно сжимается в груди. Он старается как можно более внимательно следить за дорогой, но все равно бросает удивленный взгляд в сторону Регулуса. — Ты? Нет, причем здесь ты? Ты превосходен, и я сомневаюсь, что ты вообще способен сделать что-то, что мне бы не понравилось. — Регулус недоверчиво фыркает, но Джеймс не обращает внимания, продолжая говорить: — Я скорее на свой счет переживаю. — Правда? Ты казался довольно самоуверенным, когда приглашал меня. Я думал, ты что-то вроде бога свиданий, знаешь. — Приятно знать, что я произвожу такое впечатление. — Но?.. — Слушай, давай так: когда я приглашал тебя, я даже не думал, что ты на самом деле можешь согласиться. Я даже не думал, что буду делать, если ты однажды ответишь «да», — настолько недоступным ты всегда казался. — Джеймс косится на Регулуса, пытаясь уловить хоть какую-нибудь эмоцию на его лице. — Поэтому, когда ты наконец согласился, я был окрылен… первые секунд двадцать, а потом подумал: блядь, и что дальше? И куда я поведу такого шикарного парня, как Регулус Блэк, учитывая, что он, скорее всего, побывал на нескольких сотнях свиданий и его будет непросто удивить простым походом в ресторан?.. — Джеймс, — перебивает его Регулус, — ты позволишь мне закурить? — А, да, без проблем, только открой окно, чтобы я не задохнулся. — Спасибо. На какое-то время между ними воцаряется тишина, нарушаемая лишь тихим бормотанием радио. Джеймс сосредоточенно ведет машину, искоса наблюдая за тем, как Регулус открывает окно и прикуривает. Когда Джеймс уже открывает рот, чтобы снова заговорить — потому что, честно говоря, нервничает слишком сильно, чтобы выносить это молчание, — Регулус опережает его: — Хочешь, я удивлю тебя? — Обычно ты не спрашиваешь, просто делаешь это… Давай, конечно. — У меня в жизни было только одно свидание. — Прости? — переспрашивает Джеймс, на самом деле шокированный — может быть, даже сильнее, чем в младшей школе, когда узнал, что существуют люди, которым не нравится спорт. — Это правда. — Регулус затягивается, выпускает дым в окно, и это красиво почти до зубовного скрежета — Джеймсу приходится вцепиться в руль посильнее, чтобы продолжать держать себя в руках. — Это был Барти. — Барти, — повторяет Джеймс. — Барти Крауч? — Да, этот Барти. — Регулус тихо хмыкает. — С этого все и началось. Мы тогда даже знакомы не были, он просто напал на меня в школьном коридоре, закинул свою руку мне на плечо, как будто мы, блядь, давние друзья, и немного перепуганно начал бормотать мне на ухо: эй, чувак, а вдруг мне нравятся парни? Я ему тогда что-то грубое сказал, вроде: если так, то иди, блядь, выкопай себе яму и сиди в ней, я позже присоединюсь. А он обхватил меня руками за плечи, смотрит на меня во все глаза и спрашивает: так ты, вроде как, по членам, Реджи? Я смотрю на него и думаю: господи, какой же ты ебаный придурок, почему я должен общаться с тобой? И говорю: да. Не знаю, что на меня нашло, я тогда никому этого не рассказывал… Пандора знала, но это просто потому, что она Пандора. Мне никогда не нужно было разговаривать с ней, она каким-то образом узнавала все сама. К тому моменту, как Регулус замолкает, чтобы затушить сигарету в пустом стаканчике из-под кофе и закрыть окно, у Джеймса почти выступают слезы на глазах — настолько сильно он пытается не смеяться над всем, что слышит. Почему-то до этого ему в голову ни разу не приходила мысль о том, что Регулус и его коллеги когда-то тоже были придурковатыми подростками… А кое-кто, может быть, им и остался. — И вы пошли на свидание? — Ага, вроде того. Ему нужно было проверить свою теорию, а я… ну, не знаю, возможно, просто сумасшедший? В любом случае, между нами не было даже намека на искру, так что все закончилось довольно быстро. Он спросил, можно ли меня поцеловать, я пожал плечами, типа, делай что хочешь. И это официально был самый худший и самый неловкий поцелуй в моей жизни, но Барти, кажется, был доволен, так что я молчу об этом по сей день. — Он в итоге разобрался в себе? — Не знаю. Он сказал, что у меня рот такой же, как у девчонки, и я не понял, что это должно было значить… — Джеймс, не сдержавшись, хохочет, и Регулус нетерпеливо фыркает: — Заткнись, Джеймс. — Да, прости. — В любом случае, примерно через полгода после этого он начал встречаться с Эваном, а Эван — с ним и с Пандорой, и каким-то образом они в итоге пришли к тому, что имеют сейчас, так что… все классно. — Потрясающе. Знаешь, я бы отдал все на свете, чтобы увидеть вас школьниками. — Уверяю, все, что тебе нужно, — это написать Пандоре, она с радостью выложит весь имеющийся у нее компромат. Джеймс ухмыляется: — Спасибо, я учту это. — Он переводит взгляд на дорогу, прикусывая нижнюю губу. — И все же… мне не очевидно, как так вышло, что твое свидание с Барти — это единственное свидание, на котором ты был. — Не знаю, Джеймс. — Регулус вздыхает. — Это должно быть каким-то образом связано с детскими травмами и прочим дерьмом, да? Каждый раз, когда я думаю об этом, мне хочется задушиться, так что обычно я просто… игнорирую это. Не люблю копаться в себе, оттуда постоянно тянет гнилью. Просто… так это работает: я кого-нибудь трахаю и сбегаю раньше, чем у него — или у меня — могут возникнуть чувства. Ну, как правило, — выразительно добавляет Регулус, поворачиваясь в его сторону. — Тебе это нравится? — Мне нравится безопасность, — тянет Регулус — тоном, который явно говорит о том, что тема себя исчерпала. Джеймс поджимает губы, почти физически заставляя себя замолчать. Он мог бы сказать и спросить еще много всего, но он не решается, боясь спугнуть Регулуса своей настойчивостью. Он не может так бездарно проебаться, не сейчас, когда Регулус только начал открываться ему. Он будет нежен, терпелив и внимателен, и он сделает все на свете, чтобы заслужить доверие этого парня… и никогда его не подвести. Он не успевает задуматься над новой темой для разговора, когда Регулус сам подает голос: — У тебя есть здесь какая-нибудь приличная музыка? — Он звучит как маленький капризный ребенок, и это заставляет Джеймса рассеянно улыбнуться. — У меня есть все ваши альбомы на флэшке. Регулус вздыхает и лезет в карман за телефоном, видимо, собираясь подключиться по блютузу, чтобы лично исправить всю эту прискорбную ситуацию. — Тебе и правда нравится наша музыка, да? — спрашивает он, копаясь в настройках. Джеймс почему-то краснеет. — Настолько, что это почти нездорóво, честно говоря. Боковым зрением он видит, как на губах Регулуса мелькает слабая улыбка, и тоже задумчиво улыбается. Остаток пути они почти не разговаривают. Регулус курит, выпуская дым в окно, переключает песни одну за другой и время от времени подпевает вполголоса, отбивая ритм пальцами по бедру. Джеймс в основном просто фокусируется на том, чтобы следить за дорогой, хотя и это дается ему нелегко — взгляд то и дело соскальзывает влево, устремляясь к бедрам, обтянутым дорогой тканью, или к тонким запястьям, или к маленькой черной татуировке, едва-едва выглядывающей из-под рукава, или к пальцам в кольцах, постукивающим по воздуху, как по клавишам фортепиано. Регулус просто… чертовски красив, и от этого никуда не деться. И Джеймсу так нравится быть с ним, ему так нравится просто… находиться рядом, просто чувствовать его где-то здесь, поблизости. Даже не имея возможности коснуться — просто чувствовать. Запах дорогого древесного парфюма, легкий, едва слышный отголосок лака для волос, горький ментоловый привкус его сигарет, оседающий на корне языка. Все это — Регулус, и Регулус абсолютно прекрасен. Джеймс позволяет себе раствориться в этом ощущении. Когда они наконец останавливаются, продравшись через все возможные вечерние пробки, на улице темнеет окончательно. Джеймс немного тормозит, моргая и пытаясь прийти в себя. Ему, пожалуй, стоит гордиться собой, учитывая, что он не помнит, как они проделали половину пути, но все равно оказались там, где нужно было. — Джеймс, это… — Регулус слегка наклоняется, чтобы посмотреть на высокое здание рядом с ними, — твой дом? Джеймс только сейчас замечает, что он наконец снял очки, и это по-странному бодрит — эти два серебристых лунных диска, смотрящие на него с любопытством и — о, блядь — едва заметным весельем. — Да, — отвечает Джеймс, поправляя очки. — И прежде, чем ты начнешь издеваться надо мной, я скажу, что это вовсе не то, о чем ты подумал. — Да? А что же это? Регулус выбирается из машины следом за ним и просто прислоняется бедрами к капоту, пока Джеймс возится с заедающей сигнализацией. Он не сводит с него испытующего и немного насмешливого взгляда, так что в конце концов Джеймс сдается, вздыхая: — Ладно, слушай. У меня было всего две недели на то, чтобы придумать идеальное свидание для нас, и это немного более сложная задача, чем может показаться на первый взгляд, ведь я почти не знаю, что ты предпочитаешь, и это нормально, потому что мы только узнаем друг друга, но при этом мне каким-то образом нужно было впечатлить тебя, потому что какая-то неведомая сила убедила меня, что это единственный мой шанс и что, если я проебусь, другого такого не будет, и, как я уже говорил, мне не хотелось вести тебя в ресторан, потому что это слишком банально и предсказуемо, так что я просто… — Он рвано вздыхает, когда чужая ладонь мягко ложится на его грудь, останавливая. — Прости. — Это будет худшее свидание в мире, если ты умрешь от нехватки кислорода в самом его начале, так что, пожалуйста, не забывай дышать, Джеймс. Он дышит — вдох и выдох, вдох и выдох, — и какое-то время чужая ладонь, будто придерживая его, двигается вместе с ним. — Все хорошо, — говорит Регулус, его голос звучит мягко и успокаивающе, как будто он старается делать его таким ради Джеймса. — Просто отведи меня туда. Он так и поступает. Сначала они едут на лифте — на самый верх, после чего поднимаются еще на несколько лестничных пролетов. Потом Джеймс толкает тяжелую металлическую дверь, и они оба оказываются на плоской крыше с видом на ночной Лондон, подсвеченный тысячей разноцветных огней и билбордов. Джеймс закрывает за ними дверь и останавливается, любуясь — не видом, но Регулусом, застывшим перед ним, плечи расправлены, руки в карманах. — Я почти уверен, что это незаконно, Джеймс, — говорит он, оборачиваясь через плечо, но только ради приличия — на лице мелькает улыбка, выдающая его подлинное настроение. — Возможно, самую малость. Разве ты против? Я думал, рок-звезды любят нарушать закон. — Конечно. Больше этого мы любим только сидеть в тюрьме. Джеймс закатывает глаза: — Нас не посадят в тюрьму за то, что мы тусуемся на крыше. — Ладно, Джеймс. Но если все же посадят, ты будешь моей шестеркой. — С удовольствием. Он выходит вперед, вытаскивает из тени два шезлонга и раскладывает их под пристальным — и, наверное, немного недоуменным — взглядом Регулуса. Здесь же стоит корзинка со всякой всячиной, которую он оставил тут часа два или три назад, — Джеймс достает оттуда два клетчатых пледа и тут же протягивает один из них Регулусу. — Холодает, — объясняет он, и, как ни странно, Регулус решает просто подчиниться: набрасывает плед на плечи и закутывается в него. Джеймс, тем временем, поудобнее размещается на шезлонге и продолжает копаться в корзинке. Он достает оттуда фрукты, шоколад, печенье, чипсы и сырные шарики, потому что, ну, он взрослый парень и ему нравятся сырные шарики, в чем проблема? Регулус немного неловко усаживается на соседний шезлонг, и Джеймс улыбается ему, передавая кучу упаковок с едой просто для того, чтобы не держать все самому. — Устраивал пикник когда-нибудь? — Нет, — признается Регулус. — Слушай, ты безумен. — Буду считать, что это комплимент. — Может быть, впервые это был именно он. Джеймс улыбается ему, почти польщенный, достает пару еще прохладных банок Доктора Пеппера и протягивает Регулусу. Тот усмехается, разглядев этикетки. — Что, сегодня без алкоголя? — с притворным огорчением тянет он. — Какое же свидание без вина, Джеймс? — Я думал о вине, — с готовностью отвечает тот, — просто… не хотел, чтобы это выглядело так, будто я пытаюсь тебя споить, знаешь. Регулус смотрит удивленно, затем — мягко, но его голос тверд и серьезен, когда он говорит: — Я бы никогда не подумал так о тебе, Джеймс. — Правда? — Разумеется. Скорее Сириус превратится в собаку, чем ты совершишь нечто… подобное. — Спасибо. — Джеймс улыбается уголками губ. — Я рад, что ты чувствуешь себя в безопасности рядом со мной. — Как и все здравомыслящие люди, я полагаю. — М-м… — Джеймс неопределенно ведет плечом, отвлекаясь на то, чтобы открыть несколько упаковок чипсов у себя на коленях. — Не все. Я не… всегда был таким, как сейчас. — Да? — с искренним интересом спрашивает Регулус. — А каким ты был? Ты был… хулиганом? Губы Джеймса дергаются в невеселой улыбке, когда он поднимает взгляд. — Я был мудаком. — Он немного колеблется. — Был один парень… давно, еще в школе. Его звали Северус Снейп, но мы с Сириусом называли его Нюниус — и, честно говоря, это одна из самых безобидных кличек, которые мы ему придумали. Он не был милым славным цветочком, до которого я вдруг решил доебаться, он постоянно вел себя как придурок и нес всякую чушь, и я не думаю, что мы были слишком жестоки с ним, — к тому же, он всегда находил, чем нам ответить, — но иногда я просто… может быть, перегибал палку. Я жалею об этом. Я не проникся к нему симпатией спустя время и я все еще считаю, что ему следовало бы взять кое-какие свои слова обратно, но я определенно не стал бы делать все то, что я делал тогда, если бы встретил его сейчас. Так что… вот оно, развитие персонажа. Он не знает, какая реакция на его мини-исповедь показалась бы ему справедливой, но он явно не ожидает всей той мягкости, что встречает во взгляде Регулуса, когда поднимает голову. — Ничего страшного, если ты не всегда был идеальным, Джеймс. Это нормально. Ты такой же человек, как и все. Того, что ты жалеешь о содеянном, вполне достаточно. — Ты так считаешь? — Да. Никто не идеален. — Может быть, — жмет плечами Джеймс, — но, тем не менее, ты более всех близок к этому понятию. — Нет. — Регулус забавно морщит нос. — Это неправда. — В моих глазах, Реджи. Регулус порывисто поворачивается к нему, взмахивая волосами, их взгляды сталкиваются, и это так близко — их шезлонги стоят почти вплотную, они могли бы соприкоснуться плечами, если бы сделали одно мелкое движение навстречу. Но Регулус не шевелится, только смотрит на него, сначала в глаза, затем — на губы, открыто и без стеснения; Джеймс чувствует, как легкий разряд тока проходится по его телу вместе с этим пристальным взглядом. Затем Регулус делает легкое движение вперед, вырывая у него вздох, вытягивает руку и — хватает пачку сырных чипсов с его колен, нахально улыбаясь. Джеймс будто просыпается, наваждение спадает. Он отводит взгляд, бегло осматривается по сторонам, не останавливаясь ни на чем конкретном, судорожно роясь в памяти в поисках какой-нибудь темы для разговора. Его взгляд натыкается на плоский лунный диск, наполовину закрытый чернильным облаком. — Ты, наверное, хорошо разбираешься во всей этой… астрономической штуке, да? — спрашивает он, делая неопределенный жест рукой. — Астрономическая штука, — насмешливо тянет Регулус. — Боже, Вальбурге бы это понравилось. — Итак, каковы мои шансы завоевать ее сердце? — Довольно высокие, — хмыкает Блэк. — Касательно твоего вопроса: я бы не стал называть себя профессиональным астрономом, но кое-что из того, что нам вдалбливали в детстве, еще осталось в моей голове, так что… да, вроде как, я разбираюсь во всей этой «астрономической штуке». — Я помню, что в детстве был ужасно разочарован, когда узнал, что Земля не плоская. Регулус медленно переводит взгляд на него. Моргает. — Ты думал, что Земля плоская? — Это из-за Терри Пратчетта, — защищается Джеймс. — Его книги были почти моей личной Библией, весь «Плоский мир». — И тебя не смущало, что его мир располагается на спинах четырех слонов, которые, в свою очередь, стоят на черепахе? И наличие в его мире троллей, гномов, ведьм и зомби? И… Джеймс хмурится: — Мне было семь. — Семь? — Регулус вскидывается, веселея с каждой новой фразой. — Это возраст, в котором дети идут в школу, Джеймс! А ты продолжал думать, что Земля плоская! — Терри Пратчетт бывает очень убедителен. Регулус просто неверяще смотрит на него еще несколько секунд, а затем откидывается на шезлонг, хохоча и даже не пытаясь закрыть лицо ладонями, как обычно. Джеймс наблюдает за ним, и такая ужасная, ужасная, ужасная любовь пронзает все его тело, когда он видит эту улыбку и слышит этот смех, что у него даже не получается притворяться злым и обиженным дальше. Боже, он бы выставлял себя дураком каждую секунду своего свободного времени, если бы только продолжал слышать его прекрасный смех. — Если бы мы жили в фэнтези-вселенной, — говорит Джеймс, когда смех затихает, — кем бы ты был? Регулус дает себе пару секунд на размышления. — Волшебником, думаю, — говорит он. И добавляет, чуть тише — как будто секретом делится: — Темным. И это простой ответ, но Джеймс находит в нем столько всего, что его сердце тревожно сжимается. Он смотрит на руку Регулуса, покоящуюся на его бедре, и думает о том, как здорово было бы сжать ее в своей, переплести их пальцы, спрятать его в своих объятиях и никогда не отпускать, потому что этот парень… о, этот парень, считающий себя темным волшебником, — самое прекрасное и самое светлое, что есть в его жизни, и это, блядь, разбивает Джеймсу сердце. — Так… — откашливается Джеймс, — расскажешь мне о своей звезде? — О моей? — Конечно. О звезде Сириуса я уже вдоволь наслушался. Регулус лениво усмехается, а потом начинает говорить. Его голос тихий, бархатный и шелестящий, когда он рассказывает о форме, массе, возрасте и скорости вращения его звезды, и Джеймс может только молча поражаться тому, как много знаний хранится в этой прекрасной кудрявой голове. Он рассказывает о том, как открыли его звезду, а также о происхождении ее названия: первые упоминания о звезде были найдены еще в древних арабских текстах, где она встречается под названием «Кальб Аль-Асад», что переводится как «сердце Льва»; вавилоняне называли ее «Шарру», индийцы — «Магха», персы — «Миян»… — А «Регулус»? — спрашивает Джеймс, поднимая голову, чтобы посмотреть на Блэка. — Что? — «Регулус» — это ведь латынь, да? Как это переводится? Регулус поджимает губы и смотрит на него, будто пытаясь решить, хочет ли он доверять ему эту сокровенную информацию. — Принц, — нехотя говорит он, отворачиваясь. Джеймс улыбается. — Точно. Тебе идет. Регулус закатывает глаза, а потом бросает в него сырный шарик, но Джеймс все равно видит, как на его губах расцветает мягкая улыбка. Джеймс спрашивает, в какое время года звезду видно лучше всего (из разговоров с Сириусом он уже выяснил, что все не так просто, как может показаться на первый взгляд), и Регулус отвечает: — На самом деле, сейчас. Весной. Летом ее Луна заслоняет. Он учит Джеймса, как отыскать Регулус среди прочих, и это оказывается довольно легко — Джеймс понимает принцип спустя минуту объяснений, но все равно прикидывается более глупым, чем является на самом деле, просто ради того, чтобы голова Регулуса подольше лежала рядом с его собственной, просто ради того, чтобы Регулус подольше держал его руку в своей, направляя. Небольшие хитрости, но кто его осудит? Они лежат там еще какое-то время, болтая обо всякой ерунде и передавая друг другу еду, пока не становится слишком холодно. Джеймс достает телефон из кармана и впервые за весь вечер смотрит на время — половина десятого. Выходит, они пробыли здесь… полтора часа? Потрясающе. Никогда еще полтора часа не пролетали так блядски быстро. — Я подумал, может, ты захочешь, эм-м, заглянуть в мою квартиру? — бубнит Джеймс, когда они оба поднимаются с шезлонгов, чтобы собрать свои вещи и оставленный ими мусор. Регулус, присевший на корточки перед корзинкой, насмешливо смотрит на него снизу вверх: — Зачем? — Я бы мог… сварить какао. С маршмеллоу. — Потрясающе, — фыркает Регулус, впечатленный гораздо меньше, чем Джеймсу хотелось бы. Он открывает рот, чтобы что-то ответить, но отвлекается, когда Регулус встает, его лицо пронзает вспышка боли. Джеймс узнает эту вспышку, потому что не может не узнать: его мама мучается со спиной половину своей жизни. Он привык замечать — видеть — боль, которую от тебя скрывают, чтобы не беспокоить. — Ты в порядке? — спрашивает он, едва сдерживаясь, чтобы не броситься вперед и не подхватить Регулуса на руки. Он такое точно не оценит. — Да, — отмахивается тот. А затем, решительно: — Пойдем, я хочу какао. Джеймс вздыхает, следуя за ним к двери. Они спускаются на несколько этажей ниже, Джеймс отпирает дверь в свою квартиру ключом и придерживает ее, пропуская Регулуса вперед. Регулус, все еще закутанный в один из клетчатых пледов, с корзинкой в руках, останавливается в прихожей, осматривается — безо всякого интереса на лице, но внимательно. — Постой пока здесь, ладно? — просит Джеймс, касаясь его локтя. — Мне нужно кое-что проверить. Я тебя позову, когда будет можно. Регулус одаривает его недоуменным взглядом, но не возражает, складывает руки на груди и расслабленно льнет к стене плечом. Джеймс только сейчас замечает, что он выглядит немного утомленным и сонным, и это вызывает мягкую улыбку на его лице, а также — привычное копошение где-то под ребрами. Он вздыхает, уходя в гостиную, где… все осталось так же, как было, когда он уходил. Он быстро проходится по комнате, машинально поправляя повсюду подушки и одеяла, зажигая ароматические свечи на журнальном столике и гирлянды в виде звездочек, излучающие мягкий желтый свет. Затем останавливается, уперев руки в бока. — Регулус, — зовет он, и через мгновение после этого в прихожей слышатся тихие шаги. Он оборачивается через плечо, глядя на Регулуса, когда тот заходит в гостиную, весь какой-то маленький и хрупкий без своей массивной обуви на высокой подошве, сложенный плед висит на сгибе локтя. Регулус на него не смотрит, зависает в дверном проеме, разглядывая гостиную так, словно оказался в сказочном мире с эльфами и единорогами. — Ты… построил дом из одеял, Джеймс? — спрашивает он, будто бы это не очевидно. — Да! — радостно объявляет Джеймс. — Как пятилетний ребенок, коим ты и являешься? — Регулус переводит на него расфокусированный взгляд, губы изогнуты в слабой улыбке. — Да! Круто? Регулус моргает и, поморщившись, бормочет: — Круто, — как будто сам не может поверить, что говорит это. Джеймс широко улыбается и снова окидывает взглядом гостиную, вспоминая, как еще несколько часов назад возился здесь в одиночестве, самозабвенно раскладывая подушки, развешивая одеяла и пледы, создавая устойчивую и прочную конструкцию — дом, как он гордо заявлял своим родителям в детстве, на что они только кивали, делая серьезные и понимающие лица. — Идем, — говорит он и тянет Регулуса за руку, увлекая за собой. Как ни странно, Регулус даже не сопротивляется, позволяя увлечь себя внутрь дома, наклоняет голову и нагибается, чтобы ничего не задеть. Джеймс, не долго думая, ложится на пол, головой устраиваясь на куче подушек, и Регулус — в забавной молчаливой покорности — следует за ним. Джеймс снова видит у него это выражение лица — легкую вспышку боли, которая заставляет его нахмуриться и приоткрыть рот в беззвучном вздохе. — Регулус, — зовет он, нарочно делая тон голоса беззаботным, — у тебя болит спина? Он ожидает, что Блэк снова начнет отпираться, но тот только молчит несколько секунд и отвечает: — Немного. — Что случилось? — спрашивает Джеймс, приподнимаясь на локте, маска равнодушия мгновенно спадает, уступая место беспокойству. — Ты поранился? Регулус морщится: — Нет, Джеймс. Все в порядке, правда. Я просто… немного перестарался на одной из последних репетиций, но все хорошо. Такое уже бывало. Это пройдет. Джеймс хмурится, снова ложась на подушки, впериваясь взглядом в узор покрывала, натянутого над их головами. Он прикусывает нижнюю губу, зная, что хочет сказать, но не решаясь. — Хочешь, я… — Джеймс трет лицо ладонью и не договаривает. — Что? — Хочешь, я сделаю тебе массаж? — все же заканчивает он. — Массаж. — Ну… да? Я, между прочим, отлично делаю массажи. Регулус молчит, раздумывая. — Не думаю, что это стоит того, Джеймс, — в конце концов отвечает он, его голос звучит осторожно и мягко. — Тебе не нужно так волноваться из-за моей спины, все будет в порядке через пару дней. — Но я волнуюсь. — Джеймс поворачивает голову на бок, удивленно моргая, когда сталкивается с прямым взглядом Регулуса. — И я хочу помочь. То есть… массаж — это ведь хорошо, да? Он… расслабляет и все такое. Разве что ты не хочешь, чтобы я… — Чтобы ты — что? — Трогал тебя и все такое. — Джеймс жмет плечами и тут же вскидывается, считая нужным добавить: — Это нормально! Все в порядке, если это так! Я не собираюсь обижаться или вроде того, ты имеешь полное право контролировать все, что происходит с твоим телом! Я это уважаю! — Джеймс, — фыркает Регулус, — заткнись. И Джеймс затыкается, с изумлением наблюдая за тем, как Регулус поднимается, чтобы снять с себя рубашку. Его пальцы порхают от пуговицы к пуговице, полупрозрачная ткань скользит, оголяя участки молочной кожи, усыпанной родинками и всплесками чернильных рисунков. И, что ж, это явно немного не то, чего ожидал Джеймс, но он не находит в себе сил возмутиться, когда чужой голый торс предстает перед его взглядом. Он заставляет себя отвернуться, потому что знает, что не имеет никакого права пялиться сейчас, что это попросту нечестно по отношению к Регулусу, все же решившему довериться ему. — Что дальше? — спрашивает Регулус, слегка поднимая брови. — Просто… ложись. — Джеймс взмахивает рукой. — На живот. И вытяни руки вдоль тела… типа, вот так, да. Я сейчас, э-э, за массажным маслом сгоняю и приду. Джеймс поспешно вылезает из их укрытия и скрывается в глубинах квартиры. Он отсутствует с минуту, тщательно вымывая руки под теплой водой и отыскивая бутылек с маслом в нижнем ящике прикроватной тумбочки. Когда он возвращается, Регулус уже лежит там, уткнувшись лицом в подушку, руки, как и было велено, вытянуты по бокам, вдоль тела. Джеймс позволяет себе замереть, издалека любуясь им, но недолго, всего секунду. Затем он опускается на колени и подползает к Регулусу, устраиваясь рядом с ним. Регулус поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, черные кудри падают ему на лицо, и Джеймс осторожно убирает их кончиками пальцев — раньше, чем успевает задуматься, стоит ли ему так поступать. Вопреки его ожиданиям, Регулус не закатывает глаз, не язвит, даже не бросает на него этот свой особенный острый взгляд, почти не реагирует, ни считая тихого вздоха, сорвавшегося с губ. Джеймс закатывает рукава толстовки и неловко откашливается. Вся эта ситуация — и весь этот полуголый Регулус рядом с ним — начинает давить на мозг, и ему на самом деле стоило быть осмотрительнее, ему на самом деле стоило предположить, что его способность адекватно мыслить станет еще более ничтожной, чем обычно, когда Регулус останется без одежды. Он выливает немного масла себе на ладонь и растирает его, разогревая, после чего перекидывает ноги через ноги Регулуса и забирается на его бедра. Он даже не задумывается, прежде чем сделать это, но Регулус слегка елозит под ним, так что Джеймс напрягается: — Все нормально? — Прекрасно, Джеймс, — отвечает он, его голос звучит приглушенно из-за подушки. Джеймс обводит взглядом его спину, покрытую татуировками, и натыкается на шесть или семь — нет, все-таки семь, он пересчитывает их — длинных, тонких и идеально, блядь, ровных шрамов на пояснице, кое-где пересекающих друг друга. Джеймс стискивает зубы, чувствуя, как сжимается его сердце. Это больно — не видеть их, скорее просто осознавать, что он не удивлен, видя их. Что он всегда ожидал чего-то подобного, учитывая точно такие же шрамы Сириуса, покрывающие его поясницу и заднюю часть ног. Учитывая историю, которую ему рассказал Регулус тогда, на веранде. Он ничего не говорит — это было бы не очень тактично, — так что просто принимается за дело, на пробу касаясь спины Регулуса ладонями. Регулус мелко вздрагивает, отвечая на прикосновение, но тут же расслабляется. Джеймс воспринимает это как побуждение к действиям. Вообще-то, если говорить начистоту, много времени прошло с тех пор, как он делал массаж кому-то — последней, очевидно, была Лили, еще в июне или июле, то есть около гребаного года назад, — так что он немного волнуется об утерянных навыках… но руки, кажется, делают все сами по себе, и благослови, боже, его мышечную память. Он начинает с простых поглаживаний, располагая ладони на пояснице и поднимаясь линиями вдоль позвоночника, время от времени меняя направление и силу надавливания, чтобы эффект был более ощутимым; затем переходит к растиранию и разминанию, захватывая и массируя кожу большими пальцами. Он фокусируется на своем занятии, и все эти монотонные действия вводят его в некое подобие транса, переносят в параллельную вселенную, где нет ничего, кроме него и Регулуса, и упругой кожи Регулуса под его пальцами, и едва ощутимого аромата кокосового масла, и запаха его парфюма, и… Регулус слегка шевелится под ним, заставляя Джеймса прервать свое занятие, приподнимается на руках и оборачивается через плечо. — Джеймс, — зовет он. Джеймс рассеянно моргает, когда Регулус медленно протягивает к нему руку и касается пальцем его ширинки — его, блядь, до стыдного натянутой ширинки. Джеймс густо краснеет, открывая рот, но не имея сил сказать хоть что-нибудь в свое оправдание. Он просто сидит здесь и тычется членом в чужое бедро, точно озабоченный подросток, которого способен возбудить любой двусмысленный взгляд в его сторону. — Прости, — наконец бормочет он, делая движение, чтобы слезть с ног Регулуса, но тот вдруг перехватывает его запястье и настойчиво тянет обратно. — Все в порядке, Джеймс, — говорит Регулус. — Я не против. Я тоже тебя хочу. — Ты… что? — По мне незаметно? — Регулус насмешливо поднимает брови. «Вообще-то, нет, — хочет ответить Поттер, — и никогда не было». Он не успевает и рта раскрыть — Регулус без колебаний берет его руку и кладет ладонь на свой пах; Джеймс вздыхает сквозь плотно сжатые зубы, когда его пальцы нащупывают напряженную плоть сквозь ткань брюк. Он заставляет себя убрать руку, игнорируя разочарованное выражение на лице Регулуса. — Я не… Это не то, что я… — Джеймс откашливается, прикрывая глаза, чтобы сосредоточиться, хотя это не сильно помогает — в голове пульсирует, мысли разбегаются в разные стороны, язык во рту едва ворочается, и он не пил ни капли за вечер, но чувствует себя опьяненным — Регулус кружит ему голову сильнее, чем то дешевое вино из массмаркета, которым они травились, будучи подростками. — Я не хочу, чтобы это выглядело так, будто я все это спланировал, Редж, — говорит наконец Джеймс. — Я не хочу, чтобы это выглядело так, будто я притащил тебя сюда и начал навязывать весь этот массаж просто ради того, чтобы полапать, а потом заняться с тобой сексом, и мне жаль, что… Я просто… — Это не выглядит так, Джеймс, — мягко перебивает Регулус. — Я знаю, что у тебя не было подобных мыслей в голове. Я знаю, что ты уважаешь мое тело, мое мнение, мои желания и меня. Но это то, чего я хочу сейчас. Если ты тоже хочешь. Джеймс поднимает на него взгляд, полный сомнений. — Правда? — Да. — Но… почему? — Что это за вопрос? — Регулус выгибает бровь. — Я хочу тебя просто потому, что… хочу, вот и все. — Но ты не хотел меня на протяжении полугода. Регулус слабо улыбается: — Как ты смело подметил в прошлый раз, я никогда этого не говорил. Его мозг снова начинает натужно скрипеть при виде этой улыбки, способной осветить весь мир, и Джеймс отводит взгляд в сторону. Боже, он бы признался в убийстве пятнадцати человек, если бы Регулус попросил его об этом с такой улыбкой. Он не смог бы, не смог бы сопротивляться. — А как же… твоя тема про «я не трахаюсь с одним и тем же мужчиной дважды»? — Ты ведь не поверил в это на самом деле, правда? — Значит, такого правила не существует? — Нет. Я выдумал его в ту же секунду, пока мы стояли там, на пожарной лестнице, просто потому что мне нужно было что-то, что заставило бы тебя… переключиться. — И это не помогло. — И это не помогло, — повторяет Регулус, кивая, его голос кажется полным какого-то чувства, но Джеймс не может его распознать — кровь вдруг снова начинает стучать в ушах, и эти губы напротив приковывают все его внимание. — Более упрямого человека, чем ты, Джеймс Поттер, я еще не встречал. — Буду считать, что это комплимент. — Это он и есть. — Пауза. — Иди сюда, Джеймс. Его голос звучит мягко, но в то же время повелительно, и все это смешение контрастов заставляет Джеймса таять, превращает в лужу, неспособную противиться своим желаниям; он подчиняется. По-прежнему сидя на чужих ногах, он тянется вперед и сокращает расстояние, его сердце подскакивает — и тут же замирает от смутного чувства страха и предвкушения. Регулус с готовностью поднимает голову навстречу, его холодная ладонь касается шеи Джеймса, кончики пальцев мягко скользят, посылая волны дрожи по телу. Они просто замирают напротив, касаясь носами, будто бы испытывая друг друга, пока Регулус не сдается первым — опускает руку и дергает Джеймса за воротник, заставляя прижаться ближе; их губы сталкиваются, и Джеймс глухо стонет, пока знакомое ощущение падения окутывает его с ног до головы. Регулус целуется уверенно и жадно, без промедления захватывает его рот языком, будто бы заявляя права, и Джеймс просто наслаждается этим, просто позволяет себе остаться там, покачиваясь на этих безумных штормовых волнах маленькой лодкой, разрешая делать с собой все, что захочется, отдаваясь этому без остатка. Регулус, видимо, улавливает это, потому что он вдруг по-хозяйски стаскивает очки с лица Джеймса и убирает в сторону, а потом тянет за край толстовки. — Слишком много одежды, Джеймс, — жалуется он, — сними это. Не в силах сдержать широкой ухмылки, Джеймс отстраняется, чтобы раздеться. Ему даже не нужны очки, чтобы заметить, каким тяжелым становится взгляд Регулуса, когда он стаскивает с себя толстовку, а следом за ней и футболку, обнажая торс. Он толкает Регулуса в плечи, заставляя опуститься на спину, и нависает над ним, их дыхание смешивается. — Чего ты хочешь, Реджи? — Тебя, — мгновенно выдыхает Регулус, подаваясь навстречу и дразняще прикусывая нижнюю губу Джеймса. — Я уже у тебя есть. Чего именно ты хочешь? — Джеймс чуть опускается, скользя по щеке Регулуса кончиком носа, чувствуя, как чужие пальцы оглаживают его позвонки, проходятся вверх и вниз, вверх и вниз, едва ощутимо, но ласково. — Прямо сейчас. Что угодно. Я сделаю что угодно. — Что угодно… — Регулус сглатывает. — Тогда я… тогда я хочу тебя внутри. Джеймс слышит, как сбивается его собственное дыхание. Когда он отрывает взгляд от соблазнительно приоткрытых губ, то видит, что Регулус не смотрит на него, глаза прикрыты — будто бы от неловкости, и это по-странному его подстегивает. — Скажи еще раз, — просит он. — Скажи еще раз, чего ты хочешь. Регулус открывает глаза, чтобы посмотреть на него, недоумение в его взгляде всего за секунду сменяется осознанием. — Я хочу почувствовать твой член внутри себя, — говорит он, не переставая смотреть Джеймсу в глаза — будто бросает вызов. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня, Джеймс. Я хочу, чтобы ты заставил меня дрожать от удовольствия, как в наш прошлый раз. Я хочу… Джеймс сдавленно рычит, не в силах больше сдерживаться. Он снова целует его, быстро перехватывая инициативу, овладевая его ртом, посасывая язык, покусывая и зализывая губы. Руки Регулуса обвивают его шею и тянут вниз до тех пор, пока Джеймс не опускается на него всем телом, кожа к коже. Они стонут друг напротив друга, сталкиваясь бедрами, и это хорошо, так блядски головокружительно хорошо, что Джеймсу приходится притормозить, чтобы не кончить сейчас же. Он смещается чуть правее, чтобы вылизать линию его челюсти и оставить несколько засосов прямо под ней, на бледной молочной коже, когда Регулус хриплым полушепотом спрашивает: — У тебя есть презервативы, Джеймс? Поттер поднимает голову и глупо моргает в ответ, и у него уходит несколько секунд просто на то, чтобы распознать все услышанные слова и припомнить их значение. — Да, да, — бормочет он, нащупывая очки и поднимаясь, в спешке едва не сшибая навес головой, — да, конечно. К моменту его возвращения Регулус уже успевает избавиться от брюк и просто лежит, будто бы сошедший с одной из этих картин эпохи прерафаэлитов; одна рука убрана за голову, другая неспешно поглаживает напряженный член, и Джеймс останавливается, завороженно любуясь этим. Регулус, поймав его взгляд, ухмыляется и лениво подмигивает, абсолютно прекрасный в своем бесстыдстве; у Джеймса внутри все сжимается, потому что о боже, они на самом деле собираются заняться сексом, и Регулус хочет этого, и он хочет его. И он определенно, определенно хочет Регулуса в ответ. Джеймс снимает джинсы вместе с боксерами и возвращается в их укрытие. Регулус молча наблюдает за ним, и Джеймсу кажется, что он может почувствовать его взгляд на своей коже, как прикосновение… и это прикосновение обжигает. — Я… вот, — говорит он, бросая рядом с Регулусом упаковку презервативов и флакончик смазки. Блэк делает движение, чтобы подняться, но Джеймс останавливает его жестом руки: — Не вставай. Даже не думай о том, чтобы встать, Реджи. Регулус удивленно моргает, глядя на него снизу вверх, в его взгляде смешивается что-то среднее между как ты смеешь указывать мне, что делать и сделай так еще раз. — Она, блядь, не сломана, — ворчит он, но, вопреки этому, остается лежать на месте. Джеймс подползает ближе и наклоняется, чтобы поцеловать его, потому что, честно говоря, не может этого не сделать: то, с каким доверием Регулус передает ему контроль над собой, просто, блядь, сносит крышу. Он все еще маленький капризный придурок, но это очаровательно, и Джеймса накрывают новые приступы лихорадочного возбуждения и ужасной, ужасной, ужасной любви, пока он неспешно исследует языком чужой рот. Он слегка вздрагивает, когда холодные пальцы скользят по низу его живота и обхватывают член. Он подается навстречу прикосновению, одновременно с тем целуя Регулуса сильнее и глубже. — Иди сюда, Джеймс, — шепчет тот ему в губы. — Если ты не позволяешь мне двигаться, иди сюда сам. Джеймс не сразу понимает, о чем речь, но, заглянув в мутные, потемневшие от желания глаза, быстро догадывается. Он перебрасывает ногу через Регулуса и перемещается так, что его пах оказывается напротив лица Блэка. Это ощущается немного неловко, но Регулус смущенным не выглядит, только мягко бормочет что-то поощряющее и гладит внутреннюю сторону бедер, прежде чем обвить его ладонью и взять головку в рот. Руки Джеймса подрагивают от напряжения, когда он упирается в подушки над головой Регулуса, удерживая себя на весу, пока тот вылизывает его член. Он не знает, как долго это происходит, теряясь во времени и пространстве, пока рот Регулуса дразнит его и сводит с ума со своим прежним мастерством в стиле «я устрою тебе и рай, и ад на земле одновременно», но вскоре его бедра начинают подрагивать от интенсивности ощущений. — Редж, я сейчас… Регулус слизывает выступивший предэякулят и сжимает член у основания. — Не так быстро, Джеймс, — мурлычет он, опаляя головку горячим дыханием, на что Джеймс шипит и дергается. Он отстраняется и дает себе несколько секунд, чтобы вдохнуть, выдохнуть и успокоиться; когда его сердце перестает стучать где-то в горле, он наконец спускается ниже по телу Регулуса. Он касается его губ осторожным, быстрым поцелуем, после чего тут же смещается, покрывая влажными поцелуями его челюсть, шею и грудь, не обходя вниманием ни один из рисунков на гладкой бледной коже; и спускается ниже, ниже, к подрагивающему впалому животу с едва заметной дорожкой темных волос, ведущей к паху. Регулус вскидывает бедра, привлекая внимание к главной проблеме, все такой же требовательный и нетерпеливый, как раньше. Джеймс усмехается. — Куда-то торопишься, Реджи? Регулус поднимает голову, чтобы посмотреть на него: — Не смей, блядь, издеваться надо мной, Поттер. Не сейчас. Я хочу этого слишком давно. — Мне все равно нужно будет растянуть тебя. — Тебе не… — Регулус вздыхает, откидывая голову назад, убирая прилипшие ко лбу кудри изящным движением руки. — Тебе не нужно, — договаривает он, прикусывая нижнюю губу. — Нет? — Джеймс замирает, обрабатывая услышанное. — Ты недавно?.. Ты с кем-то?.. — Он просто замолкает, не зная, как сформулировать вопрос, и на пару секунд между ними повисает тишина — самая громкая и плотная за сегодняшний вечер. Он наблюдает за тем, как Регулус бледнеет, становясь похожим на полотно, а затем вдруг краснеет, и это странно — видеть его, обыкновенно холодного и безэмоционального, таким… взволнованным? Джеймс даже не до конца понимает, что это за эмоция. — Нет, — отрезает Регулус — и, чуть поморщившись, поднимается в вертикальное положение, так, что их лица оказываются на одном уровне. — Нет, Джеймс, ни с кем. Я подготовил себя для тебя. — Для меня, — повторяет Джеймс, его мозг едва ли способен качественно функционировать сейчас. — Как ты мог успеть это сделать? — Потому что я знал, что так будет, — тихо отвечает Регулус, покусывая губу и сводя брови над переносицей. — Потому что я хотел этого… тебя, в смысле. И я был на девяносто девять процентов уверен, что ты тоже хочешь меня, поэтому я просто… сделал это. Джеймс тормозит, удивленно моргая. За последние полгода он так сильно привык к мысли, что Регулус не хочет его — по крайней мере, не так сильно, как хочет Джеймс, — что теперь все это просто… не укладывается в его голове. Случайный секс, секс под влиянием эмоций и обстоятельств, взаимного притяжения, — это одно, и в этот вариант Джеймс поверил бы с легкостью… но секс, к которому ты готовишься заранее, секс, о котором ты думаешь, секс, который ты планируешь, — это, блядь, совершенно другое, это полностью меняет правила игры. И Джеймс не понимает, каким образом тот же самый человек, что был так холоден к нему еще несколько месяцев назад, теперь говорит ему… нечто подобное. Но он ведь не лжет, верно? Потому что Регулусу незачем лгать. Потому что Регулус с его патологической честностью скорее откусит собственный палец, нежели соврет. И когда Джеймс думает об этом, когда он смотрит ему в глаза и не находит там ничего, похожего на насмешку, когда он видит нервное подергивание губ и сведенные вместе брови, когда он видит вновь ползущий по щекам румянец, — всепоглощающая нежность вдруг разливается теплом внутри его грудной клетки. Джеймс берет его лицо в ладони и целует, осторожно и нежно, и Регулус отвечает ему с тем же трепетом. Регулус первым разрывает их поцелуй, опуская взгляд: — Я могу показать тебе справку, если это нужно, Джеймс, только попроси… Я не обижусь, ничего такого, это было бы нормально перед тем, как мы сделаем то, что собираемся сделать. Но я ни с кем… — Он рвано вздыхает, жмурясь. — Я не был ни с кем после тебя. — Ни с кем? — переспрашивает Джеймс, пораженный. Он никогда не осмелился бы спросить у Регулуса об этом — о том, сколько сексуальных партнеров у него было с тех пор, как они переспали. Он слишком боялся услышать чересчур откровенный и прямолинейный ответ, слишком боялся невозмутимого «о, знаешь, что-то около десяти или, может, пятнадцати, я на самом деле не считал», — не потому, что Регулус не имеет права спать с тем, с кем хочет, просто… просто Джеймсу не слишком нравится представлять его с другими мужчинами. И да, может быть, он просто мелочный и ревнивый придурок, но он может подумать над этим позже. — Ни с кем, Джеймс, — чуть более уверенно повторяет Регулус, заглядывая ему в глаза. — Почему? — Потому что я не хотел… я не хотел перебивать воспоминания о тебе. Я хотел — я нуждался — в том, чтобы твои руки были последним, что запомнило бы мое тело. Я знаю, это звучит глупо, но… — Нет, — перебивает Джеймс, немного хриплый от волнения, — нет, это звучит… потрясающе. Регулус неуверенно поднимает взгляд и с облегчением улыбается ему, и в этой улыбке столько открытой, обнаженной, уязвимой искренности, что Джеймсу хочется запечатлеть ее в своей памяти на ближайшую вечность, Джеймсу хочется украсть ее, спрятать и не показывать никому. Джеймс снова целует его, будто бы надеясь таким образом впитать эту улыбку в себя. Регулус под его напором сдается и тает, последние преграды, если они были, падают, и он податливо опускается на спину, позволяя целовать себя и отвечая вибрирующими стонами на каждую ласку. Джеймс может поклясться, что все эти звуки доведут его до помешательства однажды, что он уже чертовски к этому близок. И, что ж, может быть, это лучший способ сойти с ума. — Боже, я просто… — выдыхает Джеймс, — я так хочу тебя. Регулус мягко смотрит на него из-под прикрытых ресниц. — Тогда возьми. И в этом коротком, простом ответе скрывается столько доверия, что Джеймс едва не задыхается от эмоций, бушующих в груди, кончики пальцев покалывает. Он судорожно кивает и целует Регулуса в уголок губ, прежде чем устроиться между его разведенных ног. Регулус отказывается переворачиваться на живот, объясняя это тем, что «он хочет видеть его лицо, когда Джеймс будет внутри», и Джеймс всерьез беспокоится о своем состоянии — и без того до предела напряженный, он чувствует, как возбуждение накатывает с новой силой, с новой мощностью, заставляя его прикусить губу и поджать пальцы ног. Он подкладывает под его поясницу одну из подушек, валяющихся повсюду здесь; Регулус сгибает ноги в коленях и разводит их еще сильнее, не переставая смотреть Джеймсу в глаза, как какой-нибудь гребаный суккуб в человеческом обличье, посетивший людской мир, чтобы сеять разврат и хаос вокруг себя. И если это в самом деле так, то у человечества, пожалуй, нет ни единого шанса, и после смерти все они будут гореть в аду… (и даже это не заставит Джеймса жалеть о содеянном). Его пальцы подрагивают от напряжения, пока он возится с презервативом и смазкой. Он наверняка выливает слишком много, но даже не задумывается об этом; единственное, что заботит его сейчас, — это обнаженный и изнывающий от желания Регулус Блэк рядом с ним, с этими его острыми коленками, разведенными в разные стороны, вздымающейся грудью, покрасневшим лицом и припухшими от поцелуев губами. Регулус Блэк, воплощающий в себе все самое прекрасное, что есть на свете. Джеймс склоняется ниже и, проталкивая в него два пальца, одновременно с этим обхватывает ртом его член, пытаясь компенсировать неприятные ощущения приятными. Регулус вскрикивает, но Джеймс не успевает отстраниться — тонкие пальцы мгновенно вплетаются в его волосы, удерживая на месте. Он не сопротивляется, берет глубже, так глубоко, как только способен, и осторожно шевелит пальцами внутри него, раздвигая на манер ножниц. Регулус на самом деле прекрасно растянут — пальцы входят и погружаются беспрепятственно, и Джеймс предвкушающе стонет, не имея сил сдерживаться. Регулус нетерпеливо толкается навстречу, сильнее погружая его пальцы в себя. — Джеймс, — шипит он, — просто, блядь, сделай это, пока я не умер, потому что, клянусь, я ебать как к этому близок, и если ты еще хотя бы секунду… — Его подбрасывает, когда Джеймс нащупывает простату и гладит ее кончиками пальцев. — Блядь, я ненавижу тебя, ты ебаный самодовольный придурок… я мог бы просто… трахнуть тебя, а потом убить, и… Джеймс выпускает его член изо рта и смеется. — Ты такой болтливый, когда хочешь кончить, Реджи, — дразнит он, касаясь кончиком языка головки. Регулус бросает в него взгляд, и Джеймс может поклясться, что видит языки адского пламени в нем. — Умри. — Только после того, как доведу тебя до оргазма, милый. Регулус замирает с приоткрытым ртом, а потом отворачивается, и Джеймс не знает, на самом ли деле в этом виновато его ласковое обращение или дело в чем-то другом, но если все же так, то Регулусу стоит начать привыкать к этому прямо сейчас: во-первых, потому что он (объективно!) заслуживает ласковых обращений всего мира, во-вторых, потому что Джеймс, как правило, и три секунды без них прожить не может. И он правда хочет всего этого. Он правда хочет называть Регулуса ласковыми и милыми прозвищами, покрывать поцелуями каждый сантиметр его тела, заниматься с ним медленным и нежным сексом — просто для того, чтобы показать, что так тоже можно, что Регулус тоже заслуживает всего этого; что он, на самом деле, заслуживает купаться в этом — в любви, заботе и ласке. Джеймс надеется, что у него еще будет шанс доказать это… а пока он просто наклоняется и целует его губы, и его член медленно скользит внутрь, вырывая из груди Регулуса вздох. Внутри него горячо и тесно, и Джеймс едва сдерживается, чтобы не начать двигаться рваными толчками — возбуждение срывает крышу. — Блядь, ты потрясающий, — шепчет он, и Регулус с жаром целует его, хотя это уже мало похоже на настоящий поцелуй — скорее беспорядочное переплетение губ и языков. Дыхание Регулуса на его губах прерывается, когда он продолжает медленно погружаться внутрь, внимательно наблюдая за эмоциями на его лице, всегда готовый отступить. Он входит до середины и замирает, давая Регулусу привыкнуть, пока тот не толкается навстречу, обвивая его шею и плечи, вжимаясь всем телом. Его бедра обхватывают бедра Джеймса, пятки упираются в его задницу, настойчиво подталкивая, и Джеймс не может сдержать хриплого стона, когда проскальзывает в него до самого основания. Регулус стонет синхронно с ним, его губы и язык скользят от плеча Джеймса к шее — хаотично и безо всякой цели. — Прошу, Джеймс, пожалуйста, — сбивчиво шепчет он, зубы находят адамово яблоко и прихватывают тонкую кожу на нем, язык зализывает укус, — прошу тебя, я больше не могу, я не могу… И — блядский господь бог — Джеймс тоже больше не может. Он начинает двигаться смелее, его толчки, поначалу медленные, плавные и размеренные, заставляющие Регулуса жаться к нему в поисках большего, быстро становятся хаотичными, беспорядочными, ритм теряется, и они просто двигаются друг напротив друга, как безумные, ногти Регулуса скользят по его спине, оставляя царапины. Возбуждение скручивается внизу его живота горячим клубком нервов, и он собирает все свои силы, чтобы звучать внятно, когда говорит: — Я долго не продержусь. Регулус хрипло смеется, прикусывая мочку его уха: — Я тоже, — и вдруг громко охает, когда Джеймс выпрямляется и входит под другим углом. — Здесь? — Да, блядь, да, здесь… боже, Джеймс… блядь… пожалуйста… Регулус закатывает глаза и прогибается в спине от прошибающего его удовольствия, пальцы комкают покрывало под спиной, пока Джеймс вбивается в него, придерживая за бедра. — Джеймс… блядь, Джеймс… — Он вдруг открывает глаза, темные и мутные, их взгляды пересекаются. — Ты вообще представляешь, как сильно я люблю твое имя, Джеймс, блядь, Поттер? Джеймс издает высокий звук — что-то среднее между смешком и стоном, — а потом опускается, чтобы соединить их рты. Он нащупывает член Регулуса, напряженный и пульсирующий, зажатый между их телами, и Регулус бесстыдно стонет ему в губы, подаваясь навстречу, и именно это подталкивает Джеймса ближе к краю. Он ускоряет движения рукой и бедрами, наблюдая за тем, как с каждым его толчком меняется лицо Регулуса. Напряжение — поджатые губы и сведенные брови — застывает на его лице, словно маска, на несколько долгих секунд, пока он вдруг не взрывается, выгибаясь в спине и кончая, кончая с протяжным стоном, складывающимся в его имя, и, господи боже, это в тысячу блядских раз прекраснее, чем во всех самых смелых фантазиях Джеймса вместе взятых. Он сжимается и пульсирует вокруг него, заставляя задыхаться, и его крик еще стоит в ушах Джеймса, когда он делает последние несколько движений бедрами, прежде чем кончить. Ебаное блаженство накрывает его с головой, посылает тысячи ярких бликов на внутреннюю сторону век, и он падает на Регулуса всем телом, обессиленный и подрагивающий в посторгазменной неге. И это замечательно, потому что Регулус тут же обнимает его, целует в висок и вплетает пальцы в его волосы — с таким трепетом и нежностью, что Джеймс едва сдерживается, чтобы не заскулить. Он прикрывает глаза, наслаждаясь этой простой лаской, слушая, как стучит сердце Регулуса, потихоньку восстанавливая свой ритм. Проходит несколько минут, прежде чем он находит в себе силы сползти с него и перекатиться на спину. — Итак, — говорит Регулус, первым нарушая тишину, — от одного до десяти?.. — Сто, блядь. Регулус усмехается, довольный ответом. — Аналогично. — Пауза. — Мне кажется, это было потрясающее первое свидание, Джеймс. Как минимум, я еще ни разу не трахался в домике из одеял, так что… ты и правда умеешь удивлять. Джеймс смеется, потирая глаза под очками: — Рад это слышать. Он видит, как Регулус приподнимается на локте, лениво ухмыляясь ему, и это вызывает в нем чувство дежавю, заставляющее его сердце тревожно сжаться. На секунду ему кажется, что все будет так же, как и тогда, в ноябре, что Регулус сейчас встанет и начнет одеваться, и его одежда превратится в броню, и вернутся привычные холод и отстраненность, и он не сможет рассчитывать ни на что большее, потому что для Регулуса это снова было на один раз. Но Регулус, словно читая его мысли, наклоняется к нему и целует в губы, подцепляя пальцами подбородок, кончик носа утыкается в щеку, ниспадающие кудри щекочут лоб и шею. Джеймс подавляет рвущийся наружу вздох облегчения, улыбаясь, сердце грохочет в грудной клетке, готовое разорваться на части. — Я воспользуюсь твоей ванной комнатой, Джеймс? — спрашивает Регулус, опираясь на вытянутую руку и наклоняя голову, расслабленный, растрепанный и до прекрасного затраханный. — Ты можешь пользоваться любой комнатой в этом доме на свое усмотрение, Реджи, — бормочет Джеймс, глядя на него из-под прикрытых ресниц. — Ты сама щедрость, — смеется тот. Джеймс слабо улыбается в ответ и провожает его взглядом, и его губы приоткрываются, готовые задать крутящийся на языке вопрос, но Регулус уже пропадает из виду. Джеймс закрывает рот, улыбка гаснет. «Ты вернешься?» — вот, что он хотел спросить; и это не о походе в ванную комнату, это обо всем сразу. Ты вернешься в мои объятия? в мою квартиру? в мою жизнь? Ты вернешься — или ты снова уйдешь? Джеймс вздыхает, отрывисто качая головой. Нет смысла думать об этом, пока он не поговорит с самим Регулусом… если тот, конечно, станет с ним разговаривать. Джеймс никогда не мог предугадать его поведение, с самой первой встречи на балконе, и сейчас вряд ли сможет. Он встает, чтобы привести себя в порядок, и одновременно с тем пытается придумать, как будет вести себя, если Регулус сейчас вернется к нему и скажет что-нибудь типа «Ну, приятно было провести время вместе, но я, наверное, пойду». — Да, конечно, забегай еще, приятель, — хмуро бормочет Джеймс, протирая очки найденной неподалеку футболкой. — Что? Джеймс дергается. — Ничего. Он напяливает очки обратно и поворачивается, замирая с открытым ртом от неожиданности. Регулус стоит там, прильнув плечом к дверному косяку, одетый в гребаный шелковый халатик розового цвета, который Сириус подарил ему на прошлый день рождения, потому что решил, что это пиздец как смешно. Не то чтобы Джеймс совсем его не надевал, — пару раз он все-таки покрутился перед зеркалом, рассматривая себя, — но он не носил его каждый день… и в какой-то момент успел даже забыть о нем. До того, как Регулус решил его примерить. — Тебе идет, — говорит Джеймс, бросая взгляд на змеиный хвост, выглядывающий из-под подола халата, в горле мгновенно пересыхает. Регулус подмигивает ему: — Я знаю. Он скрещивает руки на груди и проходит в глубь гостиной, осматриваясь. Джеймс наблюдает за тем, как он останавливается возле полок со всякими безделушками вроде статуэток и разных памятных вещиц, которые Джеймс не выкидывает просто потому, что слишком сентиментален. Он рассматривает их, потом переключается на полки с книгами, ведет пальцами по корешкам, выбирает одну из книг — «Братство кольца», кажется — и открывает на случайной странице. — Ты выделяешь любимые фрагменты текста? — спрашивает Регулус, показывая ему страницу, на которой целый абзац выделен желтым маркером. — Да, — отвечает Джеймс, смутившись. Регулус бросает на него взгляд, прямой и заинтересованный: — Я тоже так делаю. Он стоит там еще пару минут, пролистывая страницы и читая случайные отрывки, на которые натыкается его взгляд, после чего возвращает книгу на полку и садится на пол рядом с журнальным столиком. Он тянется к свече, когда Джеймс, не выдержав, спрашивает: — Ты не собираешься уходить? Регулус вскидывает на него взгляд и тут же отворачивается, губы поджаты. — Я думал… — Он вздыхает, отводя волосы от лица. — Прости, я уйду, если ты хочешь. Извини. — Нет! — вскрикивает Джеймс — чересчур резко, наверное, но его это не заботит. Он подается вперед, чтобы схватить руку Регулуса и сжать в своей. — Нет, слушай, я не… Я правда, я правда не хочу, чтобы ты уходил. Я просто имел в виду, что, может быть, ты этого хочешь… но я не хочу. Регулус смотрит на пальцы Джеймса, сжимающие его запястье. — Я не хочу уходить. И мне завтра никуда не нужно, поэтому… — Да. Да, да, конечно. Пожалуйста, останься. И, может быть, он на самом деле выглядит одиноким, жалким и чересчур нуждающимся, но ему нет до этого дела, потому что Регулус поднимает взгляд и улыбается ему, и в улыбке сквозит облегчение. — Останусь, — говорит он. — Мне слишком нравится этот халат. К тому же, ты заманил меня на какао, но так и не сварил мне его. Я считаю, это несправедливо. — Я сейчас же это исправлю! — решительно объявляет Джеймс, подскакивая на ноги. — Если ты собираешься варить какао голым, у тебя ничего не получится. — Почему? — Потому что я не позволю. Голос Регулуса звучит спокойно и ровно, но хитрая улыбка и хищный взгляд, скользящий вдоль тела Джеймса, не оставляют вопросов. Джеймс даже краснеет от удовольствия — он совсем отвык чувствовать себя таким… желанным. Боже, ты можешь взять меня на любой горизонтальной поверхности этой квартиры десять раз за ночь — и я не скажу ни слова против, думает Джеймс, порывисто наклоняясь, чтобы чмокнуть Регулуса в губы. Регулус тихо смеется, наблюдая за тем, как он скачет на одной ноге, натягивая боксеры. — Я выйду на балкон покурить? — спрашивает Регулус, нашаривая пачку сигарет в брюках, валяющихся на полу рядом с ним. — Конечно, только накинь на себя что-нибудь, а то холодно же. Регулус улыбается уголками губ: — Хорошо, Джеймс. Джеймс идет на кухню, где минут пятнадцать возится с приготовлением какао, хотя сознание его находится далеко-далеко отсюда, и взгляд то и дело мечется в сторону балкона, к Регулусу, который стоит там в этом долбаном розовом халатике с пледом, наброшенным на плечи, и курит, и, вроде бы, болтает с кем-то по телефону. Джеймс не умеет читать по губам, но он видит, как на лице Регулуса мелькает счастливая улыбка, и это вызывает в нем новые приступы нежности. Он никак не может перестать сравнивать то, что случилось между ними тогда, в ноябре, и то, что случилось между ними сейчас, потому что, ну… разница очевидна, верно? Их первый секс был прекрасен, — как прекрасно все, в чем принимает участие Регулус Блэк, — но то, что произошло сегодня… было совсем на другом уровне. Это тоже химия, но это не безличная химия двух незнакомцев, которые хотят получить разрядку за счет друг друга и разойтись в разные стороны. Это… химия двух людей, которые привлекают друг друга? которые… нравятся друг другу? возможно даже, влюблены друг в друга? И сегодня Регулус, кончая, кричал его имя. Попробуйте, блядь, сказать ему, что это ничего не значит. Джеймс напевает что-то себе под нос, когда Регулус возвращается в квартиру. — Что-то случилось? — интересуется Джеймс, указывая на телефон в его руке. — О, нет, все в порядке, это просто… — Регулус пожимает плечами, бросая телефон куда-то в кучу подушек, — Барти. — Что он хотел? Регулус кривится: — Спросить, хорошо ли я потрахался, очевидно. Джеймс фыркает, разливая какао по кружкам. — Откуда он знает, что ты собирался? — Не то чтобы я докладывал ему об этом, — лениво тянет Регулус, — просто… возможно, в определенных вещах он знает меня так же хорошо, как Пандора. Джеймс возвращается в гостиную и устраивается на полу, напротив Регулуса, водружая на журнальный столик две большие кружки. Регулус — осознанно или нет — берет себе ту, на которой изображен безумного вида мультяшный олень. — И как? — осторожно спрашивает Джеймс, подпирая голову рукой. — М-м? — Что ты ему ответил? Регулус усмехается: — Все хорошо, спасибо. Я замечательно себя чувствую. Даже спина теперь не так сильно болит. Джеймс задумчиво мычит в кружку, делая глоток. — Как думаешь, может, мне начать трахать людей в роли целителя? — Отличная идея, Джеймс. Я всегда знал, что у тебя есть предпринимательская жилка. — Это у меня от родителей. Регулус тихо смеется и подносит кружку ко рту, мизинец демонстративно оттопырен. — Прекрасное какао, — заявляет он с видом ценителя. — Стоило того, чтобы переспать с тобой еще раз. — Я так и знал, что все это только из-за моего какао! — кричит Джеймс, излишне драматично прижимая обе ладони к груди. Регулус задумчиво улыбается ему. Они допивают какао в комфортном молчании, перебрасываясь короткими фразами и улыбаясь друг другу. Позже Джеймс уходит на кухню, чтобы вымыть кружки, а Регулус снова отлучается покурить. Когда они возвращаются в гостиную, Регулус первым забирается в домик из одеял и с удобством устраивается в нем. — Мы можем пойти в постель, — неуверенно предлагает Джеймс, большим пальцем указывая в сторону спальни чуть дальше по коридору. Регулус пожимает плечами: — Мне здесь больше нравится. Джеймс хмыкает, устраиваясь рядом с ним и накрывая их обоих пледом. Регулус тут же льнет к нему ближе, закидывает ногу между его ног и укладывает голову на грудь. Джеймс касается его макушки поцелуем. Тишина и близость приятно убаюкивают его, и Джеймс чувствует, как тяжелеют его веки и расслабляется тело. — Расскажи мне историю, — говорит Джеймс, надеясь, что это поможет ему удержаться в сознании. — Жил-был мальчик, а потом умер. — Редж. — Что? — Другую историю. — Джеймс зевает. — Ну давай, ты же поэт. Я знаю, что ты можешь придумать что-то длиннее и интереснее, чем «жил и умер». Регулус поднимает голову, заглядывая ему в глаза. — Ты хочешь, чтобы я сочинил тебе историю? — Да… как в детстве, знаешь? Я мог сочинить десять разных историй в минуту. Ты пробовал когда-нибудь? Регулус не отвечает, отводит взгляд, задумываясь. Через пару минут он спрашивает: — Про что ты хочешь историю, Джеймс? — Про Темного волшебника. — О, Темный волшебник… — бормочет Регулус, возвращаясь в свое прежнее положение и начиная вырисовывать на груди Джеймса одному ему понятные узоры. — Что ж, он… определенно был очень одинок. У него был большой дом и семья, но они никогда не мешали ему чувствовать себя одиноким. Дом был красив и богато обставлен, но холод и мрак были единственными предметами интерьера, которые бросались в глаза Темному волшебнику. Все, кто знал его семью, восхищались ей и завидовали Темному волшебнику, и только он знал, что вся эта внешняя безукоризненность — лишь фасад. У них были деньги, слава, авторитет и безусловное уважение общества, но того, что обычно скрепляет членов семьи между собой, у них не было. Они никогда не любили друг друга. Проявление чувств считалось слабостью, дурными манерами, плохим воспитанием. Вместо слез — презрение, вместо улыбки — насмешка, вместо смеха — гневный крик. Бесконечная эмоциональная депривация. Но Темный волшебник не знал, что это плохо, потому что рос в этих условиях с самого рождения. Он не знал, что бывает иначе, потому что никто не сказал — и не показал — ему. Подсознательно он всегда боялся стать похожим на своих мать и отца, но он также всегда был сыном своих родителей. И он с трепетом впитывал все, что они ему отдавали. Он учился, как вести себя в обществе, учился, как правильно танцевать на светских мероприятиях, как держаться за столом и как вести диалог с уважаемыми людьми. Он учился латыни, древнегреческому, астрономии, высшей математике и, безусловно, темной магии. Родители возлагали на него большие надежды, они хотели, чтобы он примкнул к тайному обществу, которое проповедовало смерть для всех неугодных и высшее благо для чистокровных волшебников. Темный волшебник мечтал сделать что-нибудь, что заставило бы его родителей посмотреть на него без привычного ледяного разочарования. Он делал то, о чем они его просили, потому что искал их одобрения. Он слишком поздно понял, что выбрал неверный путь. Он вырос замкнутым, закрытым и эмоционально отстраненным, неспособным заводить друзей, и… — Но у тебя ведь есть друзья, — говорит Джеймс, удивляясь тому, как звучит его собственный голос после всех этих минут, когда он прислушивался к мягкому голосу Регулуса. — Ты попросил рассказать историю о Темном волшебнике, а не обо мне, Джеймс, так что заткнись и слушай. — Прости. — На самом деле, я почти закончил, — смягчается Регулус. — Я не думаю, что эта история может закончиться тысячей разных способов. Темный волшебник умер, пытаясь исправить свои ошибки. Может быть, он даже сделал кое-что очень храброе перед смертью, но его подвиг, к сожалению, навсегда останется безызвестным. — Но что, если бы был какой-нибудь другой волшебник, который помог бы ему? — Кто, например? — Ну, не знаю… Регулус поднимает голову, упираясь подбородком в его грудь, и выгибает бровь: — Скажем, Пеймс Джоттер? Джеймс хохочет и, не сдержавшись, быстро чмокает Регулуса в губы. Тот морщит нос в ответ — притворно, потому что следом за этим на его лице расцветает мягкая улыбка. — Скажем, да, — соглашается Джеймс. — Кто-нибудь вроде него. Если бы он увидел Темного волшебника, он бы влюбился в него с первого взгляда. Он бы помог ему справиться с сотней разных бед и не позволил бы опустить руки. Он всегда был бы рядом, чтобы поддержать и подставить плечо. Они бы расправились с этим тайным обществом ублюдков, спасли магический мир и жили бы всю жизнь вместе в любви и согласии. Как тебе такой вариант истории? Регулус просто смотрит ему в глаза, печально и мягко, и Джеймс не знает, о чем он думает, но один только этот взгляд вызывает где-то глубоко внутри него чувство тревоги, дрожью пробирающее до костей. — Я не понимаю тебя, Джеймс, — в конце концов говорит он. — Я правда не понимаю, зачем тебе все это нужно. — Нужно — что? — Я. Отношения со мной. Все это. — Потому что… ты нравишься мне, — начинает перечислять Джеймс, загибая пальцы. — Потому что я без ума от тебя. Потому что я влюблен в тебя. Потому что я хочу тебя, Реджи. И когда я говорю это, я имею в виду все, что связано с тобой. Я хочу тебя, начиная твоим телом, но не заканчивая им. Если ты… понимаешь, о чем я. Регулус прерывисто вздыхает, взгляд мечется от глаз Джеймса к губам. Он делает движение в сторону, будто намереваясь уйти, но сам себя останавливает. — Я никогда ни с кем не встречался, — говорит он, не поднимая взгляда. Джеймс осторожно касается его волос ладонью, чтобы погладить. — Почему? — Потому что это страшно. Это опасно и непредсказуемо, а, как я тебе уже говорил, больше всего на свете я ценю безопасность. Почему, ты думаешь, я так долго отказывал тебе? Потому, что не хотел? Я всегда хотел. Но ты — ураган, Джеймс. Я боялся согласиться, потому что не знал, какие сюрпризы ты можешь привнести в мою жизнь. Я до сих пор не знаю — и до сих пор боюсь. К тому же… я не мог позволить нам все это, не удостоверившись, что ты понимаешь разницу между мной и мной на сцене. Я не мог позволить тебе начать встречаться со мной, а затем разочароваться во мне, потому что это разбило бы мне сердце, Джеймс. Это заставило бы меня вспомнить о том, где оно находится и как оно может болеть. Он замолкает, все так же не глядя Джеймсу глаза, уставившись куда-то в район его подбородка; брови нахмурены, губы сжаты. Одно его выражение лица заставляет сердце Джеймса сжаться. — Этого не будет, Реджи, — говорит он. — Этого никогда не будет. Я не посмею сделать тебе больно. И… да, может быть, когда мы только встретились, я и правда воспринимал тебя лишь как сценический образ, но потом… на Рождество, в квартире у своих друзей, я встретил тебя настоящего, так ведь? И я был в восторге. Я бы никогда не позвал тебя на свидание, если бы ты не понравился мне таким, какой ты есть на самом деле. — Я не понимаю, что здесь может нравиться, — отзывается Регулус. — Я холодный бóльшую часть времени. Я не умею проявлять эмоции так, как это делают нормальные люди. — Оттого они только более ценны. Ты представляешь, как подпрыгивает мое сердце каждый раз, когда ты улыбаешься? Каждый раз, когда у меня получается вызвать твою улыбку, я начинаю чувствовать себя так, будто победил в игре под названием «жизнь». — Но я бываю таким грубым. — Ничего, это даже заводит. — И у меня почти никогда нет энергии. — Если бы мне нужен был кто-то энергичный, я бы трахал Сириуса. Джеймс даже понять ничего не успевает, когда Регулус поднимает голову и кусает кожу у него под ключицей. — Ай. — Никогда не говори о моем брате в таком ключе, пока мы лежим рядом голые, — шипит Регулус. — Ладно-ладно, прости, — бормочет Джеймс, потирая место укуса — остается только надеяться, что Регулус не умеет выпускать смертельный яд или что-то подобное. — Я серьезно говорю, Джеймс. — Регулус опускает голову на прежнее место, и Джеймс возвращает пальцы в его волосы. — Я не умею быть активным. Когда во мне накапливается энергия, я выплескиваю ее на сцене. В жизни мне иногда хочется просто… лечь и не шевелиться двадцать часов подряд. Это может быть проблемой, учитывая, что ты вечно носишься вокруг, как маленький беззаботный щеночек, впервые в жизни увидевший бабочку. — Ты слышал когда-нибудь выражение про противоположности, которые притягиваются? Это не будет проблемой, потому что Вселенная требует баланса. — Кроме того, — продолжает Регулус, — иногда у меня бывают плохие дни… плохие недели и плохие месяцы, когда я не делаю ничего, кроме как лежу в постели, уставившись в стену. Иногда у меня нет сил даже на то, чтобы встать и умыться. — Тогда я буду рядом, чтобы принести тебе еду. Или обнимать тебя часами напролет, если тебе это будет нужно. Или сделать так, чтобы все, кто доебывается, отъебались. Я буду рядом в любом виде, в котором я могу тебе понадобиться. Регулус молчит пару секунд, раздумывая. — Когда я зол или обижен, я становлюсь похож на своих родителей. Я буду бросаться в тебя ужасными оскорблениями и давить на все болевые точки, которые отыщу, просто потому что могу это сделать. Я буду так холоден, что ты не узнаешь во мне меня. — Тогда я… постараюсь тебя не злить? — Я буду месяцами пропадать в турах. — Но рано или поздно все равно вернешься. И я даже обещаю, что не буду кататься на ваши концерты по всей стране, преследуя вас, так что если увидишь в толпе кого-то с такими же очками и прической — это точно не я. — Джеймс делает паузу. — Слушай, ты вообще понимаешь, чем ты сейчас занимаешься? — Безусловно. Я пытаюсь убедить тебя в том, что отношения со мной — это плохая идея. — Тебе это ничего не напоминает? — Нет… О чем ты? — «В джазе только девушки». Последняя сцена с диалогом Джерри и Осгуда. Регулус хохочет, поднимаясь на руке, чтобы посмотреть Джеймсу в глаза. — «Ну, уж если тебе и этого мало… — выразительно произносит он, взмахивая кудрями. — Я ведь мужчина!» — «У каждого свои недостатки», — в тон ему отвечает Джеймс. Они замирают, глядя в глаза друг другу, пока улыбка не спадает с губ Регулуса. — Знаешь, как все будет? Мы начнем встречаться, и это будет мило и здорово поначалу, но потом ты поймешь, что все те вещи, которые я рассказал о себе сегодняшним вечером, — правдивы, и я не понравлюсь тебе таким, и ты будешь отдаляться от меня и держать на расстоянии, а у меня не найдется достаточно внутренних сил, чтобы разорвать эти отношения, так что мы оба будем мучаться, пока не возненавидим друг друга больше, чем могли полюбить. Джеймс выдерживает его тираду, даже не поменявшись в лице. — А мне кажется, — говорит он, — что все будет так: мы начнем встречаться, и это будет мило и здорово не только поначалу, но вообще всегда, и с каждым днем я буду узнавать тебя все лучше и все больше влюбляться, и к концу своей жизни я буду так сильно очарован тобой, что, может быть, это даже убьет меня, но я умру счастливым, потому что ты совершенно потрясающий и это стоит того. — Ты не можешь знать этого, Джеймс. — Верно. Так же, как и ты, дорогой. Регулус неверяще качает головой, но, видимо, теряет всякую надежду переспорить его. Он просто смотрит на Джеймса сверху вниз, пока его взгляд не смягчается, пока в уголках губ не мелькает улыбка. — Ладно, Джеймс, — шепчет он, наклоняясь и целуя его губы, щеки, шею, — ладно, только… — Только что? — взволнованно спрашивает тот. Снова отпрянув, Регулус растягивает губы в нахальной улыбке: — Как я могу встречаться с парнем, который боится рассказать об отношениях со мной моему брату? Джеймс вспыхивает: — Ничего я не боюсь! — Ах, значит, мне просто показалось? — Да, именно, тебе показалось. Я не боюсь Сириуса. Я не боюсь рассказать Сириусу про нас… Я даже могу прямо сейчас это сделать! Он решительно тянется к куче тряпья, чтобы выудить оттуда свои джинсы и достать телефон из кармана. С экрана мгновенно сыплется немыслимое количество уведомлений о сообщениях и пропущенных звонках, но Джеймс лишь нетерпеливо смахивает их, открывая камеру. Они делают несколько фоток, на которых они с Регулусом лежат голова к голове, улыбаются и показывают знак «V» во фронтальную камеру. Джеймс выбирает лучшие из лучших, чтобы отправить их Блэку-старшему со скромной подписью — «Я встречаюсь с твоим братом». К его ужасу, Сириус тут же показывается онлайн. [ Бродяга, 23:43 ] он что в халате который я подарил тебе на прошлый др лмао [ Бродяга, 23:43 ] так погоди блядь [ Бродяга, 23:43 ] КАКОГО ХУЯ Джеймс смеется, отбрасывая телефон в сторону. Его, блядь, убьют. — Ну, вот, до него дошло. У нас есть, э-э… минут сорок, прежде чем он придет выламывать дверь. Чем хочешь заняться? Регулус скользит по его телу ленивым взглядом и усмехается: — Есть пара идей.