История, в которой

И его не трахают уже два дня. Прекрасно. Потрясающе. Великолепно. Больше всего Мин боялся, что оставшись с Кенсуном наедине практически на неделю, этот пидорас не слезет с него. Но Чхве в командировке действительно приходится работать, очень много и интенсивно, благодаря чему у его попутчика освобождается куча свободного времени. Все два дня в Кванджу Юнги просто гуляет по городу, ходит в музеи, картинные галереи, парки. Ему нравится этот город, небольшой и уютный, чем-то напоминающий его родной. Вечером парень делает домашку по универу, там все считают, что он заболел. Хотя верят в эту сказку только преподаватели, все одногруппники уже давно подозревают чрезмерно похорошевшего и обогатившегося студента чьим-то шуггар-бейби, что недалеко от правды. Кенсун возвращается в отельный номер поздно ночью, его хватает только на то, чтобы добраться до постели и час жаловаться на свою жизнь. Юнги к подобному давно привык, это одна из его профессиональных обязанностей: психологическая консультация. Многие мужчины до сих пор стесняются ходить к специалистам, поэтому вываливают все проблемы и травмы шлюхам. Нытье 35-летнего мужика терпится гораздо проще, чем нежелательный хуй в жопе, поэтому Юнги вполне счастлив. Парень понимает, что незапланированный отпуск закончился, на утро третьего дня. Оказывается, Кенсун разгрузил большую часть нагрузки, поэтому сегодня поработает лишь полдня, а вечером «мы встретимся с моим другом, а после будем делать все, что захотим, детка». Все, что он захочет, естественно. Юнги держит в голове толщину пачки банкнот, которую он получит по окончании поездки (и это не считая уже выплаченного аванса), поэтому лишь с улыбкой кивает, мысленно готовясь к дефициту питания на ближайшее время и почти ежедневной промывке задницы. Ужин Кенсун устраивает в, конечно же, самом крутом ресторане Кванджу. Мин чувствует себя в таких местах как рыба в воде. Воспитание и знания этикета у него и до эскорта были, теперь же он прекрасно осведомлен, как именно должен выглядеть и насколько дорогую одежду обязан надеть. Сегодня на парне шелковая серебристо-серая рубашка оверсайз и приталенные черные брюки. Парочка колец и цепочек, изящно уложенные черные кудри — просто, но богато, если вспомнить цену каждой вещи. Друг Кенсуна опаздывает на 15 минут, за которые Юнги успевает выпить бокал сангрии и заранее возненавидеть пока еще незнакомого мужчину. Мин уже знает, что это, естественно, не обычный друг, а какой-то высокопоставленный чиновник в администрации города. Больше всего Мин не терпит именно политиков: они мелочные, пронырливые и чертовски опасные. Его «случайное» опоздание — красноречивый способ показать свое место. — Юнхо-хен, — подскакивает со стула Кенсун и уважительно кланяется. Плохо. По-видимому, Чхве младше и ниже по статусу, чем его влиятельный знакомый. Это означает, что если «Юнхо-хену» взбредет что-то в голову в отношении Юнги, Кенсун не сможет его защитить. Садящийся напротив мужчина выглядит представительно, но дорогой костюм и золотые часы на запястье не могут скрыть его обрюзгших щек и многочисленных мимических морщин. На вид Юнхо около 40, может, больше. Мин еле сдерживается, чтобы не скривить губы. — Так вот как они выглядят? — окидывает сальным взглядом Юнги чиновник. — Кто? — не понимает Кенсун. — Шлюхи с наценкой. От заливистого хриплого смеха внутренности в плотный жгут сворачиваются. Чхве, как и ожидалось, лишь елейно в ответ смеется, нисколько не планируя осадить своего друга за грубость. — Если вы не в состоянии себе что-то позволить, это совершенно не значит, что оно с наценкой. Смех обрывается пугающе резко. Юнги всеми силами держит лицо, мысленно хваля себя за то, что голос не дрогнул, прозвучал спокойно и низко. Хотя внутри себя парень уже готовится к началу собственной черной полосы. Расчленение? Изнасилование? Избиение? Кто знает, на что способен один из самых влиятельных людей в Кванджу, услышав в свою сторону дерзость. Но Юнхо лишь откидывается на спинку кресла и сыто ухмыляется: — Я могу позволить себе очень многое. В том числе и таких языкастых куколок, как ты. — Извини его, хен, — нервно встревает Кенсун. — Он у меня строптивый. Мне такое нравится, но стоило его предупредить, чтобы он... — Нет-нет, — перебивает мужчина. — Я могу понять, почему тебе нравится. С подобным действительно очень интересно работать. Главное, чтобы куколки помнили свое место. На следующие полтора часа про него забывают. И это самое неприятное и страшное. Юнхо не зря использовал слово «кукла», большинство клиентов воспринимают эскортников как неодушевленный предмет. Они не могут навредить, не могут запротестовать, не способны ни на что, кроме сладкой улыбки, подлизывания и раздвигания ног. За это недолгое время в ресторане Юнги узнает о Юнхо столько информации, что отправь ее правоохранителям, и чинуша бы сел лет так на 30. Мин вообще знает о ряде влиятельных корейцев больше, чем все масс-медиа вместе взятые. В этом и заключается его персональная пытка: как человек, мечтавший когда-то защищать закон, он не может рассказать правду. Вероятно, его пристрелят и закопают быстрее, чем он успеет дойти до полицейского участка. А даже если нога переступит порог... никто не станет слушать шлюху. — Сколько? От количества выпитого алкоголя у Юнхо глаза в кучку собираются, тем не менее голос у него все еще твердый. Но если бы твердым был только голос... Задав свой вопрос, смотрит мужчина прямо на молодого парня напротив. Смотрит жадно и сально. — Не-не, хен, — внезапно заступается Кенсун, прижимая Мина ближе к себе. — Ты уж меня извини, но такими вещами я не делюсь. Если хочешь, можешь на несколько дней приехать в Сеул, и я подберу тебе лучшего мальчика. Или девочку. — Заебали девки, — раздосадованно пыхтит Юнхо. — Хочется именно пацана, примерно такого, как он. Но в Кванджу кроме облезлых пёзд никого не найти. Мужчина запрокидывает в себя очередную стопку. Несколько капель соджу стекают по уголку губ, вызывая у Юнги неконтролируемую тошноту. — Вообще у меня есть для тебя один вариант, хен, — бодро произносит Кенсун, доставая из кармана телефон. — Конечно, не такой уровень, — кивает в сторону Мина, — но тоже неплохо. Юнхо заинтересованно прищуривается: — Симпатичный? — Нормальный. Главное, что молодой и без сифилиса. А еще у него нет ограничений. Согласится абсолютно на все и даже не пикнет. У Юнги шум в ушах. Он прекрасно понимает, о каком парне идет речь. Страшно представить, что он пережил с Кенсуном. С этим чиновником, Мин чует, будет еще хуже. Самое ужасное — Юнги не в состоянии помочь. Только и может, что сидеть бездвижно, губу прикусив, и слушать, как Чхве организовывает пытку для одного несчастного паренька. Мальчишка подходит к ресторану меньше чем через 10 минут. Неясно, живет ли он поблизости или просто делает все возможное, чтобы не заставлять клиента ждать. Кенсун кивает на окно, обращая внимание всех за столом. Юнхо с любопытством приглядывается и удовлетворенно кивает: — Быстрый. Ну, Кенсун-а, давай еще по одной бутылке, и я поеду. Юнги ждет, что парнишку хотя бы пригласят внутрь, но ни через минуту, ни через две этого не происходит. Про его существование будто бы забыли. Мин прекрасно понимает, что значит одна бутылка: за разговорами и закусками ее распитие займет минут 30. Ебучие полчаса, которые проститутке придется прождать на улице, как какой-то собаке — своего хозяина. Юнги панически смотрит в окно. Долговязая тощая фигура трясется на ветру. Одет парень совсем не по погоде. Мин может себе позволить в середине декабря выйти на улицу в тонком тренче — у всех его клиентов есть личные водители. Но этот мальчик явно добрался пешком, и тонкая кожаная куртка очевидно совсем не согревает. Юнги ждет еще пять минут. Ни один из мужчин даже не взглянул в сторону окна. А вот Мин только туда и смотрит: паренек за это время уже успел сесть на корточки и обхватить руками трясущиеся колени. Блять. Это невозможно терпеть. — Ты куда?! Вопрос Кенсуна остается проигнорированным. В Юнги слишком много злости и ненависти, чтобы позволить себе сказать хоть слово. Парень практически бегом добирается до двери ресторана, в лицо тут же бьет пронзительный морозный ветер. Еще несколько метров: взгляд опускается на скрюченную фигурку под ногами. Мальчишка, увидев прямо перед носом дорогие туфли, мигом подскакивает. Взгляд мечется по внезапно красивому лицу и стройному телу в изящной шелковой рубашке. Щеки против воли краснеют. — Вы... вы меня заказали? Юнги усмехается. Он бы хотел: заказать этого ребенка и сразу отпустить с пачкой денег в кармане. Но ни у одного из них нет такой возможности. — Нет, я такой же как и ты. И, больше не теряя времени, Юнги крепко берет ледяные пальцы и за руку ведет внутрь ресторана. У нужного стола их обливают недовольно-осудительным взглядом. Мину срать абсолютно: даже если бы его ждало наказание или, не дай бог, сокращение гонорара, он бы поступил так же. Юнги садится на свое место около Кенсуна, чувствуя, как на бедро ложится крупная ладонь, до боли сжимая. Чхве недоволен. — Тебе бы стоило его хоть немного воспитать, Кенсун-а, — усмехается Юнхо. Юнги сейчас подобен непотухшему вулкану, секунда на секунду взорвется. И брюнет уже собирает едкий ответ на своем языке, но чиновник быстро теряет к нему интерес, фокусируя все внимание на своем «любовнике». — Как зовут? — Хоуп, — звонкое и напуганное. Красивое имя. Настолько же красивое, насколько трагичное — в их индустрии можно найти все, что угодно, кроме надежды. У Юнги вот рабочее имя Август — Элис сразу же не одобрила этот выбор, якобы слишком грубо и жестко звучит. А Мину так и было нужно: чтобы хоть что-то в нем осталось сильным и непоколебимым. К тому же именно в августе он сделал самую большую ошибку в своей жизни и стал секс-работником. — Да, уровень не столичный, конечно, — продолжает оценивать свою шлюху Юнхо. — Но на парочку ночей сойдет. Юнги поднимает глаза на замершего парня. Он искренне не может понять, почему эти двое мудаков так поносят его внешность. Хоуп вполне симпатичный. Ему бы набрать 7-10 килограмм, поспать недельки две в нормальном режиме, чтобы убрать синяки под глазами, нанести легкий макияж, нарядить в дорогие шмотки, и он бы мог составить конкуренцию любому эскортнику в Сеуле. Мужчины допивают соджу, смеясь с очередной пошлой шутки. Паренек продолжает стоять, переминаясь с ноги на ногу, не имея ни малейшего понятия, что делать дальше. — Блять, — раздраженно выдыхает Юнхо, — ты можешь не стоять над душой? Хоуп вздрагивает и послушно садится на край одного из свободных кресел, как встречает новый крик в свою сторону: — Охуел?! Тебе кто-то разрешал садиться? На колени, блядь. Юнги не верит своим глазам. Сам бы он уже давно послал. Вернее, харкнул бы в лицо, покрыл матом и гордо ушел, наплевав на пустые карманы. Мин никогда не позволял себя унижать: ни физически, ни морально. За это его и любят клиенты — за репутацию недотроги и гордой суки, которую можно купить и выебать. Но Хоуп не говорит ни слова против — сжимается еще сильнее, уменьшаясь в размере, и послушно встает на колени около клиента. Юнхо это нравится. По утяжелившемуся дыханию Юнги понимает, что его такое поведение возбуждает. — Возможно, я даже рад, что мне достался он, а не твоя своенравная сучка, Кенсун-а, — басит нараспев. — Давай посмотрим, малыш, насколько ты способный. И на последних словах мужчина берет наполовину заполненную пепельницу со стола и ставит ее на голову вздрогнувшего паренька. — Если сможешь ее удержать, заплачу втрое больше твоей ставки. Хоуп мужественно поджимает губы, в уголках глаз слезы скапливаются, и все же он выдавливает из себя дрожащее: — Да, господин. Чиновник с довольством ухмыляется и закуривает новую сигарету. Юнги же с болью смотрит на стоящего на коленях парня и понимает, что он профессионал. Наверняка уже работал с таким типом клиентов, раз за секунду смог сориентироваться и выбрать нужную тактику поведения. Проходит еще пара минут. Соджу в бутылке остается меньше половины — Юнги отсчитывает по этим исчезающим миллиграммам время. Юнхо докуривает сигарету и тушит бычок о стоящую на чужой голове пепельницу. И если до этого момента Хоуп прекрасно справлялся со своей задачей, даже не покачнулся ни разу, хотя легко представить, насколько болят у него колени из-за жесткого кафельного пола, сейчас он теряет равновесие. Юнги хочется крикнуть, что пепельница падает, но все происходит слишком быстро — никто не успевает сориентироваться. Стеклянная чаша молниеносно скатывается по черным волосам и летит на пол. Все еще дымящийся окурок и несколько кусочков пепла разлетаются в воздухе, обжигая худую щеку проститутки. Звонкий удар стекла о пол эхом проносится по всей площади пустого ресторана. Все замирают, но лишь на несколько секунд, по истечении которых Юнхо подрывается с кресла и, размахнувшись, со всей силы бьет парнишку по лицу. Хоуп на добрых полметра отлетает. Костлявые плечи дрожат, хотя глаза продолжают оставаться сухими. — Я сказал тебе держать, сука, — рычит Юнхо. — Иди сюда. Юнги искренне не понимает, почему второй парень не убегает. Почему он терпит? Как может позволять так с собой обращаться? Когда же Хоуп добирается до стола на дрожащих ногах и снова становится на колени, ни звука не издав, Мин с ужасом осознает, что прямо сейчас видит самого поломанного человека на всем белом свете. Юнхо повторно кладет пепельницу на послушно подставленную голову и снова закуривает: — Если и в этот раз провалишься, я выебу тебя на сухую бутылкой пива. Полуторалитровой. Юнги знает, что парень не справится. Взгляд, упертый в пол, мертвый и затуманенный. Острые колени неестественно сильно дрожат, вероятно, больше от боли, чем от страха. Губа разбита, левая щека горит от удара и недавнего ожога. Хоуп еле в сознании держится, минута на минуту упадет. Он не справится. Мин окончательно в этом убеждается, когда замечает легкое движение пепельницы вдоль роста волос. Юнги за секунду ее перехватывает и с громким стуком ставит на стол. Прежде, чем кто-либо успевает сориентироваться, хватает свою сумку, достает из внутреннего кармана всю наличку и кладет ее перед ошалевшим пареньком: — Бери и беги. Хоуп, полностью дезориентированный, удивленно хлопает ресницами, не до конца понимая, что ему говорят. — Быстро!

***

Юнги совершенно плевать на последствия. Ему срать, что озверевший Кенсун вжимает его в стену туалета и рычит матерно в лицо. Самое главное — Хоуп сбежал, даже с деньгами. По крайней мере на сегодня его боли и ужасу пришел конец. — Ты унизил меня, блядь! Ты хоть представляешь, насколько сильно меня опозорил?! — Да что ты вообще знаешь об унижениях, уебок?! — орет в ответ Мин. — У тебя ни одного достижения за жизнь, ничтожество. Твоя удача, что твой папочка купил тебе бизнес, но это только подтверждает, насколько ты бесполезный кусок дерьма, неспособный ни на что, кроме обсасывания дорогих хуев. Скула вспыхивает острой болью. Кенсун не настолько сильный, но из-за злости его удар кулаком оказывается внушительным. Да и срать, в общем-то. Все так же кристально похуй. Юнги устал терпеть этого урода. Даже руки об него марать не хочется. — Сдохни, урод, — плюет в красное от злости лицо и, толкнув плечом, выходит из кабинки туалета. Ледяной декабрьский воздух без труда проникает под одежду. Сегодня Юнги придется обойтись без личного водителя. Парень не сильно об этом жалеет (учитывая, чей именно это водитель), если только совсем чуть-чуть: легкий осенний тренч все-таки совсем не согревает. В голове нет конкретного плана действий. Кенсун определенно пожалуется Элис на сервис, возможно, попросит компенсацию. Мин в душе не представляет, как выбираться из этой каши. Пока он знает только одно: нужно ехать в аэропорт и как можно скорее добраться до Сеула. Там уже видно будет. Но в первую очередь — сигарета. Курить около дверей ресторана опасно, в любой момент может выйти Юнхо или Кенсун. Потому Юнги заворачивает за угол, идя как можно дальше в темноту, чтобы точно не засекли, и — видит скукожившийся человеческий ком, прижавшийся к стене. Прошло чуть больше пяти минут с их стычки, а Хоуп продолжает в голос рыдать. Из кармана старых джинс торчат смятые купюры, которые Юнги ему дал. Они выглядят жалко и ненужно, как вероятно парнишка себя и чувствует. К горлу по новой подступает ком. Мин за полтора года работы повидал множество поломанных людей, но этот парень с первого же взгляда сердце окончательно разбил. Юнги хочется плакать только от вида этих дрожащих тощих плеч, скрюченной фигуры, этих блядских денег, ради которых Хоуп позволил унизить все свое человеческое достоинство. Но вместо слез Юнги закуривает и, подойдя ближе, садится так же на корточки рядом с рыдающим парнем. Хоуп, конечно, сразу же почувствовал постороннего поблизости, но ему не сразу удается успокоиться. Лишь через пару минут парень слегка приходит в чувства и поднимает мокрое распухшее лицо. — Привет. Мальчишка удивленно моргает, носом шмыгает и еле слышно отвечает: — Здравствуйте. Юнги не придумывает ничего лучше, кроме как предложить собеседнику пачку сигарет. Хоуп хлопает слипшимися от слез ресницами и криво улыбается, качая головой: — Я не курю. Брови ошарашенно взлетают вверх. — Впервые встречаю некурящего коллегу. Внезапно Хоуп сотрясается смехом. Совершенно неслышным, больше истеричным, но на его щеках выступают ямочки, которые Юнги находит абсолютно очаровательными. — Коллегу, — передразнивая. — Вы не такой, как я. — Тебе кажется. — Нет, вы, — пристальный изучающий взгляд вдоль всего тела, — вы красивый. И сильный. Теперь очередь Юнги кривить в смехе губы. Затянувшись в последний раз, парень тушит бычок о вымерзшую землю и прячет ледяные ладони в карманах тренча. — Вся моя красота — дорогая косметика и одежда. За ней стоит такой же, как и ты, провинциальный парень, который совершенно не представляет, что делать со своей жизнью. А сила... — Мин неуверенно поворачивает голову в сторону Хоупа. — Зачем ты позволял им делать это с собой? Парнишка стыдливо поджимает губы, уводя взгляд в сторону. Он знает, насколько жалко выглядел в тот момент. Насколько даже сейчас выглядит слабым и ничтожным, особенно на фоне этого восхитительного молодого человека, только при взгляде на которого дыхание перехватывает. — В Кванджу очень мало клиентов, готовых заплатить за парня. Приходится соглашаться на все, что предлагают. Юнги мог бы спросить, зачем этот парень в принципе занимается проституцией. Сколько ему лет, нужна ли помощь, как давно стал шлюхой. Но во всей этой информации нет смысла — Мин даже себе помочь не может, что уж говорить про облезшего провинциального парнишку, которого он впервые видит. — Купи себе нормальную куртку, хорошо? — говорит напоследок и поднимается на ноги. Он проходит метра три, за которые успевает открыть приложение для такси и забить нужную точку на карте, как слышит позади почти отчаянный крик: — Меня зовут Чон Хосок. Юнги замирает на месте. В их бизнесе опасно называть свое настоящее имя. Поделиться личной информацией — знак большого доверия. Мин медлительно разворачивается и глядит на этого трясущегося на ветру Чон Хосока, который лишь усилием воли на ногах стоит. — Я Мин Юнги, — непонятно зачем признается. Хосок улыбается и даже под скудным светом фонарей видны его ямочки. Мин понимает, что еще надолго их запомнит. — Спасибо, Мин Юнги.