История, в которой

Трахают его несколько раз на дню. Все еще. Но теперь в происходящем хотя бы появился смысл. У Мина давно не было цели в жизни, он уже и забыл, что это такое: просыпаться каждый день с четким пониманием, ради чего это делаешь. Ради чего живешь и позволяешь десяткам незнакомцев за стопку банкнот психологически унижать тебя. Все началось со звонка одной знакомой эскортницы. Юнги не назвал бы Йери своей близкой подругой, но они регулярно встречались на закрытых мероприятиях, куда их водили клиенты. Там общались, обсуждали богатых дамочек и их мужей, взаимно морщились от количества лицемерия и расходились. Звонок Йери был неожиданным, но после фразы «мне больше не к кому обратиться» Юнги никак не мог его проигнорировать. Оказалось, у девушки возникли серьезные проблемы с одним из ее клиентов. Бывшим клиентом, потому что после того, как мужчина начал буквально преследовать Йери, ревновать и запрещать общаться со всеми, кроме него, девушка разорвала с неадекватным уродом все отношения. Его это только сильнее разозлило и он поставил ультиматум: либо она возвращается к нему, либо он сливает в сеть все ее данные, от сферы работы до самых откровенных фотографий. Юнги сначала не мог понять, почему Йери решила обратиться не к нормальному юристу, а именно к нему, студенту. Потом же дошло: дело не в юридическом образовании, которое он получает, а в том, что Мин не станет осуждать. Он прекрасно знаком с подноготной эскорта и как никто может понять девушку. И Юнги решился попробовать, пусть уже давно потерял надежду исполнить свою мечту и защищать людей. Парня трясло все полтора месяца, проведенные в полицейских участках, на судебных заседаниях и за сбором доказательств. Больше всего Юнги и Йери боялись, что правоохранители узнают о ее настоящей сфере деятельности. Однако тому мужику тоже не было выгодно раскрывать, что он пользуется услугами эскорта, его репутация знатно бы просела, так что все подыгрывали спектаклю, где мужчина и девушка просто встречались и... Они выиграли это дело. Когда Юнги получил на руки ордер на запрет приближаться, писать, звонить и хоть как-то лезть в личную жизнь Йери, он будто заново родился. Он действительно смог кого-то защитить как профессионал. Как адвокат, которым всю жизнь мечтал стать. Вся реальность вокруг заново окрасилась светлыми красками. Это был мощный толчок кардинально все изменить. Идея создать специализированный фонд, который бы оказывал правовую помощь секс-работникам, появилась сразу. Ее воплощение заняло больше года. В первую очередь требовалось накопить денег. Юнги перестал покупать брендовую одежду, переехал в квартиру попроще, экономил на еде, косметике, аксессуарах — и очень много трахался. Мужчины, женщины, молодые, старые — он перестал выбирать своих клиентов, соглашался на всех, о чем несколько раз крупно жалел. Но ему нужно было накопить очень крупную сумму, ради своей цели Мин готов был вытерпеть все. Другим важным этапом стало окончание университета. Он не мог руководить правовым фондом без соответствующего образования. Тот жесточайший период, наполненный курсовыми, дипломом, госами, сексом, неадекватными клиентами, усложнился разборками с Элис. Женщина не хотела терять одного из самых прибыльных эскортников, а еще она совершенно не верила, что Юнги справится. Для нее это были розовые мечты, которые невозможно претворить в жизнь. Элис слишком долго вертелась в секс-индустрии и перестала верить в добро и справедливость. Юнги около двух месяцев вел с ней «переговоры». И уговаривал, и шантажировал, и молил, и, сука, трахал и вылизывал — чего он только ни перепробовал. По итогу женщина все же поддалась (просто устала слышать нытье), со скрежетом отпустила, даже вручила довольно крупную сумму в качестве инвестиций. Правда напоследок запретила хоть как-либо упоминать ее имя и бизнес в будущей работе. Это была угроза, но Юнги и так бы не стал распространяться об Элис. Так он вошел в лето своих 24 лет: безработный, потерянный, но как никогда свободный. Юнги уже оформил ИП, заказал дизайнерам сайт, начал постепенно распространять по разным каналам информацию о правовом фонде. Однако оставалось еще одно дело, которое ему было очень важно завершить — найти и спасти Чон Хосока. Юнги не мог объяснить себе этот порыв, но в некоторым смысле его первым клиентом (в юридическом смысле, а не в шлюшьем), была не Йери, а провинциальная проститутка Хоуп. Пусть та помощь была далека от правовой, но именно в тот момент Мин начал в себе что-то переосмысливать, почувствовал себя полезным и важным. В некотором роде он был благодарен Чон Хосоку, и Юнги очень хотел помочь и ему начать новую жизнь.

***

Прибыв в Кванджу, парень первым делом направляется в тот злосчастный ресторан, где он впервые познакомился с Чоном. Честно говоря, Юнги не особо представляет, как искать парнишку. Если в ресторане ему не помогут, придется, видимо, звонить Элис — у нее связи по всей стране есть. Подойдя к барной стойке, Мин просит у официанта позвать менеджера. Когда в зал заходит низкорослый молодой мужчина, Юнги с облегчением узнает в нем человека, который год назад бегал вокруг Кенсуна и Юнхо, спрашивая о качестве сервиса. Менеджер непонимающе хмурится, когда слышит имя человека и вопрос, где его отыскать. Вполне ожидаемо, в общем-то: может быть, Кванджу и провинция, но все еще город с 1,5 млн населением. Здесь десятки Чон Хосоков. Тогда Юнги использует последний козырь в рукаве: — Хоуп? И вот теперь менеджер кивает, понимающе улыбаясь: — Что ж вы сразу не сказали, — он достает телефон и показывает чей-то контакт. — Позвоните по этому номеру, вас свяжут с Хоупом. Не нужно думать дважды, кому принадлежит телефон. Юнги ни разу не звонил сутенерам в роли покупателя и, по-честному, ужасно мандражирует, опасаясь, что каким-то невиданным образом его план раскроют. Однако все проходит быстро и гладко. Юнги называет рабочее имя Хосока, адрес и номер отеля, где он будет ждать. Ему в ответ называют сумму (Мин язык себе от злости прикусывает, когда слышит, насколько она низкая) и сообщают, что «мальчик подъедет через час». Этот час ожидания все остатки нервов в Юнги расшатывает. Приходится выпить банку пива из мини-бара и скурить три сигареты, чтобы немного взять себя в руки. Мин понимает, что от него несет за километр и вряд ли некурящему Хоупу будет приятно с ним находиться. Но Юнги в любом случае не планирует с ним целоваться и уж тем более что-то большее, так что ему не настолько стыдно. Стук в дверь заставляет вздрогнуть. Из горла выползает какое-то подобие «Входите», а в следующую секунду все слова и вовсе в глотке застревают. До этого Юнги видел Хосока только в зимней одежде, которая немного скрывала фигуру. Сейчас на парне футболка и шорты, которые очевидно не большого размера, но даже так одежда висит на теле. Ему действительно нужно поправиться: и речь не про эстетические вкусы, худоба Чона совершенно не здорова. — Вы меня заказывали? Юнги усмехается, вспомнив, что их знакомство началось именно с этого вопроса. — В этот раз да. Хосок хмурится непонимающе, вглядывается внимательнее в лицо напротив — и его брови взлетают вверх. — Вы... – несколько секунд он нервно бегает глазами по комнате в попытке вспомнить имя, — Мин Юнги? Юнги кивает, мягко улыбаясь. Приятно, когда о тебе даже спустя год помнят. Мину кажется, что первый контакт установлен, можно двигаться дальше, как Хосок реально двигается — назад к входной двери. Его лицо разрезает нескрываемое разочарование и омерзение. Парень все еще думает, что его заказали ради секса, молниеносно догадывается Юнги. Что бывшая шлюха, которая прекрасно осведомлена, насколько бесчеловечным трудом приходится заниматься, разбогатев, сама заказывает себе проститутку. — Я пригласил тебя просто поговорить, — поспешно объясняет Мин. — Пожалуйста, сядь. Я не притронусь к тебе. Несколько секунд Хосок мешкает. Пытается просчитать человека перед собой, но не найдя никаких предостерегающих знаков, все же подходит к постели и садится в полуметре от «клиента». Юнги еще раз мельком оглядывает паренька. Ничего не изменилось: синяки под глазами, тонкие конечности, полоса выступающих позвонков, пробивающихся сквозь ткань футболки. Только взгляд стал спокойнее и от того мертвее. Даже страх в нем умер. Мин делает глубокий вдох и начинает рассказывать. С самого начала, всю свою биографию: кто он, почему пошел работать в эскорт, ради чего решился уйти и помогать секс-работникам. Хосок слушает с замиранием сердца, даже моргает через раз. Когда же история доходит до Йери, Чон расплывается нежной улыбкой, глаза блестят от слез счастья и умиления. — Я знал, что вы другой, Юнги-ним, — говорит, когда второй парень замолкает. — Сколько тебе? — внезапно спрашивает Мин. — 22. — Тогда можешь звать меня хен. Хосок нелепо моргает, сглатывает неуверенно и с неловкой улыбкой кивает: — Хорошо, хен. Это потрясающе, то, что ты сделал. Я очень счастлив, что кто-то на подобное решился. Но... почему ты приехал ко мне? — Ты стал первым, кому я вроде как помог, — признается прямо в глаза Юнги. — Я так и не смог тебя забыть за этот год. Все время думал, как ты. Жив ли, здоров ли, продолжаешь ли все еще работать. И... я очень хочу помочь. Хосок усмехается, тоскливо так, безнадежно: — Здесь нечему помогать. — Почему?! — Юнги порывисто подсаживается ближе. — У тебя долги? Выплаты кому-то? Твой сутенер насильно тебя держит? — Нет, — спокойно качает головой Чон. — Просто меня больше никуда не берут. Вернее, три года назад я нелегально работал грузчиком. Это было тяжело, но там по крайней мере неплохо платили. А потом я надорвал спину, денег на лечение не было, поэтому пришлось уйти. Устроился уборщиком в одном баре, но платили совсем плохо. Там же меня нашел мой босс и предложил... ну, вот это. Я даже не думал долго, потому что понимал, что рано или поздно все так и закончится. Никому не нужен работник без образования, а я даже старшую школу не закончил. Но самая большая проблема, конечно, в том, что я сидел. Что ж, теперь все по крайней мере обрело хоть какую-то ясность. Бывшим зекам действительно тяжело найти нормальную работу. Тем более, если это совсем юный парень, который даже школу не успел закончить. — По какой статье ты сидел? Хосок тушуется и отворачивается. Костлявые пальцы мнут бежевую ткань шорт. — Я убил. Мин еле заметно хмурится и повторяет: — По какой статье? — ему ли не знать, что убийства происходят по разным причинам: от случайности до самообороны. — 111, — кидает быстрый взгляд на собеседника Хосок. — Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть. – Ты защищался? — Я защищал, — Чон судорожно вздыхает, неуверенный, стоит ли вообще рассказывать, но все же продолжает: — Он бы убил ее. Отец в принципе, сколько я помню, поднимал руку на маму. Порой на меня, но чаще всего он срывался именно на ней. Абсолютно из-за любой мелочи. В тот вечер все было как-то... жестче. Настолько злым и агрессивным я его никогда не видел. Мама всегда говорила мне убегать из дома или, если я не успеваю, просто прятаться в комнате. Я слышал, как она кричит и плачет на кухне. Слышал звуки ударов и его ор, и у меня не хватило сил терпеть. — На несколько секунд Хосок замолкает, чтобы перевести дыхание и проморгаться. — Честно говоря, я почти не помню, что было дальше. Экспертиза установила, что на отце было 13 колотых ран ножом. Мама мне потом рассказала, что сначала я просто пытался его оттолкнуть, а когда он стал на нас обоих бросаться, схватил первое, что под руку попалось. Юнги мог бы попытаться утешить, рассказать, как сильно у него сейчас болит сердце за этого ребенка, но слова никак не исправят ситуацию, поэтому он спрашивает только: — Сколько тебе дали? — Полтора года в детской колонии, — чуть успокаивается Хосок. — Учли возраст, мои и мамины побои, показания свидетелей. Все понимали, что это была случайность, но труп есть труп. За такое нужно наказывать. Наказывать и держать пожизненно в клетках нужно мудаков, которые избивают своих жен и детей, хочет сказать Юнги. Но снова, слова здесь ничему не помогут. — Разве мама тебе не помогает? — Она, ну... — Чон неловко растирает заднюю часть шеи. — Когда я вышел, она второй раз вышла замуж и успела родить. Отчим сказал, что не хочет содержать в доме уголовника. Я жил с ними до совершеннолетия, а потом он меня прогнал. Мама старается мне порой перечислять деньги, но у нее маленький ребенок, так что это совсем маленькие суммы. Юнги никогда не хотел детей, но прямо сейчас у него возникло непреодолимое желание усыновить Хосока. Или хотя бы просто забрать к себе: чтобы накормить вкусно, укрыть тепло, обнять крепко и нежно. У Мина тоже есть масса ужасных историй за спиной. Его несколько раз избивали, парочка проплаченных ночей больше походили на изнасилования, несколько клиентов подмешивали наркотики в бокал. Но ни одно из этих воспоминаний не сравнится с болью от рассказа фактически постороннего человека. Юнги подсаживается еще ближе, на этот раз касаясь коленом чужого, и порывисто берет тонкую ладонь. — Поехали со мной? — Куда? — В Сеул. Ты можешь жить у меня, работать тоже. Я как раз ищу сотрудников. У Хосока глаза на пол-лица распахиваются. Рот идеальную «о» принимает. — Но я ничего не умею. Я же сказал, что даже школу не закончил. — Это неважно! Я всему научу. Чон растерянно хмурится и, замедленно вытянув руку из захвата, отсаживается к самому краю. — Зачем тебе это? — настороженное. Юнги честно не знает, как доказать, что действует исключительно из добрых помыслов. После всего пережитого Хосок наверняка не привык принимать добрые поступки, он просто не встречает их в свою сторону. У Мина из доказательств есть только его обещания и искренность. — Я хочу помочь — вот и вся причина. Это новая цель моей жизни, спасать и помогать таким, как ты. И я не уеду, пока ты не согласишься, Хосок-а. Я просто не смогу жить, зная, что ты остался здесь. Пожалуйста. Я понимаю, что тебе страшно, но... Я могу купить тебе по пути шокер, чтобы ты чувствовал себя защищенным. Можем установить камеры в моей квартире, чтобы в случае чего ты мог отнести записи в полицию. Мне просто... я не могу бросить тебя. Юнги сам себе не может объяснить свои поступки. Что вообще им мотивирует? Совесть, наверное. Чистое человеческое сочувствие и жажда справедливости. Он так долго жил в грязи и лжи, позволял пользоваться своим телом, слушал десятки признаний в страшных преступлениях и делал абсолютное ничего! Больше так жить не хочется. Хосок опускает голову, прячась за длинными волосами. Его пальцы медленно ползут по покрывалу, все ближе к чужой ладони, которой по итогу боязливо дрожаще касаются. — Я не верю, что ты настоящий, — судорожное сквозь всхлип. — Пожалуйста, скажи, что ты не врешь. — Я не вру! — обещает Юнги и перехватывает тонкие пальцы, крепко сжимая. Новый звонкий всхлип, смешанный с хрипом. Как и в ту ночь, год назад, плечи лихорадочно начинают дрожать. Одеяло быстро промокает от количества падающих на него слез. — Мне нечем тебе заплатить. — И не нужно. — Я совсем бесполезен. — Это не так! — Я даже не умею вкусно готовить. — Я тоже. Мы научимся вместе. Плач перерастает в истеричное рыдание. Хосока неконтролируемо трясет, держатся не за что, только за теплую ладонь, которая так приятно и безопасно обхватывает пальцы. — Спасибо, — еле слышное. — Спасибо, Мин Юнги.