The saved one

Ему снится башня. Стены украшены резьбой, каменные статуи мелькают чередой, и темные коридоры вьются друг за другом, уводя на вершину. На круглой площадке под небом стоит человек — тонкая фигура в черном. Распахнута на груди простая рубаха, и ветер подхватывает ее, открывая незаживающую рану. У него чарующее лицо и темные волосы, что едва вьются на концах. — Дитя, — человек говорит тихо, но его голос слышно за воем тысячи ветров. Он ощущается беспредельным. Ничего более пугающего в жизни он не видел. Над ними вверх бьет алый луч, и среди завихрений облаков черный провал чужого небосвода. Раздается ужасный гул, и все начинает содрогаться. А затем на небе появляется вторая луна. Она растет в размерах, приближаясь неотвратимо, и постепенно закрывает собой почти весь горизонт. Уже можно рассмотреть все кратеры и трещины на ней. Он с ужасом понимает, что эта громадина падает на них. Данте резко просыпается, дергаясь. Над головой потолок в тонких трещинах, и солнечный луч косо пересекает постель — его спальня. Где-то далеко раздаются громкоговорители, редкая стрельба. Ему нужно несколько секунд, чтобы вспомнить, почему он это слышит. Он быстро оборачивается, приподнимаясь на локтях, внутри все подбирается, но рядом нет того, что он ожидает увидеть. На самом краю постели спиной к нему лежит Вергилий. Демоническая форма сменилась обратно на человеческую. Сброшен на пол синий плащ, жилет, небрежно оставлены высокие сапоги. Он повторяет ту же позу, что принимал демон, когда Данте принес его домой — стремится свернуться. Медленно поднимаются и опадают плечи, и каждый позвонок отчетливо проступает на шее — он спит или без сознания. Неестественный узор, который он видел на груди, сетью черных вен пересекает спину. Да что это, блядь, такое. Данте морщится, протянув руку, касается чужой кожи, пробуя эту скверну на ощупь. Вергилий едва ведет плечом, а затем выдает какую-то фразу на непонятном языке. — Что? Младший подается ближе, чтобы расслышать, а брат поворачивается, не просыпаясь. Снова что-то невнятно бормочет и вдруг крепко обнимает, прижавшись. Щекочет голую кожу касание волос, слабо проходят мурашки по рукам — Данте не ожидал такого. Тем более от Вергилия. — … а утром чудовище превращается в прекрасного принца, — скептически замечает он, уводя Вергилию за ухо прядь. Тот не отвечает, но вздыхает громче. Или чудовище прямо здесь, а то был лишь голодный зверь. Данте подпирает голову рукой, позволяя себя обнимать, рассматривает брата. Сегодня он выглядит будто живее, чем вчера. Хотя, вероятно, дело в солнечном свете. Что же ему делать? Они не болели ни дня своей жизни, он не знает ничего про человеческие болезни, тем более про демонические. У Вергилия нет ни единого повреждения, не считая странной черноты под кожей. Очевидно, оно его и травит, но как от этого избавиться? — Ну же, пора вставать, — в голосе мелькает отчаянье, но это не важно, брат все равно не слышит. — Не заставляй меня целовать тебя. От Вергилия пахнет озоном и солью: будто ветер, который носится над морем. Люди так не пахнут, но он и не человек. Время тянется, Данте не знает, чего ждет. В полоске солнечного света танцует пыль, мерно колеблются тяжелые шторы, и где-то очень далеко слышится сильный грохот. Младший рефлекторно оборачивается к окну, а Вергилий, дрогнув, вдруг открывает глаза. Данте смотрит на него сверху вниз, и, не сдержавшись, выдыхает шумно, словно напряжение спадает с плеч. — Наконец-то!.. Боже, я уже думал… Вергилий скользит взглядом по его лицу, явно не понимает, где находится, но пытается сопоставить все сам. А в какой-то миг замечает, что обнимает Данте. Он расцепляет руки тут же, отодвигаясь, словно это нечто постыдное. Интересно, что он не испытывал ровным счетом никакого смущения, когда дважды оказывался под ним. Старший приподнимается на локте и пытается сесть, но у него почему-то не выходит. — Ты был без сознания чуть меньше суток. Не приходил в себя, я пытался разбудить. Вергилий медлит с ответом, а затем замечает, что его руки покрывает чернота. — Что это? — хрипло спрашивает он, вытягивая одну перед собой. А затем его взгляд падает себе на грудь, и он ошеломленно распахивает глаза, прижимает ладонь к черному пятну. Губы у него слегка искривляются в отвращении. — Я задаюсь этим вопросом последние часов двенадцать. Я думал, ты знаешь. Старший не отвечает, вздыхает глубоко, а затем у него начинают меняться руки. — Так! Даже не думай! — тут же реагирует Данте, ловя его за запястье, — этой ночью я уже наигрался с тобой, пока ты был демоном. Знаешь, у тебя опять большие проблемы с контролем. — У меня нет проблем с контролем, Данте, — возражает Вергилий, пытаясь вытянуть руку с когтями из чужой хватки, — если я был демоном, значит это из-за того, что со мной происходит сейчас. — А что с тобой происходит? — щурится Данте, подаваясь ближе, но запястье отпускает. Что-то мелькает у Вергилия в глазах, но он не отвечает. Садится на постели, отворачиваясь. Младший обращает внимание, что его спине не хватает привычной прямоты, точно ему трудно ее держать. — Давай, блядь, без многозначительного молчания, — Данте раздражается быстро, хотя разговоры — это то, что он ненавидит в первую очередь, — я не мог разбудить тебя, сколько ни звал; у тебя все тело изрисовано, а ночью ты обратился и ходил за мной, надеясь вырвать кусок. Удивительно, как я не проснулся в объятиях демонической твари. Или скорее, в желудке. — Что с башней? — резко меняет тему старший, игнорируя вопросы. Сидя, он наклоняется за своими сапогами, надевает их. Раздражение сильнее расцветает в груди, проходит жаром по рукам. Он легко спрыгивает с кровати, обходя, встает перед братом. — О, хочешь поговорить про тот пиздец, который ты устроил? Давай, конечно, — он скрещивает руки на груди, глядя на него сверху вниз, — с чего ты хочешь начать? С того, что ты ушел, ничего не сказав? Стер с лица земли полквартала, напустил на город бездушных? Вергилий поднимает на него лицо, крепко шнуруя сапоги, и у него на руках отчетливей проступают мышцы. — Если бы я тебе сказал, ты бы пошел за мной, — голос у него ровный, только тон такой, словно он снисходит до объяснений, — я не хотел рисковать. Это было опасно. — Какая охуенная логика. Кажется, если бы я не оказался там, наш друг Кролик снял бы тебе кожу с костей, — огрызается Данте. — Верно, — покладисто соглашается Вергилий, поднимаясь на ноги, но его неуловимо ведет чуть в сторону. — Верно? — согласные у него выходят рычащими. Данте не видит, как от него, взвившись, поднимаются искры, — ты чуть не погубил весь мир! Вергилий следит взглядом за исчезающими в воздухе частицами, а затем наклоняется за своей безрукавкой. Встряхнув, надевает. — Давай без патетики. — Ты охуел?! Я видел Мундуса. Я даже, блядь, не знаю, с чем это сравнить. С Санта Клаусом?! Нет, лучше сразу с Сатаной! — Впечатляет, да? — у старшего чуть дергаются уголки губ, он склоняет голову в бок. Он, похоже, отвлекает его, пытаясь увести от разговора, что злит еще больше. — Впечатляет, когда родной брат чуть не уничтожает все, влезая в папочкино заклинание ради… ради чего, напомни еще раз? — Ради тебя. Я сделал все это ради тебя, — глаза у Вергилия становятся льдистыми, будто он вкладывает совершенно иные смыслы. — Ради меня? Сотни погибли! Ради меня?! — Данте рубит ладонью перед собой и шлейфом за ней движется пламя, но он не замечает. Сила в его груди уже давно разгорелась жаром, но в злости ему нет до этого дела. Вергилий вдыхает, обводя языком потрескавшиеся губы, шагает чуть ближе, ловит младшего за руку, словно пытаясь успокоить. Данте сжимает его пальцы машинально. — Ты обещал, — твердо говорит он, почти рыча, глаза у него отражают свет. Вергилий вдруг дергает руку на себя, морщась, но Данте не пускает, — ты обещал, что не будешь убивать людей. Ты обещал, что не тронешь больше никого… — Данте… — … и ты обещал, что не бросишь меня, — голос, дрогнув, звучит глуше, потому что последнего он говорить не хотел. Знакомая горечь мелькает у Вергилия в глазах, но он тут же стремится взгляд увести. Чужую руку Данте порывисто отпускает, бросая. — Хватит прикрывать свои подлинные мотивы ложной моралью, — бесстрастно говорит старший, рассматривая ожог на ладони, — я делал то, что должен был. Сопутствующий урон лишь малая… — резкий удар по лицу заставляет его отшатнуться. Равновесие он не удерживает, но успевает опереться о постель одной рукой. Данте встряхивает едва измененной ладонью, возвращая ей привычный облик. Обводит языком клыки во рту, и ярость в нем раскаляет сердце, но голос он умудряется держать, не повышая: — Моя ложная мораль не дала тебе шагнуть в бездну. Ложная мораль заставила поднять этот ебанный меч во второй раз. И из-за ложной морали я остаюсь рядом с тем, кто отличается от убийц нашей матери лишь незначительно. Еще раз заговоришь со мной о своем целеполагании, и я засуну тебе твой собственный меч в глотку. Вергилий выпрямляется, не глядя на него. Сводит брови, стирая кровь с носа и подбородка, хотя такое не должно было проявиться. Чтобы заставить его истекать кровью, нужно бить сильнее. — Я видел, Данте. Видел в твоих мыслях, — он все еще не смотрит на него, снова проводя по лицу рукой, потому что кровь не останавливается, — ты постоянно пытаешься себя обманывать. Желаешь растратить свет, который тебе достался от отца, на жизнь среди людей. Время убьет тебя как смертного. И ты не найдешь здесь ничего кроме одиночества, потому что ни один человек никогда не поймет тебя. — А ты меня поймешь?! Что ты можешь знать про меня? Тебя не было рядом! — он вновь порывисто рубит рукой перед собой, теряя остатки выдержки, и где-то на задворках сознания просыпается проклятый шепот, но он не слушает. — Ты себя понять не можешь. Кто ты и где твое место! — Вергилий мгновенно вскидывает на него взгляд, и в глубине глаз у него мелькает ужас, будто Данте узнал какой-то чудовищный секрет. Он цепенеет на мгновение, и у него отчетливей проступают скулы, но Данте слишком зол, чтобы щадить чужие чувства, да и не умеет он особо. — Желаешь быть как эти твари, но с ними тебе невыносимо… что? Одиноко? Превосходишь любого человека и многих из этих выродков, но твои силы тебе радости не приносят, ведь, какой бы особенный ты ни был, тебя не принимают ни люди, ни демоны! Старший моргает медленнее, и тонкие крылья носа у него едва раздуваются, точно еще немного, сцепится с ним, но он сдерживает себя. Какой восхитительный самоконтроль. Молчание воцаряется между ними, поднимая напряжение еще выше. — Я, может быть, и не знаю, где мое место, — наконец говорит Вергилий, и голос у него повторяет интонации отца, когда тот злился, — но зато я знаю, где твое. — И поэтому решил все за меня?! — да будь он проклят, он сейчас здесь что-то сожжет, если они продолжат. — Конечно. Я же старший, — Вергилий переходит от серьёзности к насмешливости легко, будто с ребенком разговаривает. Данте набирает воздуха в легкие, чтобы взорваться ругательствами, но брат быстро шагает к нему вплотную, и его ладонь опускается на голый бок. Уверенно, твердо, как будто он со зверем обращается. Младший дергается рефлекторно, но разозлиться еще больше не успевает — сила внутри резонирует мгновенно, сливаясь в поток. Вергилий кладет вторую руку симметрично, обводит большим пальцем низ рёбер, сжимает крепче. Энергия, что закручивалась в груди тугим жгутом от гнева, расправляется и устремляется вниз, туда, где касаются ладони старшего, уходит Вергилию. Напряжение в нем падает, словно второй сосуд уравновешивает баланс, и все переключается на эту связь. — Хорошо, — спокойно говорит Вергилий, будто отмечает правильную работу какого-то механизма. Данте хочет огрызнуться, но только шумно выдыхает, прикрывая глаза. По загривку и предплечьям у него бегут мурашки. — Хорошо, — повторяет старший уже мягче. Это все злит. Вергилий пытается им управлять даже сейчас. — Да пошел ты… ты все еще бесишь меня, — Данте крепко сжимает чужие запястья, но сила, качнувшись, просто перенаправляется ему в ладони. Он хочет оттолкнуть, только проклятый резонанс так пьяняще их связывает, что Данте поддается, и их силы смешиваются, перетекая одна в другую. — Я знаю, — говорит Вергилий на выдохе. Его сговорчивость настолько нехарактерна, что Данте теряется, а старший добавляет совсем негромко, — я просто хотел… я хотел быть рядом с тобой. — Что? — Данте поворачивает на него голову, не веря тому, что слышит. А потом понимает, что Вергилия ведёт: тот вдруг упирается лбом ему в плечо, его пальцы, сжав, соскальзывают с его боков, и связь между ними обрывается. В следующий миг у старшего подкашиваются ноги, и он падает на него. Ошеломленный, Данте успевает подхватить его за пояс, удержав. — Ты что?.. — свободной рукой он поднимает его лицо за подбородок, но глаза у того закрыты. — Эй! Да, какого… — Данте встряхивает его, затем наклоняет ухо ближе к чужим губам. Старший дышит, и его сердце бьется, но он опять лишился сознания, — да, черт возьми, Верг… *** Данте перебирает старые книги весь день. Солнечный луч двигается по холлу, отсчитывая время. Тексты о порталах в верхний мир, о контрактах с демонами, гравюры, изображающие Мундуса: бородатый старец с огромными крыльями. Но он не нашел книги, что объясняла бы метки и беспробудный сон у полудемонов. Более того, многие тексты отрицали возможность человека зачать от демона в принципе. Кто-то еще проверял, что ли? Он пытается вызывать резонанс, но ничего не происходит — вероятно, он не умеет направлять свою силу. Порой ему кажется, Вергилий перестает дышать совсем. Злость на брата перемешивается с отчаяньем. Если этот ублюдок решит умереть, он будет в бешенстве. Он не ел двое суток, но даже не заметил этого. Лучше бы Вергилий вообще не возвращался. Лучше бы Данте не знал, что он жив. Проходить это во второй раз слишком для него. Гребанный мудак. Он засыпает на первом этаже, а просыпается среди ночи — в темные окна заходит полная луна. Данте вытягивается сонно, с колен у него падает книга, и он проводит ладонями по лицу. Во всем доме стоит полная тишина. Когда он поднимается проверить старшего в спальне, первое время он не может сообразить, что произошло. Постель пуста. Синий плащ, обувь — все там, где было, но Вергилия в комнате нет. Данте мгновенно оказывается у окна, но оно закрыто. Лестницу вниз он преодолевает за два прыжка. Брата в доме нет. И Ямато со стола пропал. Да что б тебя. Поспешно Данте натягивает футболку с длинным рукавом, забрасывает на плечи кобуру с пистолетами и вылетает на улицу. Он может найти брата с той силой, только так психует, что концентрация дается не сразу и держать ее тяжело. Ему будто снова пять, и он учится балансировать на бревне. Но след Вергилия он находит. Цепочка блуждающих огней тянется друг за другом: некоторые рядом, иные на расстоянии. Брат прыгает в пространстве, и, к счастью для Данте, не слишком далеко. Город пуст. Он может идти прямо посредине некогда оживленной проезжей части. Трещинами покрыты фасады старых домов, уличные фонари гудят и мигают, работая через раз, нет людей и шума ночного города. Он слышит выстрелы, как будто оказался на войне, и грохот, словно что-то рушат. Какого черта Вергилий ушел, ничего не сказав? Он сделал за утро лишь пару шагов. Или он снова обратился? Данте идет за огнями и чувствует себя как в дурацкой сказке, где дети бросали хлебные крошки на дорогу. И, разумеется, блуждающие огни приводят его к домику ведьмы — огромной башне. На подходах оцепление и суета. Множество людей, техника и военные фургоны. Прожектора подсвечивают древнюю громадину с разных сторон, и где-то шумит лопастями вертушка. След ведет прямо к башне, минует кордоны длинными скачками, а затем огоньки проходят ворота и исчезают внутри. Ну, превосходно. Если он обратится демоном, его выхватят прожектора. Он не уверен, что его броня выдержит автоматную очередь, а от такого количества свинца скорее всего вырубит и его. Едва он сможет выжить, если они снесут ему голову. Его брат прошел, но Вергилий скачет в пространстве, Данте может не успеть. Значит, надо иначе. Таскать в руках Мятежник он не любит — двуручник не то, что удобно носить на поясе, но сейчас он ему понадобится. Меч приходит к нему быстро, Данте забрасывает его на плечо и уверенно ныряет под первое заграждение. — Куда?! — А ну стоять! Не положено! — Гражданских не пускать! Какого… На него моментально все оборачиваются, люди бегут наперерез, окликая, но он даже не останавливается, проходя вперед так уверенно, как будто никого вокруг не существует. Пока не доходит до последнего круга оцепления, где ему преграждает дорогу здоровый детина в тяжелой каске. — Куда, блядь?! Где пропуск? Какое подразделение?! — рявкает он. Людей системы Данте ненавидит. Как и любую структуру, как и любой режим. Но его догоняют другие, обступая, и он вынужден остановиться. — Охотник на демонов по контракту. Направили сюда, — он врет легко, поднимая подбородок. — Кто направил? Где документы? — не унимается «каска». О, ну, разумеется, они же ничего не могут решить, пока у них не будет четкой инструкции. — Мой агент занимается всей бумажной работой. Я нихуя в этом не понимаю — моя задача убивать демонов, — люди вокруг него насмешливо хмыкают, кто-то ругается. — И что, блядь?! Я теперь должен пускать любого, кто хочет погеройствовать? Сколько тебе лет, мальчик?! На тебе ни защиты, ни нормального снаряжения! Ты с этой железкой собрался идти на демонов? Ты его поднять-то можешь? — Каска небрежно тыкает мозолистой рукой в Мятежник под одобрительный гогот рядом. — Я должен мотаться из штаба по городу туда-сюда?! Можешь поговорить с моим агентом, он все подписывал. Сказал, что направляют срочно, а теперь я теряю время! — если этот мужик сейчас съездит ему по зубам, Данте не удивится, но тратит время впустую, а с ним и терпение. Кто-то в толпе рядом грязно ругается. — Вы, наемники, все такие языкатые, но как до дела доходит, съебываете первыми, потому что никто из вас подыхать не хочет. И в штабе у них окончательно заплыли мозги, что они присылают мне мальчишку?! Кто агент?! — Энзо Ферино. — Блядь. Это тот итальянец, которого невозможно заткнуть? — отзывается кто-то из группы. — Он самый, — Данте поворачивает голову на говорящего — какие же они все одинаковые в этих касках и форме. — Пиздец, — продолжает невзрачный, — находиться с ним рядом — пытка, он занимает собой все пространство, хотя такой мелкий… погоди. Ты, что ли, тот мечник, который один продержался рядом с башней? — Я. Видишь, меч при мне. — Блядь. Парни. Это тот самый! У тебя тоже какое-то итальянское имя… что за макаронники собрались. — О тебе судачит полгорода, — возвращает к себе внимание Каска, — я думал, это какие-то небылицы. Но другие твои дружки наемники, захлебываясь соплями, уверяли, что ты один удержал сотню демонов. Данте поднимает взгляд на миг. Как же они его все заебали. — Не знаю. Я не считал, — безразлично пожимает он плечами. — Я не верю в эти сказки. У меня некоторые бывалые парни готовы наложить в штаны от этих уродов, а ветераны складывают головы один за другим. На тебе ни царапины? В тонких тряпках? — Пропусти меня. Я покажу тебе, как я это делаю. — Да мы тут все не против посмотреть. Только у нас проблемы поважнее, — Каска думает некоторое время, затем все же кивает, — ладно. Людей не хватает. Я выясню в штабе насчет тебя. Охотников собирает Майлз. Эй! — он зычно окликает кого-то из толпы, — Майлз! Пойди сюда. Группа расступается, пропуская названого, Данте не утруждает себя запоминать его внешность — они все для него на одно лицо. — Где снаряжение?! — пришедший начинает как по шаблону, — я не выпущу так. Это что, меч? Ты ебанулся, в контактный бой с ними вступать?! — Остынь. Это тот, о котором все говорят. Мечник. Если они, конечно, не пиздят, — отвечает первый. — Да ну? Этот?.. — он смеряет Данте еще одним оценивающим взглядом, — один лучше другого. Толку все равно нет. Наемники, — последнее слово Майлз выплевывает, — ладно, пойдем. Нам все равно ждать подкрепления. Майлз делает небрежный жест рукой и двигает в сторону металлическое ограждение, пропуская вперед. — Демоны появляются из башни? — спрашивает Данте для формальности. — Скорее, они все к ней стекаются. Эта гребанная башня — настоящая загадка. Я бы, нахер, ее подорвал. Но высокие умы из штаба считают, ее нужно исследовать. — Город эвакуировали. И когда это закончится? — Да спроси что полегче. Откуда мне-то знать? Наверно, пока демонов не станет меньше. А их не станет, пока эта проклятая штука торчит здесь. Вертушку пробовали посадить на вершину — площадка там просторная, круглая. Так там какие-то аномалии! Все приборы сбоят, наши парни чуть не разбились! Человек болтливый, Данте слушает в пол-уха, глядя, как мелькают зигзагами блуждающие огоньки. Вергилий задержался здесь. Он перемещался по пространству у входа: валяются ржавые косы бездушных, обрывки их тряпья. А затем он видит свежую кровь на земле. И замечает тела, накрытые черным брезентом. — Что здесь произошло? — Это и есть одна из наших новых проблем, — Майлз морщится замедляясь рядом с телами, — мы с парнями зачищали периметр от этих тварей с косами. Мы уже привыкли к этим тварям с косами. Они, сука, те еще уебки, но хотя бы предсказуемые. Главное, держать их на расстоянии выстрела и не лезть на рожон, а тут появилась новая тварь. — Какая? — Новый вид! Мы вообще не поняли, откуда, он, блядь, взялся. Огромный, больше этих ублюдков, крылатый, черный весь. Сука, как с картинки… — И что дальше? — Данте поджимает губы, представляя, о ком речь, и что могло быть дальше. — Он начал кромсать демонов поменьше. Пиздец, как они все сцепились! У него что-то в руках мелькало. Меч. Да, скорее всего. Потому что он двигался так быстро, что мы не успевали рассмотреть! Эти тупоумные так визжали, но не могли ранить его. Но ты понимаешь, что это значит. Он расправится с уебками поменьше, а потом возьмется за парней. Ну, мы и открыли огонь по нему… — Вы стали стрелять по нему? — быстро переспрашивает Данте. След блуждающих огней теряется в башне, значит, Вергилий смог отсюда уйти. Но насколько далеко. — Блядь, конечно! — взволнованно продолжает Майлз, — кто-то назвал его черным ангелом из-за крыльев, я называю его ебанным прыгуном. Потому что эта проклятая тварь телепортируется! Ты прикинь! Не смотри на меня, как на сумасшедшего, спроси других. Он исчезает и появляется вообще в другом месте. Мы задели его, точно тебе говорю, по нему разрядили очередь. Так он развернулся и прошел через моих ребят как электрокоса по сорнякам! Никто нихуя не понял, а через мгновение… — он замолкает, набирая воздух, — парни несколько секунд стояли, а затем рухнули как подкошенные. Он разрубил их целиком. Ровными, блядь, полосочками! Данте смотрит на уходящую вверх башню, стараясь не думать. Отключаясь от образов. — И что дальше? — бесстрастно спрашивает он. — О… — кривит рот Майлз, — дальше еще интереснее. Пойдем, посмотришь сам. Он поднимаются на возвышенность и проходят распахнутые врата. Внутри огромный зал, освещаемый призрачным светом. Пар вырывается изо рта, в зале холоднее на пару десятков градусов, а затем он видит то, о чем ему говорила Алиса. Исполинский трехглавый пес: огромные лапы с когтями длиной с кисть взрослого человека, мощный корпус, перевитый мышцами. Тело его в ледяных корках, цепи крепятся к трем ошейникам, и все пространство под ним покрыто льдом. Тварь мертва: вытянуты вперед лапы, две головы отрублены, в третью, что находится в центре, по самую гарду вогнан Ямато. Красиво белеет оплетенная рукоять. Демон оставил свой меч небрежно, будто напоказ. Победитель, который не утруждает себя носить что-то в руках. Хотя, скорее всего, демону просто наплевать. Он не думает ни о чем, движим инстинктами. Зачем он убивает бездушных и этого высшего, Данте не понимает. Блуждающие огни разбросаны по всему залу, но цепочка минует огромного пса и уходит дальше. — Мы не могли подступиться к этой трехглавой псине сутки, — говорит Майлз, — его цепи были слишком длинными, он мог бродить по залу. Нужно было уложить его, и не обрушить полбашни, конечно… когда мы увидели, как этот чертов телепортер сражается с ебанной псиной, мы все порадовались, что телепортер не заинтересовался нами. Хорошо, что он убивает демонов. Но что-то мне подсказывает, он не на нашей стороне. И когда он решит, что демонов убивать ему больше не интересно, где гарантия, что он не переключится на нас? Я думаю, тогда нам придет пиздец. — Не переключится. Я разберусь с ним, — спокойно говорит Данте. — Ха. Самоуверенности тебе не занимать. Видишь, все стены заморожены? — Я слепой, по-твоему? — Трехглавый щенок обращал все пространство вокруг себя в лед. Он устроил здесь ебанную Антарктиду, но этот проклятый прыгун все равно его завалил, — Майлз качает головой, — эту крылатую тварь не захлопнуть в ловушку, не связать цепями, если он постоянно исчезает. Псина его потрепала, может, он прошел дальше и сдох где-то. Это был бы лучший вариант для нас, конечно… Вокруг цербера возятся люди. Он узнает некоторых охотников, военные здесь же. Один из мужчин берется за рукоять Ямато, с силой тянет его вверх, но меч не поддается. Тратить здесь больше время Данте не собирается. Он уходит легко, все слишком поглощены цербером, его исчезновения не замечают. След петляет, вьются коридоры будто из его снов, но на вершину не ведут. Он оказывается внизу — там, где все и началось. Знакомый зал, огромная печать вырублена в полу, а в центре алтарь и Грань Силы. Кругами от меча расходится энергия, точно он камень, брошенный в воду. Слабым металлическим звоном отдается каждое колебание. И кроме этого в зале не слышно ничего. Тела Алисы и странного человека исчезли. На печати валяются лишь лохмотья голубого платья. Его брат тут же, сидит рядом с алтарем. Когда Данте поднимается, тот вскидывает на него голову, а затем поднимается. Вергилий по-прежнему демон, одно из четырех крыльев безжизненно висит, на другом пулями изорваны перепонки. Маслянисто на черной броне блестит кровь — либо цербер, либо военные пробили его панцырь. Демон смотрит на него, но напасть не решается — либо слишком слаб, либо ждет чего-то. — Не дается? — спокойно спрашивает Данте, имея в виду Грань силы. Он идет к центру, забросив Мятежник на плечо. Вергилий следит за ним, подбирается, переставляя мощные лапы, но остается на месте. Хотел ли демон силы или открыть себе портал, чтобы вернуться в верхний мир, Данте не знает, и ответов ему сейчас никто не даст. — Ты опять создаешь кучу проблем, да? А я думал, бунтарь у нас в семье я, — Данте останавливается по другую сторону от алтаря, смотрит на отцовский меч, а затем снова на своего брата. Серебряные глаза следят за ним, но человеческого там по-прежнему нет. Он мог бы убить его сейчас. Хороший человек на его месте поступил бы так. Его брат, воспитанный демонами и демоном же являющийся, чтобы себе не думал, опасен в бессознательном, а в сознательном опасен еще больше. В нем ни раскаяния, ни сожаления. Он оставил город в руинах, и в мир чуть не шагнула бездна с человеческим лицом. Демон устало опускается обратно — видимо, стоять ему тяжело, и его раненное крыло ломаными линиями падает на пол. Данте подходит к нему ближе, снимая с плеча меч, и Мятежник коротко ударяет острием о каменную печать под ногами. Запутанный в себе, бессердечный, с идеями, что жизни других значат не больше усилия, с которым он делает замах мечом. Разочарованный в мире людей, в мире демонов. Сейчас он хочет мир спасти, а завтра придет к выводу, что он ему не нужен. Демон поднимает голову с тяжелыми рогами, глядя на него снизу вверх. А затем протягивает руку в черных латах, касается его пальцев. У них нет ничего общего. Совершенно. Но его собственная ладонь меняется от прикосновения. Сила идет выше, выделяются гранями запястные кости, и чернота расползается по его коже как разлитая в воде краска. Он в ответе за свою семью. Хороший человек не стал бы колебаться. Хороший человек бы убил. Но он не хороший, и едва ли когда-то станет. Он так же эгоистичен, как и его брат. Выбирает чудовище, потому что больше не хочет мира, в котором он один. Потому что он его единственная семья, и лишиться его страшнее, чем видеть тела убитых им людей. Данте бежал от привязанностей с тех пор, как понял, что никто не спасет его из приюта, кроме него самого, а теперь увяз в путаных чувствах. И к кому! Собственному брату. Демон подается вперед, упирается лбом пониже его груди. Такой ласковый, когда у него нет сил драться. Очень трогательно, зубы сводит. Данте опускает руку в карман и достает амулет с красным камнем. Тот покачивается на золотой цепочке, и демон тут же переключает на него внимание, следит за движением глазами как кошка за игрушкой. — Вставай. Идем. *** Вергилий возвращается в человеческий облик с рассветом. И, изменившись, теряет сознание. Хотя, Данте думал, он отключится еще в облике демона — раны на нем не заживали, ломаное крыло волочилось по каменным плитам, и он часто останавливался, пытаясь сесть на пол. Данте ему не давал. Он довел его до самой вершины — видя амулет, демон следовал за ним. Он не ждет, пока граница света доберется до верха башни, перетекает в свою демоническую форму и подхватывает брата на руки. Рядом с Вергилием менять облик легко. Управлять силой, чтобы зависать в воздухе, Данте не умеет, но размаха крыльев должно хватить, чтобы планировать. Он быстро шагает вперед, с силой отталкивается и прыгает вниз. У него даже сомнения нет, что не получится. Ветер ударяет в лицо, шумно распахиваются огромные крылья, поднимая вереницу искр, и восходящие потоки подхватывают его на огромной высоте. Что-то захватывает в груди, сила, качнувшись, будто реагирует на Вергилия, которого он прижимает к себе, но стремительный полет перебивает все. Он складывает крылья, и они уходят в свободное падение, за воем ветра ему чудится гул пламени, но оглядываться ему не интересно. Он разворачивает черные крылья и ловит потоки вновь, почти играясь, плавно снижаясь кругами. Демоническое тело ощущается так, будто он был таким с рождения, полет таким, будто он делал это всю жизнь. Данте никогда не любил вникать в учебу; схватывать все инстинктивно, каким-то чутьем, будто само собой — это его талант. Огромные когти жестко впиваются в крышу, разбиваются старые черепицы на скатной крыше, но плевать, из оцепления они выбрались. Военные патрули на улицах он избегает, каких-то редких людей из оставшихся горожан тоже. Домой Данте возвращается, когда солнце уже добирается до окон первого этажа. Сквозняки гоняют страницы открытых книг, сбрасывают барахло с его стола. Он опускает Вергилия на один из диванов. Его брат очнется: если все будет, как вчера, он обязательно проснется позже. Данте принимает душ, перебирает книги, пытаясь отыскать в них хоть что-то. Затем отвлекается, принимаясь разбирать и чистить свои пистолеты, сидя прямо на полу у дивана. Вергилий приходит в себя позже, чем вчера. Он перекатывается на бок, задевая Данте коленом, открывает глаза: белки в них целиком затоплены чернотой, радужка светит стальным оттенком. Данте смотрит на него, не зная, что от этого ждать, но старший, очевидно, в себе. Он моргает медленно, словно, пытаясь настроить зрение, затем садится, опираясь рукой о диван. — Я, кажется, был на втором этаже… — говорит он. Данте молча рассматривает его целиком. Безрукавка на нем распахнута, чернота на груди и расползающиеся линии будто стали глубже, ярче. — Нет, — говорит Данте после паузы, — у нас проблема. *** Вергилий сидит на полу первого этажа, подогнув ногу, и рука его быстро выводит линии — он чертит новую печать. Знаки и окружности выходят такими же твёрдым, как и раньше, хотя он торопится, будто боится не успеть. — Что с тобой происходит? — Данте бросает это так же буднично, как вопрос, будет ли Вергилий свой бездушный кофе. Младший сидит на диване по-турецки, пистолеты он разбирает и собирает по кругу второй раз. В этом уже мало смысла, но Данте не задумывается. Спина у Вергилия напрягается, он к нему не поворачивается, продолжая чертить, но отвечает в таком же тоне, почти копируя интонации. — Мундус изменил баланс силы внутри. Мне сложнее оставаться человеком. Дивно. Если бы их голоса остались одинаковы, можно было бы решить, Данте говорит сам с собой. — И что? Каждую ночь ты будешь превращаться, а днем спать? — затворы и пружины успокаивающе щелкают в его руках, Данте смотрит только на свои пальцы и оружие в них. — Вначале да. Потом я перестану возвращаться в человеческий облик. Пальцы у Данте на миг замирают. — Тебя это устраивает? — Нет, — в голосе старшего наконец улавливаются какие-то чувства, он ведёт очередную линию особенно резко, — если я отключусь, перенеси меня сюда. Если я сбегу от тебя, вылей своей крови, я не смогу игнорировать призыв. — Почему? — Потому что у меня одни инстинкты, — он медленно поднимается на ноги, машинально отряхивая руки от мела, и перешагивает круг. — Ты вышел, — ровно констатирует Данте. — Нужно дописать мое имя твоей рукой. Сможешь выпускать меня сам. — И оно удержит тебя внутри? — Должно. Данте смотрит на брата, его бледную кожу и залитые темнотой глаза. Он как будто осунулся, стал тоньше. — Что нужно сделать, чтобы это остановить? — Искупать меня в крови младенцев, — старший кривит губы, прикладывая пальцы к переносице. Длинная челка, путаясь, падает ему на лоб, — я пока не знаю. — А как узнать? — Книги… — Я перебираю эти книги уже сутки! — резко перебивает Данте, повышая тон, — что нам делать?! Вернее, что делать мне? Вергилий не отвечает сразу, но почему-то его лицо смягчается, он выдыхает, меняя наклон головы. Как будто, чем больше злится Данте, тем спокойней становится он. — Я найду выход, — говорит он уверенно. Но он все делает с таким лицом, особенно, самые грандиозные ошибки. — Ты уже нашёл, — Данте раздраженно возвращается к оружию, — и я бегаю по городу за огромной злобной тварью. — Вроде бы тебя тварь не трогает. — Да ты что. Просто мы встречаемся, когда у тебя не хватает сил. Вергилий хмыкает, а затем уходит в душ. Данте приносит ему свежую одежду, ждёт, бессмысленно перебирая страницы очередной пыльной книги. Сосредоточиться сегодня не получается, в голове постоянно крутится то, что ему сказал брат. Что ему делать, если в один из дней он не проснется человеком? Старший выходит из ванной. Данте дал ему другие штаны и тонкий свитер, намеренно подранный по низу. В широком вырезе на груди видны черные линии, поднимающиеся к горлу. Не дойдя до дивана пары шагов, Вергилий отключается, рухнув на пол.