Сквозь Мрак

— Опасно оставлять заключённых в темноте, не находишь? — огонек зажигалки рассекает мрак. В свете пламени Уилсон успевает на мгновение увидеть лицо Хауса, однако разглядеть его толком не получается, огонек в мгновение ока гаснет. — Кто знает, что могут натворить двое взрослых мужчин в кромешной темноте, — Хаус ловко спрятал потухшую зажигалку где-то в кармане. — Как ты… — Секрет фирмы. — небрежно сказал Грег. Хаус. Живой. Несмотря на слабость от недоедания и боль от побоев, Джеймс находит в себе силы подняться на ноги. Скоординировать движения получается не сразу — его тело старательно отвергает попытки принять вертикальное положение, сначала Джеймс садится на четвереньки, упираясь ладонями в бетонный пол — кровоточащие раны на них моментально начинают ныть. Пощипывает. Стараясь действовать как можно осторожнее, он плавно поднимается на ноги, ощущая, как сердце начинает стремительно прокачивать кровь. Пошатываясь, он ощупывает тьму руками вокруг себя, будто надеется, что в непроглядном мраке есть, за что уцепиться. Неожиданно ладонь касается предплечья. Пальцы ощупывают ткань пиджака, будто не веря, что Грег рядом с ним, Джеймс на ощупь касается его второй рукой. Ладонь оказывается на плече. Он утыкается носом в шею мужчине, чувствуя как тот вздрагивает. — До сих пор не верится, — отрывисто произносит Уилсон. Резкий подъем на ноги отозвался головокружением в голове, — Я уже думал, что у меня галлюцинации. Он тяжело дышит, пытаясь совладать с собой. Кромешная тьма обволакивает со всех сторон, ориентироваться в окружающем пространстве практически невозможно. Ему кажется, будто лишь они стоят на месте, а всё вокруг них вращается, мужчина прикрывает глаза и сильнее прижимается к Грегу, вцепившись руками в него. — Голова… — шипит Уилсон. Он сделал глубокий вдох ртом, стараясь справиться со своими чувствами. Гнев вновь завладел им. Безответная ярость на себя за бессилие и покорность поднималась в нем, будто лава вверх по жерлу вулкана. О, нет, Уилсон злился не только на себя: на больничный персонал, который одобрил перевозку пациента, зная, что у них дерьмовая реанимация, на пациента, который выбрал глушить свои проблемы большими дозами психотропа, на Клэр, которая, видимо, решила припомнить ему его проступок, и дала против него показания, на Кадди, которая подтолкнула его на эту чертову сделку с совестью, и на Хауса. «А ведь это он виноват, » — начал размышлять Уилсон в запале чувств, мысли неслись резвыми птицами одна за другой, многократно усиливая в нем злость, — «Если бы не его побег, то наверняка никто бы не пострадал — ведь именно Грег стоял за созданием викодина, которым планомерно травил себя мой пациент. Кадди говорила, что в Первом настоящая катастрофа.» Захотелось схватить Хауса за лацканы пиджака и громко заорать ему в лицо, в курсе ли он, что натворил? Рассказать о том, что и он оказался по вине Грега в этой тюрьме, залепить ему пощечину, в конце концов. И сорвать к чертовой матери всю конспирацию. Джеймс сжал зубы. Будь он верующим, точно бы напоминал себе каждое мгновенье, что всё происходящее есть ни что иное, как испытание от каких-либо мифических, однако о религиях старого мира он знал лишь из книг. Главной и, похоже, единственной религией Города были деньги — и даже тут Уилсон оставался атеистом. Захотелось громко закричать — выместить все накопившиеся в нем эмоции. В сознании на мгновение возникает черный провал, словно темнота окружающего мира проникла в его черепную коробку сквозь ноздри и глазницы. Он обнаруживает себя срывающимся на хрип, но не перестающим кричать. Горло болит от громкого ора, межреберные мышцы и лёгкие отзываются физической болью на боль душевную. Первой реакцией становится испуг — его крик эхом разносится по тьме, уходя куда-то вглубь бесчисленных коридоров. Затем его начинает тошнить. Чувство распирания в животе растет с каждым мгновением, Джеймс рефлекторно закашлялся. Может, ему действительно станет легче, если он… Завершить мысль в голове он не успевает, из желудка волной по пищеводу тут же начал двигаться кислый сгусток. Разжав на мгновение пальцы и повернув голову вбок, Уилсон сделал шаг в сторону. Рвотные массы, обжигая глотку, вырвались изо рта на пол. Уилсон не видел, куда его вырвало, однако надеялся, что ни капли не попало на Хауса. Он хватает ртом воздух, ощущая на языке кислый привкус. Металлическая штанга пирсинга со стуком касается зубов. — Хаус? Ты здесь? — охрипшим и дрожащим голосом окликивает его Джеймс. — Здесь-здесь, — он обнимает Джеймса, позволяя ему обвить руками свою шею. Согнутыми фалангами пальцев Грег проходится вдоль позвоночного столба по шее, касаясь кожи. Уилсон закрывает глаза, тело прошибает дрожь. — Прости, сам не понял, как это произошло. — Джеймс кашлянул, пытаясь избавиться от хрипа. Все-то он прекрасно понимает. — Тебе надо сесть, прополоскать рот водой, — руки Хауса скользят ниже, оглаживая его торс. Уилсон выгибается, позволяя рукам мужчины изучить его тело. — Кажется, я испачкал тебе пиджак, — шепчет Уилсон, — Кровью… — Плевать, — дыхание Хауса опаляет его левое ухо, и он вздрагивает — именно в нем находится прослушивающее устройство. Они делают несколько медленных шагов к лавке. Уилсон держится за предплечье друга правой рукой, стараясь ступать осторожно — каждый шаг отдается пульсацией в голове. Грег хромает — Джеймс чувствует это по тому, как дёргается вверх подставленное ему предплечье. Он полощет рот водой и сплевывает. Неприятный привкус во рту затухает. Питьевая вода льется на его ладони, смывая кровь. Стряхнув излишки влаги с рук, Уилсон садится на лавку. — Что с тобой? — выдыхает Джеймс, привалившись спиной к стене, — Раньше же такого не было. Голодный желудок вновь даёт о себе знать громким урчанием и болью. — Раньше же люди спокойно совершали трансатлантические перелеты и много чего другого, — передразнил Хаус, — Чур я первый задавать вопросы. Произошедшего минуту назад будто и не бывало, Хаус быстро возвращается к привычному саркастической у тону речи с нотками издёвки. Кроме того, он ловко увиливает от вопроса о хромоте — похоже, случившееся для него — тема болезненная. Джеймс не спешит бередить его душу расспросами о ноге, зная, что этим ничего не добьется. — Никогда бы не подумал, что ты окажешься в особом отделе. Колись, как ты умудрился загреметь в тюрячку? Нет, подожди, позволь мне угадать. Неужели ты загубил пациента? Ставлю сотню, что им был твой отец. Сперва ему хочется стукнуть Хауса, да побольнее, однако потом он понимает, как же сильно скучал по злым шуткам и острословию. Бывало так, что при встрече вместо приветствия он слышал от Грега вопрос: — Ну, что, сколько престарелых генералов и полковников ты хотел огреть по затылку стулом за эту неделю? А ведь порой и правда хотелось. Казалось, что Хаус знает тонкости работы в приемном отделении гораздо лучше его, хотя сам едва ли не прописался на постоянное жительство в исследовательской лаборатории. — Так, дай-ка подумать, троих точно! Один при мне, видимо, не поняв, куда его привели, стал спускать штаны. — Тебе? Не стоило носить ту хирургичку с глубоким вырезом, Джимми, — он наигранно вздыхает, — Как знал, не надо было отпускать тебя в это гнездо разврата, куда смотрел твой отец… Теперь не только медсестры пытаются забраться к тебе в трусы, но и пациенты! За это замечание он получает ощутимый тычок локтем под ребра. — Себе, а не мне. У него в анамнезе Альцгеймер, вероятно, он подумал, что попал на прием к проктологу, кстати, ложился он действительно в отделение колопроктологии, — терпеливо объяснил Уилсон, разведя руками — Благо, сиделка, приехавшая с ним, быстро пресекла это. — Ты хотел ударить больного Альцгеймером? — Грег театрально прикрывает рот ладонью, — Боже мой, Джимми… — Фигурально выражаясь, — он резко опускает руки вниз с глухим хлопком, вкладывая в него всё возникающее раздражение, — Когда сутками дежуришь, и не такое захочется. — Ну и какова стариковская задница на вид? На что похожа? — хищно улыбнулся Хаус. Уилсону хочется в ответ сказать какую-нибудь обидную колкость, однако это не по правилам их игры. Дать идиотский ответ на идиотский вопрос легко — «на твое лицо, например», а вот с последствиями придется разбираться долго, сидя в уборной и страдая от того, что мстительный Грег подмешал слабительное в еду, или обнаружив вместо пены для бритья монтажную ещё полдня деликатно отделять застывшую желто-белую корку от своего лица. — До этого не дошло. Грег состроил обиженную мину. Как будто ему и правда было дело до того, что Уилсон лишился возможности увидеть чью-то дряблую пятую точку. — Из всех задниц, что я повидал, а видел я их немало, твоя мне нравится больше всего. — примирительно сказал Уилсон. — Наверное, таких слов нет, чтобы описать, как я скучал по тебе и твоим шуткам. — честно ответил Джеймс, — Где ты был все эти десять лет? — Эй, не переводи тему, — возразил Хаус, — Я всё ещё жду ответа на свой вопрос. — Я никого не убивал, — на глазах мгновенно выступила предательская влага, сморгнув слезы, Уилсон продолжил, — Ко мне поступил викодиновый наркоман, который находился на грани вегетативной комы. Бригада скорой помощи сделала ему инъекцию налоксона, но, вероятно, эффект от неё был слабый. У него очень быстро начала падать сатурация, был очень большой риск развития гипоксии, решено было интубировать. Я ушел за набором для интубации, медсестра, с которой я работал, осталась с ним. Клэр должна была поставить ему капельницу, и, знаешь, что случилось? Он рвано задышал, бороться с подступающими слезами становилось всё сложнее и сложнее. — У него начался приступ психомоторного возбуждения, возможно, реакция на установку катетера. Я захожу, — его голос задрожал, — Я захожу… А он душит Клэр! Тяжело дыша, он со всей силы вмазал кулаком по бетонной стене. Хуй его знает, какие силы послали ему данное испытание, но шансы на то, что он переживет данный опыт, таяли с каждым днём. Выйти сухим из воды, пожалуй можно. А вот вылезти сухим и чистеньким, при этом не наглотавшись дерьма, из выгребной ямы, в которую его любезно затолкнул бывший товарищ, пусть и неосознанно, вряд-ли удастся. Может, Грег на самом деле заслуживает того, чтоб оказаться у стенки и глядеть в дуло пистолета особиста. Допустив эту мысль, Джеймс не на шутку испугался. — Пришлось спасать медсестру, она уже синеть начала. Толкнул в грудь рукой пациента, тот отшатнулся, потерял равновесие, упал и ударился виском о железный шкаф. — эмоционально затараторил он. А, может, было бы лучше, если тот парень задушил её? Тогда бы его не посадили, и проходил бы он по делу как свидетель. — Ты сделал всё правильно. — на плечо ему легла рука, отчего он дернулся — стало противно и захотелось её скинуть к чертовой матери со своего плеча, — На твоём месте я поступил бы точно так же. «Конечно, блять. Поступил бы он точно так же. Да ты загубил сотни жизней, если не тысячи. Ты и твой сраный наркотик, » — Уилсон до скрипа стиснул зубы, пытаясь заглушить в себе новый приступ ярости. «Стоп.» — мысленная команда самому себе отдалась головной болью. Ещё немного и он, не сдерживая себя в приступе праведного (или не очень) гнева кинется на Хауса. Они же с ним как скорпионы в банке, а Кадди закрыла их сверху крышкой и смотрит в ожидании — кто кого одолеет. Стоит ли полагаться на информацию, которую озвучила ему Лиза? Отнюдь. Порой важно не само событие, а его интерпретация. Как ещё разбудить в человеке мотивацию к действию, если не эмоционально окрашенной историей? Что, если правительство вынудило Хауса сбежать? Прижало Грега к ногтю, как и его, выставило ультиматум и заставило сфальсифицировать собственную смерть? Знать наперед то, как будет выглядеть дальнейший горизонт событий, никто не мог. А что произошло, назад уже не вернёшь. Почему-то эта версия Уилсону казалось наиболее правдоподобной. А, может, он всячески оправдывает Хауса потому, что сильно морально привязан к нему и не способен даже на мгновение допустить, что любимый человек является преступником? Он забрался с ногами на лавку и прислонился щекой к холодному бетону, обняв себя руками за плечи. Отчаяние и страх окутывали его тонкой липкой паутиной. В отдалении забрезжил тонкой полоской свет фонарика. При виде охраны захотелось сжаться в комок и по возможности слиться с окружением. Джеймс кинул беглый взгляд на Грега через плечо и обомлел. Вот, что скрывала темнота — Хаус тогда быстро погасил пламя, чтобы он не увидел, как того сильно потрепала жизнь. — Черствый белый хлеб с небольшим кусочком масла, — констатировал Грег, придирчиво оглядев выданную охранниками пайку, — Уилсон, да нас сегодня балуют! Он бросил взгляд на Джеймса, вероятно, ожидая увидеть лишь его спину. Встретившись глазами с Хаусом, Уилсон сглотнул вставший в горле ком. Под голубыми глазами, выражавшими смесь лёгкого испуга и растерянности, залегали глубокие темные круги, от пребывания в заключении лицо его приобрело вытянутую форму, нос и скулы заострились на фоне ввалившихся щек — такую неутешительную картину Грег стался от него скрыть. Исхудавшее тело отбрасывало на стену и потолок длинную вытянутую тень, напоминавшую какое-то демоническое существо. Уилсон поежился и тут же отвернулся, ощутив укол совести. — Вас тут двое? — низкий басовитый голос показался Уилсону знакомым, отчего он мгновенно заволновался. Не поведут ли его снова на допрос? В ушах застучала кровь. Он посильнее вжался в стену, стараясь дышать как можно тише. Его же не должны повести в допросную, это просто раздача еды. — Да, я и мой друг, — Хаус изобразил улыбку, — Ещё пол буханки, пожалуйста. Друг. Слово резануло по ушам, что-то в груди болезненно сжалось. Даже спустя столько лет разлуки Хаус считает его своим другом. Может, он не мог дать о себе знать как раз таки потому, что не хотел, чтобы его нашли, и старался не подставлять под удар Уилсона? Если бы он был безразличен Грегу, стал бы тогда мужчина подставлять ему плечо и сейчас просить у полицейских половину буханки для него? Хаус не стал ему предъявлять претензии за испачканный кровью пиджак — вот уж на него не похоже. Странная догадка мигом посетила его, и как он раньше не понял довольно-таки очевидную вещь? Воссоединившись, они оба ведут себя весьма и весьма осторожно и трепетно, боясь потерять друг друга вновь. А, возможно, оба подсознательно понимают, что особый отдел станет им могилой. Вероятно, всему виной голод и кетоновые тела. Правду говорят, что от голодания человек тупеет. «Любовь — это когда он готов ради дополнительного пайка для тебя быть учтивым и вежливым.» — с иронией подумал Джеймс, вспомнив красочные вкладыши тонкой глянцевой бумаги из упаковок с дешёвой жвачкой, которые он, будучи подростком, коллекционировал. — Обойдетесь, — отрезал второй, тот, что держал фонарь, и сунул в другую руку Хаусу двухлитровую бутылку воды, — Это вам обоим на сегодня. — Ладно, воду не зажопили, — вполголоса проговорил Грег, когда луч фонаря утонул в темноте, а звуки шагов растворились в тишине. Однако они оба знали, что два литра воды на двух человек — это преступно мало. Он потряс бутылкой, подняв ее на уровень глаз. И что он пытался разглядеть в ней? — Вода в реке настолько чистая, что видно мусор, — он цокнул языком. Уилсон вяло жевал маленькие кусочки хлеба, чувствуя, как от долгого нахождения булки во рту возникает сладкий привкус. Взглянув на Грега, он удивился тому, что тот даже не притронулся к своему куску, что уж говорить о масле.