***
Непозволительно большое кладбище для столь мелкого городишки. Бесконечно длинные ряды могильных плит, издалека смешивающиеся в серое пятно с пёстрыми акцентами — цветами, принесёнными или высаженными родственниками. Мужчина — облачённый в тёмные одежды, с растрёпанными длинными волосами, какие обычно не носили представители «сильной половины человечества» — замер неподвижно над одним из надгробий. Точнее, сразу над несколькими, столь близко расположенными друг к другу. Выделяющийся непозволительно высоким ростом, он напоминал скорее Жнеца, чем простого человека, в чью жизнь так же могло ворваться горе. «Сато Ару» — значилось скромно на гранитном камне. — Ты всегда была такой упрямой, — произнёс визитёр, переведя взор на соседний памятник, — Прошло столько лет с тех пор, а я до сих пор помню лицо отца, когда он услышал твоё завещание. Мадара прикрыл глаза, вспоминая разозлённого Таджиму, что с огромным усилием совладал с собой, когда узнал, что почившая жена пожелала похоронить себя не просто в захолустном местечке рядом с сестрой, так ещё и выгравировать на могиле девичью фамилию, тем самым попирая, наверное, все возможные устои клана. — Хотя поделом ему. Самодовольный старикашка, — последнее, что произнёс мужчина, прежде чем взять долгую и очень затяжную паузу. Неутешительная картина. Тихое, безмолвное пристанище. Но если по приезде в город Мадара всегда был очень раздражён и сыпал ругательствами, то, стоило ему ступить туда, как гнев улетучивался, оставляя за собой небывалую отрешённость и глубоко-глубоко запрятанную грусть: он не хотел беспокоить мать даже после её смерти. «Мадара, ты будешь навещать меня?» — зачем же он тогда согласился: мужчина не знал. Хотел ли утешить умирающую родительницу или же дело было в чём-то ещё? Да и почему она попросила об этом его, а не Изуну? Они же оба любили её одинаково. Хотя, признаться честно, брат и без глупого обещания исправно выполнял свой долг: он, в отличие от старшего, всегда находил время. Да, кажется Ару очень хорошо знала своих детей, несмотря на то, что участвовала в их воспитании куда меньше, чем хотела бы… Когда Учиха возвратился из транса в реальность, небо уже потемнело: раньше серое, с плотным слоем облаков, теперь оно казалось ещё более мрачным — тягуче чёрным, — но по-прежнему очень печальным. Нашарив в кармане пальто ключ от тётушкиного авто, мужчина медленно направился назад: к образу «сильного мира сего», к бесконечной ругани с подчинёнными и новенькой дорогущей иномарке, что ждало его в столице. Хотя, быть может, он предпочёл бы ту старенькую машину?***
Ночь воцарилась в маленьком городке. Жители давно уже дремали в кроватях: завтра предстоит новый рабочий день, перед которым следует хорошенько выспаться, чтобы с новыми силами погрузиться в привычную рутину. И только Харуно Сакура, равно как и ещё пара дежуривших в больнице сотрудников, бодрствовала: на сей раз смена казалась какой-то бесконечно долгой и, если в самом начале дня девушка чувствовала себя замечательно, то сейчас её спасал только слабенький кофе со сладостями. — И всё-таки это лучше, чем тот противный эспрессо, который предлагала Микото-сан, — Сакура с блаженством пригубила вреднющий «три в одном», заедая его куском шоколадного батончика. — И нет, стервы, я не разжирею! — чуть повысила девушка голос, обращаясь в пустоту, но чётко представляя красновласую сороку Карин и коварную сплетницу Изуми. Как же круто было от возможности выругаться, хотя бы наедине с собой! Раньше Харуно не позволяла себе даже этого. Приторный батончик всё уменьшался в размерах, кофе — в объёме, а рабочая смена — в своей продолжительности. Ещё немного и Сакуру сменит очаровательный старичок Дзиро, работающий тут вторым хирургом. И тогда девушка очутится на пороге дома: махонького, довольно аляписто обставленного, но главное, что своего. Не двухэтажные апартаменты четы Учиха, не роскошный особняк отца и матери Саске, нет, просто её тихая гавань… Девушка уже воображала мягкость любимой синтепоновой подушки, как в кабинет ворвалась медсестра: — Сакура, срочно, у нас пациент! — медик выглядела встревоженной, что явно предвещало беду. — Что с ним? — сладости и прочие прелести жизни тут же оказались отставлены в сторону и забыты, словно их никогда и не было: Харуно, подобно актёру перед камерой, в режиме «врача» становилась другим человеком. — Боли в животе? В какой области? Какого характера? Анализы уже взяли? — Дорожно-транспортное. — Что? — она не могла поверить в услышанное. Обычно «срочные» случаи ограничивались несколькими самыми типичными вариантами, но чтобы такое… Да у них в городке аварий-то толком не было, не то что каких-то серьёзных последствий от них. — Пациент поступил в тяжёлом состоянии, у него… — девушка начала судорожно перечислять, и с каждым новым произнесённым словом Сакура всё больше хмурилась, пока, наконец, не поймала себя на мысли, что лицо исказилось в жуткой гримасе. — Мы не успеем. — Вы имеете в виду?.. — Мы не дотащим его ближайшего центра, где есть подходящая бригада врачей и оборудование. С такими травмами он просто не доживёт. Харуно глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь привести себя этим в чувство. — Оперировать будем здесь. Сакура не была уверена, что у неё получится: всё же каждый хирург специализировался на чём-то одном, хоть и имел общие представления о работе других отделов организма. Самое страшное — руки, которые механически точно повторяли выполненные сотни раз движения и которые попросту могли не справиться с незнакомыми органами. Но выбора не было: или принять все риски, или позволить пациенту умереть. Тогда девушка не представляла, что появление этого человека способно будет перевернуть всю её мирную жизнь.