***
— Что значит трофей? Сонджу действительно интересно, но сейчас задачей вопроса является также отвлечь Сяо Чжаня от наматывания кругов по гостиной в кухонном фартуке дизайна «от Ибо». Сам дизайнер должен был уже приземлиться и ехать сюда. За десять с лишним часов полёта он, вполне возможно, даже выспался — насколько это возможно. Но для Сяо Чжаня волнение с каждым часом только нарастало. — Что? — Трофей. — Кто? — Вот об этом я и спрашиваю. — А. — … — … — …И? — …А… Ну… Трофей… — Сяо Чжань, наконец, фокусируется на Сонджу, вздыхает с благодарностью и обессиленно падает в кресло. Он трёт переносицу, прикрывает веки. — Буквально — это поворот, разворот противника в бегство, можно считать и поворотным моментом в сражении — поворотным к победе. В итоге трофеем стали обозначать добычу, достающуюся победителю — то есть, полученную насильственным путём. В более широком смысле это основа таких слов как тропа, случай, встреча… Сяо Чжань снова замолкает — слово «возвращение» повисает в воздухе, и хотя Сонджу не уверен, что оно имеет то же основание, но Чжаня таки нужно возвращать. — Я прочёл то предисловие… Исток. — Да, я понял. — И как ты… Его прерывает мелодичный отклик замка и шорох открывающейся двери. Сяо Чжань подрывается с кресла, запинается о его бок и, пошатываясь, вываливается в коридор. Сонджу тоже было привстаёт, но потом решает не мешать воссоединению — прижиматься лицом к лицу друг к другу удобнее всего вдвоём. Из коридора доносятся приглушённые голоса, шуршание одежды, сумок, пакетов… «Цветы», — думает Сонджу и берёт самую крупную вазу, но потом решает, что столько бы Ибо просто не унёс вместе с сумкой и чемоданом — и оказывается прав: одной рукой Сяо Чжань обнимает охапку чего-то, названия большей части чего Сонджу не знает, а другой прижимает к себе Ибо, чья взъерошенная макушка сияет в неярком свете коридора ярче лампы. Ибо водит носом по шее Сяо Чжаня и что-то бормочет в неё, а Чжань смеётся от щекотки, и когда он чуть разворачивается к Сонджу, чтобы отдать цветы, на ресницах его блестят капельки слёз. Обниматься без цветов удобнее, но живот Ибо урчит, и Сонджу понимает, что задержка на пороге не продлится долго — не зря… было всё то, ради чего Сяо Чжань надевал фартук. Сонджу набирает воду в кухне, ещё раз оценивая великолепие праздничного стола, и относит вазу с цветами в гостиную. Там вспоминается прерванный диалог — но в ближайшее время явно будет не до этого. Он оставляет вазу на столе и выходит в коридор, где Ибо уже готов обняться и с ним. Сяо Чжань вытирает глаза тыльной стороной руки, улыбается блаженно, и его попытка сурового наказа идти мыть руки и садиться за стол разливается сахарным сиропом… которого в этом доме не бывает. Праздничное застолье сводится к кормлению Ибо и расспросам о поездке, тогда как он пытается вернуть фокус внимания к имениннику. Исчерпав все легальные и не очень способы, он таки решается на вопрос: — А что тебе подарила Марла? — Бо-ди… — Уверен, она не оставила твой день без подарка. — Бо-ди, мы же не общаемся… — Ну да, ну да, только ты всё читаешь, а она всё знает… Так что? — Ну… Я не уверен, что это… — Что? — Понимаешь… — Постараюсь, если расскажешь. — В общем, в каком-то смысле это тоже про рождение… — Это целиком про рождение, — решает помочь Сонджу, не оставляя Сяо Чжаню возможности и дальше тянуть, видя, как горят глаза у Ибо, — и опубликовано будет только завтра. — То есть, вы оба уже прочли — а я не в курсе? — Бо-ди, это сложная тема… Не самая праздничная. Ты вернулся из страны, где… В общем, мне бы не хотелось… м… разбавлять твои впечатления так… скоро. — Ты более чем разбавил их своими видео и фото — ты полностью уничтожил меня, смёл лавиной… — Бо-ди, ты же знаешь, для чего это… — Да, «для того, чтобы мы сегодня спокойно могли…»… И что? Это не отменяет их охуенности. Сяо Чжань вздыхает, поднимается и предлагает пить чай в гостиной. Сонджу понимает, что тот уповает на букет, за которым удобно прятаться во всех смыслах — тем более, что сам букет состоит из множества них. Тема, действительно, не самая весёлая, но Ибо не отстанет, да и ему самому интересно — так что… Да, он решает предать Сяо Чжаня и встать на сторону Ибо… который всегда на стороне Сяо Чжаня — особенно сейчас. Пока они с Чжанем приносят чай, Ибо прочитывает «Исток» и сидит, вперив пустой взгляд в букет и покусывая заусеницы на пальцах. — Гэ… А что значит трофей? Сяо Чжань щурится на Сонджу, но тот только разводит руками и садится напротив Ибо, готовясь внимать — так Сяо Чжаню уже не удастся спрятаться за цветами хотя бы физически. Тот оценивает жест, поджимая губы, и разворачивается к Ибо. — Бо-ди, ты действительно хочешь обсуждать это именно сейчас? Ибо смотрит несколько дезориентировано. С одной стороны — и правда интересно. С другой — и правда не очень весело. Но он знает себя — он будет теперь думать об этом, пока не найдёт решения, а хотелось бы посвятить всё внимание… другому. Но. Поэтому… — Да. Я хотел бы найти решение… Другое решение. А ты? — Ладно… — Мой гэ — самый великодушный! Ибо улыбается. Сяо Чжань страдальчески стонет, закатывает глаза и падает, раскинув руки, на диван. Потом собирается, приподнимается, усаживается, скрестив и поджав ноги, сосредотачивается и снова коротко вздыхает. Затем заворачивается в плед, хотя в комнате и так тепло. Ибо ужасно хочется его обнять, но… Но. — Трофей — это показатель насилия как доминантного качества человечества… на данный момент. На… очень долгий момент — практически на всю известную нам историю… Если не учитывать тех, кто не упомянут в ней. То есть, это доминантное качество для тех, кем и о ком написана история. В основной массе. Поэтому… Так или иначе кто-то всегда будет трофеем по тому или иному признаку — причем роли могут меняться достаточно быстро, так что нет смысла уповать на какие-то конкретные признаки, хотя есть, несомненно, более или менее… эм… чреватые, дающие повод для такой роли. Так что… Да, я считаю, что это не выход, хотя женщина, несомненно, более уязвима — особенно в период беременности и в принципе благодаря факту этой возможности. — Но ведь омеги тоже… — Омеги — тоже. — Значит, и омегаверс — не выход. — Не выход. Ибо крутит в руках чашку — чашечку, которая теряется в его ладонях, когда он закрывает её всю, складывая пальцы в бутон. — То есть, причина в том, что есть общая разница: существо, которое должно выносить и выкормить плод, должно быть более заботливым, а то, которое должно их охранять — более жёстким. И эта разница обеспечивает разнообразие… — Ибо хмурится, задумываясь. Сяо Чжань кивает. — Но именно благодаря разнообразию и возможна эволюция… Потому что если бы люди могли менять пол на время и по желанию, то жили бы мы сейчас, как улитки… Ибо задумчиво кивает, покусывая губу. Сонджу ищет на планшете информацию про смену пола у улиток. — А если бы, — Ибо вскидывает голову, в глазах вызов с толикой неуверенности, — ну, чисто гипотетически… Если бы женщины и мужчины различались только преобладанием разного типа энергий и соответственной этому преобладанию формой, но не способностью к зачатию, а зачатие происходило бы в той особи, которая этого хочет вместе с партнёром — и только по обоюдному желанию, достаточно сильному для трансформации тела именно для зачатия и вынашивания — тогда… Тогда нельзя было бы принудить забеременеть, даже если вынудить к формальному согласию — тело бы просто не могло… Ибо всё больше оживляется, щёки покрывает едва заметный румянец. — Нет, правда! Если бы люди сами могли решать, какой размер груди они хотят, какой размер члена и/или влагалища — и это могло бы меняться по желанию, в зависимости от настроения, типа общения или партнёра, с которым хочется играть ту или иную роль… А матка формировалась бы только при наличии однозначного обоюдного желания родить и вырастить ребёнка, учитывая условия… Сяо Чжань улыбается наивности предложения. — Мы бы тогда просто вымерли. Природа не зря штурмует нас гормонами, чтобы мы плодились вне зависимости от нашей оценки собственной готовности, благоприятности общих условий и партнёра в частности. — Но может именно поэтому беременность и ценилась бы значительно больше, и люди бы не рассматривались как расходный материал… — Мажет быть, может быть… Сяо Чжань уже открыто смеётся. Ибо хмурится. — Ну гэ, ну я серьёзно! — Серьёзно? Ты серьёзно хотел бы вынашивать ребёнка? — Почему сразу я? — Потому что а кто? — Ну, я не знаю… А ты? Ты хотел бы? Сяо Чжань фыркает, раскрывает плед, потягивается, встаёт и начинает собирать посуду. Ибо бросается помогать, вспоминая, что Чжань-гэ же сегодня именинник.***
Следующие дни Ибо задумчив. Все, кто видят его урывками, интерпретируют это по-разному, в зависимости от обстоятельств — но большинство склоняется к обилию впечатлений после поездки в Париж. Действительно, доля правды в этом есть — Ибо вспоминает тамошних людей, тамошних женщин. Вспоминает тех, кто кричал его имя… И тех, кто кричит его здесь. Он думает о том, что и женщины используют беременность как козырь против мужчин… или против других женщин. Когда в один из вечеров они снова собираются вместе, и Сяо Чжань треплет Ибо по макушке и спрашивает, о чём он думает, то тот без задней мысли так и отвечает: — О беременности. Сонджу захлёбывается соком, забрызгивая футболку, утирает ею подбородок, но не спешит снимать — потому что… ну… — Ибо? Ты… что? Сяо Чжань же кажется не так сильно впечатлён. — Ну да, ну да… Если кто из нас и готов к максимальному экстриму, то это, несомненно, Бо-гэ — бесстрашный и несокрушимый. Ибо толкает его раскрытой ладонью в упругую грудь, Сяо Чжань перехватывает его запястье, подносит к губам и целует, притягивая Ибо к себе. — И от кого из нас ты бы хотел ребёнка, дорогой? — мурлычет он, лукаво прищуриваясь. — Пусти, придурок! — Ибо отбивается, надув щёки. — Ни от кого! — О, Сонджу-хён, ты слышал? Бо-гэ больше нас не любит… Сяо Чжань обхватывает Ибо целиком, не позволяя вырваться, и громко шепчет на ухо, покусывая его: — Скажи, скажи мне, о, неверный, ради кого ты нас бросаешь, м? — Да никого я не бросаю, что ты пристал?! Ибо пытается извернуться, и они оба рушатся на диван. Сонджу качает головой и идёт менять футболку. Когда они все оказываются в постели — Ибо, естественно, посередине — то он снова тих, и его решают не трогать, хотя очень хочется. Они все лежат на спине и, немного погодя, он берёт их руки и складывает у себя на животе, вздрагивая от прикосновений пальцев. Он прочищает горло, и Сяо Чжань прилагает невероятные усилия, чтобы не заржать. Ибо чувствует это, но великодушно прощает — он и сам бы ржал, как невменяемый, если бы это был не он, кто… — В общем, я пытался представить, каково это… С учётом того, что нет стабильной принципиальной разницы, и всегда можно быть кем угодно. И… учитывая все сложности… — Которых ты даже не представляешь… — Да… Учитывая всё то, что я даже не представляю… Я подумал… Что… если я хочу понять, может ли это быть решением, то я должен как минимум сам попробовать. Сяо Чжань медленно поворачивается к Ибо, его бровь выгибается в вопросе, переходящем в изумление. — В смысле? — Ну, представить… — Аа… Фух. Я-то было подумал… — Ну гэ! — Ну, мало ли… С тебя бы сталось. — Нет. Я просто хотел представить. Но именно потому, что я не знаю, я хотел представить… ну… как… если бы так и было — что бы я чувствовал. Поэтому я в каждом моменте дня думал о том, что было бы, если бы в это время в этой ситуации у меня был бы большой живот, а в нём — ребёнок. Хотя бы так. Ибо шевелится, обнимая себя чужими руками, Чжань и Сонджу придвигаются к нему вплотную. — Я думал о том, что даже то, что я и мог бы делать, наверняка было бы не очень хорошо для ребёнка — вообще почти всё, что я делаю, не совместимо с беременностью. — Внезапно. — Но я бы не смог весь день сидеть дома или медленно гулять… — Да? Удивительно. — Гэ, кончай язвить! — М. — А как ещё понять? Сонджу касается губами его уха, проводит по нему носом. — Ибо-я, ты сам говорил о том, что это было бы возможно только при сильном обоюдном желании и обстоятельствах, воспринимаемых как благоприятные. Плюс смена формы тела не происходит без смены гормонального фона — так что это не было бы просто прибавкой к весу. И, возможно, тебе бы понравилось медленно гулять, потому что тебе бы этого хотелось. Сонджу целует его в шею, и Ибо откидывает голову на подушку, подставляясь. Сяо Чжань гладит его по груди, сжимает, цепляет сосок, облизывает другой. — У тебя бы появилось молоко… И тебя бы можно было трахать без смазки и растяжки где и когда угодно. И сколько угодно. — Кому? — М? — Кому угодно? — Ну, мне, например. — А мне? — Ты не хотел бы…? — Я НЕ ЗНАЮ. Я не уверен. Но ты говоришь так, будто не учитываешь… Блять, мы сейчас серьёзно обсуждаем мою беременность? — Твою возможную беременность. — Возможную? — Гипотетически. И ты сам начал. Первопроходец. Пионер. — Это капец как крипово. — Так, может быть, генерал был прав? — Нет. То, что я здесь и сейчас не готов быть беременным, не значит… — Не значит. — Но если бы мы были в симуляции такого мира, то я бы попробовал — чтобы узнать. — В симуляции такого мира — с теми условиями, которые ты озвучил — у тебя не получилось бы попробовать. Ты же сам сказал, что обязательным условием является именно желание ребёнка, а не любопытство, эксперимент или самопожертвование во имя науки. Так что пришлось бы прожить всю жизнь, свято веря в её истинность — и никак иначе. Месяц спустя. Те же, там же. — Бо-ди, меня радует, что ты не забываешь про презервативы, но беспокоит причина, по которой, возможно, это происходит. — М? — Ты же понимаешь, что не забеременеешь. Да? — Мгм. — Точно? — А почему ТЫ спрашиваешь? Почему ТЕБЕ пришло в голову, что я боюсь забеременеть? — В том-то и дело, что не боишься… — Гэ? — Ди-ди, поговори со мной. — Гэ, я не боюсь забеременеть, и в том мире, о котором мы говорили, это тоже было бы невозможно. Помнишь же, желание… Обоюдное. — Я помню. Но что тогда? — Что что? — Ты будто стал осторожнее… Во всём. — Ну… Да, возможно. Я просто представил себе тогда, как хрупко тело… Будто почувствовал. Впервые. — Потому что не только твоё? — Потому что не только моё, да. И… Ну, я понял, почему ты волновался и ругался… Наверное. — И всего-то нужно было пережить… беременность. — Представить. — Представить. Сяо Чжань фыркает. Сонджу подгребает Ибо к себе и шепчет: — Ибо-я, я хочу от тебя двойню. — Чтобы я сделал тебе? — Чтобы я сделал тебе. — Ой всё, ебитесь сами, самцы-осеменители! Уйду от вас в гостевую спальню и буду спать там о правах женщин. Сяо Чжань обнимает Ибо с другой стороны. — Не уходи, любимый. Мы вместе поспим о твоих правах, и о правах всех остальных женщин тоже. Ибо целуют и ласкают, а он думает о том, что если бы каждой так повезло…