Овощное рагу

Он вернулся в свой собственный дом — пустую квартиру, наполненную звенящим чувством одиночества. Тут никто не бегал с криками «я тяжело больна», некому было сделать перевязку, в конце концов не с кем было поужинать. Ему стало совсем скучно появляться дома и он зачастил к писателю-фантасту, Петру Никаноровичу, с которым они вместе писали роман. Когда Ленка была дома, они все также, как и раньше дурачились — бегали друг за другом, обсуждали футбол, только мяч не кидали: неподходящее было место. Бывало даже Виктор Михайлович прятался на шкафу, только зачем, он сам не понимал. Почему-то тогда ему казалось трагедией, если его в квартире Кулеминой увидят Ранетки — хотя кому какая разница? Он сидел с дедом, а не с Леной. Не деда же он совращал? Степнова так напугала эта история с растлением малолетних, с угрозами вызвать Лену на допрос, что хотелось оградить ее от любых сложностей, связанных с ним самим. Он очень боялся навредить ей своими чувствами. Однако, прячась на шкафу, он только сильнее понял, за что так любит Лену. Вот она стоит в комнате, звонит своей маме и просит помощи для Юры — парня, больного или ВИЧ, или СПИДом, этого Степнов так и не понял. Она, его Лена, готова помочь всему миру. В то время как большинство отворачивается от таких людей, Лена ищет ему спасения. Виктор слушал, как она разговаривает с мамой и понимал: как же хорошо ее воспитали. Задание от Яны выполнить не представлялось возможным — ну к кому он пойдет со своим сердцем, предназначенным другой? Он любил Лену и не мог себе позволить изменять своему выбору. Но Яна Ивановна говорила: если ты переключишься, тебе станет легче. Легче не становилось. Он пытался гулять со Светочкой, пытался подружиться с кем-нибудь на сайтах знакомств, но все были ему чужими. Лена была такая одна: спортивная, веселая, искренняя. Сидя в домашнем кресле, Виктор Михайлович вспоминал, как все началось: он носил дедову рукопись в издательство и обратно, провожал Лену, встречал ее, но ничего такого не чувствовал. Они просто были замечательными друзьями, и все было совершенно легко и понятно. Ему часто хотелось вернуть эти моменты, в которые он чувствовал лишь счастье от их дружбы. Сейчас его главным чувством была вина. За привязанность к Лене, за то что не может от нее отойти, но сам представляет для нее вред. Больше всего пугал не статус учитель-ученица, а сама разница в возрасте. Разве нормально хотеть ребенка? Нормально проявлять такой интерес к шестнадцатилетней девушке? Разве он не очередной больной извращенец, который не смог найти себе девушку, подходящую по возрасту? И у таких как он всегда есть оправдания, всегда есть отмазки, причины, почему его любовь нормальная, почему она имеет место быть. Только какие отмазки бы не придумывал Степнов, он понимал, что не хочет травмировать Лену, не имеет права забирать ее молодость, делить с ней тот первый опыт, который должен произойти с кем то, для кого это тоже будет впервые. С кем то ее возраста. Не с учителем физкультуры-другом деда-просто почти тридцатилетним мужиком. Это чувство вины постоянно ходило где-то рядом, заставляя отвести глаза от Лены, дважды подумать, стоит ли провожать ее до дома, отказаться зайти на чай и выбросить к черту идею дарить цветы-конфеты-игрушки. И тем более признаваться в чувствах. Виктор не мог позволить себе такой роскоши: так травмировать ребенка, у которого первые отношения были бы только через пару лет, признанием взрослого, больного, измученного фантазиями о ней, тренера. Он не мог. И каждый раз натыкаясь в газете на статьи о ужасных педофилах, маньяках, что в очередной раз совратили, испортили, обрюхатили девочку лет пятнадцати, Степнов объяснял себе, что никаких признаний и цветов не будет, что он не может, не имеет морального права даже дышать в сторону Лены. Он не хочет, чтобы она выросла и страдала от воспоминаний о первых отношениях с такой разницей в возрасте и статусе. Не хочет, чтобы она была травмирована и позже посещала психолога, как он сейчас, рассказывая о том, что ее первый опыт был с взрослым извращенцем и плакала, чувствуя себя использованной. ~~~ Лена, неискушенная чувством вины, не видела никаких препятствий в том чтобы от счастья кидаться на Виктора Михайловича. Обычно для этого были очень весомые причины: освобождение родителей или победа на соревнованиях. Но тут на носу был концерт в Лужниках, куда позвали Ранеток. И Лена влетела в спортивный зал, запыхавшаяся от счастья, в своих черных джинсах и странной майке, без лифчика под ней, схватила своими тонкими длинными пальцами мяч и подпрыгнув на не менее длинных ногах, забросила его в кольцо. — Виктор Михайлович! Виктор Михайлович! Нас зовут в Лужники, — и вот уже в следующую секунду запыхавшаяся Кулемина летит в объятия учителя физкультуры. — Ленок! Какие вы молодцы! — он ненадолго забывает о всех запретах, о терзающих его чувствах, и просто обнимает любимую ученицу, радуясь за нее и за музыкальную группу «Ранетки», которую он собрал своими руками. А теперь они выступают в Лужниках. От счастья кружит Лену в воздухе, просто наслаждаясь моментом совершенно дружеской, как ему кажется, близости. ~~~ Лена так не считает. До нее начинает доходить, что она что-то чувствует к Виктору Михайловичу, когда она видит его с цветами. Он, в черном костюме, с аккуратно уложенной прической, с галстуком или бабочкой, Лена не успевает заметить, а может и вовсе без, идет по школьному коридору. В его руках красные розы, огромный и пышный букет. Лена не понимает, что происходит. — Интересно, куда он отправился, такой расфуфыренный? — Лена еще не понимает, что значит такой образ и цветы, и глупо улыбается. — На свидание, куда же еще? — ухмыляется Лера. Не ее же возлюбленный. Она давно в курсе, как приворожить или отворожить парня. А Лена не знает, и эти слова бьют ее в самое сердце. — Ты думаешь? — Лене не верится. Улыбка сходит с лица. — Ну, а что тут думать? При параде, с цветами: так на зарядку не ходят. — заключает «подруга». Нет у нее подруг и никому ее не понять. У девочек свои подростковые увлечения, а не дед в больнице. Они влюбляются в одноклассников, а не в учителя физры. — Яна Ивановна, а вы не знаете, куда Степнов пошел? — в следующую секунду она уже стоит в кабинете психолога в надежде услышать какую то другую причину: что Степнов идет не на свидание, а в гости, на свадьбу, на похороны, да куда угодно — только не к чужой женщине. Ответ прошибает сердце болью.