Овощное рагу

С того Сталинского понедельника проходит несколько дней, прежде чем Лене удается выловить Степнова свободным. Он все время куда-то спешит, бежит, и снова периодически выходит из кабинета психологини, что заставляет Лену волноваться. Как будто они опять играют в эти прятки с Гуцулом, только уже без Гуцула… Фантасмагория какая-то, одним словом. И наблюдая со стороны как часто Степнов захаживает к Яне, Лена решает, что она ничем не хуже: и у нее есть свои причины зайти в этот кабинет. За что-то же деньги Яне Ивановне платят? У нее есть много причин, и она не знает с какой начать. С одной стороны, она влюблена в своего учителя, и ситуация не совсем здоровая. С другой, она очень переживает из-за отсутствия родителей рядом последние несколько лет. И конечно, ее особенно волнует, почему Степнов так часто у Яны. У них ведь нет романа? Да ну, отбрасывает дурацкую мысль Лена, какой роман? У Степнова если романы, то только с ее дедом и пером. Но назойливая мысль где-то в подсознании иногда посещает Лену, когда Степнов в очередной раз забегает в чертов кабинет психологии. И Лена решает, что зайдёт туда же сама. Прямо после своего тренера. А чего ей стесняться? Сейчас замена английского, потому что преподаватель заболел, так что Лену ничего не держит на уроке. Там скорее всего лишь Игорь Ильич или Милославский, ни один из которых не обидится, если она не придет. Подслушивать нехорошо, и Лена не собирается. Только краем уха улавливает фразу «Я же нормальный!», произнесенную Степновым слишком громко, очевидно на эмоциях. И что с ним не так? Но эта фраза не дает ровно ничего — это могут быть комплексы о внешности, кризис среднего возраста, проблемы на работе, да что угодно — Лена никогда не догадается. Она садится на скамейку у кабинета, в полной тишине коридора, и все-таки надеется узнать, что грызет Виктора Михайловича. Да, подслушивать нехорошо, но она же просто ждёт здесь своей очереди в этот кабинет. Это проблема Виктора Михайловича, что он ходит сюда чуть ли не каждую перемену… Другим тоже надо к психологу! Тут вообще мог на ее месте сидеть какой-нибудь дурачок Семенов! Она слышит обрывки фраз «Яна, вылечи меня!» и если это не сексуальный фетиш, то это успокаивает ее. Значит, между ними ничего нет. Между прочим, мама говорила, что психологи не имеют права работать со своими близкими, это этически неверно. Или с двумя близкими друг другу людьми… Но в данном случае это школьный психолог, так что, наверное, такому работнику просто приходится абстрагироваться от историй одного мальчика из 9 «А» о другом из 10 «В». Что ж, если они не разыгрывают сценарий с медсестрой, то Лене не о чем переживать. Но уходить она не собирается — ей и самой есть над чем поработать у Яны Ивановны в кабинете. Депрессию лечат, шизофрению курируют, а ее простая любовь к учителю наверное пройдёт за одно занятие, опрометчиво рассуждает Кулемина у себя в голове. — Кулемина, ты что здесь делаешь! — в коридоре стоит недовольный Степнов, которого она, видимо, проморгала. — Я к Малаховой хочу зайти! — Лена отрывается от своих мыслей. — А что, нельзя? — Подслушивать нехорошо! — Виктор Михалыч, наверное, если бы я подслушивала, я бы раньше заметила, что вы уже вышли. Простите меня, я пойду. — Лена встает, смотрит учителю прямо в глаза, и проходя совсем рядом, обдает его своим ароматом. Дверь за ней закрывается также быстро, как сейчас бьется сердце Степнова. А что, если она все слышала? Никаких причин думать так нет, но Степнов остаётся, просто чтобы узнать насколько шумоизолирован кабинет. Он уйдёт, как только они поздороваются. Если он это услышит, конечно. А если нет, то уйдёт сразу. *** — Яна Ивановна, здравствуйте! — произносит Кулемина, войдя в кабинет. — Я к вам по важному делу. — Здравствуй, Леночка, — Малахова смущенно улыбается от такого совпадения, — ко мне по другим и не ходят. — Но вы знаете… — Лена тупит глаза в пол, — я не знаю, с чего и начать. — Садись! — Яна Ивановна присаживается сама и приглашает ученицу на стул напротив, — и начни с того, что тебя сильнее всего беспокоит. — У меня как минимум две причины, почему я сюда пришла. И в какой-то степени они даже могут быть связаны между собой, — блещет проницательностью Лена, — и я не знаю, какую из них я хочу поднять. — Начни с той, что тебе легче дастся, Лен. Я тут, и если что поддержу тебя, — мягко улыбается психологиня, — у тебя получится. — Понимаете, мои родители давным-давно укатили в закат, оставив меня с дедом. И мне это совсем не нравится, мне очень одиноко… было, до поры до времени… пока за мной не начал присматривать Виктор Михайлович. — Лена краснеет. — Тема родителей от этого закрытой не стала, я все еще очень болезненно реагирую на их отсутствие в моей жизни, но… я очень привязалась к Виктору Михайловичу… — Лена выдерживает очень долгую паузу, — и мне кажется, что не совсем нормальной привязанностью, — заключает она. Руки трясутся, Лена напряжена и переживает и внутренне, и внешне. Ладони потеют. Она впервые кому-то об этом рассказала. — Леночка, я вижу, что ты очень волнуешься. В том, что ты пришла и делишься нет ничего предосудительного, это нормально. Ты это понимаешь? Лена молчит, она не знает ответа. — Что ж, давай нормализуем твои чувства, это может тебе помочь. — Яна внимательно смотрит на девочку, — Повторяй за мной: «Это нормально, что я пришла сюда, потому что я переживаю о своих чувствах, и любой бы на моем месте переживал». Лена не совсем понимает, зачем это делать, но повторяет: — Это нормально, что я пришла сюда, — она смотрит в глаза Яне, будто ища спасения, — потому что я переживаю о своих чувствах, — тут Лена делает глубокий вздох, — и любой бы на моем месте переживал. — Молодец, Лена! А теперь осталось в это поверить. Но это обязательно придет. Можешь повторить это несколько раз, про себя и вслух, а потом мы продолжим. Лена повторяет, и в какой-то момент начинает верить. Конечно, это нормально, ведь у нее нет достаточно близких подруг или мамы, с дедом о таком не поговоришь, а единственный ее друг и есть ее возлюбленный. — Так о чем мы там говорили? — спрашивает Яна, когда видит, что Кулемина абсолютно спокойна. — Я говорю, мне кажется, я чувствую что-то не то к своему тренеру. Это неправильно..? — говорит Лена. — А как по твоему правильно? У всех разные взгляды на правильность. Расскажи мне, какой ты видишь норму, пожалуйста. — Малахова в ожидании смотрит на Лену. — Ну… Вы понимаете… нормально в моем возрасте было бы встречаться с мальчиком моего возраста… допустим, с одноклассником, — Лена кривится, — но я пробовала. Мне не понравилось. — Я вижу, это вызывает в тебе негативные эмоции. Это был очень плохой опыт? — Он никогда не прислушивался к моим желаниям… и я даже попробовала заняться с ним, ну… — тут Лена очень сильно краснеет, — вы же никому не скажете? Полиция, соцпедагог? — Лена, конечно, нет. Это неэтично и неправильно. Ты уже достигла возраста согласия, и я не в праве распоряжаться такой информацией. — убеждает ее Яна. Нехорошо, что клиент почувствовал дискомфорт, надо вернуть его в спокойное состояние. — Точно? А до возраста согласия вы бы сообщили кому-то? — Лена спрашивает с недоверием. — До, только в случае изнасилования, и зависит от ситуации. Ты взрослая девочка, и я не могу решать за тебя. Лена выдыхает. — Так вот… это было ужасно. Мне показалось, что секс это только для мужчин. Он совсем меня не слушал, не слушал, что мне не нравится, как будто был сосредоточен только на себе. Ну или не как будто… — Лена, мне жаль, что ты пережила такой опыт, что это случилось с тобой. Так не должно быть — хорошие партнеры так не поступают, это просто проявление эгоизма, но твой негативный опыт не значит, что все мужчины такие. Все в любом случае разные, и с кем-то обязательно будет хорошо. — успокаивает Лену Яна Ивановна. — Вот и я думаю… мне так не понравился секс, что показалось, что отношения с противоположным полом это просто не мое. Но с.. со Степновым все по-другому… ну в смысле наша дружба… — Лена замялась, — ну… он так обо мне заботиться, постоянно смотрит на меня и пытается выяснить все ли хорошо, если что-то случается, он всегда рядом, если мне плохо. Он бы никогда не поступил так, как этот парень. Но мне ведь нельзя любить его? — Лена спрашивает с такой надеждой, как будто Яна Ивановна может перекроить весь мир. Но ей это не нужно: — Ты видишь, Леночка, это лишь твое видение правильного. Выходит, что правильно не значит хорошо, и не делает тебя счастливой. Как думаешь, кому-то вредит, если ты любишь другого человека и это приносит тебе радость? — спрашивает с улыбкой Малахова. — Нет… — вот и спасательный круг, но Лене кажется, что он будет мал ей. Лена на пару минут задумывается, и в кабинете наступает тишина. Ей хочется высказать свое «но», но она не знает, что должно быть после «но». — Ты сказала, что боишься, что это связано с твоим одиночеством? Я верно поняла тебя? — Ну… да… вдруг я на самом деле просто нуждаюсь в поддержке, и это не любовь. — Леночка, ты же живешь с дедушкой, да? — Да. — У тебя всегда рядом дедушка. А когда ты встречалась с этим мальчиком, тебе было одиноко? — Одиноко нет… но мне очень не хватало Виктора Михайловича… но я думала, что так будет правильнее для нас двоих: у него журналистка, у меня Гуцулов. — Ты знаешь, если тебе просто плохо одной, независимо от того любишь ты Степнова или нет, я советую тебя заняться проработкой своего одиночества. Чтобы тебе стало комфортно и интересно наедине с собой. У детей, оставленных родителями, очень часто проблема с этим чувством. Мы можем позаниматься этим вместе, можешь ходить ко мне раз в неделю, — Яна Ивановна говорит нежно и тепло, от чего у Лены по телу разливается приятное ощущение заботы, — ну а насчет твоих чувств: мне не кажется, что они неискренни. Ты же помнишь, что заглядывала ко мне месяц назад? Лена вспоминает и тут же смущается. Она совсем забыла — забыла, как прибежала к Малаховой, узнала куда ушел Степнов, и прямо в кабинете начала плакать. Не сказала, что любит, лишь, что он ей нравится, но убежала куда глаза глядят вся в слезах. Как же стыдно! — Яна Ивановна, вы меня простите! Это было так глупо! Еще и заставила вас рассказать мне, куда Степнов ушел. А если бы я ему свидание сорвала… — Лена косится в сторону. Трет носком кеды о пол, рассматривая такой интересный куст в углу кабинета. — Лена, в том, что ты переживала, что твой любимый человек ушел на свидание с другой женщиной, нет ничего предосудительного. С моей стороны было не очень правильно рассказывать тебе, куда он ушел, и это скорее моя ошибка. Я поступила не очень профессионально. — извиняется психологиня. Лена вновь погружается в свои мысли. Ей стало легче — она чувствует себя менее больной и более счастливой. Ей хочется обсудить с психологиней тот сон, но она понимает, что не будет готова, кажется, никогда. Видимо, это будет ее секрет. Но тревожащий секрет. Что ж… может получится поделиться с Леркой. — Яна Ивановна, спасибо вам большое за этот разговор. Мне стало чуть-чуть легче. — уже подходя к двери произносит Кулемина. — Я желаю тебе всего наилучшего, Леночка. Ты обязательно разберёшься в своих чувствах и примешь их, а я постараюсь тебе в этом помочь, если ты захочешь. Все будет хорошо! — Яна задумывается, — постой! — Лена уже открыла дверь. — Если будешь сомневаться в своих реакциях, постарайся нормализовать себя, вот тебе задание на неделю. Даже если больше не придешь. — она в последний раз улыбается так, что Лена чувствует, что на нее ничего не давит. Лена улыбается в ответ еще более искренно и выходит из кабинета. Снаружи, слава богу, пусто. Было бы странно и неприятно наткнуться здесь не только на Степнова, — да на кого угодно. И как только Лена двигается в сторону кабинета английского, конечно, звенит звонок. Интересно, сколько они с Малаховой проговорили? Она чувствует свободу и улыбается своим мыслям. На душе так чисто и хорошо, что хочется обнять весь мир. Весь мир, конечно, обычно вмещается в одного человека, но сейчас блондинка действительно настолько довольна, что и Шрэка бы обняла. И не обязательно того, что учит детей физике и управляет школой. Но вместо зеленого огра, Ленка встречает другого зеленого монстра — Зеленову. Под руку с Гуцуловым. Это заставляет ее задуматься: интересно, а им хорошо вместе? Гуцулов не подходит только ей, или он в целом так себе парень в отношениях? Но в отличие от Кулеминой, у Полины и нет возможности над этим раздумывать — кажется, уже скоро ее живот будет сложно спрятать. Пока еще это возможно. — Дарова, Ленок! Ты как? — спрашивает Игорь, — Где была вместо инглиша? — Замечательно! У Малаховой сидела. — ей совсем нечего стесняться, так что она улыбается во все тридцать два. — А нас Милославский мучал своими сценами из литературы… эх, скучаю я по Копейкиной… — Она, между прочим, оценивала мой талант лучше, чем этот Мирослав Николаевич! — Да ладно тебе, Полин, Мирослав мировой мужик, — смеется Лена, — чего только его реакция на алкоголь стоит. — Это он тебе так нравится, потому что он Светочку от твоего Степнова отгоняет, — ухмыляется Зеленова. Лена краснеет и не очень понимает смеются над ней или нет. Они думают что-то плохое, или им просто плевать? — И ничего он не мой… — говорит Лена, как будто оправдывая их обоих, — мы просто друзья, — шепчет Лена. Почему-то снова неловко. — Тебе нечего стесняться, Лен. Лично я тебя не осуждаю, Степнов красавчик… Сильный, смелый… Гуцулов в это время плюет в потолок от скуки. Но тут откликается на фамилию, и говорит: — О, Ленка, предложи своему Степнову сегодня тренировку устроить! Ладно, своему так своему, кивает Кулемина. Пусть будет так. Предложит. И Зеленка с Гуцулом удаляются под руку. Лена достает из рюкзака дневник и смотрит на расписание, когда за спиной материализуется Степнов. В дневнике все предельно хорошо: рядом с уроками красуются лишь «4» и «5», но Виктор Михайлович не удерживается от любопытства и легко вынимает из рук Кулеминой дневник: — Можно я посмотрю? — ухмыляется. И как ему такому отказать? — А вы деду не нажалуетесь? — На что же? Двойки есть? — Двоек нет… — А тройки? — По математике… — Ну, против Борзовой у кого хочешь двойка будет. Да и тебе математика: не пришей кобыле хвост. Ты же спортсменка и басистка, — Вау. Он не ругает, — так можно? — Можно. Лена просто ждет, смотря на Степнова, который в это время рассматривает ее дневник. Она не очень понимает мотивацию: ну может просто интерес? Но с другой стороны: он же иногда берет ее дневник, чтобы поставить «5», так почему не может рассмотреть его после урока? Почему они сейчас стоят в коридоре друг напротив друга, и физрук рассматривает ее дневник? Она ведь просто хотела глянуть, какой у нее следующий урок. Степнов, кажется, собрался изучить весь ее дневник, от корки до корки, так что Лена уже в наглую пялится на него. Черные спортивки слегка великоваты, синий свитер так красиво лежащий на плечах и чуть открывающий шею, свисток на этой самой шее, черная спортивная куртка, часы на правой руке… Красивые, темные кудряшки, голубые глаза, в которых Лена так боится утонуть, сейчас направлены на оценки, чистая, гладко-выбритая кожа. Он такой красивый и так близко. Лене очень хочется дотронуться до его щеки, почти так, как тогда у нее дома, но они в школе, и Виктор Михайлович вряд ли поймёт. Так что она просто изучает его, запоминает, хотя и так уже знает наизусть. На миг мелькает грязная мысль: а как он выглядит без одежды? И Лена тут же отворачивается от него, и как будто от себя, не желая выдать волнения. Степнов это замечает и отвлекается от бумаги: — Ленок, ты чего вертишься? Ну оценки, как оценки, — задумывается, — не все пятерки, но ты все равно — моя гордость! — Лена охает внутри, но внешне лишь криво улыбается, не зная, что еще делать, — А ты как сходила к Малаховой? — Замечательно, Виктор Михайлович! Очень помогло. А теперь мне пора на урок. Не напомните, какой? Виктор еще раз заглядывает в дневник: — Физ-ра! Кажется, кто-то не успевает переодеться. — и Лена бегом бросается в раздевалку, понимая, что были бы вещи в сумке, она бы сейчас и в туалете переоделась. До конца перемены около 6 минут, так что ей хватает добежать до раздевалки, постучать к девчонкам, и очень нервно ожидая, переволноваться, что она не успеет. Когда она влетает, все уже сидят переодетые и смеются. — Вот от кого не ожидали опоздания на физру, так это от Кулеминой… Ты что, с козла упала? Лена не слышит этих шуток, потому что выпрыгивает из своих джинс и залезает в спортивные штаны. Неважно, что Виктор Михайлович не будет недоволен, если она опоздает, конечно, он поймёт, но она просто не хочет упускать драгоценные минуты урока физкультуры. Даже не из-за учителя. Она просто очень любит спорт. «Кстати, о спорте!» вспоминает Лена, пока натягивает спортивную майку. Гуцулов просил тренировку. Заметано, надо сказать Степнову. Лена все таки опаздывает на физру, пока завязывает шнурки. Врывается в зал одновременно с Южиным, на которого Виктор Михалыч, конечно, спускает всех собак, а Ленку просто не замечает. Кажется, был бы он более опрометчив, сказал бы посреди своей тирады «О, привет, Ленок!». Урок физкультуры проходит как всегда весело. Ребята играют в баскетбол, Степнов иногда посвистывает, и к концу урока Лена, запыхавшаяся и уставшая, забившая одиннадцать из шестнадцати голов своей команды, сидит на скамейке. Звенит звонок, и она поднимается, чтобы уйти в раздевалку. Хочется в душ, но впереди еще целый урок. У выхода из зала ее перехватывает учитель: — Кулемина! Ничего у меня не забыла? — на них смотрят пара любопытных глаз. — Ах, да! — бьет себя по лбу Лена, — дневник! В зале уже никого не осталось, и Степнов легко прислоняется губами к ее лбу: — Не надо так. Пойдем в снарядную, я отдам тебе дневник. Лена не понимает, что это только что было, но решает списать все на простую заботу. Они вдвоем заходят в кабинет, и Виктор протягивает с полки предмет. Лена аккуратно кладет его в портфель и вспоминает о просьбе Гуцулова. — Виктор Михалыч, Игорь просил о тренировке сегодня. Что думаете? — Приходите, конечно, я всегда рад, — улыбается Степнов, — а потом я провожу тебя и заодно зайду к Петру Никанорычу. Ну да, логично, думает про себя Кулемина-младшая и кивает. Вечер предстоит быть долгим, и встреча с душем явно настанет не скоро.