Овощное рагу

Кулемина просыпается через час в полной темноте. Шторы занавешены, дверь закрыта, свет погашен, и кажется, даже системный блок компьютера не светится. Лене как-то страшно, хоть и очень комфортно: с одной стороны она лежит в темноте, в уюте, у нее уже меньше болят глаза от света, не болит голова… но с другой, здесь так зловеще темно, что становится страшно. И тело какое-то подозрительно горячее… Об этом нельзя говорить Степнову. Кстати, где он? — Виктор Михалыч! Вы тут? — кричит Ленка в пустоту. Вроде бы тьма никому не мешает слышать, так что скоро можно ждать ответа, если физрук никуда не ушел. Дверь открывается через, кажется, секунду, и в комнату заходит такой нужный Лене человек. — Ты чего кричишь, дуреха? — Степнов, наверное, хмурится, но она не видит. — Я же рядом. — садится на кровать около Лены. — Я подумала, вы ушли… — Куда же я уйду? На кухне суп горячий, кто его в холодильник поставит? — смеется Степнов. Будто причина не в ней больной. — Виктор Михалыч, ну что вы как мама, действительно… — и снова эта дурацкая неловкость. — Кулемина! Цыц! Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? — спрашивает Виктор и кладет руку ей на лоб. Огненный. — Температура! — Да нормально все, Виктор Михалыч… Степнов встает и молча удаляется за аптечкой: ищет жаропонижающее и градусник. — На, — и протягивает градусник все также в темноте. — Где? — Лена действительно не видит, потому что только проснулась и еще не привыкла к темноте. — Сядь, Кулемина! — она послушно садится, и в следующую секунду Виктор сам находит ее подмышку, кладет туда градусник и прижимает ее же рукой, — а теперь держи, пока я не вернусь, — встает и уходит. Лена сидит ничего не понимая: уже даже не что происходит, а кто она и где. Мозг в каком-то тумане: горячо, влажно и тяжело думать. Мысли путаются в кучу мусора, и Лена отбросив их куда подальше, плюхается на кровать. Просто подождать. Виктор Михайлович возвращается через какое-то время, открывает дверь, что-то заносит и ставит на стол, судя по звукам, и выходит снова, предупреждая: — Сейчас включу свет. Готовься. И как он понял, что у нее болят глаза? Возвращается с лампой, подключает ее к розетке, и комнату наполняет небольшое количество теплого света. На столе оказывается еда и стакан с неизвестным Лене содержимым. — Давай сюда градусник, — подходит совсем близко, садится на корточки у кровати и забирает из Лениных рук прибор. Через пару секунд рассматривания его в свете лампы, Степнов заключает: — 39,8. Выпей, пожалуйста, жаропонижающее и поешь. Будем тебя лечить. — голос сиплый от волнения, которое он старается не выдавать. — Ого… — Лена встает, шатаясь, и идет к столу. Ноги слабо держат, и она плюхается на стул чуть ли не с грохотом. — Лена! — Степнов смотрит на нее во все глаза. — Что происходит? — Ничего… Суп на удивление вкусный, но есть его очень тяжело. Лена запивает его вишневым терафлю, и сочетание, конечно, идиотское. Но температуру надо сбить… Она съедает лишь половину и говорит, что наелась и хочет полежать. Сил уже ни на что нет. Виктор Михайлович выходит из себя, но старается этого не показать. — Лен, тебе не жарко? — Лена мотает головой, — А если проверю? — он знает, что эта бандитка не скажет правду, чтобы никто за нее не волновался. Лена краснеет, но не понимает, что от нее хотят: — Как? Он подходит вплотную и прикасается к оголенной коже рук. Холодная, как это и бывает при жáре. — А у меня всегда холодные руки, — мямлит Кулемина, предотвращая нападение. — Значит дай ногу! — И Степнов не дожидаясь согласия задирает ногу сидящей блондинки и ощупывает. — И ноги у тебя тоже всегда ледяные? У Лены совсем нет сил спорить и она просто заваливается на кровать. Будь, что будет… — Лен, надо переодеться во что-то легкое, чтобы одежда спокойно впитывала влагу. И поменять постельное, если оно уже в поту. Лена молчит. Нет сил… хочется просто спать. — Так… — Степнов задумывается на пару минут, потом прикасается к подушке, — мда. Давай ты полежишь в дедовой комнате, а я поменяю белье? — Ммм… — Лена просто нечленораздельно мычит, — Симафор.. «Это что, бред?» проносится в голове у темноволосого мужчины. — Леночка, встань, пожалуйста, — Степнов протягивает руку, и Кулемина соглашается. Он ведет ее в другую комнату: это не так-то просто, потому что ноги у нее путаются, и когда они подходят к дедовой кровати он понимает, что надо было нести девочку на руках. Что ж, обратно на руках… — Лен, пожалуйста, постарайся переодеться, пока я поменяю постельное. Только слишком сильно не старайся, если не будет выходить, тебе силы еще нужны. Непонятно, что из этого долетает до ее сознания, а что нет, и Степнов просто уходит обратно в ее комнату под странное мычание. «Скоро температура должна начать спадать, и все будет хорошо» думает он. Виктор ищет чистое постельное белье, не очень понимая, в какую часть шкафа лезть. Но через пару минут находит — чистое, пахнущее гелем для белья, белого цвета, в нежно розовый горошек. Смена постельного занимает не больше десяти минут, и он, занося грязное постельное в ванну, нервно цокает языком. Пора идти к Кулеминой. Когда он открывает дверь в комнату, то его взору предстает совершенно идиотская картина: отрубившаяся Кулемина, в штанах, без футболки и в очень красивом белье… От такого вида мутнеет перед глазами, но Виктор усилием воли пытается не думать о том, что видит. Он уходит в комнату, лишь чтобы найти там легкую ткань или какую-то хлопковую футболку, которой можно было бы укрыть Лену. Со штанами разберется потом… Да и он же сам забыл принести ей одежду. А она и разделась… насколько смогла. Он возвращается к спящей девушке, аккуратно приподнимает ее, и пытается надеть футболку, от чего та фыркает и вертится в его руках. Взор все равно не получается оторвать от груди в красивом кружевном лифчике, и Виктору хочется просто поскорее одеть ее, вопреки встреченному сопротивлению. Когда футболка наконец надета, Степнов подхватывает Лену на руки и несет в ее спальню, надеясь просто уложить ее в кровать и забыть, что штаны с нее тоже придется стягивать усилием воли. *** Через час Лена просыпается у себя в комнате без штанов, без лампы и без Степнова. Почему? Лена осматривает и ощупывает себя: на голове прохладный компресс, тело высохшее, уже не такое мокрое, на верхней части футболка из хлопка, лежит она на чистом постельном белье, от которого все еще приятно пахнет стиркой. Последнее что она хорошо помнит — суп. Потом какая-то каша в голове, периодически мелькающий Степнов и жар, охватывающий тело со всех сторон. Сейчас жар, кажется, спал и Лена чувствует себя лучше, но соображать все еще как-то подозрительно тяжело. Лена не очень понимает, что делать дальше. Лежать молча и не тревожить Виктора Михайловича или встать и пойти на поиски градусника и таблеток? Только что именно принимать она не знает. Конечно, куда без лечения, думает Лена и встает, чтобы доползти до кухни. Поставить чайник и посмотреть, есть ли что сбивать. Хотя кажется, что температура уже нормальная. По пути на кухню Лена в темноте врезается во что-то твердое и высокое, что, кажется, преподает в их школе физкультуру. — И куда это ты собралась? — ловя ее своими объятиями, шепчет Степнов. — Ну-у Виктор Михалы-ыч, — канючит Лена, — я может чаю хочу попить… — Значит попроси меня его сделать, — мягко говорит мужчина, не выпуская ее из объятий. — Черт, я тебя сейчас обратно нагрею! — и поняв, что Лена наконец чуть-чуть остыла, отпускает ее. — Мг… — снова мычит Лена, чем вызывает у Виктора беспокойство. Он в полной темноте подхватывает ее на руки и снова относит в постель. Мягкие, сильные руки держат Кулемину так, что и не вырваться, если б у нее были силы. Но сил нет. *** Степнов снова сует ей градусник подмышку, а во вторую руку вручает кружку чая, надеясь, что она его не прольет. Чай почему-то совсем не горячий. — Виктор Михалыч, а это мне кажется, или чай прохладный? — Теплый. Куда тебе сейчас горячее, чтобы жар опять вернулся, что ли? — А может просто раздеться? — и Лена по-идиотски смеется. — Кулемина! Поразговаривай мне тут! —Степнов понимает, что это что-то похожее на возвращающийся бред, потому что его ученица не стала бы так шутить в здоровом состоянии, — сейчас температуру мне покажешь, потом решим что с тобой делать. Надо будет — сам раздену. Она краснеет и больше решает так не шутить. Он ведь разденет… — А это вы меня переодели? — вспоминает, что засыпала в другой футболке. — Ну а кто еще, Петр Никанорыч? Он вроде у Василия Данилыча, — Степнов задумывается, стоит ли говорить Лене о том, что все не совсем так, — а ты ничего не помнишь? — Помню суп. Потом плохо помню, все как в тумане, — блондинка смеется, — хорошо, а почему я без штанов? — Потому что ты все равно потеешь под одеялом. Да и я не нашел ничего легкого у тебя в шкафу, сплошные джинсы. — Ммм… — Кулемина, хорош мычать! Давай сюда градусник. На этот раз куда лучше: «38,0» — Молодец. Еще поспать не хочешь? — с надеждой спрашивает Степнов. — А который час? Физрук смотрит на свои часы и обнаруживает, что уже почти час ночи. — Поздно. Пора спать. Желательно до утра. — А вы? — А я буду рядом. — Я не хочу спать, — снова канючит Лена, — может займёмся чем-нибудь? И, конечно, Ленино горячее тело подкидывает только непристойные мысли. — И чем же ты хочешь заняться? — ну не спится человеку, что он ее мучать будет? — Хм… ммм… И снова она мычит. Виктора это уже начинает выводить из себя. — Давай я тебе почитаю вслух? — Да! — восклицает Лена, улыбаясь во весь рот. *** Они устроились как никогда удобно: Виктор сидит на диване, Лена уже в штанах лежит на всей остальной площади дивана, закинув голову на колени Степнову. Он читает ей со стоящего рядом на стуле ноутбука детские сказки, всего лишь несчастных смурфиков, но это делает Лену такой счастливой, как будто она снова совсем маленькая и родители никуда не уезжали. Хочется скулить от радости, несмотря на больную голову. Второй рукой голубоглазый мужчина гладит ее по голове, перебирая волосы, и она, кажется, тает в его руках. Почему все так хорошо? Она смеется над историей про Смурфов и яйцо на всю квартиру: синие человечки думали приготовить из него торт, а яйцо оказалось волшебным. Они долго загадывали идиотские желания, и даже сделали папу Смурфа молодым, из-за чего началась дикая путаница. А когда папа Смурф все исправил, яйцо вылупилось и оказалось птенцом, и для готовки торта уже не подходило. Смурфики решили, что цыпленок вырастет и снесет еще волшебных яиц, но их затея рассыпалась в прах, когда они поняли, что это петух. Так проходит час, пока Лена не начинает жутко кашлять, пугая, кажется, не только Степнова, но и всех кошек в округе. — Так, Кулемина, быстро полоскать горло, а я пока проветрю комнату. Лена полощет горло и понимает, что ей снова становится плохо: в ногах слабость, руки снова холоднее, чем тело. Пока еще есть силы, надо снять такое мешающее дышать белье, думает девушка, дополаскивая ромашку. Степнов, еще недавно слышащий звук «Гхэ-Гххх», никак не ожидал открыть дверь и опять увидеть девушку в белье. Испугавшись такого представления, он быстро и громко захлопнул дверь и выдохнул: «да почему же так сложно в этот раз с ней ночевать?», спустившись вниз по стене. — Виктор Михалыч, я вас пугаю? — сказала Лена, выйдя из ванной в футболке, под которой, очевидно, уже ничего не было, потому что это ничего находилось в ее правой руке. — Что? — Ну вы так хлопнули дверью, как будто я без одежды — самое страшное, что доводилось видеть. — Лена грустно посмотрела на физрука. — Кулемина, что ты такое говоришь? Спать пора, не неси чушь. — Степнов опешил от такого вопроса и вообще не находил, что ответить. — А вы ляжете со мной? «Что, твою мать, происходит?» Виктор продолжал молчать в отчаянии и Лена добавила: — Мне холодно одной. — Холодно — значит температура растет. — Ответил Степнов, игнорируя первую часть вопроса. Что эта девочка от него хочет? — Мг.. значит не ляжете. Я вас поняла. — и пожав плечами девушка ушла в свою комнату, а Степнов, чувствуя себя полным идиотом, остался сидеть на полу у ванной. *** Он приходит в комнату через минут десять кукования на полу в коридоре. Лена не спит, лежит под одеялом, смотрит в потолок и слегка трясется. — Мерзнешь? — спрашивает со стыдом от отказа. — Мерзну. — Греть тебя? Кивает. — И как греть? — Можете начать с рук. — Кулемина протягивает ладони, он берет их в свои руки и это словно ледышки. Как он мог отказать? Степнов отходит, чтобы выключить свет, возвращается и ложится рядом с Леной, обнимая ее своим большим телом. Берет ее руки в свои и растирает, согревая, дышит на них, лишь бы ей стало лучше. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо. — А если честно? — Хорошо. Просто холодно. Ну да, она же спортсменка с отменной силой воли. Еще она ему жаловаться будет — да все волки в лесу сдохнут. И действительно хорошо — рядом с ним так хорошо. Лена лежит под одеялом, наслаждаясь теплом тела своего любимого учителя. Он горячий, большой и сильный, и кажется нет ощущения лучше, чем то, что она чувствует сейчас. У нее болят руки, болят кости, о чем она, конечно, не скажет, но вместе с тем она чувствует эйфорию от такой невинной близости. Ей хочется заглянуть ему в глаза, спросить чувствует ли он тоже самое, но страшно испортить момент, и она просто лежит и смакует это чувство счастья. Если отношения могут выглядеть вот так, то она безумно хочет отношений со Степновым. А Степнов неровно дышит, ощущая тревогу от нарушения привычных ему норм. Что он творит? Почему он лежит рядом со своей ученицей, пока та болеет и гладит ее? Разве так лечат простуду? Разве хороший человек не вызвал бы скорую и не ушел бы домой? А как уйти домой, когда она, такая родная, болеет? Что вообще надо было сделать? И в этом потоке жутких вопросов Степнов замечает, что Лена поворачивается к нему и укладывает свою голову прямо под его, утыкаясь носом в его шею и дыша туда же. — Виктор Михалыч, спасибо… — Лена дышит менее ровно, — мне так спокойно с Вами. «Спасибо» — наверное, он делает все верно? ***