"СЛОМАННОЕ ПРОРОЧЕСТВО"
Остролап видел, как Синегривка улыбалась его сыну, обнимала его хвостом и прижимала к своему телу. Сестра Белогривки, сказавшая ему за всю жизнь не более двадцати слов, которая всегда смотрела на него холодно и почти презрительно, с легкостью отдавала свою любовь Белышу. И если все видели в ней хорошую мать, сначала любившую, а потом потерявшую своих котят, то Остролап слышал и видел гораздо больше остальных. Синегривки была отвратительной и абсолютно бесстыдной. Буквальной подстилкой. Она трахалась с воином чужого племени, позволяла ему брать себя на земле и траве, вынашивала котят с речными чертами лица. Вот и сейчас ее голова была запрокинута в удовольствии, а веки опущены – с губ то и дело срывались полустоны. Она запустила правую лапу себе между ног, то плавно, то энергично двигая пальцами в узкой щели, а левой самозабвенно гладила себя по бедру. Ее глаза были лениво-стеклянные от наслаждения, губы мягкие, искусанные и приоткрытые – горячее и примитивное зрелище. Остролап открыл рот, чтобы заговорить, но Синегривка оторвалась от своего занятия и провела блестящим языком по подушечке его пальца, втянула его в рот, облизывая, словно лакомый кусочек дичи. Остролап сжал челюсть, с трудом оставаясь спокойным. Гул прилившей крови оглушал, но шли мгновения, и бешеное сердцебиение возвращалось в норму – горячая мягкость чужого рта ощущалась удивительно приятно. Он хотел еще – проник в чужой рот двумя, а потом и тремя пальцами, наслаждаясь, как умело играл с ними ее юркий язык. Ему хотелось быть первым, но он мог быть и сотым, если уж так получилось – навыки кошки его действительно впечатляли. Через некоторое время мокрые пальцы с громким хлюпом покинули ее рот – кошка разочарованно замычала, вытирая слюну с подбородка. Остролап провел лапой по ее груди, обводя соски и легко их оттягивая — спустился ниже, облизывая и кусая за покатые бока. — Тебе нравится то, что я делаю? — он стал лениво ласкать ее, так старательно облизанными ею, пальцами — кошка оцарапала ему плечи и невольно пнула ногами. — Да! Синегривка повелась подозрительно легко, не стесняясь прижиматься и трогать, смотреть на него прямо и непосредственно, настолько самоуверенно, что за этим явно крылось что-то еще. Так смотрели только те, кому было совсем нечего терять. — Ты хочешь, чтобы я продолжал? — Не останавливайся, — подтвердила она медовым голосом, глядя на него из-под темных пушистых ресниц. Остролап коснулся языком ее розовой плоти, собирая прозрачный нектар и начал двигать в ней пальцами. От притока крови стенки распухли, давая ощутить всю их бархатистость, и трогать ее стало одним удовольствием. Узкая. Такая мокрая и горячая внутри. Удивительно, как быстро. Ни одна самка не возбуждалась от него с такой же скоростью. И ни одна не кончала так же быстро и красиво, как она. — Хочу почувствовать тебя. Давай же. Быть в ней – что-то за гранью реальности. Он словно делал это впервые. Скользил в ее теле, чувствуя ток крови, дыхание, то, как мышцы сжимали его член, и очень, очень горячую влажность. Удовольствие нарастало стремительно, и оргазм лавиной накрыл Синегривку еще до того, как воин покинул ее тело. Член дергался и пульсировал, изнутри покрывая самку густым вязким семенем. Словно Остролап заявлял на нее свои права. Ставил метку. Перед оргазмом Синегривка намеренно отвела от него взгляд – пусть не думает, что она кончает с мыслями о нем! Хоть это и так, но она... Содрогнувшись в последней мучительно-сладкой судроге, Синегривка назвала имя, которое заставило воина замереть.***
Острозвезд прикрыл глаза, лениво проведя лапами по ее бокам. Синегривка коротко вздохнула и повела бедрами, не сдерживая довольную улыбку. Солнечный свет попал на ее высветлевшие глаза и расширенные зрачки. Она двигалась медленно-медленно, не останавливаясь, и у воина в груди снова и снова закипало что-то горячее, карамельно-тягучее и до боли приятное. Через некоторое время она полюбила быть сверху (ее сестре тоже нравилась эта позиция), и они занимались так любовью почти каждый день. Кошка еще раз поднялась и опустилась, крепко сжимая его внутри, и от этого влажного жара весь мир словно исчез. Теперь Острозвезд знал, почему она так сильно повлияла на него. В племени он невольно приглядывался к каждой белой кошке, вспоминая Белогривку. Она была… удобной, пожалуй, хорошенькой, забавно застенчивой и все же скучной. В ней не хватало харизмы сестры, ее обаяния и распущенности. — Двое сыновей у нас есть. На этот раз девочка? — она положила его лапу на свой плоский живот. — Еще одна хитрая кошечка пригодится нашему племени, — улыбнулся Острозвезд, мысленно посмеиваясь над ее наигранно возмущенным лицом.