Плохой отец никогда не будет настоящим мужчиной.
Рождественским утром Данте проснулся от того, что двое эльфов весело прыгали на его постели, крича «С Рождеством!» Он недовольно нахмурился, с трудом открывая глаза, но не смог сдержать улыбку при виде радостных лиц домовиков. — С Рождеством. — пробормотал брюнет, потирая лицо. — Ваши подарки в тумбочке. Эльфы мигом спрыгнули с постели и побежали искать презенты, которые были упакованы в большие праздничные носки. Внутри было множество конфет из «Сладкого королевства», как классических, так и самых необычных, и наборы разноцветных карандашей. — Я что, по-твоему, упырь, чтобы это есть? — проворчал домовой постарше, недовольно глядя на Риччи, держа в руках кровавые леденцы. — Не будь болваном, Дино! — расстроенно воскликнула Бьянка, толкнув брата в плечо. — Не обращай на него внимание, Данте. Сладости чудесные. Дино и Бьянка были детьми личных эльфов Джованны и росли вместе с младшими Риччи. Дино недавно исполнилось 17, а Бьянке — 11, отчего их общение с Данте, Эдди и Донной было весьма фривольным. — Вот, держи. — Бьянка протянула брюнету небольшую открытку, на которой были изображены*
Младшие Риччи нервно переминались на одном месте, ожидая у дверей палаты, когда целитель разрешит им войти. С начала каникул им так и не удалось навестить отца, но в праздник даже медики не могли отказать семье во встрече. Когда дверь наконец открылась, Данте первый вошел в палату, держа сестер за руки, а его взгляд мгновенно встретился со взглядом папы. — С Рождеством. — ласково сказал Леонард, с нежностью глядя на детей, а те застыли в проходе, поражаясь увиденному. Джина заранее предупредила их, что Лео похудел из-за болезни, чтобы они не сильно удивлялись, но ребята определенно не рассчитывали, что он будет настолько истощен. Его кожа была бледной и сухой, придавая к возрасту лишних пятнадцать лет, в волосах мелькала седина, а распахнутая рубашка оголяла выступающую грудную клетку и ключицы. — С Рождеством. — первым ответил Данте, заставляя себя тепло улыбнуться, чтобы спрятать беспокойство. Парень медленно подошел к постели, ведя за собой сестер, и вопросительно посмотрел на маму, которая обеими руками держала ладонь Лео, сидя рядом с ним. Джованна слегка кивнула сыну, после чего он наклонился к отцу и крепко обнял его. — Великий Нептун! Вы так выросли! Леонард с благоговением рассматривал детей, а девушки взволнованно всхлипнули и, оттолкнув брата, бросились обнимать папу. — Я соскучился. — прошептал он, а Эдди с Донной стали что-то неразборчиво бормотать. Данте отошел поближе к маме и приобнял ее за плечи, а она ласково улыбнулась ему, хоть он мог видеть печаль в ее глазах. — Дино с Бьянкой просили передать тебе. — сказал брюнет, протягивая папе открытку, которую Лео стал с интересом рассматривать, посмеиваясь. — Они определенно стали рисовать лучше. — усмехнулся он и посмотрел на Джину. — Такими темпами смогут создавать эскизы для твоих магазинов. Джованна искренне улыбнулась, сдерживая смех, а дети весело фыркнули. — Садитесь и расскажите мне все о школе. — воодушевленно попросил Лео, кивнув в сторону кресел у кровати. Ребята стали в красках описывать свои впечатления о новой стране и учебе, стараясь избегать разговоров о дементорах, Блэке и ссорах с однокурсниками. Данте много говорил о фестралах, особенно о Селесте, о своих друзьях с факультета, о близнецах Уизли, а девочки каждый раз, как имя Тины проскакивало в диалоге, уточняли, что она его девушка, чем раздражали брата и веселили родителей. Во время обеда, когда Джина с дочками ушла заказывать еду, парень играл с отцом в новые шашки из натурального камня из набора, который ему подарили на Рождество. Поверх каждой фигурки лежало по одному драже с неизвестными вкусами, и, когда шашка уходила с доски, игрок, которому она принадлежала, должен был съесть конфету, что была на ней. — Тебе три. — ухмыльнулся Данте, лукаво глядя на папу. Лео удрученно вздохнул и взял драже, покачав головой. — Зря я на это согласился. — пробормотал он, поочередно закидывая в рот сладости. — Хм, это вишня. — довольно заметил старший Риччи, с удовольствием жуя конфету. — Так, а это… О, Святой Ромул, чеснок. Мужчина выплюнул драже и потянулся за стаканом воды, в надежде избавиться от яркого вкуса. — И последнее. — с вызовом добавил Данте. — Оно соленое, как… Знаешь, я не хочу знать, что это такое. — быстро сказал Леонард, поднимая руки ладонями вверх. — Возможно, это козявки. — О, боги, почему вам это нравится? — А кто сказал, что нам нравится? — парень ехидно посмотрел на отца, а тот, рассмеявшись, потрепал его по волосам. Данте с тенью тоски улыбнулся папе, а между ними повисла неловкая тишина. Он не знал, что сказать отцу в сложившейся ситуации. Ему не хотелось вешать на него свои переживания, зная, что Лео и так со многим приходится справляться сейчас. Брюнет понимал, что должен оставаться сильным ради родителей и сестер, но быстрое взросление в таком ключе его совсем не радовало. — Ты злишься на меня? Спокойный голос Леонарда резкой болью отозвался в сердце парня, и он недоумевающе посмотрел на него. — Злюсь? Из-за чего мне злиться на тебя? — Мне давно стоило бросить эти командировки и работать в Римском отделении. — Пап, это ведь случайность… — Я знал о рисках, — мягко перебил Лео и взял его ладонь в свою, — но продолжал играть с огнем. И в итоге подвел вас. — с горечью добавил он. — Ну, теперь ты сможешь уйти на более спокойную должность. — сказал Данте, слегка пожав плечами, а во взгляде отца заметил сомнение, будто тот сам не знал, ждет ли его что-то впереди, кроме болезни. — Бабушка сказала, я стал больше похож на тебя. — решил перевести тему он, а Лео изумленно вскинул брови. — Что, прям так и сказала? — с улыбкой уточнил старший Риччи. — Да, я слышал, как они с дедушкой это обсуждали. Что мы с Эдди еще больше стали напоминать тебя, особенно я «с этой прической просто копия отца». Стараясь копировать манеру Анжелы, добавил он, а Леонард тихо усмехнулся, отведя взгляд на простыни, и покачал головой. — Что ж, она права. Действительно похож. Лео слегка прикусил губу, глядя на сына с эмоциями, которых Данте не мог разобрать. Словно сожалел о чем-то, но брюнет не видел в этом никакого смысла. Он хотел спросить, что его тревожит, как в палату ворвались Эдди с Донной, неся в руках коробки с ризотто и тортеллини, напевая: Tu scendi dalle stelle, o Re del cielo, e vieni d'una grotta al freddo e al gelo…*
Позже тем же вечером в палату пришли Луи с Анжелой, и семья в полном составе смогла отметить столь любимый ими праздник, а Джине целители разрешили остаться на ночь в больнице. Каждый следующий день ребята навещали отца, гуляли с ним во внутреннем саду лечебницы, где он старался потихоньку ходить, но движения давались ему с трудом. Чаще всего Лео сидел в инвалидном кресле, находясь на улице, но возможность дышать свежим горным воздухом безмерно радовала его. Целители рекомендовали ему со временем возобновить занятия верховой ездой, считая, что подобная терапия поможет его организму быстрее окрепнуть, а Джина сразу же занялась поиском лошадей, которых могли бы доставить в больницу. — Почта. — улыбнулся Луи, протягивая внуку два конверта. Данте удивленно посмотрел на письма, забирая их из рук дедушки, замечая, что одно было толще второго. Он осторожно открыл более крупный конверт, в котором оказалось сразу три письма по одному от Тины, Арчи и Мелиссы. Они решили отправить их крупной совой, чтобы не утомлять сразу нескольких птиц столь долгим перелетом. Ребята благодарили его за подарки, рассказывали об отдыхе со своими семьями и каждый искренне переживал о состоянии Леонарда. — От друзей? — Д-да. — пробормотал парень, рассматривая второй конверт. — К нему прилагалась посылка. — Луиджи кивнул в сторону небольшой коробки, лежащей на столе. — Судя по весу, там камни. Брюнет нахмурился, задумавшись, и открыл письмо, которое прислала ему Гермиона: «Привет, Данте! Я не знаю, как благодарить тебя за подарок — это было очень неожиданно, но перо просто отличное. Мне действительно нравится, но так неудобно, что я для тебя подготовила только конфеты… Надеюсь, что они тебе понравились — Эдди сказала, что ты любишь клубнику. Как проходят каникулы? Как здоровье твоего папы? Надеюсь, ему становится лучше. В школе сейчас совсем тихо. Осталось всего пятеро студентов, включая нас с Роном и Гарри, но мы мало пересекаемся. Гарри на Рождество пришла новая метла — «Молния», но мы не знаем, кто ее прислал. Я рассказала об этом профессору Макгонагалл, чтобы она ее проверила — вдруг это от Блэка? Может на ней какие-то темные чары, которые могут навредить Гарри. Профессор со мной согласилась и забрала метлу на время, чтобы хорошо проверить. Гарри на меня обиделся. Теперь они с Роном вдвоем со мной не разговаривают. Я почти все время провожу в библиотеке: с Хагрида сняли обвинения в инциденте с Малфоем, но Министерство собирается судить Клювокрыла. Хагрид думает, что гиппогрифа приговорят к казни. Он очень расстроен и сильно беспокоится о Клювике. Я пытаюсь найти похожие дела в книгах, чтобы на их основании можно было выстроить защиту. Ты, случайно, не знаешь, что нужно делать в такой ситуации по закону? Есть ли способ оправдать гиппогрифа? Хагрид просил передать благодарность за печенье, оно ему очень понравилось, и он испек для тебя имбирных пряников — они в коробке. Надеюсь, у вас дома все хорошо. Передавай привет Эдди и Донате и поблагодари их от меня за сладости и гребень, пожалуйста. Спасибо еще раз за перо! Счастливого Рождества и Нового Года!Гермиона».
Данте несколько раз перечитал письмо, пытаясь уложить в мыслях всю информацию, но выходило с трудом. С одной стороны, он был очень рад, что угодил с подарком, и что с Хагрида сняли все обвинения. С другой, шокирован судом для Клювокрыла и поведением Поттера. Риччи поражался тому, как остро парень реагирует на заботу близкой подруги, и как легко отворачивается от нее из-за такой мелочи. Гермиона была права: метла могла быть проклята, и лучше не принимать подарки от неизвестных отправителей. Особенно, когда на тебя охотится сбежавший массовый убийца. Парень покачал головой, закатив глаза, не обращая внимания на любопытный взгляд дедушки. — Что там? — поинтересовался Луи, сделав глоток кофе. Данте сел напротив, передав ему письмо, а сам начал открывать посылку, чтобы посмотреть на пряники. — Что там за инцидент с Малфоем? — нахмурился Луиджи. — Хагрид — наш профессор по уходу за существами — показывал третьекурсникам гиппогрифов, а Драко нарушил инструкции по общению с ними, от чего получил когтями по руке. — И его отец подал в суд? — Да, ты знаешь их семью? — Малфой старший — отец Люциуса — был одним из моих покупателей в прошлом. Скользкий человек. Люциус рос таким же. Если он за это взялся, то не отпустит, пока не получит желаемое. Что это, черт побери? Парень усмехнулся, когда дедушка посмотрел на печенье в коробке, которое на вид тоже напоминало камни. — Имбирный пряник. Хагрид испек. Луиджи поморщился, недоверчиво глядя на выпечку, и перевел все внимание на внука. — У меня есть знакомый в Отделе, связанном с магическими существами. Я попрошу его найти защиту и передам данные письмом Дамблдору, но вряд ли это поможет — жизнь существ не ценится. — Почему ты решил помочь? — Я знаю Хагрида по Первой войне… Мы вместе были в Ордене. У него доброе сердце, иногда слишком доброе для его же блага. Данте понимающе кивнул и отломил небольшой кусок пряника. — Ну как? — Как пряник. Тверже, чем нужно, но с кофе пойдет. — пожал плечами брюнет, допивая напиток. — Угощайся. — с ухмылкой добавил он. — Чем занимае… Салазар, что это вы едите?! — изумленно спросила Джина, зайдя на кухню. — Хагрид прислал пряники. Брюнетка понимающе кивнула и, налив себе кофе, села рядом с папой. Данте рассказал ей о Клювике и о ситуации с метлой, на что она быстро переглянулась с Луиджи, пораженная услышанным. — Ну, похоже, Гарри такой же драматичный, как и его отец. — беззлобно сказала Джованна, а Луи усмехнулся. — Я собрала для него небольшой подарок… Именные перчатки для квиддича и несколько школьных фото Джеймса и Лили. Сможете передать? — Конечно, но что нам ему сказать? Мы не рассказывали, что ты дружила с его родителями… — Дружила — несколько громко сказано. — мягко перебила Джина, поджав губы. — Мы практически не общались до конца 6 курса, хотя с 1 года все дружили с Ремо. — Почему? — заинтересованно спросил Данте. Его давно волновал этот вопрос, но мама не любила говорить о погибших приятелях. — Я была гордой слизеринкой, а Джеймс — гордым гриффиндорцем. — усмехнулась она, очерчивая контур кружки кончиками пальцев. — Он говорил, что лучше уйти из школы, чем учиться на Слизерине, и был весьма насторожен против нашего факультета. Личной неприязни между нами не было, но и общаться друг с другом нам не хотелось. А с Лили мы просто были слишком разными и не могли найти общие темы в детстве. Она была очень прилежной студенткой, старалась становиться первой в учебе всегда. Я же не беспокоилась о предметах, которые мне не давались или не нравились. И характеры у нас отличались: Лили была прямолинейной и всегда яро высказывала свое мнение, когда ее что-то задевало; я же предпочитала игнорировать дураков или отшучиваться, а мои шутки казались ей грубыми. Парень фыркнул, кивая. Он прекрасно знал манеру общения мамы, и ему нетрудно было понять, почему некоторым людям она не нравилась. Сарказм и ирония — постоянные спутники ее речи, и иногда даже ее семья не понимала, когда Джина говорит серьезно, а когда — нет. — У Лили была причина усердно учиться. — заметил Луи, а брюнет перевел вопросительный взгляд между ними. — Лили была маглорожденной. В те годы к ним относились очень пренебрежительно. Порядком хуже, чем сейчас. Она была вынуждена доказывать всем, что достойна учиться магии наравне с чистокровными. Безусловно, она была одаренной ведьмой, но на одном таланте многого не добиться. Данте внимательно слушал дедушку, невольно ассоциируя рассказ о Лили с Гермионой, которую тоже многие чистокровные ни во что не ставят лишь из-за ее происхождения, игнорируя все достижения девушки. — Но как вы в итоге начали общаться? Джина тихо вздохнула, закусив губу, а Луиджи поднялся и отошел к столешнице, чтобы сварить свежий кофе. — Мы просто выросли. — робко улыбнулась она. — Учеба подходила к концу, война становилась все агрессивнее, наши взгляды на новую политику совпадали, и мы старались поддерживать друг друга, как могли. Но, честно говоря, я не думаю, что мы общались бы до сих пор, останься они в живых.