Calunniare, calunniare che a tirare dell’acqua al muro, sempre se n’attacca.
После второго испытания всем стало любопытно узнать подробности подводного приключения, и каждый чемпион, и его «пленник» были подвержены бесконечным расспросам. Больше всего внимания уделялось Гарри и Рону, что последнего очень радовало. Он по десять раз за день пересказывал свои злоключения, которые очень скоро стали обрастать новыми деталями. Сперва Рон рассказывал правду, по крайней мере, он говорил то же, что и Гермиона: пленников привели в кабинет Макгонагалл, там Дамблдор их заколдовал, пообещав, что с ними все будет в порядке, и что они проснутся, как только снова окажутся на поверхности озера. Через неделю его рассказ превратился в жуткую историю, из которой следовало, что на него напали и украли, ему пришлось в одиночку отбиваться от полусотни до зубов вооруженных тритонов и русалок, и они его, в конце концов, одолели, связали и уволокли на самое дно озера. Грейнджер делала ему ироничные замечания, от чего он смущенно краснел, но сама не меньше раздражалась из-за нового прозвища, что за ней закрепилось — дама сердца Виктора Крама. Данте с Эдди, Фредом и Джорджем тоже так ее называли время от времени, не имея ничего дурного ввиду, желая лишь немного подразнить, но шатенка их настрой не разделяла. Начало марта выдалось сухим и ветреным. Совы не справлялись с натиском стихии и задерживали посылки и письма, что для некоторых студентов было неприятно. И только Риччи это не беспокоило — все трое общались с мамой через Дино, а Гермиона, случайно сталкиваясь с ним в гостиной Гриффиндора, осуждающе смотрела на Эдвидже, но в спор ввязываться не решалась. Для шестикурсников начались курсы трансгрессии, на которые ходил вообще весь поток. Первые занятия были исключительно лекционными, но все с волнением ждали практику. На время занятий в Большом зале снимали ограничение на перемещение всего на час, но этого хватало, чтобы попытать свои силы. Однако переместиться из одного конца комнаты в другой не удалось никому. Кто-то просто остался стоять на месте, кто-то — падал от потери равновесия, а другие получили небольшие расщепления. Среди таких «везунчиков» оказался и Данте — он потерял несколько пальцев на левой руке, но их вскоре вернули на место. А вот его желание и дальше продолжать обучение перемещению пошатнулось. В конце очередной учебной недели Риччи сидел в Большом зале за завтраком, а рядом о чем-то оживленно переговаривались Тина и Мелиссой, листая какой-то женский журнал. — Нет, вот что она к ней пристала! — покачала головой Джейкобс, захлопнув разворот, и повернулась к Риччи с Олдриджем. — Вы не читали? — Я не подписан. — ответил брюнет, и Арчи кивнул в подтверждение, а девушка протянула им издание. — В середине. — сказала Тина, а Данте принялся искать статью.«Разбитое сердце Гарри Поттера»
Парни, заметив заголовок, быстро переглянулись и синхронно закатили глаза — очередная писанина Скитер не предвещала ничего хорошего. Гарри Поттер мальчик необыкновенный, но как все мальчики его возраста испытывает муки юности. Рано потерявший родителей и лишенный родительской любви, он думал, что обрел утешение в своей школьной подруге Гермионе Грэйнджер. Но догадывался ли он, что очень скоро ему придется перенести новый удар судьбы и новую утрату? Мисс Грэйнджер родилась в семье маглов, это простая, но амбициозная девочка. Ее тянет к знаменитостям, и одного Гарри Поттера ей мало. На Турнир Трех Волшебников в Хогвартс приехал Виктор Крам, ловец сборной Болгарии, триумфатор недавнего Чемпионата мира, и мисс Грэйнджер тут же и его поймала в свои сети. Она его просто покорила, и он уже пригласил ее на летние каникулы в Болгарию. — Я еще никогда ничего подобного к девушкам не чувствовал. — признается Виктор Крам. А непостоянная мисс Грэйнджер продолжает играть чувствами обоих мальчиков. Трудно сказать, чем так привлекательна мисс Грэйнджер. Нельзя сказать, чтобы она была красива, скорее всего, причина симпатий к ней двух несчастных мальчиков кроется в чем-то ином. — Она просто страшилище. — говорит о ней Пэнси Паркинсон, миловидная, привлекательная студентка четвёртого курса. — Но она умна, и ей вполне по силам сварить приворотное зелье. В этом-то, я думаю, все и дело. Приворотные зелья запрещены в школе «Хогвартс», и Альбус Дамблдор, без сомнения, заинтересуется причиной успеха своей студентки. А доброжелателям Гарри Поттера остается только надеяться, что в следующий раз он отдаст свое сердце более достойной. Риччи нахмурено читал статью, низко наклонившись над журналом, и не замечал напряженные взгляды друзей. — Эта женщина даже имена своих «героев» написат правильно не может. — покачал он головой, выпрямляясь. — Всем плевать. — вздохнул Арчи. — Теперь Грейнджер будут донимать все фанатки Поттера и Крама. — Неужели так много людей верит в эту чушь? — пораженно спросил брюнет, а ребята, поджав губы, раздосадовано кивнули. — И откуда она вообще взяла слова Крама? Не думаю, что он сказал ей такое сам. — Не думаю, что он вообще такое говорил. — пожал плечами Олдридж. — Думаешь, Грейнджер не может ему так нравиться? — спросила Лиса, а шатен кивнул. — Сколько они знакомы — пару месяцев? Он взрослый парень, мировая звезда спорта. Уверен, он много интересных людей в жизни встречал. А Грейнджер… Ну, не знаю. Обычная школьница. Да, умная, но разве таких мало? — Ох, Арчи. Сердцу не прикажешь. — улыбнулась Мелисса, иронично глядя на него.*
Через несколько дней опасения Тины подтвердились: Гермионе стали присылать гневные письма с оскорблениями, проклятиями, кричалки, конверты с гноем и порошками, которые портили кожу. Впервые это произошло за обедом, чему все ученики и профессора стали свидетелями, а девушка побежала в больничное крыло за помощью. — Ты как? — ласково спросила Эдди, когда шатенка вышла от мадам Помфри, вытирая заплаканные глаза. — Нормально. — шмыгнула носом она. — Рука только болит. Риччи посмотрели на перевязанные ладони девушки с какой-то густой едко-оранжевой мазью под ней. — Тебе нужно обезболивающее? — взволнованно спросил Данте, протягивая ей шоколадку. — Нет, спасибо. Мадам Помфри сказала, что это скоро пройдет. — кротко улыбнулась Гермиона и стала жевать сладость, еле удерживая дольку в руках — они все еще были распухшими, а пальцы с трудом гнулись. — Ты не открывай письма больше. Или делай это на расстоянии. — посоветовал брюнет. — Наша мама так делает. — добавила Эдди, а шатенка удивленно посмотрела на нее. — Ей тоже много гадких вещей присылают. Особенно на праздники или с выходом новых коллекций. — А ей за что? — шокировано спросила она, садясь с близнецами на лавочку. — За ее наряды. — вздохнула Риччи и поджала губы. — Многие считают, что они слишком откровенные и развращают наше общество. Что такие вещи носят только проститутки, такие же, как мама. — хмыкнул Данте, прикусив щеку изнутри. — Да как у них вообще язык поворачивается говорить такое?! — вспыхнула шатенка, взмахнув руками, и поморщилась от боли. Эдди мягко погладила ее по плечам, успокаивая. — Мама сперва работала моделью. Снималас для бренда нижнего белья. У многих до сих пор хранятся обложки с ее участием. — Ваша мама снималась в нижнем белье? — недоверчиво повторила Грейнджер, а близнецы кивнули, ухмыляясь. — Но разве в таких семьях, как ваша, это допустимо? — пробормотала она. — В том и дело, что нет. — цокнув, ответил Данте. — Был ужасний скандал. И у мамы с родитьелями, и у семьи с общественностью. Но болше всьего женщины злилис из-за того, что мама была невестой папы в то время. Они считали, что это неподобающее повьедение для его будущей жены, что она порочит не толко имя всего своего рода, но и его имя тоже. — И как ваши родители с этим справлялись? — Продолжали дьелат то, что им нравится. — усмехнулся брюнет. — Папа лишь отвечал, что гордится тем, что его невеста не боится строить карьеру в сфере, которая ей нравится. Гермиона пораженно округлила глаза и отвела смущенный взгляд. — А потом она снялас беременной нами. — рассмеялась Эдди. — Хотьела привлечь внимание к тому, что для беременных не делают нормальное белье. Что оно все страшное и даже не всегда удобное. Так что мы с Данте тоже были на обложке. — Италия прогрессивнее Британии. — задумчиво сказала Грейнджер. — На самом деле нет. Не во всем. У вас разрешены разводы — пуст на это редко кто из магов идет, но такая возможност ест у каждого. В Италии это до сих пор запрещено. Даже в магловской Италии разводы разрешили лишь двадцат лет назад. А за измену в браке можно попаст в тюрьму, если ты женщина. Риччи недовольно хмыкнул, покачав головой, и продолжил мысль: — У нас реже женщины занимают руководящие должности в Министерстве. Единственные профессии, которые считаются достойными: педагог, целитьел, учител танцев, музыки, рисования, реже — ученый. Для среднего и низшего слоев — швеи, пекари, флористы. Но все равно главной обязанностью считается хранительница домашнего очага. — И материнство. — буркнула Эдди. — А если ты не можешь иметь детей? — негодующе затараторила шатенка. — Тогда тебя всем будет очьен жаль, и тебе все время будут об этом напоминать. — грустно усмехнулся Данте. — У нас даже не в знатных семьях до сих пор девочек воспитывают так, чтобы они были хорошими женами и матерями, словно у них не может быть других целей. — раздраженно сказала Эдвидже, взмахнув волосами. — Я бы и не подумала никогда… Мне итальянцы всегда казались более вольными, темпераментными. — Так и ест, но это не во всем выражается. У нас болше удьеляют внимание культуре и искусству во всех их проявльениях: мы не так сильно разделяем магловское и магическое наследие — все развивалос параллельно и сложно отследит, что кому точно принадлежит. Тем более, что в античные века оба мира были связаны намного теснее. Но на соврьеменные законы это не влияет. А вообще за всю историю страны было слишком много перемен, потому многие семьи сильно отличаются друг от друга, в зависимости от того, откуда они и когда появилис. Гермиона внимательно слушала брюнета, периодически хмурясь, словно делала мысленные пометки, но ее отвлекла Эдди, которая резко подскочила со скамьи, чем напугала ребят. — Простите, мне на урок пора. Я уже опаздываю. — перекидывая сумку через плечо, сказала она и помахала им на прощание. — А ты не опаздываешь? — поинтересовалась у Данте девушка. — У меня окно. Тебя проводит куда-нибудь? Она кивнула, а Риччи забрал ее сумку, чтобы ей не пришлось ничего нести в руках. Они неспешно шли по пустым коридорам в сторону Гриффиндорской башни, а Грейнджер все время хмурилась, о чем-то задумавшись. — Что тебя беспокоит? — Я уже несколько дней пытаюсь понять, откуда Скитер узнала, что Виктор пригласил меня на каникулах в гости… — Так это правда? — улыбнулся брюнет, а девушка кивнула, покусывая губу. — Он тогда и вправду сказал, что ничего подобного никогда не чувствовал... — продолжила она и покраснела, а Риччи даже показалось, будто от нее идет жар. — Но как она услышала? Ее, кажется, там не было… или была? Может, у нее мантия-невидимка, и она пробралась в Хогвартс поглядеть второе испытание? — Может мантия, может чары невидимости. Но это все равно слишком заметно — нас там было очень много, она легко могла кого-то зацепить. — Да, я тоже об этом думала… — Возможно Скитер просто подкупает кого-то из учьеников. В тот раз Малфой, сейчас — Паркинсон. — Но их там и близко не было. Но я это так не оставлю. — грозно добавила Грейнджер, а в ее глазах сверкнул недобрый огонек. — Я узнаю, как Скитер получает всю эту информацию, и прижучу ее. — Еще на нее можно подат в суд. Ты из-за ее статьи получила увечья. Свидетелей куча. Ей, конечно, писат не запретят, но нервы потреплют. — На это нет времени. — покачала головой она.*
Через неделю незадолго до Пасхальных каникул Риччи, как и многие студенты, практически поселился в библиотеке — перед началом праздников профессора вновь задали гору всего. Взяв необходимые учебники, он заметил за одним из столов Грейнджер, вокруг которой была стопка книг по магическому прослушиванию. Девушку до сих пор донимали письмами, все чаще — кричащими, и она не сдавалась в попытках добраться до истины. — Как успехи? — спросил брюнет, садясь напротив гриффиндорки. — Сложно сказать, но Скитер точно не пользовалась мантией или чарами невидимости — я говорила с Грюмом, он сказал, что не видел ее нигде поблизости, а его волшебный глаз видит все. — Что ж, хотя бы знаешь, что точно не стоит искат. Девушка кивнула, делая какие-то заметки, а Данте приступил к переводу рун. — Ты знал, что Хагрид тоже получал гневные письма после той статьи? — шепотом спросила она. — Нет, он мне не говорил. — Я ходила на урок к нему в тот день, когда обожгла руки. Он сказал, что ему присылали угрозы и оскорбления: «Вы чудовище и вас надо выгнать из школы». «Ваша мать убивала невинных людей, и будь у вас хоть капля совести, вы бы уже давно утопились». — с отвращением пересказала шатенка слова Рубеуса. — Да как можно судить детей за поступки родителей? — К сожалению, так до сих пор делают. — вздохнул он. — Хотя это так же глупо, как судить родителей по поступкам детей. — Но… разве дети не отражают собой родителей? И их воспитание? — Смотря в каком возрасте. Чем ты младше, тем больше поступаешь так, как тебя учат. Со школы разрыв начинает стремительно расти. Грейнджер задумчиво смотрела на парня, стуча пером по пергаменту, и вскоре решилась задать ему вопрос: — Ты слышал что-нибудь о сыне Крауча? — Крауч, который отвечает за Турнир? — она кивнула, наклонившись ближе к столу. — Да, его судили с несколькими Пожирателями после конца первой войны… Громкое было дело. Данте помнил эту историю по рассказам мамы и дедушки, ведь волшебника судили вместе с Лестрейнджами, и всех обвиняли не только в поддержке Волан-де-Морта, но и в пытках супругов Долгопупсов. Он не знал, рассказывал ли Невилл ей о своей семье, потому решил не вдаваться в такие подробности. — Думаешь, то, что его сын стал Пожирателем, не его вина? — Нет. — спокойно ответил брюнет, продолжая писать руны. — Он был совершеннолетним. Сам сделал этот выбор, хотя прекрасно знал, чем занимался родной отец. Хотя недочеты в воспитании, безусловно, есть. — Думаешь, Крауч правильно сделал, что отправил сына в Азкабан? — с некой претензией поинтересовалась Гермиона. Риччи отложил ручку и поднял на нее пронзительный взгляд, сложив руки в замок. — А что он должен был сдьелат? Отпустит его на волю? Зная, что он пытал и убивал людей? — шатенка поджала губы, но продолжала смотреть парню в лицо. — Но бросить родного сына к дементорам… — Эрмиона, у вас нет альтернативы. — прервал ее порыв Данте. — Либо Азкабан и дементоры, либо смертная казн. Мне не нравится отсутствие других тюрем в Британии, с этим опредьеленно нужно что-то делат, но в рамках текущего законодатьельства Крауч сделал все верно. Я толко не понимаю, почему его вообще допустили вести это засьедание — здьес явный конфликт интересов, — но в военное время, наверное, выбират не приходится. Грейнджер, тихо вздохнув, вернулась к своим заметкам, а Риччи — к рунам. Он понимал, что ее так шокирует в этой ситуации — все же Крауч действительно кажется извергом, который бросил в самое страшное место родного ребенка, — но Крауч выступал не в роли родителя, а в роли представителя закона в тот день, потому и оценивать его поступок, как ему казалось, нужно именно со стороны закона. Но глубоко в душе Данте испытывал странное чувство сомнения, ведь никак не мог представить, что сам решился бы на подобный шаг в отношении своих близких. И все же признаваться в этом он никому не собирался.