Davanti l’abisso, e dietro i denti di un lupo.
После розыгрыша близнецов Уизли ученики стали чувствовать себя более непокорными, несмотря на все попытки Амбридж и ее новых верных прислужников «выдергивать прутики из метел». Отбыв наказания у новоиспеченной директрисы за участие в ОД и нарушение прочих статутов, студенты разных курсов без тени сомнения разрешали Эдди и Донате, которые вскоре стали ребят на это подговаривать, фотографировать шрамы на своих руках, а девочки отдавали все снимки на хранение Данте, ведь, несмотря на то, что он был их братом, он все же оставался старшим старостой от Слизерина, а свой любимый факультет Амбридж не подвергала проверкам. Что с ее стороны было не очень предусмотрительно. Подогревали общий бойкий настрой и предстоящие Пасхальные каникулы, на которые многие решили покинуть школу, и Риччи в том числе. И за пару дней до отъезда Данте приблизился к решающему моменту — зелье было готово для ритуала, — оставалось лишь добавить несколько ингредиентов. Он сидел в одном из заброшенных кабинетов подземелья, долго вглядываясь в темно-зеленую жидкость в котле, что искажала его отражение, и держал палочку над вытянутой ладонью. Риччи еще отчетливее ощущал себя на распутье: с одной стороны, он был в шаге от искомой правды, с другой, так ли эта правда была ему нужна? Данте понимал, что обратного пути уже не будет, и что сейчас последний миг, когда он может принять блаженное, наивное неведение, ведь совсем не знал, что будет делать, когда его догадки перестанут быть таковыми. Должен ли я это делать? Не оскорблю ли этим память об отце? Не предам ли маму недоверием? Но неужели я прошел весь этот путь лишь для того, чтобы повернуть назад? Мысли путались в безответном танце, перетягивая решимость Данте из стороны в сторону, словно канат в олимпийском состязании. Парень крепко зажмурился, делая медленный выдох, будто вместе с воздухом отпускал из тела сомнения, а после перевел взгляд на напряженную ладонь, которую держал навесу над котлом, стараясь собрать воедино все свое мужество, и направил кончик палочки к центру. «Что ж, пора перейти Рубикон!» — подумал он и твердо произнес: — Диффиндо. Из раны на ладони в котел полилась горячая кровь, а Риччи невольно поморщился, шипя, и прикусил губу, про себя отсчитывая необходимое количество капель. Зелье приобрело фиолетовый оттенок, как и указывалось в инструкции, и Данте поспешил заживить разрез, чтобы перейти к небольшим, но не по важности, штрихам. Следом он бросил в котел свой волос, и варево сменило цвет на мутный молочный, а после вынул из небольшой колбы волос Донны. — Если станет прозрачным, родство полное, если желтым — один общий родитьел, если почернеет — кровной связи нет. — пробормотал брюнет, вспоминая точное описание из книги. Риччи бросил косой взгляд на колбочку, стараясь не поддаваться сомнениям вновь, и, вынув пробку, вытряс волос в зелье, ненамеренно затаив дыхание. Те несколько секунд, что прядь парила над котлом, показались ему вечностью: он будто видел все в замедленной съемке, и складывалось ощущение, что по иронии судьбы, волос навсегда зависнет в нескольких дюймах от жидкости, дразня его разум неизвестностью. Стоило волоску коснуться молочной глади, как Данте, цепко следя за любыми изменениями, ощутил, будто сердце пропустило несколько ударов. Первое мгновение ничего не происходило, и в его душе появилась тень ликования, а сердце радостно учащенно забилось, но вскоре земля словно закружилась под ногами, вторя бледно-желтой спирали, что постепенно разрасталась на поверхности зелья. Риччи отшатнулся от котла, растерянно глядя по сторонам, и случайно зацепил табурет, стоящий позади. Гул дерева о каменный пол казался ужасно далеким; в горле резко пересохло, и ему никак не удавалось избавиться от кома, который поднимался по глотке все выше. Он опустил голову вниз, опираясь руками о бедра, как по его спине пробежала мелкая дрожь, а с губ сорвался нервный хриплый смешок, который вскоре перерос в сдавленный гневный рык. Данте с силой пнул котел, и тот со звонким грохотом упал на камень, а мутная желтая, словно желчь, жидкость, растеклась по каменным швам. — Dio cane! — в сердцах воскликнул брюнет, пнув котел еще раз, от чего тот отлетел в стену и покатился обратно. — Нет-нет-нет-нет-нет… Это не может быть он… Нет… — как помешанный стал повторять он, топчась по кругу в луже из остатков зелья. Риччи нервно прикусил ноготь большого пальца, лихорадочно пытаясь придумать, как узнать, что именно Блэк может оказаться его отцом: неполное родство с Донатой еще не означало, что мама родила их с Эдди от Сириуса. И, как ни странно, Данте больше беспокоило возможное родство с Блэком, чем сам факт того, что у них с Донатэллой разные отцы. — Думай же, думай!.. — потирая виски, твердил он сам себе, постукивая носком ботинка о пол, как услышал хлопок трансгрессии. — Синьор Данте, — осторожно позвал его Дино, пораженно рассматривая беспорядок, — вас ищет сеньорита Эдди. — Передай, что я занят. — вздохнул Риччи, бегло оглядев домового, а тот, кивнув, мигом исчез. Парень пристально смотрел на место, где только что стоял эльф, пытаясь ухватиться за мысль, что витала у самого его носа, когда наконец понял, что должен сделать: — КИКИМЕР!*
Данте полулежа сидел на диване в гостиной и жевал грушу, искоса наблюдая, как мама готовит печенье, пока Эдди с Донатой в соседней комнате над чем-то смеялись. Услышав лающий хохот старшей сестры, брюнет невольно скривился, крепче вгрызаясь зубами в хрустящую мякоть. Он пытался сосредоточиться на предстоящем разговоре с мамой, но голос Эдвидже ужасно его отвлекал и, с горечью отмечал про себя Риччи, раздражал. — У тебя все хорошо? — повернувшись к нему, спросила Джованна, держа в руках тарелку свежего бискотти, а Данте удивленно посмотрел на нее. — Ты такой молчаливый. — Все хорошо. — коротко улыбнувшись, быстро ответил он и с помощью палочки избавился от огрызка груши. — Мама! — крикнула Эдди, выходя из своей спальни. — Можно мы с Донной, Фрэдди и Джорджио сьегодня сходим в кино? Джованна поставила печенье на стол и удивленно посмотрела на дочь: — А Данте? — У мьеня другие планы. — отозвался брюнет. — Хочу пригласит тебя на обед. Джина медленно повернулась к сыну, шокировано подняв брови. — Слышал, ты внов попала в рейтинг «Влиятельных ведьм Европы». — Данте обаятельно улыбнулся. — Хочу поздравит от себя лично. Джованна оценивающе посмотрела на сына, будто искала в его словах подвох, но от приглашения не отказалась.*
— Ты так очарователен, когда тебе что-то нужно. — она слегка улыбнулась Данте, делая глоток кофе, и достала портсигар. — Chi non sa adulare, non sa regnare. — парень протянул зажигалку с огнем маме, после чего закурил сам. Они выбрали небольшое, но уютное кафе испанской кухни, заняли столик у окна, подальше от посторонних ушей, и заказали паэлью с креветками и каракатицей. — Скажешь, зачем позвал меня сюда на самом деле? — выдыхая дым, спросила Джина. Данте криво ухмыльнулся и посмотрел на нее поверх стакана с грейпфрутовым соком. Он предполагал, что мама не поверит, будто ему просто так хочется пообедать с ней, вместо того, чтобы прогуляться с друзьями, но не рассчитывал, что она настолько легко его прочтет. — Сложно поверит, что я просто хочу провьести время с тобой? Джина молча стала накладывать еду в свою тарелку, а он, понимая, что тянуть нет смысла, отложил сигарету в пепельницу. — У меня на факультете учится один парень, Драко Малфой. Джованна на мгновение замерла с приборами в руках, глядя на сына, а затем пожала плечами, показывая, словно ее это совсем не интересует. Данте внимательно наблюдал за ее движениями, стараясь уловить в них хоть какую-то перемену, но, казалось, ей и правда не было никакого дела до разговоров о Малфоях. — Некоторое время назад он повадился называт меня «кузен». Он намеренно сделал паузу, не отрывая цепкий взгляд от мамы, а Джованна даже не посмотрела на него в ответ и продолжала ковырять вилкой морепродукты, но сила, с которой она наколола креветку, выдала ее волнение. — Сначала я не реагировал, но потом решил почитать о его семье. Какого было мое удивление, когда я узнал, что его мама в девичестве была Блэк. — парень вновь закурил сигарету, пытаясь перевести дыхание, и задумчиво посмотрел в окно. — Зная о вашем с Сирио прошлом, я решил кое-что проверит. — не отрываясь от рассматривания прохожих, продолжил монотонно он. — Я взял волос у Донаты и с помощью одного зелья сравнил со своим на родство. Джина бесшумно вдохнула, сложила руки на столе и, поджав губы, стала наблюдать за сыном. — Потом я визвал Кикимера. — Данте повернулся и посмотрел на маму непроницаемым взглядом, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Казалос, он был удивлен не меньше меня. — КИКИМЕР! Риччи чувствовал стук сердца в собственном горле, оглядываясь по сторонам в ожидании реакции домового. Когда тот не явился спустя несколько минут, брюнет надеялся облегченно вздохнуть, но решился позвать эльфа снова, чтобы убедиться наверняка. Набрав в грудь побольше воздуха, Данте твердым голосом назвал имя Кикимера, а после услышал роковой хлопок трансгрессии. На полу напротив него сгорбившись стоял дряхлый эльф, пораженно озираясь по сторонам блеклыми от старости глазами, и тянул себя за обвислые уши скрюченными пальцами. — Ты… ты слишал меня? — хрипло пробормотал Данте, на что домовой растерянно кивнул. Не желая принимать эту реальность, он судорожно стал искать в воспоминаниях хоть что-что, что могло бы объяснить послушность чужого эльфа, хоть малейшую незначительную зацепку: возможное родство с Блэками по линии мамы; наличие у Сириуса других братьев; и даже вероятность усыновления, — но любые теории казались ему еще более безумными, чем настоящее положение дел. И как бы ему не хотелось считаться с истиной, все, что Риччи ощущал — безоговорочное смирение и опустошение. А вслух вырвалось одно лишь слово, что смогло поместить в себе весь спектр его переживаний: — Merda. — Девочки знают? — бесцветным голосом спросила Джованна. — Нет. Не в моем праве им это говорит. — вернувшись из пучины воспоминаний, твердо ответил он. — Сирио? Джина слегка кивнула и, жестом позвав официанта, заказала два джин-тоника. — Давно? — С конца августа. Он сам догадался, но пообещал, что не будет обсуждать это с вами. — Ты не планировала нам об этом рассказат? — растерянно спросил он. — Изначально, нет. Лео не хотел, чтобы кто-либо знал. — она передала сыну один стакан, и они молча сделали по глотку. «Папа знал? Но как давно?» — изумленно подумал Данте, но решил оставить этот вопрос на потом: — Но? — Но это стало известно Нарциссе. Я понимала, что ее семья попытается как-то использовать эту информацию, но рассчитывала, что успею рассказать вам все сама. — Il diavolo fa le pentole ma non i coperchi. — хмыкнул Данте, качая стакан в руке. — Что ж, это хотя бы многое объясняет. — брюнетка вопросительно посмотрела на сына. — Когда я узнал о вас с Сирио, стал невольно задумываться, что мы до странного на него похожи: вкусы в музике, еде, одежде, манеры, мимика, а с Эдди у них даже смех одинаково ужасний. Да и его отношение к нам изменилос — он начал больше интересоваться нами, чаще проводил свое время со мной и Эдди, и на Фредо стал смотреть так же, как папа смотрел на Пабло, когда узнал, что они с Эдди встречаются. Но я решил отбросит эти мысли. И, если бы не слова Драко, то не стал бы ничьего проверят. Джованна невесомо кивнула, будто бы больше самой себе, чем сыну, и отвела пустой взгляд в сторону, а Данте оставалось лишь гадать, о чем она сейчас думает. Наблюдая за ее отстраненностью, он почувствовал укол вины за свое любопытство: как бы ему ни было горько от открывшейся правды, отрешенный вид мамы причинял еще больше боли. Ее будто бы здесь и не было, хотя, казалось, — протяни руку и коснешься, но то была лишь непроницаемая оболочка, в то время, как разум Джованны блуждал по спутанной паутине воспоминаний. — Когда отец узнал, что мы не его дети? — мягко спросил он. — Как только мы узнали, что я беременна. Я не видела смысла это скрывать от него. — Но откуда Малфоям известно? — По всей видимости от Кикимера. Он ведь сбежал к ним на зимних каникулах и, похоже, рассказал все, о чем слышал. А Нарцисса пришла ко мне в магазин перед Рождеством и мягко намекнула, что все знает. — Если бы... Если бы она об этом не узнала, ты бы так и скрывала все? — вопрос явился сам собой, и Данте даже не успел обдумать его, как сразу получил еще один ответ, с которым не знал, что делать: — Скорее всего, да... Он рассеянно кивнул, задумчиво глядя на стол, и стал нервно постукивать пальцами по подлокотнику, но напряжение, исходящее от него в этот момент, казалось, можно было почувствовать даже не расстоянии. — Данте, я... — Я хочу прогуляться. — сдавленно сказал он, поднимаясь из-за стола. — Один.*
Поспешно покинув кафе, Данте стремительным шагом направился вперед по незнакомой улице, опустив голову и спрятав лицо от взглядов прохожих за высоко поднятым воротником пальто. Резкий ветер больно бил по ушам, заглушая своим свистом шум проезжающих машин, болтовню незнакомцев и крики детей. Косой апрельский дождь несмело срывался с набежавших плотных туч, редкими мелкими каплями противно касаясь кожи. Не обращая внимания на дорогу, погруженный в вихрь мыслей, Риччи чувствовал себя героем дрянного кино, в котором, по закону жанра, когда главному персонажу грустно, всегда идет дождь. Парень чеканно ступал по лужам, изредка врезался в прохожих, но, несмотря на их негодование, не извиняясь брел дальше в неизвестность, пытаясь разобраться с собственными мыслями: Данте не понимал, чего хотел добиться прошедшим разговором. Того, чтобы мама во всем призналась? Даже если бы она этого не сделала, ему уже было все известно. Услышать слова сожаления? Но он не дал ей и шанса, трусливо сбежав, оставляя ее в кафе одну. Понять, как жить с этим дальше? Но никто, кроме него самого, не сможет найти подходящий способ принять ситуацию. Врезавшись носками ботинок в ограждение фонтана, Риччи поднял взгляд, растерянно озираясь по сторонам, будто спросонья. Он обнаружил себя в небольшом сквере, где вдоль дорожки с обеих сторон росли липы, а под ними стояли старые лавки с местами потрескавшейся и выцветшей краской. Люди спешили покинуть сквер, скрываясь от усилившегося дождя под портфелями и забегая под козырьки близстоящих домов, и лишь несколько малышей дошкольного возраста беспечно прыгали по лужам, подставляя лицо крупным каплям, игнорируя крики родителей. Данте понятия не имел, в какой части города находится, но это меньшее, что его могло волновать в такой момент. Развернувшись, он присел на край фонтана и вытащил из кармана пальто портсигар. Зажал зубами фильтр, большим пальцем резко прокручивая колесико зажигалки в попытках высечь искру из кремня, но мокрая от дождя кожа соскальзывала по зубчикам, которые оставляли неглубокие царапины на ней в ответ. Устало опустив руку с открытой зажигалкой на бедро, Риччи тихо вздохнул и выбросил в сторону размокшую сигарету, а в голове вертелась одна лишь мысль: папа всегда все знал. Принять этот факт оказалось сложнее всего: Данте не понимал, почему отец с такой заботой относился к ним все эти годы; почему не хотел, чтобы они узнали правду; почему любил, как родных. Но в большее недоумение вводило осознание, что мама решилась родить детей от парня, который бросил ее на произвол судьбы. Была ли это действительно любовь или же просто подростковая вера в великое чувство? Попытки понять, что же двигало родителями, вызывали у него тошноту, и он снова стал корить себя за излишнее любопытство. И был уверен, что пожалеет еще не раз — чем меньше знаешь, тем проще живется; знание делает человека свободным, но и несчастным. В детстве Данте считал, что лучше горькая правда, но сейчас отчаянно нуждался в блаженном неведении. Устало протерев лицо руками, брюнет опустил взгляд на каменную плитку, а из грязной лужи под его ногами на него уставилось собственное отражение, но он не узнавал в нем себя: косматые брови казались более редкими; глаза из пронзительно голубых стали темнее грозовой тучи; губы вытянулись в тонкую линию, а горбинка на носу уже не напоминала мамину. — Бабушка сказала, я стал больше похож на тебя. — Что, прям так и сказала? — с улыбкой уточнил Леонард. — Да, я слышал, как они с дедушкой это обсуждали. Что мы с Эдди еще больше стали напоминать тебя, особенно я «с этой прической просто копия отца». — Что ж, она права. Действительно похож. Разговор с папой в его последнее Рождество невольно пронесся у парня в голове, вызывая хриплую усмешку безысходности. «Что ж, действительно похож». — повторил он про себя и с отвращением ударил ногой по луже, видя неприкрытую издевку в собственном отражении. Промокший до нитки, Риччи стучал зубами не то от сырости, не то от досады, а с длинной челки на щеки и нос стекала вода, смешиваясь с горькими слезами обреченности. Мир, ломавшийся у него на глазах, будто бы закружился вокруг. И лишь сам Данте оставался сидеть на фонтане, раздираемый безотчетным желанием закричать, но из бледных губ слетел лишь смешок, что стал медленно разрастаться в тихий истеричный хохот с приходом осознания, что каждый раз, глядя на себя в зеркало, он смотрел на Блэка. Смотрел, но не видел. Прохожие косились на Риччи, дети тыкали в него пальцами, спрашивая у родителей, что с этим странным парнем не так, а те бросали грубые комментарии, пытаясь оттащить чад подальше. Но Данте не реагировал на других, поглощенный шумом дождя. И все, чего ему в этот миг хотелось, — чтобы его унесло водой, как и опавшие цветы деревьев, что вихрем неслись меж каменных плит мимо него в неизвестность.