Les grands embrasements naissent de petites étincelles.
Поздним вечером Данте стоял в дальней части Хогсмида, скрываясь в одном из темных переулков от жителей деревни, которые могли бы доложить директору, что ученик покинул территорию школы в неположенный день. Он напряженно смотрел на Эдди, которая сверлила его гневным взглядом, не обращая внимания на собственные слезы. — Ты все знал! Тусклый свет из мансардного окна соседней крыши освещал лишь часть ее лица, и в нем глаза Эдвидже напоминали не звезды, а живой огонь, что бился мотыльком. — Все знал и молчал! Как ты мог скрывать такое?! Как ты мог смотреть мне в глаза, зная правду, и притворяться в обратном?! Она с силой толкала его указательным пальцем в грудь с каждым вопросом, а Данте, нахмурившись, ждал, когда ему дадут возможность ответить. — Я думала, мы друг за друга! Думала, что можем делиться любыми переживаниями! — Мы больше не дети, Эдди. — резче, чем ему хотелось, ответил он, а Эдвидже ошеломленно посмотрела на него, безмолвно двигая губами. — Я не мог тебе рассказать об этом. Это не мой секрет. Я ведь и сам узнал случайно… — Как? Как ты узнал? — Малфой называл меня «кузен». — цокнул Данте. И принялся пересказывать свои поиски истины и разговор с мамой, а выражение лица сестры постепенно смягчалось. — Мне было очень трудно притворятся, Эдди. Я сам не понимаю, как мне удалось не сорваться. Данте искренне понимал переживания сестры, ощущение предательства со стороны самых близких людей, и все же разрывался между мученичеством и правом на собственные чувства. На собственную правду. Был ли он мерзавцем, подлецом, эгоистом лишь потому, что решил оставить на маминых плечах ответственность за тайну? Имел ли право на доверие в дальнейшем со стороны сестер? Мог ли сам себе доверять, когда узнал, насколько правдоподобно умеет лукавить? Не придал ли он сам себя? Детство действительно кончилось, но Данте совсем не так себе это представлял. И пусть ему было трудно вспомнить, чего ждал от себя к восемнадцати годам, он был уверен, что точно не этого. — Расскажешь, как прошло у вас с мамой? — Мама позвала меня к нему домой, — судорожно пробормотала Эдди, с усилием произнося "к нему", словно имя Блэка было хуже последнего ругательства, — сказала, что нужно поговорить… Я спер-ва подумала, что они сно-ова вместе, но потом.. Она сказала, что м-мы с тобой не… не от папы… Эдвидже стала хватать ртом воздух, стараясь справиться с переполнявшими ее чувствами, но горько разрыдалась, не в силах связать двух слов. Она опустила голову, закрыв лицо ладонями, а Данте бережно обнял ее, ласково поглаживая по спине.*
Добиться каких-то подробностей от сестры ему так и не удалось: она была слишком подавлена и все время срывалась на слезы, а успокаиваясь, уклонялась от ответов. Данте не был уверен, делает Эдди это намеренно или просто у нее нет сил, чтобы все это проживать через воспоминания еще раз, потому решил оставить эту тему и попытаться расспросить в письмах маму. Близнецы долго стояли на улице пока совсем не стемнело, а после, начиная замерзать, зашли в «Кабанью голову», чтобы согреться сливочным пивом. В замок Данте вернулся далеко за полночь и не в самом трезвом виде. Он едва не уснул, пробираясь по тайному ходу, но так и не смог дойти до подземелий и уснул в одном из кабинетов, надеясь, что проснется до того, как его там заметят. Следующие несколько дней Риччи пытался узнать хоть что-то о ссоре от мамы, но она, как и Эдди, тоже обходила эту тему стороной, сказав лишь, что Эдвидже переехала к Фреду с Джорджем. Такое поведение мамы с сестрой показалось ему подозрительным, и он стал с тревогой предполагать, что они умалчивают что-то очень серьезное. Но ничью сторону принять не мог от незнания. А ближе к середине мая ему неожиданно пришло письмо от Тонкс. Нимфадора хотела устроить сюрприз ко дню рождения Джованны и предложила Данте и Донате прийти в штаб в обед. Ему это предложение очень понравилось, ведь оно было как нельзя кстати: при встрече он смог бы поговорить о происшествии лично. С Сириусом. Данте был уверен, что Блэка будет разговорить намного легче, особенно, если он не будет этого ожидать. Брюнет, даже не обсудив с Донатэллой, ответил Тонкс согласием, а следом написал Сириусу, чтобы узнать, что тот собирается дарить маме, и не нужна ли ему какая-нибудь помощь с поиском подарка.
*
Девятнадцатого мая Данте с Донатой стояли в гостиной штаб-квартиры в кромешной тишине, ожидая, когда Джина вернется с работы. Рядом о чем-то шептались Сириус с Римусом, из-за чего на них шикала Тонкс; Артур с Биллом обсуждали новости из банка, а Молли перепроверяла, как ровно висит плакат. Вокруг летали заколдованные конфетти, прилипая к лицу и волосам; на стенах висели украшения из шариков и красочных лент, а на мебели стояли масляные лампы и подсвечники, которые им предстояло разжечь, когда именинница войдет в комнату. Парень не ожидал, что увидит здесь кого-то из семьи Уизли, но все же неприятно удивился, что Эдди так и не появилась. В душе он надеялся, что она просто опаздывает, что занята помощью Фреду и Джорджу в их магазине, но с каждой минутой ее отсутствия все его ожидания развеивались прахом. Со стороны входной двери послышался скрип. Молли цыкнула на Блэка с Люпином, чтобы они своей болтовней не испортили сюрприз, и все замерли, затаив дыхание. В темноте не удавалось рассмотреть даже силуэт, потому гости могли довериться лишь собственному слуху, и приближающийся осторожный стук каблуков стал негласной командой для зажигания свеч. Артур, Билл, Сириус и Римус осторожно взмахнули палочками, и лампы, как по команде, загорелись, освещая комнату. Напротив стояла Джованна с букетом в руках, глядя на гостей со смесью испуга и удивления. — С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ! — хором воскликнули Дора, Билл, Сириус и Данте с Донатой, а Джина, опешив, молчала, не в силах сдержать наворачивающиеся слезы. — Я... Спасибо... — всхлипнула она, а дети подбежали, чтобы ее обнять. Блэк осторожно подошел к Джованне, забрал у нее вещи и цветы, чтобы поставить их в воду, а после позвал всех на кухню, где общими усилиями был накрыт праздничный стол. Все по очереди стали поздравлять Джину, обнимая ее и передавая подарки, а Сириус уступил ей свое место в центре стола, садясь справа от нее. Наслаждаясь едой и общением с друзьями и детьми, именинница постепенно открывала презенты. Молли с Артуром подарили несколько бутылок домашнего вина с вишней, малиной и сливой и красивую черную накидку в технике макраме, связанную вручную, которую Джина сразу же надела поверх своего черного платья. Тонкс с Люпином подарили несколько виниловых пластинок с джазовой музыкой и шоколад в форме палитр, кистей и альбомов. Билл — необычную брошь в виде скарабея. Доната — набор серых и цветных карандашей разной твердости и несколько блокнотов для эскизов, а Данте — серьги из белого золота с натуральным желтым бриллиантом. — Ты не должен был... — словно не веря своим глазам, пробормотала Джина, глядя на украшение. Он хитро переглянулся с Сириусом, благодаря которому и выбрал подарок: Блэк хотел отблагодарить Джованну за всю помощь, которую она ему оказывала весь этот год, потому решил заказать украшение у ювелира, но сам бы не смог этого сделать по очевидным причинам, потому письмо Данте стало для него спасательным кругом. Он рассказал ему свою задумку с ожерельем, и Риччи решил, что в свою очередь подберет под него серьги. Подарок пришлось покупать не глядя, доверившись проницательности продавца, которому все детали были описаны в письме. Данте очень переживал, что промахнется, но, увидев серьги, понял, что даже представить себе не мог ничего лучше. Это был дорогой подарок, даже слишком дорогой для человека, который еще не начал зарабатывать. К тому же, Джина могла позволить себе десятки таких украшений, и Данте не был уверен, что у нее подобных нет — она любила драгоценности и практически коллекционировала их, как произведения искусства, — но ему казалось важным сделать такой жест, и он был готов отдать любую часть своих сбережений из хранилища, чтобы угодить маме. — Buon compleanno Mamma. — ласково сказал Ричч и поцеловал ее в щеку. Среди подарков Джина нашла даже посылку от Фреда с Джорджем, в которой были духи и набор помад, скорее всего из новой линейки, но от Эдди не оказалось даже письма. Данте понял это по ее растерянному взгляду и поджатым губам, которые она пыталась сложить в улыбку. И не только он заметил эту перемену: Доната вопросительно смотрела на брата, на что тот лишь коротко покачал головой; Молли неуверенно переглядывалась с мужем, а Артур бережно приобнял ее за плечи, а Сириус взволнованно смотрел на Джованну, и в лице его читалось чувство вины. Тонкс решила отвлечь всех, чтобы избежать разговоров об Эдди, и стала разливать вино по бокалам, а спустя пару бутылок вывела всех в гостиную на танцы, чтобы оставить Риччи одних. — Почему Эдди нет? — с беспокойством спросила Доната у мамы. Джованна быстро переглянулась с сыном, как бы спрашивая, стоит ли все рассказать сейчас, и Данте коротко кивнул и ушел в гостиную, чтобы позвать Сириуса. Заметив его, Блэк вскинул брови, как бы спрашивая нужен ли он там сейчас, а Риччи повел подбородком в сторону кухни, прося его идти за ним. Вернувшись, они прикрыли за собой дверь, и Сириус сел напротив Донаты рядом с Джиной. — Дело в том… В течение следующего часа Джованна и Блэк неторопливо рассказывали о своем прошлом и его последствиях, пока подростки безропотно слушали их. Данте стоял сбоку от сестры, скрестив руки на груди, но был при этом весьма расслаблен. Он не услышал для себя ничего нового, и больше думал о Донне. И о том, как все это скажется на ней. Доната часто хмурилась, иногда задавала короткие вопросы, но внимала каждому слову, а Риччи никак не мог понять, какие чувства ее одолевают сейчас. — Я не понимаю, если папа все знал, и вы вмьесте решили, что будет лучше не говорит о Сирио, почему она винит во всем только тебя? — Если бы Эдди дала мне возможность хоть что-то объяснить, вероятно, все прошло бы иначе. — Джина по привычке потянулась за сигаретами, но одернула руку, зная, что Доната терпеть не может запах табака. — Что вы успели ей сказат? — серьезно спросил Данте, садясь за стол. Джина тихо вздохнула и решила сказать то же самое, что и до этого писала в письмах: — Что он ваш отец и тоже недавно узнал об этом, и что ты уже знаешь, но догадался сам. — она сделала небольшой глоток вина, задумчиво разглядывая что-то на столе, лишь бы не пересекаться с сыном глазами. — А что она сказала тебе? — он поднял брови, деловито глядя на маму. Бросив короткий, но строгий взгляд на Блэка, молча предупреждая его, чтобы не смел ничего рассказывать, Джованна откинулась на спинку стула, слегка раскачивая бокал с напитком в руке: — Что-то о том, какая я неблагодарная, лживая жена и мать. В какой-то момент я перестала ее слушать. — она слегка пожала плечами, стараясь удержать на лице беспристрастность. Данте внимательно следил за выражением лиц мамы и Блэка, окончательно убеждаясь, что ему недоговаривают что-то очень, очень серьезное. Однако решил, что ворошить осиное гнездо еще не время. — Эдди в праве злиться, но не до такой же стьепени! — расстроено воскликнула Доната. — В конце концов, у тебя сегодня дьен рождения. — Она всегда была слишком драматичной. — ухмыльнулась Джина и многозначительно посмотрела на Сириуса, на что он, фыркнув, отвернулся. — Я знаю, это слишком много. — брюнетка нежно взяла ладонь Донны в свою. — Если тебе нужно время, чтобы все обдумать… — Что обдумат? — Ситуацию, отношение ко мне… — А вот это уже обидно! — усмехнулась Донатэлла, вновь прерывая Джину, — Ты думаешь, что все это может изменит мои чувства к тебе? Пусть я и не совсем понимаю, почему ты вообще стала разговариват с Сирио после вашего расставания, не говоря уже о том, чем это закончилось, — тараторила она, активно жестикулируя, и с неприкрытой неприязнью посмотрела на Блэка, — но папа сам виноват, что оказался в такой ситуации. Все с недоумением уставились на девушку, а та в свою очередь закатила глаза на такую реакцию. — Папа знал, что дедушка не откажет ему в помолвке с тобой. Как и знал, что у вас двоих началис отношения, но все равно не отменил договор, а когда вы с Сирио рассталис, поставил тебя перед вибором: либо выходишь замуж за него, либо отрекаешься от семьи и остаешься одна и без наследства. — Доната откусила конфету, и как ни в чем ни бывало, продолжила речь так спокойно, словно они обсуждали прогноз погоды: — Ладно, папа бы такое никогда не сказал, но это обичные условия брачного договора. Данте смотрел на сестру с таким замешательством, словно видел ее впервые. Он предполагал, что Донну не так обескуражит правда об отцовстве Сириуса, как их с Эдди, но готовился к более бурной реакции. Возможно (думалось ему), что она сдерживается, чтобы не расстраивать маму еще больше, а может просто вся зрелость и благоразумие достались ей при рождении. — Когда ты так говоришь, он кажется последним stro... — начал Блэк, но резко замолчал, когда Джина пнула его носком туфли по голени. — Errare è umano. — спокойно ответила Донна. Сириус с легкой завистью смотрел на младшую Риччи, а Джованна тихо расплакалась от переизбытка чувств. Дети сразу же подошли к маме, заключая ее в теплые объятия, но вскоре она, извинившись перед ними, ушла из кухни, чтобы привести себя в порядок. Данте с Донной бегло переглянулись и встали по бокам от Блэка, со сложенными на груди руками. — А тьеперь, пожалуйста, расскажи нам, что на самом деле сказала Эдди маме.
*
Данте с Донатой сидели в гостиной Пуффендуя, вернувшись с маминого дня рождения к ужину, но на трапезу они не пошли — были сыты по горло во всех возможных смыслах. Брюнет пустым взглядом смотрел на танцующий кактус, который стоял на аптечном столике напротив него. И он, и Донна, все еще не могли оправиться от рассказа Сириуса. — Не верится, что она могла сказать такое… — хрипло пробормотала Донна, а Данте мягко сжал ее ладонь. Он понимал чувства Эдвидже, ведь самому приходили точно такие же мысли, и все же ее реакция оказалась хуже, чем он мог себе представить. — Ты поэтому так вел себя с нами? — шумно втянув воздух носом, сдавленно спросила Эдди. — Все эти подарки, репетиции, разговоры о школьных годах… Ты просто пытался втереться к нам в доверие?! — Эдди, я понимаю, что это тяжело… — осторожно начала Джина, но девушка быстро вскочила со стула, опрокидывая его, и с силой ударила ладонью по столу: — Понимаешь?! — закричала она, гневно смотря на маму. — ПОНИМАЕШЬ?! Эдвидже истерично рассмеялась, проводя руками по волосам, и схватилась за край столешницы, наклоняясь к Джованне. — Ты врала нам всю нашу жизнь! ТЫ ВРАЛА ПАПЕ! Даже Блэку лгала! — повышая тон все выше и выше продолжала она, держась руками за стол так, что кожа на костяшках пальцев начала белеть. — Как ты могла?! Как ты могла так поступить с папой?! Он потакал тебе во всем! — девушка нервно рассмеялась, качая головой. — Я не обманывала... — Как ты вообще спишь по ночам? Тебя от самой себя не тошнит?! А Донна? Доната хотя бы от Леонарда? Данте потряс головой, словно это могло избавить его от навязчивых мыслей. Теперь он понимал, почему Блэк пытался уйти от разговора, как и мама с Эдвидже до этого, и даже начал жалеть, что Доната узнала эти подробности. Им было трудно вести себя непринужденно, продолжать радоваться празднику, но к их счастью Джованна списывала легкую подавленность детей откровению об их с Сириусом романе. — Я ничего не была должна Леонарду до свадьбы. — тон Джины был ледяным, она с укором смотрела на дочь. — Но я никогда не изменяла ему после. Я понимаю, что тебе больно, Эдди, но это не дает тебе права делать больно другим. Эдвидже громко фыркнула, сдерживая слезы, и отвела взгляд к потолку, переводя дыхание. — Лучше бы из вас двоих был жив папа. — сухо бросила она напоследок и поспешно вышла из комнаты. Слова Эдди эхом звучали в его голове, вызывая тошноту. Он был зол и расстроен до отвращения. И впервые в жизни не мог найти Эдвидже оправдания. Не мог и не хотел. Риччи не понимал, как мама перенесла все это. Представить ее чувства в тот момент — было выше его сил, но сам совсем не узнавал сестру. Ему не хотелось ни видеть ее, ни слышать. И даже — называть ее своей сестрой.