Еще ранним утром солнечные лучи пытались пробить себе дорогу сквозь толстое одеяло облаков. Силы были неравны — тяжелые снеговые тучи камнем ложились в самую середину неба и щедро посыпали землю снегом, словно пирог сахарной пудрой.
Снежинки, уставшие от долгого пути по воздуху, ложились на пушистые черные волосы, раскинувшиеся некрасивой кляксой на чистом снежном листе. Длинные ресницы дрогнули и медленно распахнулись, являя природе красоту двух фиолетовых озер. Бледные пальцы проехались по снегу, оставляя пять длинных полос за собой.
— Уже зима?.. — в пустоту спросила Сибирь и перевернулась на спину. Под толстым слоем белой глазури и не разглядеть было мертвых листьев, чьи трупы держались на честном слове на своих висельницах-ветках. За ночь земля промерзла, став жесткой, неприятной и будто каменной. Осень закончилась буквально за одну ночь.
Скрип сапогов по первому снегу трудно было с чем-то перепутать. Невинный, громкий звук, каждый раз звучит так, как впервые. Хрустят заиндевевшие листья под тонким слоем белой крупы, скрипят ветви, снег липнет на подошвы, оставляя черные проталины следов. Впрочем, их практически сразу же засыпает новый снег.
Лес, только что окунувшийся в долгую зиму, вызывал чувство восхищения на расстоянии. Но если надо идти в него, то радость вскоре меняется на усталость. Даже если надо просто собрать немного хвороста, чтобы разжечь печь и согреть свой простылый, холодный дом с начинающими подгнивать досками, которые надо было подсушить, чтобы они выдержали зиму, а по весне поменять.
Вязанка хвороста на спине кажется ужасно тяжелой, веревка, которая перекинута через плечи, натирает, а пот тонкой россыпью холодных бусин покрывает лоб. Волосы липнут, мешая и застилая глаза, из-за чего постоянно приходится трясти головой, убирая и их, и спадающий постепенно капюшон. Наверное, именно из-за этого он и не заметил лежащую на спине девушку.
Серое рыхлое небо наполовину затмила наклонившаяся фигура. Тонкий белесый пар вырывался из приоткрытого от усталости рта, белые волосы непослушной короткой и мягкой копной разметались по лбу, а светлые аметистовые глаза смотрели на нее.
— Ну здравствуй, Сибирь.
Девушка нехотя перевела взгляд на нарушителя собственного спокойствия.
— Ваня?.. — шепнули губы, но что-то ей говорило об обратном. И верно, в уменьшенной копии Российской Империи нельзя было найти ту детскую невинность, доверчивость, присущую Брагинскому. — Не Ваня…
Сибирь вздохнула, прогоняя внезапно накатившую тоску, и поднялась. Саха, судя по всему, поднялся недавно, но выглядел, будто кто-то его взял и выжал. Девушка сделала шаг и уже хотела было протянуть руку, чтобы принять груз на себя, но вовремя вспомнила о норове юноши.
— Давай помогу?
— Ты бы себя видела… — покачал головой Саха, поправляя вязанку и немного устало улыбаясь. — Я сильный. Я бы и тебя еще смог донести. Но мне некогда, у меня дома дела.
Парень махнул рукой на прощание, будто встреча ранним утром в поздне-ноябрьском лесу была для него совершенно обычным делом, и пошел дальше, пересекая поляну и заворачивая в сторону дома — в ту сторону, с которой вчера девушка бежала, не разбирая дороги. Снег снова захрустел под старыми сапогами, а из вязанки от слишком сильных встряхиваний падали мелкие и тонкие прутики, опадая с больших сухих веток.
— Ты, кстати, не отставай, — Саха обернулся, вытирая ладонью испарину со лба и немного серьезно хмурясь. Сибирь фыркнула и, проворчав что-то про деловых якутов, послушно засеменила рядом. Глаза то и дело косились на юношу, так сильно напоминающего того, кто в свое время потревожил жестокое сердце. Последнее «тревожилось» и сейчас, едва Саха попадал в поле зрения. Единственно Сибирь не могла смириться с их взаимоотношениями: если Иван хотел общаться и дружить, то Саха был более замкнут. «Или он только со мной так?..» — пробежала шальная мысль. Но здравый мозг напомнил, что также холоден якут был и к Российской империи. Ну уж если он не дружелюбен с проявлением миролюбия во плоти, то, видимо, Саха со всеми такой. Невозможно же не умиляться Ваниной пухлой мордашке!
В доме и правда была не самая лучшая атмосфера. Пахло мокрым деревом, на полу в углах были лужи талой воды, но основной пол все же был сух. Дышать было тяжело из-за влажного воздуха, а дерево потемнело от влаги. Печка казалась на таком фоне еще более грустной и темной, но требовалось добиться от нее плодовитой работы.
— Сегодня весь день будем топить, — скинув вязанку и закатав рукава до локтя, наметил Саха план. — Иначе замерзнем зимой. Ты от жара не таешь?
Он хмыкнул, мельком глянув на черноволосую девушку с белой, будто снег, кожей. Казалось, она и правда растает около печи, как та Снегурочка из русских сказок. Помотав головой, парень сломал о колено первую ветку, запихивая в черные недра, из которых уже были вычищены угли.
— Подай бересту. Там, на столе лежит.
«Да, натворила делов…» — корила себя Сибирь, отдавая нужное Сахе. Пожалуй, стоит следить за собой и своими эмоциями.
Организм предвкушал скорое тепло, но по-настоящему ему хорошо тогда, когда он сыт. А желудок, получивший вчера только пару кусков хлеба, недовольно ворчал, сетуя на нерадивую хозяйку, явно не обращающую на него решительно никакого внимания. Сибирь перебралась поближе к окну и старательно чинила обувь — завтра рабочая неделя вступает в силу, а заказов еще уйма. Бурчание живота прекрасно разбавляло напряженную атмосферу, делая ее немного смущающей. Саха фыркнул, утирая угольную пыль с лица.
— Не поработаешь, не поешь. Чтобы была еда, нужен… Огонь, — он взмахнул рукой, поджигая бересту и мелкие сломанные ветки. Огонь затрещал, буквально сразу сжигая дерево до черного угля, вынуждая подкидывать уже большие поленья. Видимо, якуту привычнее было сжигать дотла, нежели немного поджигать. Немного понаблюдав за тем, как все горит, он задвинул заслонку и распрямился, потирая собственную поясницу. — Уфф… Что бы приготовить?.. — задумчиво и тихо протянул парень, глядя на мокрый потолок и дыру в нем, через которую наверх выходила труба. — Эй! Ты че любишь есть?
«Наглых беловолосых якутов» — так и вертелось на сибирском языке, но девушка вовремя себя одернула. Ему только веселее, когда она бесится.
— Что дают, то и ем, — пробурчала Сибирь, с треском перекусывая жесткую нить. В уголках губ тут же выступили капельки крови, но это стало настолько обычным явлением, что черноволосая даже не заметила, полностью погрузившись в работу.
— Редко тебе дают, видимо… — оглядев весьма худую девушку, заметил Саха. Хотя, несмотря на ее худобу, с возрастом Сибирь стала более фигуристой, ей часто говорили, что дескать бледна она и худа, как смерть. Что уж тут поделаешь. — Наверное, чаще отбираешь…
Он помотал головой, утыкаясь взглядом в каплю крови, которая, очерчив нижнюю губу, спустилась по подбородку Сибири. Оставляя за собой тонкую коричневую дорожку, она чуть щекотно скользнула по абрису лица и замерла красной бусиной. Пол слегка просел от тяжелых мужских шагов, а затем грубые пальцы повторили дорожку капли крови, собирая ее и невольно поднимая голову девушки за подбородок.
— Осторожнее с кровью, — спокойно посоветовал Саха, слизывая с большого пальца чужую каплю крови.
— Вот и твоя кровожадная натура проснулась, — еле слышно сказала Сибирь, отворачиваясь к окну. Потрогав кончиком языка царапину и решив, что ничего серьезного она не представляет, девушка задумалась о дне грядущем. Мастер хоть и старый, но еще не потерял задора и энергии. Вероятнее всего, завтра он приведет новых работников, которые готовы на все, лишь бы получить средства к существованию. А со средствами ой какие трудности…
— Саха… — протянула Сибирь, косясь фиалковым глазом на юношу. — Одолжи денег. Я отработаю. Правда, отработаю.
— Интересно даже как… — хмыкнул нависающий над ней вытянувшийся подросток, уже больше похожий на молодого мужчину. — Ладно, дам. Сколько? И куда тебе? Дом себе отстроишь, что ли?
— Сколько можешь, — уткнула нос в ботинок Сибирь. — Мне там… Надо…
Очень хотелось рассказать ему про свою мысль с обувной лавкой и работниками, поделиться воодушевлением. Единственной остановкой был страх. Страх, что Саха лишь посмеется; страх перед завтрашним — юноша мог с легкостью отказать в просьбе, услышав о цели расхода, а как ей потом в глаза мастеру смотреть? Сибирь предпочла отвертеться расплывчатыми фразами и с головой уйти в дохленький сапог.
— Там? — якут выгнул бровь, глядя на сапог, который грозился распасться на молекулы и стать прахом сапога. — М-м… Ясно.
Он отошел к одному из сундуков, порывшись в них под шелест одежды, мехов, стук железных предметов, звон стеклянных бутылей, и достал небольшой мешок. Подбросив его пару раз на ладони, Саха вздохнул.
— Мм, чем богат… На, забирай все, — он кинул кошель в сторону Сибири, специально слабо чтобы не попасть в голову. Тот, упав на лавку около нее до девушки, прокатился по отшлифованному дереву и застыл. Судя по звуку, монет там было прилично. А странная форма ткани указывала и на то, что там были бумажные ассигнации. Видимо, Саха тратил деньги редко. Либо хорошо их зарабатывал.
Бледная ладошка взвесила мешочек. Фиолетовые глаза пораженно уставились на юношу. Отложив работу, Сибирь поднялась и прижала к себе немного оторопевшего с такой наглости Саху.
— Спасибо… Я все до копеечки верну, обещаю! — прошептала девушка, вдыхая легкий аромат хвои и мороза, исходивший от мужского тела. «Вопрос только каким образом я верну и за какой срок…» — вертелось в голове, но думать об этом совершенно не хотелось. По крайней мере, сейчас. Парень неловко похлопал ее по плечу. Он, видно, не привык обниматься с женским полом.
— Э-эм-м… Да, ладно, понял… — он даже немного обнял ее в ответ, но быстро отпустил и вежливо от себя отковырял.— А, да. Забыл сказать. К нам на обед придет мой друг, поэтому будем готовить на троих. Ты же умеешь готовить? Мне нужна будет помощь, чтобы успеть.
— Чем могу, как говорится, подсоблю, — ответила Сибирь, быстро убирая волосы в косу и закатывая рукава. — Помою, почищу, нарежу, разделаю, только к огню не подпускай… Чего делать-то?
— Вот рыба, — средний, на голодный взгляд Сибири, омуль плюхнулся на стол. — Замораживаешь и строгаешь. Подаешь, как полагается. Как закончишь — скажи. Все усекла? — спросил Саха, с толикой недоверия глядя на девушку. Все-таки, еда это трепетно и хрупко. Не всем можно доверить такое событие. Сибирь лишь кивнула и начала аккуратно морозить труп. Следить за рыбой было необходимо, иначе потенциальный обед превратится в кусок льда. А вряд ли рыбный лёд настолько вкусный.
Вскоре чешуя была счищена, рыбье мясо настругано и посыпано острой колбой и саранкой, а похлебка из потрохов, которая на якутском называлась распевно и как-то очень красиво, начинала закипать. Сибирь как раз разливала кёрчег по небольшим мисочкам, когда дверь, тихо поскрипывая, отворилась, и в дом вошла наипрелестнейшая девушка. Густые белые волосы даже в полумраке комнаты отливали голубизной, сиреневые глаза смотрели устало и немного настороженно. «Вот это друзья у него…» — с упавшим сердцем подумала Сибирь. Голод как-то сразу отошел на второй план; душу заполнила тягучая тоска с примесью обиды.
— Здравствуйте, — голос вошедшей казался настоящим бархатом: он был чуть ниже обычного женского, но выше грубоватого сибирского. Черноволосая лишь коротко кивнула, делая последние штрихи в небогатом убранстве стола.
— Знакомьтесь: это — Кемерово, мой хороший друг, — представил девочку Саха.
— Очень приятно, — чуть улыбнулась Кемерово и протянула руку.
— А это — Сибирь.
Взгляды двух пар глаз — светло-сиреневых и глубоких фиолетовых — скрестились под пожатие рук. Гостья мило улыбнулась в ответ на плотно сжатые губы. Обед обещал быть горячим в независимости от температуры блюд.
***
— … Ладно, я понимаю, они все с придурью, пусть. Но рассказывать местным, что я дух озера, а потом смеяться с того, как за мной гонятся со скалками и вилами — это ну совсем не смешно! Ты же понимаешь, да? — категорично разведя ладони в сторону, выгнула Кемерово бровь. Длинные белые волосы, отливающие голубым как тонкий речной лед, разметались по ее спине и плечам, ниспадая на пол и лежа на нем, собирая мелкую пыль. В определенном случае ее правда можно было принять за какого-нибудь призрака или духа. Интересно, у кого тут такое тонкое чувство юмора?..
— Угум, — якут не мог отвечать многосложно, потому что ел. А для него разговор не был такой уж важной причиной отвлекаться от долгожданной пищи.
Сибирь раздраженно покусывала деревянную ложку. Несмотря на то, что Кемерово ей не шибко понравилась, за неё было досадно. Вот если бы этих глупцов на ее место поставить… Каково?
— А… — осторожно начала Сибирь. — А кто тебя… Так?
Руки уже чесались открутить обидчикам подобие голов, в душу заполз азарт предвкушаемой драки. Ложка начала медленно покрываться инеем. Девушка попридержала эмоции, краем глаза заметив, как напрягся Саха. Парень одними глазами указал на ее ложку, а потом нахмурился. Пусть хотя бы посуда в его доме не промокнет насквозь.
— О!.. — гостья, видимо, удивилась от того, что черноволосая сибирячка подала голос. Но быстро оправилась, немного поворачиваясь корпусом в сторону Саши. — Да так… Иркутск. Ну, ты его, наверное, знаешь. Брат Бурятии.
Боевого запала поубавилось. Драться с бурятами, пускай, не очень сложная задача в теории, на практике же если обидеть одного, придут остальные. А трое на одного нечестно. Часто весело, интересно, азартно, но нечестно и вполне себе больно. К тому же, у Сибири не было практики — с бурятскими братишками она пока не дралась.
— Пф-ф, шутник, — подавился Саха смехом, стуча себя по груди. — Не обессудь, Кемерово, но ты похожа на что-то страшное… Ночью, со спины… — якут явно понял, что говорит что-то не то, но слово не воробей и обратно его не поймаешь. Гостья покосилась на него, а затем вздохнула, закатив глаза.
— Просто замолкни. И без тебя знаю, — она провела рукой по своим длинным волосам, отбрасывая их маленькую часть назад. Белые пряди тонкой паутинкой опутали угол табурета, на котором сидела девушка, убравшись за плечи, но через несколько секунд упали обратно.
Сибирь с трудом убрала холод, окутывавший ее за все время из разговора. И Саха туда же… Рука сама с собой сжалась, а уголки губ чуть дрогнули, едва глаза узрели удивление парня и недоуменный взгляд в миску.
— Ты это… Не бери во внимание, — как можно спокойнее сказала Брагинская. Мнение о гостье начало меняться в лучшую сторону, и, может быть, они смогут подружиться. Стало быть, надо вести себя аккуратней. — Ты очень симпатичная и вовсе не похожа на духа. Просто ты производишь впечатление такой… Ну, немного неземное, но это ни в коем случае не плохо! — окончательно запутавшись, Сибирь запихнула ложку в рот и сосредоточилась на пережевывании пищи и разгрызании тонкой ледяной корки, что ее покрыла.
— Ой, да я и не обижаюсь, — Кемерово тихо хихикнула, косясь на Саху, который решил, что он ест, а значит ничего не видит и не слышит. — Это ж мальчишки. Сначала делают, потом думают. Если вообще думают. Я бы к ним и не ходила вовсе, больно мне нужны их глупые задирки и смешки, но только одиноко… На болоте… А из подружек только Омск да Томск… Но они вечно работают, — девушка положила белокурую голову на стол, вздыхая со вселенской печалью.
В сердце кольнуло. Сибирь как никто другой понимала Кемерово, каково это — быть буквально без никого, когда вокруг так много людей. Не давая себе отчета в том, что творит, черноволосая допила остатки супа и облизнулась.
— Хочешь, я буду приходить к тебе в конце каждой недели?
Где-то внутри все ждало отрицательного ответа. Кто бы согласился на такое от мало знакомой особы подозрительной наружности?..
— Ой, а почему бы и нет? Я буду рада поболтать с кем-нибудь… Умным, — Кемерово покосилась на Саху, но тот догадливо уткнулся взглядом в строганину, будто она — самое интересное событие его жизни. — Заодно, может приструнишь моих соседей, а то они всё смеются, говорят, у кого волос длинный, у того ум короткий… Шутники чертовы.
Видно было, что девушка не верит всем этим словам, но они все же ранят и задевают ее. Как говорится, вода точит камень — любые глупые и обидные слова, постоянно повторяемые, отпечатываются на человеке.
«Да, нагрянет к ним Сибирь…» — по лицу поползла злорадная ухмылка. Впрочем, девушка лишь плотнее сжала зубы, дабы не пугать гостью своей жаждой крови.
— Вечереет… Почивать пора, — заметил сытый более-менее довольный жизнью Саха.
— И верно, — спохватилась Кемерово, поднимаясь. — Пойду-ка я…
Бледная ладошка внезапно схватила ее за рукав.
— Не уходи, — попросила Сибирь и тут же поймала немного удивленный взгляд лавандовых глаз. — Ну, поздно уже… Не дело это — по ночам гулять…
— Кхм… — выразительно прокашлялся хозяин дома, который имел надежды на то, что он все еще распоряжается тем, что происходит внутри здания. — Да, уже темно… Но сами ищите, где ляжете.
Собственно, Саха не был злым, просто очень ревностно защищал границы своего пространства. Наверное, этим он напоминал медведя. Большое пушистое животное, которое разорвет за свой дом, свою пищу или свое потомство. Кемерово закивала, соглашаясь с тем, что условие справедливое. Правда, в доме лежанок от этого больше не стало. За закрытыми дверьми завыл долгий, протяжный зимний ветер.
***
Во время вьюги всегда немного страшно. Ветер за закрытыми ставнями шумит, трепя лес по холке, как верного пса. Свистит, подзывая снега и холода с далекого ледяного океана. Воет, оплакивая умирающую природу и ликуя, что теперь все живое будет прятаться в первобытном, диком страхе.
В доме очень темно. Печь уже потухла и остыла, на ней смогла угнездиться гостья и ее волосы копной свисают с края, напоминая снежную шубу горы. Кровать легко поскрипывает, оттуда доносится счастливое сопение хозяина, не видного из-за одеял, в которые он закутался. Третье ложе сделано намного более просто — на мешки, полные мехов, шкур и кож, настелили ткани. Пусть и низко, пусть и немного дует по полу, но мягко и в общем, темном, дышащем доме.
Вечные ночные гости — мысли на сытый желудок — явно хотели с удобством расположиться в сибирской головушке, прогоняя сон, пытающийся отвоевать законное пространство. Саша потыкала пальцем стену, полежала на спине и, поняв, что спать она еще долго не будет, просто села, подтянув к себе колени. Необычные волосы, свисающие с печи в другом углу комнаты, красиво переливались в лунном свете. Белая растрепанная макушка маленьким сугробом торчала в куче мехов. Сибирь посмотрела на свои смоляные пряди. Может, Сахе ближе Кемерово из-за внешнего сходства?.. Девушка помотала головой. Глупости какие, вряд ли бы он выбирал друзей по оболочке. Тогда почему у них отношения куда лучше, чем у Сибири с ним? Брагинская вновь фыркнула в кулак. Наверняка они дольше общаются, к тому же, Сибирь в свое время наломала дров. Острые зубы крепко прикусили губу. Но она же исправилась, почему Саха этого не видит? Не хочет?..
Алые капли упали на белоснежную руку. Кончик языка тут же провел по губам. «Осторожней с кровью…» — так ведь сказал Саха?.. Фиалковые глаза посмотрели на мерно вздымающуюся гору меха на лежаке. Чем, спрашивается, не угодила? Уж и глаза не мозолит, и помогает. Ну, денег попросила. Неужто не доверяет? Угол тут же облачился в ледяную броню. Так глянешь, никому-то она не нужна. У всех свои дела, все заняты: Тюмень, небось, и не вспоминает дорогую сестренку, Красноярск работает, ему не до нее. Сибирь вздохнула и усмехнулась. Ой, как она себе Кемерово напоминает! Вокруг столько родственников, а ты один. Да еще и виноват перед каждым в отдельности. Весело, ничего не скажешь…
Саша шмыгнула носом и еще больше съежилась. Как-никак, холодно в углу, да еще с таким настроением. Ветер за окном самозабвенно завывал арию собственного сочинения, снежинки носились в бешеном танце под его музыку.
— Саха-а-а… — раздался шепот у самого уха юноши. Из-под одеял донеслось неявное мычание на якутском, а потом рука натянула меха на самую макушку, пряча хозяина. Кому-то мысли спать явно не мешали.
— Саха-а-а… — чуток потолкала его Сибирь, стараясь громко не клацать зубами, а то мало ли что спросонья можно подумать. — Мне холодно… А у тебя тепло. Можно к тебе? Пожалуйста, я отработ… Тьфу ты, просто пожалуйста… — почти белый палец с хорошо проглядывающими синими венами аккуратно ткнул в место, где предположительно находилась голова. Палец немного продавил одеяла, но не наткнулся на что-то слишком твердое.
— Ммфф… — недовольно и громко выдохнули под одеялом, а потом конец откинулся. Приоткрытый сонный глаз покосился на девушку. Голова мотнулась, явно приглашая в тепло, но чтобы тихо и не мешалась. Сибирь своего упускать не стала, ужом забравшись к стенке. Стало тесно, но зато чужое тепло прогрело воздух под одеялами и было уютно. Саха зарылся носом в подушку и снова закрыл глаза, практически мгновенно отрубаясь.
— А я?.. — скрип половиц под быстрыми ногами и белый девичий призрак с развевающимися за спиной волосами ныряет под одеяло, конкретно так толкая якута в спину. Не ожидавший подвоха парень не успел даже выставить вперед руку и оказался буквально прижат к Сибири, впечатывая ее в стену, обитую мягкий густым мехом для теплоты и красоты.
— Тепло-о… — довольно промурлыкала Кемерово с края кровати, оттягивая на себя треть одеяла и сворачиваясь в комок, оставив волосы частично занимать подушку, а частично свисать до пола и волочиться по нему. Саха горестно закатил глаза и, немного отстранившись от бедной Саши, снова натянул на нос одеяло. Брагинскую, безусловно, не устраивал некто третий, пусть и с краю кровати, но сил возмущаться уже не было. Вот завтра она Саху отвоюет, вот завтра…
Фиалковые глаза понемногу закрывались, аромат хвои и снега навевал так нужную дрему. Вскоре вся троица, прижавшись друг ко другу, мирно посапывала под мехом…
