***
— А помнишь, как ты училась из лука стрелять? — почти лежала на столе Казань, вытирая слезы от смеха. Рядом стояла полная горячего чая кружка, почетное место в центре занимало блюдо со всевозможной выпечкой — от баранок разных радиусов до поражающих разнообразием форм плюшек и пирожков с любой начинкой. По случаю приезда сестры Рената не поскупилась на новую скатерть с цветочным орнаментом, на которой, собственно, и валялась, игнорируя тот факт, что может что-то опрокинуть. Сибирь безуспешно пыталась отпить начинающий покрываться ледяной коркой чай, но постоянные смешки, доводящие до трясучки, просто не давали этого сделать. После долгой разлуки сестры решили вспомнить прошлое, и с высоты прожитых лет то, что тогда казалось невозможным или донельзя важным, теперь было до колик смешным. — Еще бы такое не помнить! — прохохотала в ответ Брагинская. — Я тогда чуть тебя не застрелила. — Ты там вообще жару дала — так руки тряслись, что стрелы во все стороны летели! — провыла Казань. — Ой, у меня аж челюсть от смеха свело!.. — Дожили… — прыснула Саша, поставив многострадальную кружку на стол и откидываясь на стену. — И не говори… — простонала Рената, шумно выдыхая. — О, помню, ты такая злющая была, когда у тебя Крым главенство перехватил! — Эээ… — невнятно промямлила Саша, стараясь скрыть недопонимание за нервным смешком. Как бы она ни старалась, но вспомнить что-то подобное не могла. А раз не можешь — сиди и молчи. Особенно, если рядом Казань. Какой бы хорошей ни была сестра, но доля вредности и подлости в ней была, да еще какая! Впрочем, остальные братья и сестры были не лучше. Да и она, Сибирь, ничем им не уступает. — Да, неприятно было… — Ничего себе неприятно! Да ты в таком бешенстве была, уж думали, все, совсем девка чокнулась, — ухмыльнулась Рената. — Ты же так хотела Орду заколоть, даже почти сделала это, а тут Крым нагрянул… Ой, не приведи Судьба тебя еще раз такой увидеть! Чую, не поздоровится тогда никому. Сибирь промямлила нечто невнятное и согласное и спрятала лицо в попытках отпить отвердевший чайный лед. Речи старшей сестры казались ей абсурдными и нелепыми. Ведь Орду убил Россия, это и так всем известно. Так почему же сейчас что-то нестерпимо жжет руки и голову? Почему именно сейчас, когда она безоружна, Казань решила переиграть это снова? «Не иначе, задумала что…» — решила Саша, исподлобья наблюдая за золотыми искрами в прикрытых ресницами черных, как ночь, глазах. — Уж кто во что горазд, сестренка, а ты у нас — пушистый комок опасности, — Казань хихикнула над придуманным ею же сравнением и отпила глоток чая, улыбаясь. — Снегу-то намело, уу… Она посмотрела в окно, где за белое и кружевной шторой пряталась улица, такая же белая и кружевная от метели. Деревья покачивались, шевеля ветвями, а в кладку дома залетал озорной ветер, свистя, как разбойник лихих годов. — Да-да, а то не зима у вас, а незнамо что, — ухватилась Сибирь за тему, не вызывающую в голове неприятной пустоты. Будто в былые годы, в институте, когда точно помнишь, что что-то такое читала, но внутри все бело, как чистый лист. — Подсобила, ничего не скажешь, — Казань отпила еще глоток, щуря по-своему раскосые глаза. — А маленькие твои как? Ой, помню, Тюмень кажется, да? Забавный был, не могу! Так верещал, пока не пнешь. А когда пнешь — еще сильнее верещит, ну точно собачонка! Так и верещит до сих пор, не набрался ума? — с добрым подтруниванием спросила она, считая всех младших заочно забавными зверушками. Да и некоторых старше тоже. Уж уважения к России в ней явно не прибавилось с тех пор, как она на парадах вслед ему язык показывала и камни в ноги кидала. — Смотри, как бы «собачонка» тебя не цапнула, — мягкие губы расплылись в мерзкой ухмылке. По стене рядом с Сибирью побежали морозные перья, грозясь перекинуться на стол, пол и потолок. — Уж кто тогда и заверещит. Рената чуть приподняла уголки губ, показывая, что намёк понятен. — Обязательно приеду и посмотрю, — пообещала она, отпивая резко остывший чай и очень вежливо не замечая этого. Разве что зубы свело, но это и потерпеть можно. — Зараза ты, — вздохнула Брагинская, поймав удивленный взгляд Казани. — Знаешь, сколько раз ты мне это говорила? Сестра укоризненно глянула на нее, перебросив косу на другое плечо. — Дела никто не отменял. — Родных тоже, — мгновенно парировала Саша, которая уже сотни раз слышала эти отговорки, и столько же раз отвечала одним и тем же. — Да уж, родные… — в грустной задумчивости вздохнула хозяйка, дотягиваясь до чая и подливая кипятка в остывший чай. Сибири она не предлагала — промерзший до дна кусок льда растапливать уже бесполезно. Выковыривать, скорее всего, тоже. — Много вас, а я одна… Эх… Казань замолчала, отгрызая кусок баранки и глядя на метель за окном. Та взметнулась белым волком, ударяя в стекло и разбиваясь, словно пена волны. Хоть вечность смотри, а все равно каждый раз красиво. — Родные, родные, много их. У нас же как теперь… Дела, дела. Там подпиши, тут на митинг сходи, там закрой, тут открой. Тому в долг, этой под расписку… — Казань вздохнула и провела рукой по лбу, будто стирая испарину. — Отдыхать-то некогда, а ты говоришь — в поездку… — Сейчас-то отдыхаешь, — съязвила Сибирь, впервые замечая в портрете сестры такие детали как мешки под глазами, перепачканные чернилами пальцы и грубые мозоли. — Сбежала от дел, как невеста из-под венца, — хихикнула татарка. — Ну да ничего, девочки прикроют. Так что весь день я в твоем распоряжении, сестренка! — она улыбнулась, кладя по-южному теплую ладонь на холодные пальцы Саши. И будто пахнуло прошлым — горячей степной травой, пылью, конским потом и кровью на саблях, пеплом деревень и раскаленным солнцем. Ох, давно это было, но не забылось. Почти все, по крайней мере. — Тогда идем в библиотеку! — тут же решила Брагинская, несколько нервно выдергивая руку. Ладонь нестерпимо жгло, будто старая рана загноилась и пыталась напомнить о себе. Ощущение резкого, неприятного тепла было так знакомо, но когда же такое было, когда?! — Хах, ну пойдем, — губы старшей сестры изогнулись в ухмылке. — Потянуло к знаниям? Это хорошо, это полезно… — она допила чай и встала, поставив кружку на стол с легким стуком. Черная коса встрепенулась, ударив по спине. Собирались они недолго. Распихав чемоданы по комнатам, заваленным вещами, книгами, какими-то железными деталями и почему-то холщовыми мешками, Казань мастерски закутала сестру в ее шубку, затянув шарф до состояния петли на шее вора, быстро оделась сама и выскочила из квартиры, будто живой ураганчик. Вьюга все еще кружила, постепенно то затихая, то снова разгоняясь. Снежинки вскружились, оседая на черных волосах капельками воды и талыми кристаллами. — У-уф-ф, стареешь, сестра, — улыбнулась татарка вдруг. — Библиотека… Я уж думала, взыграет молодая кровь, найдет приключения! Вон, как раньше! Жгли да убивали, помнишь? — она толкнула Сибирь локтем, улыбаясь во весь рот. — Набежишь, бывало, днем — мужики то в полях, а в домах бабы одни да дети. Так и ограбишь, а они знай орут, кричат… Ух, весело было! — Да, весело… — абсолютно противоположным тоном ответила Брагинская, тщетно пытаясь вспомнить хоть что-то из сказанного сестрой. Да, было дело, и жгла, и убивала, и по трупам ходила. Но почему все это словно в тумане? Как будто кто-то повесил толстую пелену, сквозь которую с трудом можно было увидеть далекие воспоминания. — Эй, что-то случилось? — Казань участливо дотронулась до руки сестры, заглядывая в опущенные глаза. — Поникшая вся ходишь… Сказала я чего не то? — Нет, ты тут не при чем, — оборвала ее Сибирь, тряхнув головой. Что же это она? Так и с ума сойти недолго. Однако ж разобраться надо. — Может, и правда старею… Ускорив шаг, девушка зашагала вперед, стараясь не замечать перемену в лице старшей сестры. Совсем себя запустила, недолго до срыва, а уж если она все Казани расскажет… Беда на ее буйную головушку. Сестра же не может просто выслушать, о нет, это не в ее правилах. Она обязательно докопается, разрешит все проблемы и, попутно нагородив новых, обережет от страданий. Заботливая, ничего не скажешь. Стараясь не думать о возможных последствиях, Сибирь дрожащей рукой потянула ручку массивной двери и, едва шагнув за порог, окунулась в спасительную тишину…***
В библиотеке всегда было уютно. Тихо. Будто ты ушел в другой мир, отгородился от будничной суеты и погрузился в прошлое. Огромные стеллажи с толстыми томами величественно глядели сверху вниз приходивших сюда людей, стремившихся постичь то, что хотели донести авторы прошедшего времени. Где-то полки и корешки книг запылились — давно их не брали и явно не уделяли много внимания. Тусклые лампы плохо освещали полустертые названия, тяжелые, едва раздвинутые шторы и метель за окном придавали мрачности. Зловещая, скорбная тишина была повсюду. Найдут ли люди истину? Постигнут древние предсказания? Сумеют ли разглядеть сквозь строчки?.. Фиалковые глаза завороженно глядели на раскинувшееся обилие знаний и мудрости, пытливо наблюдали за тихими читателями. В библиотеке было интереснее всего — именно здесь люди почему-то становились собой. В тишине, никем не потревоженные они буквально зачитывались, кто чем. И в их чертах неуловимо проскальзывал тот истинный, нежный облик, который они страшатся показать миру. — Ты чего застыла? — громкий шепот сестры вывел из оцепенения. Казань неодобрительно покачала головой. — Негоже пялиться на всяких проходимцев. — Много ты знаешь, — фыркнула Сибирь, отворачиваясь. — Ты только посмотри, как они прекрасны, когда читают. — Да, вид сгорбленного человека усиливает желание привязать его к спинке стула, — проворчала Казань, на что Брагинская лишь усмехнулась. — Ты мне меня чем-то напоминаешь. Да, проблем со спинкой не избежать, но с каким рвением он постигает азы… — девушка наклонила голову и прищурилась. — Азы физики. Возможно, он будет известным инженером. Или ученым. И его открытия перевернут нашу жизнь! — Или он не сдавший экзамен двоечник, — поддакнула Казань, беря с полки первую попавшуюся книгу и крутя ее в руках со скучающим лицом. — Тут таких большинство… — Где твоя вера в человечество? — хмыкнула Сибирь. — Иди тогда найди место, а я книги присмотрю. Казань закатила глаза, но спорить не стала. Среди пыльных стеллажей ей не было места, как и среди царства книг. Душа по старой памяти рвалась к степям, полям и диким лошадям. Но пора было остепенятся, взрослеть и работать, чтобы не жить впроголодь. В конце концов, надо соответствовать статусу, если ты автономная республика. Свободное место было за столом, укромно приютившемся в углу двух книжных стеллажей. На нем стояла лампа, лежали неубранные книги. Плюхнувшись на стул, девушка из любопытства взяла одну. «Народности Среднерусской возвышенности». Очень занятное чтиво, особенно при бессоннице. Отложив кладезь демографически-географических знаний, татарка стала просто смотреть по сторонам. Благо, с их места было видно того самого возможного будущего гения, который так увлеченно читал курс физики. «Хм, ничего не обычного», — парень выглядел, как и многие сейчас. Зализанные волосы, худощавое телосложение, круглые очки на переносице. Рубашка, твидовый пиджак на спинке стула, отглаженные брюки и замаранные грязью улицы ботинки. Ничего особенного, таких много ходит в большом городе. Может, и было в нем что-то такое, что бросалось бы в глаза и не давало забыть. Но для этого надо был быть очень наблюдательным и тонко чувствующим человеком. Кстати, о них. — А ведь я говорила, что он необычный, — раздался довольный скрипучий голос. Рената подпрыгнула от неожиданности и обернулась. Сибирь стояла рядом, донельзя удовлетворенная картиной и стопкой увесистых томов. — Гляди, чего нашла! Тут столько всего!.. — Целая стопка скуки… — пробурчала татарка, отодвигая стул немного в сторону и включая настольную лампу. — Тоже погрузишься в дебри физики? Сибирь не ответила, раскладывая книги на столе, чтобы строго упорядочить их по своему внутреннему порядку. Литература, философия, социология, история… Заставляющее задуматься чтиво все как одно было собрано в толстых томах, украшенных красной жесткой обложкой с изящно вычеканенными буквами. Сибирь провела подушечками пальцев по шершавому переплету и с наслаждением вдохнула запах бумаги и пыли. Вот, как пахнет знание.