Освоение Сибири

      Россия шел, скорее, просто для того, чтобы идти. Спустить пар, дать эмоциям выйти с помощью физического напряжения, усталости, дрожи в мышцах и беспорядочных сокращений. Все лучше, чем если та буря, что кружит и кружить внутри вырвется наружу криком или чем-то похуже. Не за чем травмировать обычных людей.       Телефон в руке то и дело гас, но Иван каждый раз нажимал на кнопку, заставляя его продолжать гореть и показывать открытый список контактов. Можно было позвонить. Но кому? Кто поверит, а не просто посоветует успокоится и не бередить прошлое. Сибири не было уже давно, прошло около шестидесяти лет, как они похоронили ее своими руками. Молодое тело сейчас покоилось в земле, становясь частью природы, и многие похоронили свои чувства и воспоминания вместе с тем гробом. Когда ты бессмертен, печаль может одолеть тебя на многие сотни лет, лишая аппетита к жизни. И все эгоистично не хотели этого.       «Но они не понимают. Она умерла… Из-за меня. Я так никому и не сказал…» — мысли добавляли ветра во внутреннюю бурю, заставляя вспоминать то, что было так давно. То, что он сам себе обещал никогда больше не воскресать в памяти, убрать так далеко, как только возможно.       А сейчас она стоит перед ним, живая и настоящая, пусть немного не похожая, но все же совершенно точно именно та. Те же волосы, тот же голос, те же привычки. В сути своей обычный ребенок, но с виду — та, что давно умерла. За что судьба так жестока?       Он дошел до тихой улочки, садясь на первую попавшуюся лавочку. Сколько прошел? Наверное много. Дыхание немного сбилось, ноги гудели, но усталость словно растворялась, забирая с собой часть внутренних переживаний. Иван поднял глаза. Взгляд зацепился за бетонную тумбу, украшенную статуей кошки, покрашенной в золотой цвет.       — Сквер сибирских кошек… Хах… — горько усмехнулся он, опуская голову и снова нажимая кнопку на телефоне. На экране было много имен, но он буквально знал, что скажет каждый из их обладателей. Никто не поверит. Да он бы и сам не поверил, если бы не увидел и не услышал. А может…       Палец уткнулся в давно забытый контакт. Мерные гудки вскоре прервались тихим ворчанием.       — Россия, ты очень вовремя! — зашипел Тобольск. — У меня всё и так на ушах стоит! Что случилось?       — Да я… я… — голос предательски дрогнул. По щеке скатилась горячая слеза. Другая.       Пожалуй, именно эту черту Тобольск унаследовал от Сибири. Такое родное деловое ворчание, которого так не хватает и которое так больно слышать!       — Вань, ты чего? — уже по-другому спросил город. — Да что же это…       — Всё в порядке, правда, — поспешил заверить его Брагинский, вытирая щёки. В груди тяжко ныло, камнем утягивая куда-то в глубину. — Просто… Просто вспомнилось тут… Тоска взяла, короче, — грустно улыбнулся Россия.       — Ну что ты так… — протянул Тобольск. На фоне зашуршала бумага, перекладываемая с места на место. — Хочешь, приеду вечером? Давай? Чаю посидим попьём где-нибудь…       — А может, вместе? Все. Как раньше… — вдруг воодушевился Иван. Захотелось увидеть их. Всех. Разглядеть в каждом родную чёрточку, понять насколько они разные, ощутить, как сильно всех их любишь.       — Ну… — замялся город, — Ну я-то за, а вот остальные могут быть заняты.       — Разве дела так уж неотложны? Разве они важнее семьи? — тихо спросил Россия. На другом конце провода вздохнули. — Ясно… Ладно, прости за беспокойство. До встречи.       — До встречи, — прошептал в ответ Тобольск и положил трубку.       Разговор оставил нотки лёгкой грусти и тяжёлое чувство одиночества. Когда они успели так разбежаться? Глядишь, там и совсем… На похоронах думалось также. Почему что-то плохое должно быть поводом к тому, чтобы увидеть всех вместе?..       Россия вздрогнул от резкой трели звонка. Василий Иванович явно желал сообщить ему что-то важное.       — Да?..       — Мой дорогой друг, Александра Петровна согласная, — добродушно пропыхтели в трубку. — Хотелось бы узнать Вашу позицию.       — А? Я… согласен я, — бросил Ваня. Пошло оно всё к черту. Даже если он привяжется к этой человеке, пускай. Не в первый раз приходится родных терять.       — Вот и договорились, — явно улыбаясь, заключил Василий Иванович. — Приезжайте, обговорим детали, с бумажками, пропади они пропадом, разберёмся.       — Скоро буду.       Перспектива жить с малознакомым человеком, который явно себе на уме, Сашу не устраивала. Но против родительского слова тоже не попрёшь. Те, вдохновившиеся идеей о скором замужестве, скидках на проживание и наличие пригляда за недостаточно взрослой дочерью от достаточно взрослого человека, все руками и ногами были за такой расклад. Только дочь их настроения явно не разделяла. Замуж она в ближайшие лет десять точно не собиралась. За неизвестно кого — тем более. Но, списав всё на разразившиеся родительские чувства, девушка махнула рукой. Пускай говорят, что хотят. Прежде подумать надо о проблемах насущных. Где-то следовало взять деньги на жизнь и квартплату, обжить комнату, сделать её своей крепостью, чтобы всякие проходимцы со странностями её взять не смогли… Хотя если работы у неё не будет, о комнате вообще можно будет не беспокоиться. Равно как и об этой квартире, откуда её могут попереть за неуплату. Посему, уладив дела с Василием Ивановичем и благополучно проводив того, Иванова села у себя в комнате и стала листать в телефоне объявления о работе. Хотя бы возможные следовало выписать, а, после установки расписания в институте, позвонить. Да, дел было много.       Заявки пролистывались без интереса. Там полная занятость, тут условия работы будто бы и не людские, а в третьем вариант чуть ли не в минус работаешь. Да и далеко все как-то, словно назло, а в чужом городе не хватало только заблудиться, для полнейшего счастья. Поэтому все проходило мимо, и лишь изредка щелкал затвор фотографирования экрана — над парой вариантов все же стоило подумать глубже.       Спустя пару часов тихо щёлкнул замок где-то в коридоре, раздались гулкие шаги, скрипнула старенькая, но прочная дверь. На пороге показался Иван, нагруженный сумками, добрую половину содержимого которых занимали бумаги. Ухнув всё это на пол, Россия перевёл дух. Тяжёлая нынче работа — в бюрократическое болото тащить все заботы… А заботы не дремали. Следовало переговорить с соседкой и, если подружиться не получится, то хотя бы условиться о выплате, дежурствах по дому да и вообще хозяйские вопросы обсудить.       — Саша, — постучал Брагинский в закрытую дверь.       — Да? — послышалось из глубины комнаты. Россия вздохнул.       — Поговорить с тобой надо. Открой, пожалуйста.       Дверь немного приоткрылась и в узкую щель между косяком и, собственно, дверью показали кукиш.       — Послушай, я понимаю, тебе страшно, — сдерживаясь, начал Иван, — но нам надо как-то урегулировать вопросы сосуществования. Ты так не считаешь?       За дверью издали полу-вздох полу-стон, но открыли полностью. В образовавшейся щели показалось хмурое бледное лицо.       — Пойдём на кухне посидим, там светло, тепло, — ласково улыбнулся Россия. Всё же не каждый день живёшь с посторонними. Ну из тех, кто не является частью семьи и не имеет эксклюзивное право кинуть каким-нибудь предметом для выражения собственного несогласия.       — Здесь бы убраться не мешало, — тихо заметила Саша, выходя из комнаты и продолжая сжимать телефон в руках.       — Вот мы и поговорим, распределим обязанности. Пойдём, я пирожки купил. С яблоками, — совсем обезоруживающе улыбнулся Россия.       «Главное, есть только после него!» — завертелось было в мозгу, но желудок с боем доказал необходимость пирожков здесь и сейчас и понёс хозяйку на кухню, где её уже ждали в аккуратном пакетике аппетитно пахнущие пирожки.       В ходе собеседования, сопровождаемого горячим чаем из местного, рыцарски включенного Ваней электрического чайника и чайных Сашиных пакетиков, было решено, что мужчина по причине частого нахождения дома с гордостью примет звание домохозяина, в обязанности которого входит: мытьё посуды, полов по необходимости, а также приготовление еды со стиркой и глажкой. Допускались экстренные случаи замены, а также помощь. Поход по магазинам должен был быть тщательно спланирован: что, где и в какую лучше цену взять. Но без фанатизма и путешествий в Тобольск за гречкой. С работой и расписанием Саша пообещала разобраться через день-два, ибо первое сентября и иже с ним не за горами.       — Ну что, за уборку? — спросил Ваня, ополаскивая чашки под краном.       — Думаю, мы найдем тут пару тряпок, — задумчиво провела пальцем по полке Саша и стряхнула пыль. — Протрём здесь всё, подметём и вымоем.       — Как раз до темноты управимся! — оптимистично решил Иван, показывая большой палец. Но его жест никто не оценил и, кажется, даже не заметил. Только тень улыбки легла на девичьи губы, тут же растворяясь.       Швабра была найдена в ванной, одна, но зато красивая, пластиковая и синенькая. По этим причинам Россия забрал ее себе, смачивая губку в воде и щедро плюхая на пол. Длинный след, словно от упавшего слизняка, как бы ознаменовал начало уборки. Саша фыркнула, и намочив пару приличных тряпок, что валялись у раковины, пошла протирать пыль в своей комнате. Звуки энтузиаста, бегающего туда-сюда со шваброй как-то успокаивали. Все-таки вдвоем немного веселее, чем совсем одной. Да и легче в хозяйстве. Вот так приходишь с учебы, а тебя дома борщ ждет, с пампушками, картошечка да котлетка. Все лучше двухчасовой готовки и так усталых рук. Так что с этой стороны да, хорошо. А с другой…       «С девчонкой всяко легче было бы, эх…» — про себя вздохнула Саша, методично протирая стол и наблюдая за тем, как за окном разворачивалась баталия ворон против голубей в условиях тюменского двора. Лето доцветало свои последние деньки, готовясь уступить место золотой осени. Вместе с новым сезоном начинался и новый этап в жизни Саши. Неизвестно, что сулила ей жизнь институтская, какими будут однокласс… нет, теперь уже одногруппники. Впереди было столько неясного, а неизвестность, как обычно, пугала, заставляла волноваться. Под напором эмоций разум отказывался давать советы и тактично уходил в сторонку, оставляя напуганную душу на произвол судьбы.       Пугало и то, что теперь вся жизнь была только в собственных руках. Больше не примчатся родители, не решат твои проблемы, не защитят от жестокого мира, приняв удары на себя. Теперь один в поле воин. «А смогу ли я?..» — внутренне сжимаясь, подумала Саша и машинально провела по уже чистой поверхности. Всю жизнь она считала, что достаточно уверенна в себе, чтобы стойко выдержать все подводные камни взрослой жизни. А сейчас, когда она стоит лицом к лицу со своим долгожданным будущим, почему же так трясутся колени?       — Я тут коридор помыл, — тихой улыбкой ворвался в сострясённый страхом внутренний мир Иван.       — Молодец, — пробормотала Саша сквозь зубы и получила лёгкий укол в висок.       — Эй, всё в порядке? — Ваня отставил швабру и шагнул к девушке.       — Да… да, просто волнуюсь немного, — нехотя протянула девушка. Не очень она горела желанием делиться переживаниями с не до конца знакомым человеком. — Не каждый день в институт поступаешь…       — А, понимаю, — усмехнулся Брагинский. Для него периодическое поступление было уже своеобразной традицией, которая спокойно им воспринималась. Но страх и волнение перед началом новой, неизвестной жизни ему были хорошо знакомы. — Ты скоро привыкнешь, правда. Уже через пару недель будешь вовсю бегать по институту и знать одногруппников в лицо.       — Вы меня так хорошо знаете, чтобы делать такие выводы? — сощурила глаза Саша. Нашёлся взрослый. Всё знает, за плечами опыт. Аж тошно становится.       — Нет, — спокойно улыбнулся Россия. — Но я знаю тех, кто также, как и ты, начинал свою жизнь с института и также волновался. Поэтому не злись, ладно? — он взял швабру и отправился в ванную. — И давай на ты. Договорились? — прокричал оттуда Брагинский.       — Договорились… — еле слышно прошептала Саша, проводя рукой по уже чистой поверхности.