***
- Сомин, поешь кимчи! Твой брат очень хорошо отзывался о них! Сомин, сидя за кухонным столом и чувствуя прожигающий взгляд родного брата на себе, по-глупому пялилась на тарелку, что стояла перед ней. Чонгук, как только бедняжка Чон зашла в кухню, не переставал смотреть на неё, этим самым пугая сестру, что желала поскорее закрыться в комнате. - Сомин, вернись на Землю! - девушка, вздрогнув, растерянно взглянула на неугомонную женщину, что недовольно смотрела на неё. - Чего ты так на меня смотришь? Кимчи будешь? - Сомин быстро кивнула ей, а затем снова устремила свой взор на тарелку. Уж куда угодно смотреть, но не на родного брата, что сидит напротив неё. - Вот, ешь, - сказала Лиён, положив на тарелку Сомин кимчи. - Твоя мама просто обязана получить награду за самую вкусную еду в мире! - Мам, я в спальню пойду, вещи распакую, - внезапно заговорил Чонгук. Сомин медленно, боясь оказаться пойманной, подняла глаза на брата, что что-то читал в телефоне, нахмурившись, и вышел из-за стола. Лиён же сердито взглянула на сына, так и приказывая остановиться. - Ты поел? - Да. - Точно? - Да, мам, точно. - Раз так, то ступай. Если вдруг проголодаешься, не смей возвращаться. - Мам, почему ты такая жестокая? - услышав это, Чонгук оторвался от телефона и с возмущением посмотрел на Лиён, что проигнорировала его вопрос и отвернулась к окну. Поэтому он тихо вышел из кухни, а Сомин облегчённо вздохнула, принимаясь кушать кимчи. Однако Лиён на этот раз решила докопаться до своей дочери. - Сомин, что-то случилось? - обеспокоенно спросила она. - Почему ты такая поникшая? Тебя же не обижают в школе? - Сомин же в ответ лишь покачала головой, положив палочки на тарелку и взглянув на мать. - Что бы ни случилось, не забывай о том, что мы всегда рядом и всегда спасём тебя от неприятностей. Поэтому улыбнись, - она протянула руки к лицу Сомин и потянула уголки губ наверх. Отец же с трепетом смотрел на любимую дочь. - Ладно, кушай и иди в комнату. Сомин с трудом держала улыбку, которую хотелось стереть с лица, но она не желала расстраивать самого близкого ей человека, поэтому продолжала неискреннее улыбаться, кушая свой кимчи. Когда же она закончила, то вышла из кухни, и тут же её лицо помрачнело. Улыбки больше не было. Она медленно направилась к лестнице, слыша радостные голоса из кухни. Лениво поднималась к своей комнате, желая опуститься на ступеньку и расплакаться, однако она подавляла это желание всякий раз, чтобы не беспокоить родителей. И вот она уже напротив своей комнаты. Заходить туда страшно. Снова холод встретит её, однако в своём мрачном мире она чувствует себя спасённой и защищённой, несмотря на страх, который окутывал её, как только её нога вступала туда. И сейчас она хватается за ручку, опускает её, и дверь открывается. А сердце пропускает удар. Он стоял у её компьютерного стола, держа в руках тетрадь с нотами, которыми она исписала все странички. Внимательно смотрел на каждую строчку, удивлённо поднимая брови. Однако, повернув голову к Сомин, что замерла на пороге, коротко улыбнулся, закрыл тетрадку и аккуратно положил её на стол. Он присел на стул, пододвинув его к себе, сложил руки в замок и посмотрел на неё выжидающим взглядом. А она молчала. Желала сбежать и больше не возвращаться. - Чего ты как неродная? - первым заговорил он. - Проходи. Кажется, комната твоя, а не наоборот. Сомин не решалась зайти в комнату. Ей казалось, что, когда она сделает один шаг, брат тут же пустит громкий смешок и снова жестоко прошепчет ей: "Ничтожество". И она поверит его словам, поверит в отвращение, которое выплеснет ей прямо в лицо. Но Сомин всё же исполнила его слова, пройдя вперёд. Она не осмеливалась взглянуть на него, поэтому глаза были опущены, и губы поджаты. Но вместо смешка услышала искреннее признание. - Я скучал, - прошептал тихо Чонгук. - Я знаю, мои поступки простить невозможно. Всё это время мне хотелось встретить тебя и извиниться перед тобой, понимая, что своими извинениями я ничего не исправлю. И мне жаль, что тебе пришлось терпеть мои издевки и унижения, - Чонгук поднялся и подошёл к сестре, что молча и внимательно слушала его, боялась пошевелиться. - Ты имеешь право меня ненавидеть. Я не буду умолять прощения, я это не заслужил, но... - он взял её за ладонь и с сожалением улыбнулся, - пожалуйста, не плачь из-за меня. Я этого не заслуживаю. Прости меня. Чонгук покинул комнату. Снова жестокий холод пронесся по всему телу, и Сомин оставалось лишь терпеть это. И нежеланная, непрошенная слеза покатилась по её щеке. Ему жаль. Но Сомин от этого не легче. И Сомин хочется побежать к нему и сказать, что не ненавидит его, но простить не может. Однако эти слова так и останутся неозвученными.***
Утро. Будильник, как назло, прозвенел, этим самым вызывая у Юнги море недовольства. Сонный ворчал и, не сдержавшись, отомстил будильнику: он кинул его на другой конец комнаты. Почистив зубы, лениво собрав нужные учебники и тетрадки в обычный коричневый рюкзак и переодевшись в школьную форму, он вышел из своего убежища с плохим настроением и спустился вниз. Бонхва сидел за журнальным столом на диване, внимательно читая какой-то документ и попивая крепкий кофе. А старший Мин, как только услышал шаги и увидел своего сына, что спешно направлялся к выходу, сразу же окликнул его: - Юнги! - тот нехотя остановился, закатил глаза и обернулся к отцу. - Что? - Мы должны поговорить. - И о чём? Бонхва аккуратно положил на стол документ, поправил свои очки и, наконец, взглянул на Юнги, отвечая: - Сегодня я еду в командировку на месяц. Мне очень хотелось бы, чтобы ты вёл себя подобающе и не влезал во всякие драки, позоря нашу семью, - услышав последнее слово, Юнги горько усмехнулся. - Какая семья? Мы давно перестали ею считаться, - Юнги, смотря отцу в глаза, сказал жестокую правду, отчего Бонхва тяжело вздохнул и, не выдержав хмурого взгляда сына, опустил глаза на документ и взял его в руки, поправляя очки. - Я всё сказал. Можешь идти. Когда ты вернёшься, меня уже не будет дома, имей в виду. Юнги лишь фыркнул, ненавистно смотря на отца, что снова читал свой неинтересный документ. Он обернулся и поторопился сбежать отсюда. Этот дом давно стал для него чужим.